Осеева Валентина 30 страница

- Да, это надо пока скрыть от нее, да и от других девочек тоже... Тут нужна Маринина подготовка, - улыбнулся Олег.

Разговор снова вернулся к Косте.

- Конечно, он знает, что товарищи думают о нем, заботятся, хлопочут. Но каково ему в одиночной камере! - покачала головой Марина.

- Его посадили в одиночную? - страдальчески морща брови, спросила Катя.

Марина с огорчением посмотрела на нее:

- Катя, нам нужно еще много сил! А тебе особенно... Скрепи свое сердце, нельзя так поддаваться горю... Ты всегда была такая стойкая!

- Все разбилось, Марина... Впереди неизвестность... Если Костю сошлют... Ехать за ним? Оставить тебя, детей? - тихо сказала Катя.

- Да, оставить нас и ехать! Поскучаем, поплачем, будем писать друг другу... Но что же делать? Надо быть решительной, Катя! И главное, нельзя опускать голову!

Катя беспомощно, по-детски прижалась к плечу брата и закрыла глаза.

- Не ругай ее, - сказал Олег. - Мы с тобой уже многое пережили, а у нашей Катюшки это первое большое горе. Справится и она с ним... Но не сразу, постепенно... Да, Катюшка?

Катя кивнула головой и еще крепче уткнулась лицом в плечо брата.

В комнате наступила тишина. Из детской было слышно сонное дыхание Мышки и Динки.

Глава семидесятая

ПЕРЕД ОТПЛЫТИЕМ...

В последний день перед отплытием Ленька снова сбегал на пароход. Капитан встретил его приветливо вызвал в каюту толстого пароходного кока и приказал временно взять мальчика к себе в помощники.

- Откорми его там хорошенько, Никифорович! Чтоб через две недели я не видел этих украшений! - сказал капитан, указывая на торчащие лопатки Леньки.

Круглолицый, румяный, как на картинке, кок подмигнул мальчику:

- Подправим! Это дело в наших руках!

Леньке показали койку, где он будет спать, выдали постельное белье, научили заправлять одеяло...

Обо всем этом, захлебываясь от восторга, мальчик рассказал Динке.

- И про тебя капитан спрашивал: " Чего, говорит, не пришла? Славная, говорит, у тебя подружка! " - с гордостью добавил он.

Пароход " Надежда" уже принял груз и готовился к отплытию в шесть часов вечера.

- Еще не скоро... Все матросы на берегу... Я Васю видел, он с артелью в чайной обедал... " Садись, говорит, с нами! " Но я только воблу купил и ушел... Давай сходим еще на баштан, я ребятам напоследок арбузов натаскаю! - предложил Ленька.

Они пошли на баштан. День был солнечный, над головой кружились белые пушинки, желтые и красные листья делали вес вокруг нарядным, праздничным. В пожелтевшей траве доцветали поблекшие васильки и ромашки... Динка шла, крепко держась за руку своего товарища. Ленька был лихорадочно весел, все время вспоминал капитана, и оба они, не чувствуя приближающейся разлуки, болтали о пустяках...

- " Запад гаснет в дали бледно-розовой... " - бойко запевала Динка.

- " Небо звезды усеяли чистые... " - звонким мальчишеским голосом подтягивал Ленька и, прерывая себя, говорил: - Эх и сапожки привезу тебе! Красные, с серебряными подковками... Сафьяновые!.. Вот поставь ногу на мою ладонь - я длину смеряю!

Он опустился на корточки, положил на траву руку с растопыренными пальцами. Динка поставила на его ладонь свою пыльную босую ногу и весело наказала:

- Самые красненькие привези!

- Что ни на есть красные! - подтвердил Ленька.

- И с подковками... - сказала Динка.

- Это уж обязательно! - кивнул головой Ленька. На баштане мальчишки встретили их весело, угостили лучшим арбузом. Трошка и Минька были тут же. Ребята уже знали от них, что Ленька теперь станет матросом, и обращались с ним почтительно.

- В кругосветное не пойдешь? - спрашивал рыжий, веснушчатый Васька, подмигивая одним глазом.

- Может, и пойду... А сейчас в Казань плывем! - важно ответил Ленька, подтягивая свои залатанные штаны и подбрасывая вверх подаренный Динкой перламутровый ножичек.

- Это известно... Сначала в Казань, по Волге, а там, глядишь, и по океану, - соглашались ребята.

- А что, капитан твой по морде бьет аль нет? - спрашивал черненький мальчик, похожий на испуганную птицу.

- Ну да! Такого капитана по всей России поискать, так не сыщешь! Он своих матросов и пальцем не тронет! - хвастался Ленька.

- Ну, а как внутри парохода? Машины и прочее.. Глядел ты? - завистливо спрашивали мальчишки, которым никогда не удавалось пробраться внутрь парохода.

Ленька начал рассказывать; мальчишки слушали, раскрыв рты и вставляя свои замечания; а Динка, восседая среди них, молча, с уважением глядела на Леньку... Трошка и Минька, чувствуя себя более близкими приятелями будущего матроса, старались держаться поближе к нему и Динке.

- Он пошел тот раз к капитану, а мы с пристани глядели... - вставлял Минька.

А Трошка, улыбаясь во всю ширь своего круглого, румяного лица, указывал пальцем на Динку:

- Она тоже с им на пароход ходила...

Насладившись беседой о дальних и ближних плаваниях, припомнив вычитанные из книг и прослышанные где-то страшные истории про морских пиратов, мальчишки вспомнили про баштан.

- Хошь, чичас накрадем тебе арбузов на дорогу? - предложил Леньке веснушчатый паренек.

- Куда я на пароход с арбузами пойду! - усмехнулся Ленька

- В плавание - да с арбузами! Сообразил тоже! - смеясь, подхватили мальчишки.

- Там он и так сыт будет. Матросский харч завсегда хороший, - сказал Минька.

- Ну, это не скажи... Как где. Это от капитана зависимо Ежели он себе не скрадет, - задумчиво поковырял в носу рыжий Васька.

- Мой не скрадет! - строго сказал Ленька. - Харч у него знатный. Хлеба сколько хошь и шти с мясом! Мальчишки с завистью посмотрели на него. Увидев их голодные глаза, Ленька заторопился:

- Сейчас я вам натаскаю этих арбузов целую кучу! Может, продадите да хлеба купите! - сказал он, выдалбливая себе арбузный шлем.

Мальчишки оживились, подтянули штаны и живо распределили роли, кому где стоять... Динка с нетерпением ждала конца их приготовлений. Между тем Ленька уже надел на голову свой арбузный шлем и по-командирски распорядился рыть волчьи ямы

- Сейчас выкачу вам штук сорок, а то и поболе. А вы прячьте в ямы... А то скоро баштанщики все арбузы снимут, тогда и останетесь ни с чем! - предупредил он, отправляясь на " охоту".

Мальчишки во главе с Васькой, отыскав в овражке укромное местечко, принялись рыть яму... Кто-то сбегал за лопатой и топором... А с баштана Минька и Трошка уже скатывали в овраг добытые Ленькой арбузы.

Динка, не в силах долго сидеть в бездействии, начала собирать хворост, чтоб завалить им волчью яму... Время шло незаметно, Минька и Трошка уже натаскали целую гору арбузов, когда потный и усталый Ленька наконец вернулся.

Мальчишки бросились рассовывать " урожай" по кустам; часть прятали в неглубокую свежую яму и заваливали хворостом.

Прощался Ленька со всеми за руку и, кивнув на Динку, сказал:

- Вот ей без меня пару арбузов снесите! Трошка знает. где она живет.

- Я знаю, я найду... - заторопился Трошка, а все мальчишки дружно подтвердили, что самый что ни на есть лучший арбуз будет выделяться Динке.

С баштана пошли на утес.

На утесе пробыли долго, пили чай, говорили о последних событиях, вспоминали сыщика.

- А что, Лень, может, и он где-нибудь плывет до Казани? - испуганно спросила Динка.

- Ну, какая ему Казань... - хмуро сказал Ленька. - Он, скорей всего, тут где-нибудь, в камнях, застрял... Ведь не нашли тело-то...

- Фу!.. - брезгливо поежилась Динка. - Не стоит говорить о нем.

- Ну, а когда б был жив, то несдобровать бы Косте, - серьезно сказал Ленька и, придвигая к девочке разложенные на плоском камне кусочки сахара, переменил разговор: - На, доедай! Когда еще вместе чай пить будем! Может, я из Казани конфет привезу! - снова размечтался он.

Динка с удовольствием слушала его мечты. Они были все те же: красные сапожки с серебряными подковками. Теперь к ним прибавлялись конфеты и пряники, расписные казанские. С этими конфетами и пряниками они будут пить чай, когда Ленька вернется. А к тому времени, может, выпустят Костю и Степана... Тогда они пойдут ходить по гостям. Сначала к Динке домой, потом к Степану... На брюках чтоб ни пылинки... бескозырка на одном ухе... ленты на плече... Матрос - человек при своем деле...

Динка слушала, Ленька мечтал, а время шло.

Глава семьдесят первая

" ЗАПАД ГАСНЕТ В ДАЛИ БЛЕДНО-РОЗОВОЙ... "

Заходящее солнце освещает темные волны большой реки. Пароход " Надежда" готов к отплытию... Чуть-чуть поднимаются и опускаются около пристани его белоснежные борта, нетерпеливо роет воду серебряный нос. Редкие пассажиры, едущие в Казань, расположились на палубе; между ними мелькают веселые, загорелые лица матросов. Динка стоит на пристани, прижавшись головой к гладким деревянным перилам. Весь день отъезд Леньки казался ей еще далеким и ненастоящим, но сейчас, когда из" трубы парохода уже с пыхтением вырывается пар, сердце ее сжимается от горя. Испуганная и притихшая, она растерянно смотрит то на пробегающих мимо матросов, то на стоящего рядом Леньку.

- Макака... погляди! Вон где капитанский мостик-то... И труба тама... стараясь отвлечь ее от грустных мыслей, говорит мальчик. Но голос его постепенно затихает, и в глазах появляется тревога,

- Лень... ты сейчас уже... совсем уедешь? - беспомощно оглядываясь вокруг, спрашивает Динка.

- Я скоренько... Только туда и обратно, ты не бойся, - теряясь от ее вопроса, торопливо уверяет Ленька.

- А я... как же... пойду одна домой? - все так же растерянно спрашивает девочка.

- А ты бережком, бережком... по песочку - и домой... Ладно? А я тебе сапожки красные... с подковками, - наклоняясь к ней, расстроенно говорит Ленька.

Но Динка, не спуская с него испуганных глаз, медленно качает головой:

- Не надо... Мне ничего не надо. Лень... Капитан в белоснежном кителе быстро взбегает по сходням и, остановившись наверху, машет рукой грузчикам:

- До свиданья, ребята! Ждите через недельку-другую.

- Счастливо возвратиться! - дружно желают ему грузчики, толпясь около сходней.

Капитан бросает взгляд на стоящего у перил Леньку.

- Прощайся, прощайся! - кивает он ему головой. - Сейчас отправляемся!

- Макака... - взволнованно шепчет Ленька. - Я пойду... Я оттуда глядеть на тебя буду... Ладно?

И, не дожидаясь ответа, он бросается вслед за капитаном.

- Макака!.. Я вот где!.. - кричит он через секунду уже с палубы, налегая грудью на перила.

Динка поворачивает голову, ищет его взглядом. - Вот я! Вот я! - кричит Ленька. Матрос, проходя мимо, легонько толкает его в спину:

- Не ори... Это тебе не дома. Раньше прощаться надо... Из трубы парохода вдруг вырываются черные клубы дыма, резкий гудок оглушает пассажиров... Сходни поспешно убираются...

- Отдать концы! - командует с мостика капитан. Матросы втягивают тяжелые канаты, за кормой, вздымая пенистые брызги, бурлит винт, сбоку медленно поворачивается огромное колесо, и пароход отрывается от пристани. Динка громко всхлипывает и закрывает руками лицо.

- Макака... не плачь!.. - налегая на перила, кричит Ленька.

Но девочка горько плачет, и, по мере того как растет темная щель между пристанью и пароходом, плач ее становится все громче и жалобней...

- Макака!.. - в отчаянии мечется по палубе Ленька. - Макака! Не плачь! Слушай!

Запад гаснет в дали бледно-розовой,

Небо звезды усеяли чистые...

перегнувшись через перила, выкрикивает он высоким срывающимся голосом.

Девочка поднимает залитое слезами лицо и прислушивается. За спиной Леньки переглядываются пассажиры, добродушно посмеиваются матросы... Капитан поворачивает голову и смотрит на пристань. Горькая, залитая слезами улыбка бродит по лицу девочки.

- Полный вперед! - командует капитан.

Все быстрее и быстрее вертятся колеса, все дальше и дальше отступает пристань... Уже далеко над Волгой рвется с удаляющегося парохода звонкий мальчишеский голос... И плач на берегу затихает.

Глава семьдесят вторая

ДАЛЕКО ЛИ СИБИРЬ?

На другой день шел дождь. Он шел и шел вперемешку с Динкиными слезами, желтые листья прилипали к мокрой земле, сухими завитушками плавали в лужах; ветер гнул в саду деревья, и ветки их нещадно хлестали друг друга, царапая стекла окон и теряя последнюю осеннюю листву. Алина и Мышка прибегали из кухни с красными, посиневшими руками, кутались в старые платки. Никич, держась за поясницу, подкладывал в плиту дрова... Ни мамы, ни Кати не было... По хмурому виду Никича и по бледному встревоженному лицу Алины Динка чувствовала, что с Костей что-то случилось нехорошее, но спросить было некого. Мышка знала только, что мама и Катя повезли в город какие-то теплые вещи, папино пальто, меховую безрукавку и валенки... Все это они собирали спешно вчера вечером, рылись в папиных вещах, в старом, обитом жестью сундуке...

Динка пришла с пристани наплакавшаяся и усталая; еле волоча ноги, она добралась до своей постели и сразу уснула. Никто не обращал на нее внимания, одна Мышка, ложась спать, подошла к сестре и попробовала сунуть ей под мышку градусник; но Динка так брыкнула во сне ногами, что Мышка. отошла ни с чем... Подумав, она поставила градусник себе и, проспав с ним до утра, отнесла в мамину комнату. Бедной Мышке казалось, что все больны; она мало что знала о происходящих событиях, но видела вокруг себя бледные, осунувшиеся лица, слышала тревожные тихие голоса в комнате матери... Мышка знала, что все разговоры сейчас касаются Кости, который арестован и сидит в тюрьме... Страдая за всех и за каждого и отдельности, Мышка плохо спала, в тревожные ночи огромная жалость разрывала ее сердце, топила в слезах подушку. Увидев, как младшая сестра бессильно свалилась вечером на постель, Мышка решила, что она заболела. Но утром Динка встала, умылась, помыла в луже ноги и, захолодав на ветру, вернулась в комнату.

- Ты здорова? - с беспокойством спросила ее Мышка.

- Да, - коротко ответила Динка, глядя на нее безразличным, отсутствующим взглядом.

- У тебя какое-то длинное лицо... - испуганно сказала Мышка, вглядываясь в застывшие, словно замороженные, черты, втянутые щеки и посеревшие глаза сестры. - Улыбнись скорей, не смотри так! - взмолилась она, пораженная странной переменой, происшедшей в этом живом, смешливом лице, знакомом ей до последней черточки. Динка махнула рукой и ничего не ответила. Чай пили в комнате... На столе нарезанный большими кусками хлеб и чашки без блюдец выглядели скучно и неуютно. Масла не было.

- Посоли хлеб и ешь... Вот горбушечку бери, - сказал Динке Никич.

- Я посолю сахаром, - отодвигая соль, сказала Динка. Мышка и Алина отщипывали корочки хлеба и ели молча.

Каша Никича, сваренная на воде, пропахла дымом, и никто не стал ее есть.

- Проголодаетесь, так съедите, - спокойно сказал старик, унося продымленную кастрюлю в кухню.

" Мы, наверное, стали очень бедные", - равнодушно подумала Динка, вылезая из-за стола. И, вспомнив слова Леньки о том, что на пароходе " Надежда" знатный " харч", повеселела.

Дождь все еще шел, мелкий, тягучий, досадный, но Динка не могла усидеть дома... Ее тянуло к утесу... на обрыв. Казалось, где-то там еще ждет ее Ленька... Она прошла по скользкой тропинке; измокшее платье липло к ее коленям, с кустов и деревьев сыпались на голову крупные капли дождя, ветер холодил спину... На обрыве Динка остановилась... Внизу сердито шумела Волга... Динка несмело подошла к доске, которую Ленька второпях забыл убрать.

" Сяду в пещере, там сухо", - подумала Динка, но перед ней встало испуганное лицо Леньки... Она вспомнила данное ему обещание не переходить одной на утес и поспешно отступила. На обрыве в примятой пожелтевшей траве валялись обгрызенные половинки арбуза. В одной из них, как в розовой чашке, стояла вода... Динка села около этих двух половинок.

" Одна моя, одна Ленькина... " - подумала она и снова взглянула на утес.

Там еще лежали котелок и две миски, из которых они пили чай... Но доска была мокрая, скользкая, и откуда-то, словно издалека, Динке слышался предупреждающий голос Леньки;

" Не ходи!.. "

- Нет, Лень, нет! Я не пойду, не бойся! - громко ответила она и задумалась.

" Недельку-другую... " - сказал капитан. Динка насчитала четырнадцать дней и с упавшим сердцем пошла домой.

- Четырнадцать дней, четырнадцать дней, - повторяла она, растопыривая пальцы обеих рук. - Даже пальцев не хватает у меня...

Домой Динка пришла промокшая насквозь, с красными, окоченевшими руками, но ни от дождя, ни от ветра она не пряталась и от калитки шла не спеша, покусывая сорванную по пути травинку.

- Вот бесчувственная! Дождь идет, а ее вроде и не касается! - ворчал, стоя на террасе, Никич и, не выдержав, прикрикнул: - Чего разгуливаешь? И так вся мокрая как мышь! Схватишь насморк или кашель, тогда возись с тобой!

- Это у тебя все насморки да кашли... - буркнула Динка и, войдя на крыльцо, встряхнулась, обдавая Никича фонтаном брызг.

- Стой, стой! Чтоб тебя мухи съели! Чего встряхиваешься, как кудлатка... Снимай с себя все мокрое. Не ходи в комнату - наследишь везде! Несуразница ты эдакая! - замахал на нее руками старик.

Динка встряхнулась еще раз и громко засмеялась. Это был первый смех после отъезда Леньки.

Из комнаты вышла Алина и велела сестре немедленно раздеться. Мышка принесла сухое платье, чулки... Динка переоделась и хотела уже идти в комнату, как калитка стукнула и Алина громко ахнула:

- Катя!

Катя, согнувшись под тяжестью узла и надвинув на лоб мокрый шарфик, с трудом шла по дорожке. Никич бросился к ней навстречу, за ним поспешила Алина... Мышка, не смея высунуться под дождь, ждала на крыльце... Только что переодетая и высушенная Динка стояла у перил и смотрела на подходившую тетку... Лицо у Кати было усталое, измученное.

- Назад? - спросил Никич, указывая на узел и взваливая его себе на спину.

- Костю увезли... сегодня ночью... - чужим, упавшим голосом сказала Катя.

Алина испуганно метнула глазами на Никича и, опустив голову, пошла рядом с Катей.

- Марина знает? - спросил Никич, подходя к террасе.

- Знает... Мы были вместе.

Они вошли на крыльцо; Никич положил на стол узел-Мышка бросилась к Кате, обхватила обеими руками ее мокрый жакетик. Катя нагнулась, обняла девочку.

Наступило тягостное молчание...

Никич закашлялся.

- Д-да... вот так... значит... Без суда и следствия... - пробормотал он.

Катя выпрямилась, блеснула зелеными глазами.

- По высочайшему повелению... В тобольскую тюрьму... Как государственного преступника!.. - отрывисто, с ядовитой усмешкой и ненавистью сказала она.

Алина, прижав к груди руки, большими остановившимися глазами смотрела на тетку. Динка вспомнила, как ласково прощался с ней Костя... В горле у нее защекотало, она отвернулась... У Никича затряслась голова, и, пробежав мелкими, старческими шажками через террасу, он схватил со стола самовар и потащил его в кухню...

Холодный ветер вместе с дождем полоснул Динку по лицу, она отодвинулась от перил и тревожно спросила:

- А где это тобольская тюрьма? Это далеко? Там холодно?

Но ей никто не ответил. Катя молча обнимала старших девочек, и все трое молчали.

Динка потрогала Катин узел и тревожно заходила по террасе, припоминая вслух, в чем был одет Костя, когда его увела полиция.

- На нем была куртка... и летнее пальто... А шапку он не мог найти... его увели без шапки... - Она вдруг остановилась посреди террасы и тихо попросила: - Скажите же кто-нибудь, где тобольская тюрьма? Там холодно? Там Сибирь?

Но вопросы ее казались праздным и неуместным любопытством в этот тяжелый момент.

- Молчи! - отрываясь от плеча тетки, сказала Алина. - Стыдно тебе! У нас горе, а ты...

Динка широко раскрыла глаза, растерянно улыбнулась.

- У вас горе?.. - переспросила она и, почувствовав себя одинокой и лишней, поспешно вышла.

Глава семьдесят третья

ГДЕ ЛЕНЯ?

К вечеру приехала Марина. Как всегда, она внесла в поникшие сердца бодрость и надежду. Костя действительно был выслан, но никаких важных улик против него не было. Вызванная на очную ставку квартирная хозяйка показала, что жилец, по фамилии Мордуленко, был человек пожилой и ничего общего с Костей не имеет.

" Этого я и в глаза не видела... Напрасно вы меня и побеспокоили", обиженно говорила вдова, не глядя на Костю.

Улик не было; но среди рабочих, которые хорошо знали и любили Костю, начались волнения. Испуганное тюремное начальство доложило о беспорядках, и по " высочайшему повелению" Костя был срочно выслан в Тобольск.

Марина рассказывала все это громко, не скрывая от детей.

- Единственная улика - это карточка Кости, доставленная в свое время Меркурием. Но сыщик исчез, и доказательств нет... - взволнованно заключила Марина, глядя на сестру.

- Да, но полиция ведет розыски... И ей уже известно, что в день своего исчезновения этот Меркурий был здесь. Известно и про ночные выстрелы, и про то, что Костя в это время был на даче у Крачковских... - с опасением сказала Катя.

- Ну и что ж? - пожала плечами Марина. - Мало ли кто был на даче! Все это недоказуемо... А Меркурий уже не появится!

- Конечно, не появится! - вдруг весело сказала Динка. - Его давно съели раки.

Взрослые с удивлением переглянулись; на щеках Марины вспыхнул румянец.

- Не смей говорить о том, чего ты не знаешь! - потеряв на минуту самообладание, закричала она на девочку. - Не смей! Слышишь, не смей!

Динка испуганно попятилась, она никогда не видела мать такой сердитой.

- Я же молчу... я только вам сказала... Но Марина уже взяла себя в руки:

- Ты большая девочка, Дина, и если мы что-нибудь говорим при тебе, то это только потому, что мы знаем, что ты все понимаешь и будешь молчать. Всякая лишняя болтовня может очень повредить Косте...

Марина, чувствуя себя виноватой, не нашла больше слов и с досадой замолчала. Бледное лицо Кати выражало упрек и недовольство. Никич тоже хмурился. Алина обиженно дулась... И все молчали...

Динка не могла перенести этого молчания.

- Я знаю больше всех вас, но я никому не скажу, потому что это страшная тайна, а я не выдавальщица! - с обидой сказала она и, уткнувшись в плечо матери, заплакала.

- Ну, будет, будет! - нахмурилась Марина и быстро переменила разговор. Завтра воскресенье, я буду дома. Скажи своему Лене, чтобы он обязательно пришел. Мне надо очень серьезно поговорить с ним.

- Он придет, - всхлипывая, сказала Динка, - только не завтра... Он придет в новой одёже, у него уже есть ненадеванный матросский воротник... и бескозырка... Он придет...

- Какая бескозырка? Я ничего не понимаю! Скажи, чтоб обязательно пришел завтра, Дина... Я буду дома... - нетерпеливо перебила ее Марина.

Динка вытерла слезы и глубоко вздохнула:

- Он уехал, мама... На пароходе " Надежда". Его взял хороший капитан... Там будут давать знатный харч...

- Подожди! - взволнованно остановила ее Марина; Катя и Никич тоже вопросительно смотрели на девочку. - Говори правду! Где Леня? Послушай меня внимательно! Ты знаешь, кто такой дядя Коля? Ты слышала о нем когда-нибудь?

Динка снисходительно усмехнулась:

- Конечно, слышала.

- Тебе говорил Леня? Так вот, дядя Коля хочет, чтоб мальчик учился и стал настоящим человеком... Он просил всех своих товарищей устроить Леню в хорошую семью, чтобы он ни в чем не нуждался, - стараясь объяснить Динке, чтобы она не упорствовала и говорила правду, волновалась Марина. - И если ты не приведешь его завтра, когда я свободна...

- Но я же говорю тебе, мама, что он уехал! Он нанялся служить матросом! взволновалась, в свою очередь, Динка и, чувствуя на себе недоверчивые взгляды, сердито добавила: - И он ни в какую семью не пойдет! Он не нищий. У него есть новая одёжа и харч... И подвесная койка. Он поехал в Казань. Это такой город на Волге... Но он приедет. И привезет мне красные сапожки, вот! - с гордостью глядя на всех, закончила Динка.

Взрослые переглянулись.

- Это, очевидно, правда... - неуверенно сказала Марина. Катя чуть приметно улыбнулась:

- Фантазия... Какие-то красные сапожки... Неужели ты веришь?

Динка между тем быстро считала что-то по пальцам.

- Один день уже прошел. Осталось тринадцать, - задумчиво, словно про себя, сказала она.

- Мама, - раздраженно крикнула Алина, - она все врет!

- Нет, - выскальзывая из-под теплой руки Кати, вдруг откликнулась Мышка. Она не врет! Я знаю по ее лицу. Динка не врет!

- Хорошо. Мы поговорим с ней наедине, - глядя на девочку, сказала Марина.

Но Динка была занята своим трудным счетом; капитан сказал: недельку-другую... Другую это не наверное, это только в крайнем случае, если на Волге будет буря или еще что-нибудь. В общем, одна неделька... И уже прошла ночь...

Динка вдруг засмеялась и громко сказала;

- Теперь моих пальцев даже больше, чем нужно. Осталось шесть дней...

- Шесть дней до чего? - быстро спросила Марина.

- До приезда Леньки! - гордо пояснила Динка.

- Значит, все правда, - сказала Марина, бросив взгляд на Катю. - Но какая же досада, что я не поговорила с ним раньше...

- А может быть, это к лучшему. Сейчас столько всяких дел и волнений... поверив наконец, сказала Катя.

А Динка уже забыла о разговоре с матерью и, сбежав в сад, уселась на мокрый гамак.

- Ленька при... Ленька при... приедет! При-едет!.. - раскачиваясь изо всех сил, напевала она, забыв обо всем на свете.

Глава семьдесят четвертая

СВЕТЛОЕ ОТКРОВЕНИЕ

Под вечер дождик утих, но скамейки в саду были мокрые, с веток сыпались дождевые капли.

- Здесь негде сесть, - оглянувшись, сказала Марина.

Динка сбегала за одеялом, постелила его на гамак. Она была счастлива, что мама захотела побыть с ней наедине.

Марина накинула на девочку один конец своего теплого платка и, усевшись вместе с ней на гамак, сказала:

- Я хочу поговорить с тобой о Лёне... И если ты считаешь себя настоящим другом этого мальчика, то будешь говорить мне только правду.

Динка высунула из-под платка лохматую голову, лицо ее посветлело, и синие глаза засияли глубоким, проникновенным чувством:

- Я и так буду говорить правду!.. Я уже давно, очень давно ничего не врала, мама!

Губы Марины дрогнули, на щеке вспрыгнула ямочка.

- Ты как будто жалеешь об этом, Диночка?

- Он, нет, мама, нет! Я никогда не хотела врать тебе, но у меня была такая трудная жизнь... - порывисто прижимаясь к плечу матери, сказала Динка, и вдруг, словно желая оправдаться или покаяться во всех своих грехах, она сбивчиво и лихорадочно стала рассказывать о себе, о Леньке, о злом бородатом хозяине, о заработках, которые так плохо кормили Леньку, о своем хождении по дачам со стариком шарманщиком. - Я знаю, я плохая, - говорила она, заглядывая в лицо матери. - Но я сейчас все расскажу и тогда сразу исправлюсь... - И, стараясь ничего не забыть, Динка вспомнила даже сухие корки, которые не мог разжевать старик шарманщик. - Мама, он не дал мне мои денежки, и я очень плакала, но сейчас, мамочка, он, наверное, голодает, потому что все дачники уехали...

Динка рассказывала, часто перебивая себя... Дойдя до того места, как Ленька познакомился со Степаном, она вдруг припомнила базар:

- Я торговала там рыбой... Я кричала: " Сахарная, сахарная! " - и у меня покупали...

Мать слушала ее затаив дыхание и не прерывая ни единым вопросом, но, по мере того как раскрывалась перед ней глубоко скрытая от взрослых, трудная жизнь ее девочки, глаза ее широко раскрывались и по лицу медленно катились слезы.

- Не плачь, мамочка, не плачь, - припадая к ней, бормотала Динка. - Я исправлюсь, я сейчас исправлюсь...

Она рассказала про утес и про то, как они пили там чай с Ленькой и как Ленька разменял полтинник, чтоб купить бубликов... В эти бублики он прятал запрещенные бумажки, я она, Динка, макала в чай ниточки и перевязывала эти бублики...

Динка близко наклонилась к матери, понижая голос и тревожно оглядываясь.. Потом зашептала ей в самое ухо про спрятанный на утесе револьвер и, захлебнувшись от своих беспорядочных, взволнованных слов, вдруг примолкла.

Тогда, вспомнив непонятное замечание девочки, что сыщика, верно, уже " съели раки", Марина тихо спросила:

- А почему ты сказала, что сыщик уже не появится? Разве ты знаешь что-нибудь о нем?

Лицо Динки вдруг потемнело, и сияющее, светлое откровение ее души померкло.

- Нет, мама... я ничего не знаю... Я просто так сболтнула...

Перед ней снова встала тайна... Это была Ленькина страшная, вечная тайна, о которой никому и никогда нельзя сказать... Но мать ни о чем больше не допытывалась. Она крепко прижала к своей груди голову Динки и молча старалась побороть волнение, вызванное рассказом девочки.

- Диночка! - сказала она, помолчав. - Мы возьмем к себе Леню... Я всегда мечтала иметь сына... И мне будет очень жаль, если он не захочет...

- Он захочет, мама! Я скажу ему, чтоб он захотел! - радостно откликнулась Динка.

- Да... И ты скажешь ему, что это не чужой хлеб... Я буду ему только матерью, а деньги нам дадут наши товарищи, они дадут их Леньке-Бублику... О нем просил дядя Коля. Леня будет учиться, вы вместе пойдете учиться...

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒