Глава 13. Четырьмя месяцами ранее

Глава 13

Девятнадцать могил, обнесенных низкой стеной, позволявшей беспрепятственно любоваться зеленым ландшафтом вдали. На небольшом кальтехузеновском кладбище я чувствовала себя какой-то беспомощной, беззащитной. Как будто в далеком, размытом горизонте, в тишине и соленом ветре меня подстерегала опасность.

В последующие недели здесь добавятся еще пять могил, но я еще, конечно же, ничего об этом не знала. Однако на кладбище у меня возникло какое-то жуткое ощущение, будто где-то глубоко внутри у меня было зашифрованное подозрение, своего рода иероглиф интуиции, предупреждавший меня о грядущей катастрофе.

Но в тот день и час, который я провела на могиле Сабины, я списывала свое тревожное чувство на ближайшую причину. Несколько лет назад, Сабина с моего согласия ликвидировала могилу наших родителей, а теперь она сама лежала на их месте. Мне понадобилось много времени, чтобы понять и осознать эту трагическую символику.

Я посмотрела через плечо. Пьер терпеливо ждал у кладбищенских ворот на почтительном расстоянии, а когда заметил, что я покачнулась, хотел поспешить мне на помощь. Однако я дала ему знак, что хотела бы побыть одна.

Впервые в жизни я ощутила потребность поговорить с сестрой по душам, помириться. Наверняка неслучайно это чувство возникло именно сейчас, когда это желание уже невозможно было выполнить. Оно должно было возникнуть у меня намного раньше.

Дома мне всегда жилось легко. У меня была страсть к поэзии, что радовало мою маму,

и я любила Пёль, чем гордился мой отец. Сабина и я были настоящими дочерями рыбака, хорошо переносили ветер и любую погоду, моя сестра энергично и ожесточенно, а я всегда смеясь, что производило лучшее впечатление. Так как я одевалась женственнее, то считалась привлекательнее сестры и обладала более хорошим вкусом.

Это не было справедливым. Однако симпатия почти никогда не имеет ничего общего со справедливостью, люди не нравятся только потому, что так было бы честно. Разве это была моя вина, что наши родители исполняли почти все мои желания, а ее желания почти никогда? Разве она сама не способствовала тому, что ее желания оставались невыполненными? В двенадцать лет она стала единственной девочкой в футбольной команде Пёля, на что тренер в присутствии родителей покрутил пальцем у виска. В шестнадцать лет она вдруг спохватилась, что хотела купить мопед, и это при том, что такие вещи в те времена нужно было заказывать заранее, за четыре года. К своему четырнадцатому дню рождения она хотела получить в подарок билет на Олимпийские игры в Москве, вкупе с недельным пребыванием там, что было просто напросто слишком дорого. Но с другой стороны я часто относилась к ней с неприязнью и даже ненавистью, например, когда подарила ей на тот самый день рождения клипсы из пластика в форме олимпийских колец.

Не нужно было мне постоянно провоцировать ее, когда мы были детьми. Я должна была время от времени слушать и ставить себя на ее место. Позже, намного позже, я не должна была игнорировать ее протянутую руку. Лишь после смерти Сабина снова стала присутствовать в моей жизни.

Почему меня смягчила смерть человека, с которым я всегда, сколько себя помнила, имела плохие отношения? Была ли это просто сентиментальность? Потому что того требовали правила приличия? Может я хотела поговорить с ней начистоту только потому, что она уже ничего не могла мне возразить? Звучит жутко, но лучшие слушатели это собаки и покойники, они ничего не отрицают и всегда подчиняются. Если захотеть, у них можно выиграть любую словесную дуэль. Абсолютная беззащитность человека, которого я избегала или пыталась побороть при жизни, сделала меня благосклонной.

У ее могилы мне стало понятно кое-что, что я до сих пор отгоняла от себя. Я больше не была ребенком и сестрой, не была матерью и женой. Я была одна, без семьи. С Сабиной этот

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

мир покинула моя последняя родственница. В Аргентине меня никто не ждал. В этот момент это снова повторилось. Как несколько дней назад на кухне у Маргрете, я увидела вспышку, после чего перед моим мысленным взором появилось неподвижное, черно-белое изображение, исчезнувшее через несколько мгновений. Была ночь, Сабина сидела за рулем своей машины. Она бросила на меня взгляд. В ее лице читался ужас, и хотя я не могла видеть себя, но почувствовала тот же самый ужасный испуг. Мы обе чего-то боялись.

Было ли это за секунду до несчастного случая? Чего мы боялись? Или этой сцены на самом деле не было?

Но я чувствовала, что на самом деле пережила эту секунду, что картинка перед моим мысленным взором является отражением чего-то реального, посланием моего подсознания, также как эмоции и ощущение угрозы.

— Привет, Лея, — сказал кто-то позади меня.

Через секунду, которая понадобилась мне, чтобы сориентироваться, я узнала голос. Заметный, чистый, твердый, немного громкий — тембр человека, не знающего ненужной скромности и не заботящегося о том, попадает ли он в тон.

Я повернулась к нему.

— Привет, Майк.

Крепкий парень с крупным, угловатым лицом моряка и короткими волосами в

молодости и сейчас был плотным мужчиной с крупным, угловатым лицом моряка и короткими волосами. Не нужно было быть хорошим психологом, чтобы понять, что его дорогой костюм был всего лишь маскировкой. На самом деле, он так и остался сыном рыбака и не скрывал этого, стоя передо мной, широко расставив ноги.

Он обнял меня, долго и, учитывая его телосложение, на удивление нежно. Он был рад меня видеть и я, конечно же, обрадовалась такому сердечному приему. Удивительно, но прежде всего я чувствовала к нему огромное уважение. Даже больше того, в момент нашей встречи, во мне проснулась спящая десятилетиями готовность добровольно подчиниться.

Раньше Майк нравился мне в первую очередь за его решимость и только потом за физическую силу. Он всегда знал, чего хотел, и ему удавалось излучать эту волю всем своим видом, походкой, жестами, глазами. Он наслаждался ролью шефа, но при этом никогда не был " Bully" ¹¹, как говорили в Англии, школьным тираном или детским диктатором. В компании никогда не доходило до конфликтов, даже когда мальчики стали засматриваться на девочек, а

в школе Майк дрался не чаще других мальчишек. Я не помнила, чтобы он когда-либо угрожал слабым, мы также никогда не развлекались за счет других. А делали мы это тогда действительно много. Майк был не только главарем нашей банды, но еще и главным заводилой, настоящим шутником.

Все это было очень давно. Но так как человек до самой старости не забывает, кого он любил или ненавидел будучи ребенком, он также не забывает, к кому он добровольно примыкал и подчинялся.

— Спасибо, — сказала я.

— За что?

— За приветствие.

Он просто кивнул, словно хотел сказать, что не стоит об этом.

— Пьер рассказал мне, что ты ничего не помнишь о своем коротком визите в мае.

— У меня ощущение, будто передо мной натянут черный занавес, а моей вытянутой руки не хватает, чтобы сорвать его.

Он ухмыльнулся.

— Узнаю подругу Лею. Всегда какая-нибудь картинка наготове. Метафорами, которые ты использовала, когда была подростком, можно было заполнить целую книгу.

¹¹Драчун, забияка

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

— Энциклопедию, — поправила его я с самоиронией.

Он был права. Я всю жизнь думала картинками и, наверное, это тоже повлияло на мое решение стать фотографом.

Майк сделал однозначный кивок головой.

— Тринадцатилетний мальчик вон там, у ворот рядом с Пьером, это мой сын от первого брака. Его зовут Джереми.

— Я его уже встречала, — сказала я.

Так как Майк и Жаклин были женаты около десяти лет, значит Джереми было три года, когда Майк развелся с первой женой. Видимо, он сильно увлекся Жаклин, раз ради нее оставил молодую семью.

— Где Жаклин? — спросила я.

— Она опять лежит в постели с головной болью.

Судя по формулировке и ноткам в голосе, такое ее поведение нервировало его.

Когда два партнера были такими разными, особенно по характеру, как эти двое, то по общепринятому мнению было лишь три причины, почему они были вместе: большая любовь, очень большие деньги или самый лучший в мире секс. Две из трех этих причин я просто не могла себе представить.

— Джереми и я хотели потренироваться на лужайке ловить мяч, и случайно увидели вас здесь. Он играет в команде Ростока по американскому футболу и скоро пойдет на тренировку. Я специально для него взял выходной.

Свободная, позитивная манера, с которой Майк общался со мной, ни в чем не уступала манере общения Пьера и я была счастлива, что вновь обрела второго друга.

Мы гуляли, сначала по деревне, а затем узкими тропинками просто бродили по полям. Майк терпеливо разъяснял мне, что, когда и почему изменилось, что делали сегодня наши бывшие учителя, кто уехал из соседней деревни и кто умер. Перед моим мысленным взором всплывали расплывчатые лица, чтобы тут же снова исчезнуть. Пока мы разговаривали, Пьер играл с Джереми, с размаху бросая ему мяч. Мальчик почти всегда ловил кожаный мяч в форме огромного яйца, а если не удавалось поймать, то, по крайней мере, он показывал, что старается.

Дойдя до старой тропинки, ведущей во «дворец», мы некоторое время молчали, потому что, сделав первые шаги по этой дороге, в голове начали всплывать интимные воспоминания

о нас троих, а также о Маргрете, Харри, Жаклин и Юлиане. Детская болтовня, «чавканье» велосипедных колес по мягкой почве, поделенный на троих лимонад в жаркие дни, общая боязнь ос, короче говоря, воспоминания о вселенной нашей детской дружбы.

— Расскажи о себе, — в конце концов, попросил Майк.

Он зажег сигарету.

— Пьер наверняка уже тебе все рассказал обо мне.

Пьер, все еще отстающий на несколько метров и занимавшийся Джереми, услышал нас

и крикнул:

— Самое интересное, что можно о тебе рассказать, к сожалению, является врачебной тайной.

Мы засмеялись, а Майк бросил на Пьера взгляд, слегка мрачный, но в то же время не серьезный.

Я спонтанно спросила:

— Как ты стал фабрикантом?

— По молодости.

— И когда?

— За ночь.

— Ты не очень-то разговорчив.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

— Ну, хорошо, если тебя правда интересует. В девяносто втором году у меня были некоторые сбережения, кроме того я взял кредит и купил заброшенный спортзал в Кирхдорфе

и несколько старых машин. Я собирался скупать уловы мекленбургских рыбаков для дальнейшей их переработки. Что еще могу сказать? После первоначальных трудностей дело пошло очень хорошо и идет до сих пор. Я самый большой работодатель на острове.

Молниеносно я вспомнила десятое ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, тот дождливый день, когда мы, собравшись во «дворце», кричали наши желания в затянутое тучами небо.

Майк тогда посмотрел на каждого из нас, прежде чем в последний раз затянуться сигаретой и выпустить дым. Он стал курильщиком с согласия отца за годы до этого, с тех пор как он как взрослый мужчина начал работать на рыболовецком судне. Оттуда, с моря, были не только его мускулы, но и ругательства, упрямство и железная воля. А вот его желания были совсем другой направленности.

— Я хочу быть независимым, хочу построить что-то, что будет принадлежать только мне, основать что-то, что будет расти и процветать, что-то созданное моими руками. Я хочу стать богатым. Хочу дом с собственным пляжем, низкую красную машину из Италии, Харлей-Дэвидсон, яхту и не раньше, чем через десять лет, четырехэтажный свадебный торт, от которого всем станет дурно. Где-нибудь через четырнадцать лет я хочу детей и самое позднее к тридцатому дню рождения дюжину виноградных улиток в чесночном соусе.

Услышав его последнее желание, мы все, включая его, скривили рот, а потом громко рассмеялись.

— Похоже, что ты достиг большинство целей, — сказала я.

— Ты еще помнишь?

— Даже очень хорошо. И виноградных улиток тоже.

— Я по-прежнему считаю их противными. Моя яхта на данный момент маленькая парусная лодка, а красный скоростной автомобиль мутировал в темно-синий С-класс. Но зато свадебный торт был высшей пробы.

— А что с Харлеем?

— Он стоит в гараже и отзывается на имя «Гангстер». Летом я гоняю на нем по Мекленбургу.

Старая дорога из деревни терялась, уходя в болота лугов, затопленных морской водой. Я глубоко вдыхала свежий, наполненный минералами ветер Балтийского моря. Целую минуту я была так счастлива, как будто Майк перечислил мне мои собственные успехи. Мне было приятно слышать, что, по крайней мере, его желания сбылись, если уж у Маргрете и Харри ничего не получилось в жизни.

Мы подошли к лесочку, который сами же и посадили тридцать лет назад, чтобы защитить наш дворец от взглядов посторонних людей, прогуливавшихся в этом месте.

Увидев летящий на него мяч, Майк на некоторое время занялся сыном, а я не торопясь пошла вперед и окунулась в лес.

В свете солнечных лучей, прорывавшихся сквозь раскидистую крону деревьев, стали заметны первые детали. Я обнаружила огромную стену, дыру в ней и груду камней. Ветер играл грустное адажио в покрытых мхом трещинах — узнаваемое лицо и дружественный голос руин. Но было и кое-что новое. В одном месте из стены, под углом девяносто градусов, проросла береза. Оставалось загадкой, откуда она брала жизненные силы и как держалась на шатающихся камнях.

Войдя во «дворец», я поняла, что все эти годы моего отсутствия я всегда носила его с собой. Специфический оттенок серого цвета этих стен, которого я пыталась добиться на своих черно-белых фотографиях, игра тени и света, ставшая фирменным знаком моего творчества и не в последнюю очередь одиночество этого строения посреди равнинной местности. Руины

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

были для меня своего рода Большим взрывом в моем творчестве, только я не замечала этого двадцать лет.

Я бродила по дворам, которые когда-то были спальнями или трапезными, привлекаемая различными следами как, например, костер, разожженный казалось еще в доисторические времена или дуб, чьи плоды служили боеприпасами для детских битв. Пахло свежескошенной травой.

С задним, самым большим двором у меня были связаны особые воспоминания. В марте девяностого года, на мой восемнадцатый день рождения Юлиан подарил мне там пикник, только я и он, плитка дешевого шоколада, безбожно дорогая бутылка розового шампанского и дряхлый кассетный магнитофон, игравший песни Жульетт Греко. Мы танцевали под «Parlez-moi d’amour», а потом занимались любовь в траве. Не в первый, но в последний раз.

За несколько секунд я еще раз пережила тот день. Невозможно было поверить, что все это было двадцать три года назад, я так четко помнила молодую, светлую кожу Юлиана, его белокурый чуб, щекотавший мое лицо, тепло его тела... В тот день я делала фотографии, в том числе наши в обнаженном виде. Это я помнила. Но вот куда они делись? Наверное, я сожгла их в раковине родительского дома.

— Лея, ― сказал голос, который я не слышала целую вечность, и испуганно обернулась.

— Юлиан?

Я по-прежнему была одна, даже после того, как заглянула за угол. Но я могла поклясться, что слышала его голос. Видимо у меня разгулялась фантазия в этом месте, которое много значило для меня в молодости и было связано с моей первой любовью. Я поймала себя на том, что глазами искала следы нашей любовной игры, даже отпечатки в траве, что было просто смешно. Вообще этот двор был совсем другим в моих воспоминаниях. Четверть территории занимал увесистый куст ежевики, которого тогда здесь не было. Его плоды в большинстве своем уже засохли.

— Соберись, — призвала я саму себя, прожевала одну из последних еще съедобных ягод и вернулась к Пьеру и Майку.

После спонтанного приглашения Майка, мы поехали на его машине в Росток, где у Джереми была футбольная тренировка. Как и полагается зрителям этого вида спорта, мы ели хот-доги. Конечно же, я измазала блузку, хлопала в неправильные моменты, подбодряла Джереми тогда, когда не нужно было, ничего не понимала и задавала глупые вопросы — в общем и целом это был веселый день.

В какой-то момент Пьер положил свою руку на мою, и я незаметно взяла ее. На этом жесте и нежном взгляде мы и остановились.

Когда появилась бывшая жена Майка, чтобы забрать Джереми после тренировки к себе, наш друг вдруг поспешил вернуться на Пёль. Не то чтобы они враждебно относились друг к другу. Напротив, они вели себя вполне дружелюбно, и я посчитала, что первая жена Майка подходила ему гораздо больше чем Жаклин. Бабс, как она сама себя называла, и как по-прежнему обращался к ней Майк, была женщиной деревенской, крупной, простой и прямолинейной, как он сам. Майку было так приятно в ее обществе, что он вдруг не выдержал.

На обратном пути он поначалу был немногословен, кажется, даже загрустил, чего я раньше не замечала за ним. Но потом, он заметно оживился, будто рассказал сам себе смешную шутку и начал выдавать привычные веселые изречения.

— Проведем вечер вместе, или как? — спросил он, когда мы уже были недалеко от Кальтенхузена.

Я сразу согласилась, в общем-то не оставив Пьеру выбора. Мне очень хотелось весело провести несколько часов, ведь Майк всегда был гарантом веселья. В детстве он всегда отвечал за хорошее настроение, что-нибудь придумывал, чтобы не стало скучно. Десятилетия

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

спустя создавалось впечатление, что ничего не изменилось. У себя дома он сразу направился

к бару, деревянной стойке в старо-английском стиле, в которой было нечто особенное, чего нельзя было сказать об остальной мебели, однозначно выбранной Жаклин. В этом маленьком, трехметровом царстве Майк был однозначно в своей стихии.

— Хочешь тоже бурбон, Лея? Или лучше коктейль? Бабс всегда говорила, мое единственное отличие от мелкого жулика заключается в моей способности идеально смешивать Текила Санрайз.

— И, тем не менее, вы развелись? Я удивлена. Казалось бы, идеальная Текила Санрайз должна служить залогом крепкого брака.

Майк улыбнулся вымученной улыбкой, а я прикусила губу. Пытаясь пошутить, я нечаянно задела его за живое.

Смешивая для меня и Пьера коктейли, Майк выпил свой первый бурбон, и щедро налил следующий. По глазам Пьера я видела, что это было только начало и последует еще много напитков, и я даже стала сомневаться, было ли хорошей идей согласиться провести вечер вместе. С другой стороны я не хотела оставлять Майка наедине с собой. Ни разу не видев его и Жаклин вместе, я была почти уверена, что это был несчастливый брак. Мне хотелось напрямую спросить Майка об этом, но не хватало смелости. Тем не менее, я хотела наконец понять кое какие обстоятельства и причинные связи.

— В чем причина ссоры между тобой и Харри? — спросила я, когда он подал мне бокал с коктейлем.

— Может, поговорим о чем-нибудь более приятном, чем спор двадцатилетней давности? Даже канаста¹² увлекательнее разговора о Харри.

Мы чокнулись бокалами, и я попробовала текилу санрайз. Видимо я выглядела так, что Майк все-таки вернулся к теме разговора.

— Соглашусь. Ты приезжаешь в Кальтенхузен, и все кажется тебе чужим и перевернутым с ног на голову. Кроме того, рано или поздно ты все равно все узнаешь. — он бросил короткий взгляд на Пьера. — Но прежде чем ты услышишь другие версии, я расскажу тебе свою.

Майк в третий раз налил себе бурбон. Он так крепко держался за стакан и стойку, будто бар обеспечивал ему необходимую стабильность, чтобы вынести это жалкое состояние. Сделав глубокий вдох, он рассказал, как все начиналось.

¹²Канаста — карточная игра

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

Глава 14

Летом девяностого года они с Харри решили заняться продажей страховок для тогда еще граждан ГДР. Это были легко заработанные деньги, и они решили заниматься этим до тех пор, пока не заработают достаточно основного капитала, чтобы основать свою фирму. Однако

у Харри дела шли хуже, он продавал намного меньше страховок, чем Майк. Зарплата была невысокой, больше всего денег можно было заработать на комиссионных сборах, но и их едва хватало. Страховой бум длился весь год вплоть до середины следующего года, когда началось перенасыщение рынка как на западе и заработки упали. У Майка с этим не было проблем, так как он на протяжении двух лет удачно продавал страховки и смог отложить достаточно много денег. У Харри напротив почти не было накоплений.

— Я не мог его ждать, — сказал Майк. — Вернее, не хотел. Понимаешь, у меня в голове была идея обзавестись собственной фирмой или фабрикой, а тогда для этого были все условия. Так как Пёль был экономически слабо развитым регионом, на него выделялись государственные субсидии. Рыбаки Мекленбурга уже были готовы заключить долгосрочные договоры с фабриками на западе. Если бы я прождал еще год, то мог бы попрощаться со своей идеей. Поэтому я довел это дело до конца.

Это было нелегко, можешь мне поверить. Я предложил Харри работу на моей фирме, он стал бы на ней вторым человеком. Но до этого не дошло, так как ему нужно было проходить гражданскую службу в Тюрингии, от которой я был освобожден, потому что управлял предприятием. Когда Харри вернулся, он больше не хотел работать у меня, как бы я его не уговаривал, он становился все упрямее. Он начал настраивать людей против меня и фирмы. Постоянно подавал на меня в суд. Конечно, я защищался, причем достаточно успешно. Этот идиот сам испортил себе жизнь.

Майк опрокинул стакан бурбона, поставил его на стойку так резко, словно это была точка в мрачной странице жизни.

Под предлогом посмотреть, где Жаклин, он вышел, а я подумала: «тебе опять удалось Лея». Хотя теперь мне стали ясны кое-какие детали, но своими вопросами я превратила веселый вечер встречи, которому сама же так радовалась, в меланхоличный.

— Не волнуйся, он сейчас придет в себя, — сказал Пьер, угадав мои мысли.

Но дело было не только в этом. Я уже встретилась со всеми друзьями юности, кроме Юлиана конечно, и вынуждена была с грустью подытожить, что наша бывшая компания была словно поражена циррозом. Майк и Харри враждовали, Маргрете недолюбливала Жаклин, в браке Майка и Жаклин тоже было не все гладко, Маргрете презирала собственного брата, и по моим ощущениям, Майк и Пьер тоже не особо нравились друг другу. Они почти не разговаривали друг с другом, особенно Пьер был заметно молчалив в присутствии Майка.

Что касалось Юлиана, то я по-прежнему была сбита с толку его отсутствием и обстоятельствами его исчезновения. Более того, я испытывала какое-то странное беспокойство. Сама не понимаю почему, но я постоянно думала о таких передачах как «Номер (уголовного) дела ХУ (икс игрик) — нераскрыто» или «Вскрытие», в которых регулярно находили давно пропавших людей, например, в саду у соседа или замурованными в подвале. Я постоянно говорила себе, что Юлиан не мог ни с того ни с сего куда-то исчезнуть. Особенно перед ним я должна была загладить свою вину, а теперь кажется, что я его больше никогда не увижу. Это обстоятельство заставляло меня нервничать. Чтобы заполнить вакуум, вызванный его отсутствием, я хваталась за каждую соломинку.

— Пьер, ты сможешь выяснить для меня, в каком доме престарелых находится господин Моргенрот

Моя просьба его совсем не удивляет.

— Конечно.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

— Спасибо, — вздохнула я. — А теперь скажи мне, пожалуйста, что-нибудь хорошее, я срочно в этом нуждаюсь.

Он забрал у меня коктейль, отставил его в сторону, медленно наклонился и нежно поцеловал меня в губы.

Так же, как Пьера не удивила моя просьба касаемо отца Юлиана, меня не удивил этот поцелуй, хотя я не думала, что это произойдет именно в данный момент. Честно говоря, я даже надеялась, что меня поцелует. Хотя не прошло и двух дней после нашей встречи, и Пьер был моим старым другом, я ни секунды не боялась вступить с ним в интимные отношения. Для меня, мужчина, обнимавший и целовавший меня, никак не был связан с тем мальчиком, которого я знала раньше, прежде всего потому, что тогда я испытывала к нему совсем другие чувства. Кроме того, двадцать три года разлуки сохранили во мне иллюзию того, что мы сегодняшние и подростки образца девяностого года — совершенно разные люди.

Пьер покрыл мое лицо и шею сотней сухих поцелуев, а я уже было собралась расстегнуть его рубашку.

— Не здесь, — смеясь, прошептала я.

— Хорошо, тогда давай исчезнем.

— Не получится. Мы обещали Майку провести с ним вечер.

Его ответом был еще более длинный поцелуй, чем первый, и я даже и не думала прерывать его. Пьер был не только привлекателен, он разными способами давал мне почувствовать себя в безопасности, например, когда снабжал меня информацией, держал меня за руку и приютил у себя дома. Но важнее всего для меня было осознание того, что я желанная женщина. Не только бесчисленные, мелкие шрамы по всему телу вызывали у меня неуверенность в себе, но и большой шрам, пересекавший мое представление о самой себе.

Амнезия отдалила меня от самой себя. В моих воспоминаниях я была уверенной в себе женщина, добивавшейся успеха в профессии, меняла любовников и жила жизнью, полной развлечений. От этого эго мало что осталось, хотя большинство фактов совсем не изменились.

Я по-прежнему была фотографом, материально независимой, не замужней. То, что со мной случилось, можно было сравнить со страницей книги, которую разрезали посередине и снова склеили. Содержание осталось тем же, но у самой страницы была уже совершенно другая история.

Любовь Пьера попала в самую точку и излечила самую болезненную из моих ран. Вдруг громко заиграла музыка, аргентинская песня. Майк стоял возле стереоустановки

рядом с комнатной дверью. Не знаю, как долго он смотрел на нас с Пьером, но что-то он точно заметил, хотя не проронил об этом ни слова.

— Жаклин спит как младенец, — коротко сообщил он, чтобы сменить тему. — Лея, научишь меня танцевать танго? Мне кажется, ты отлично танцуешь. Я же напротив безнадежный, но амбициозный танцор.

— Надеюсь, у тебя найдется для меня новая пара ног.

— Ты не будешь против, если вместо этого я подарю тебе подарочный сертификат для дорогого обувного магазина?

— Ты шутишь? Некоторые женщины готовы убить за это.

Я бросила короткий взгляд на Пьера, чтобы заручиться его согласием на урок танца. Майк держал меня крепко, его рука лежала на талии, но без всяких фривольностей,

хотя до этого было недалеко.

— Лея, я хотел тебя спросить вот о чем, — начал он. — Ты бы не хотела устроить фотовыставку в Пёле, о нашем острове? Сначала в специальном помещении в Кирхдорфе, а позже в Визмаре. Если согласна, то я могу все организовать. Никаких проблем.

Непринужденное предложение Майка полностью восстановило мою самооценку. Пьер вернул мне уверенность в том, что я желанная женщина, Майк в тот же вечер вернул к жизни фотографа во мне. Наверное, покажется странным, что из-за фотовыставки на Пёле я

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

чувствовала себя так, как будто мне оказали честь, ведь я уже устраивала выставки в Париже, Рио и Нью-Йорке. Но я списывала это на прежнюю Лею Хернандез, которая в какой-то степени погибла в результате аварии в мае тринадцатого года. Как Лея Малер я еще не имела успех, поэтому рассматривала предложение Майка как шанс и одновременно вызов, хотя и не знала, куда меня все это приведет. Кроме того, работа могла бы отвлечь меня от раздумий и боли, которые мучили меня в связи с потерей ребенка.

От переполнявших меня чувств, я бросилась Майку на шею.

— Спасибо, спасибо, спасибо! — кричала я ему в ухо, не отпуская его. Но потом я вспомнила, что на нас смотрел Пьер, и слегка расслабила обьятия.

— Скажи, разве это так просто? — спросила я. — Разве бургомистр, муниципальные советы и другие не должны дать свое согласие?

— Можешь спокойно предоставить это мне. Если я говорю, что все получится, значит все получится. Предлагаю устроить вернисаж через две, три недели.

— Так скоро? Тогда придется поторопиться, мне понадобятся минимум три недели. Как мне сблизиться с темой Пёля, моей прежней родины? Как фотограф пейзажей? В

черно-белых тонах? С портретами?

То, что я с таким рвением взялась за это задание, было связано с тем, что произошло почти двадцать четыре года назад, с часом желаний во «дворце», с тем самым часом, в котором я взывала к своему будущему.

«Я желаю никогда не расставаться с любовью всей моей жизни. Хочу верности. И детей. Кроме того, я хочу стать фотографом и показывать вещи такими, какими я их вижу. Я хочу показать всему миру мой взгляд на вещи, независимо от чьего-либо диктата, без цензуры

и без стыда. Я хочу шокировать мир, восхищать, очаровывать, огорчать, сводить с ума, я хочу отражать его. Я хочу олицетворять Правдивое/Настоящее, ловить момент, всю мою жизнь. Я хочу провести фотовыставку на Пёле».

Последнее предложение вызвало громкий смех. Громкие речи про любовь, мир и жизнь и в конце фотовыставка на Пёле. Да, такой была семнадцатилетняя Лея, лирик в словах, но не столь успешна в их воплощении в жизнь. Я всегда была такой. Не было никакой большой любви, да и за работу я бралась без всяких высокопарных мыслей.

И только в сентябре тринадцатого года желания Леи Малер ожили.

Я снова сосредоточилась на уроке танца, который, впрочем, быстро превратился в дурачество. Виноваты в этом были как моя текила Санрайз, так и бурбон Майка, вместе с нашим общим желанием отречься в этот вечер от всего серьезного. Кто-то из нас постоянно делал или говорил что-то, что вызывало у нас смех. Через некоторое время я привлекла и Пьера, расширив наш импровизированный курс на несколько танцев. Коллекция пластинок Майка охватывала семидесятилетнюю историю музыки, было много чего ужасного, но попадались и чарующие сентиментальные композиции.

Когда исполняя сиртаки, мы запнулись и втроем упали на пол, то все, мы окончательно пропали. Лежа рядом друг с другом на паркете, мы смеялись до коликов, понадобилась целая минута, чтобы мы успокоились, минута, во время которой я снова была ребенком. В это короткое мгновение мне показалось, что все возможно, что поссорившиеся помирились, больные выздоровели, а пропавшие вернулись, что Вчера было неважным, а Послезавтра таким далеким, и что мир был создан только для меня и моих близких. Одно прекрасное мгновение мы смеялись не втроем, а семером. Когда смех прекратился, и я вновь открыла глаза, то обнаружила себя лежащей между Пьером и Майком. Я с удивлением и некоторым замешательством заметила, как они обменялись долгим взглядом, прямо через меня.

Было уже за полночь, когда мы с Пьером направились к его дому. Он непринужденно взял меня под руку, будто это было в порядке вещей. У нас еще не было возможности поговорить о нашем эротическом интермеццо, потому что мы вместе с Майком на протяжении нескольких часов слушали старые пластинки, ели подогретую пиццу и

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

обменивались анекдотами. Особенно Майк разошелся так, что даже не хотел нас отпускать. А мне наоборот, вторая текила Санрайз и Пинк Джин сильно ударили в голову, так как я очень редко пью алкоголь, а в первые месяцы после аварии и вовсе не брала в рот ни капли. Пьер же вел себя так, как и в годы нашей юности. Участвовал в общем веселье, но сам почти не проявлял инициативы, по крайней мере, после поцелуя.

— Тебе понравился вечер? — спросил он.

— Да, даже очень. Жаль только, что Жаклин не присоединилась к нам. Мы так громко орали, она должна была нас слышать.

Пьер не отреагировал на мои последние слова.

— Не думаю, что с ней было бы веселее. Она сильно изменилась по сравнению с тем какой она была раньше.

Я улыбаюсь ему.

— Ну, она не единственная.

Конечно, он понял, на что я намекала, однако снова прикинулся скромным, робко улыбающимся Казановой, та роль, которая мне больше всего нравилась у него.

— Как бы то ни было, — сказала я. — Сегодня я провела время с двумя людьми, которые больше всех обрадовались моему визиту. Харри это просто катастрофа, у Маргрете другие заботы в голове. Сначала мне показалось, что Майк с годами стал серьезнее, но этим вечером выяснилось, что он по-прежнему может быть настоящим весельчаком.

— Ну да, после пятого бурбона он всегда веселый, — ответил Пьер, что можно было воспринять как едкое замечание, только вот в его голосе не было сарказма.

— Он много выпил, — согласилась я, — но он и хорошо переносит алкоголь.

— Майк переносит алкоголь, потому что много пьет.

Бессмысленно защищать удовольствие от употребления алкоголя в разговоре с врачом общей практики, также как отпуск на пляже под канарским солнцем у дерматолога или коллекцию Лабутенов, беседуя с ортопедом.

— Какие у тебя планы на завтра? — спросил он, ловко сменив неудобную тему.

— Боже мой, если бы я только знала. Наверняка я не смогу заснуть, раздумывая как организовать выставку. Но сначала мне нужно купить новое оснащение/оборудование.

Пьер еще ни слова не сказал о предложении Майка. Между ними чувствовалось какое-то соперничество. Но что это означало? Майк был женат, кроме того он совершенно не интересовал меня как мужчина.

— Кроме того, — добавила я, — я хочу поговорить со стариком Бальтусом по поводу участка земли, где находятся руины, на который он претендует. Смотря как пройдет разговор,

я либо буду искать на нашем пыльном складе в сопровождении пауков и мокриц один заплесневелый документ, либо проедусь по нашему прекрасному зеленому острову в поисках подходящих мотивов. Угадай, что было бы лучше для меня?

Он улыбнулся, и я положила голову ему на плечо.

— Как бы мне хотелось сопровождать тебя повсюду, — сказал он. — Но я уже и так передвинул прием пациентов на завтра, чтобы провести этот день с тобой. Это было не просто. Я просто сказал, что заболел, и моя помощница, наверное, ждет от меня бонус. Если я откажу еще и завтрашним пациентам, она уволится.

Мой благодарный взгляд сблизил нас еще больше.

— Выполняя функцию очень занятого сельского доктора, ты посетишь и Эдит тоже?

— спросила я.

— Да, коротко.

— Тогда можем встретиться там. Меня мучает совесть, потому что я не зашла к ней сегодня.

Почему я заговорила именно об Эдит Петерсен? Это была не совсем подходящая тема для разговоров под луной и звездами. Но меня все еще беспокоило ее пафосное

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

предупреждение/предостережение, и я уже даже стала зависима от советов и утешений Пьера.

Он всегда говорил правильные вещи.

— И все-таки, — продолжила я, — мне бы не хотелось оставаться с ней наедине. Она действительно очень своеобразная.

— Она же всегда была такой, — сначала рассмеялся он, но заметив мою нерешительность, остановился. — Или что-то случилось?

Стоило ли рассказывать ему о происшествии? Сразу после него я была напугана и решила никому не рассказывать. Но спустя некоторое время я укрепилась во мнении, что пожилая дама была в замешательстве и не знала, что говорит. Кроме того, после аварии я сблизилась с Пьером, как ни с кем другим. Четыре месяца, проведенных в больнице и амнезия со всеми последствиями сделали меня привязчивой, поэтому я испытывала острую потребность выговориться. Носить в себе какие-либо тайны, было последним, о чем я думала.

Я доверилась Пьеру и почти дословно поведала ему, что сказала мне Эдит. Немного подумав, он сказал:

— Может она имела в виду старого Бальтуса. Он хочет заполучить участок, ты же знаешь, Эдит ненавидит его. Но с другой стороны, если бы речь шла о нем, она бы, наверное, не стала предупреждать тебя с глазу на глаз.

— Вот именно. Она так напугала меня, что я даже подумывала последовать ее совету и уехать. Как ты думаешь?

— Можешь мне поверить, я хочу видеть тебя живой и здоровой... и здесь.

— Мне тоже так кажется, господин доктор, — ответила я, улыбаясь. У меня камень упал с души, после того как я сказала Пьеру правду и теперь могла говорить с ним обо всем.

— Завтра я попытаюсь выведать у нее, — предложил он и я кивнула. — Смотря, что мы выясним, ты можешь решить, навещать ее в будущем или нет.

Мы дошли до его дома, где он дал мне ключ.

— Попробуй открыть им, — предложил он.

— Все твои гости так быстро получают ключ?

— Напротив, ты первая.

Я открыла дверь.

— Поверю тебе на слово.

Мы вошли, оба задаваясь вопросом, который возникает у людей, с тех пор как они начали жить в домах: ночевать в одной спальне или нет?

Если бы Пьер еще раз поцеловал меня, взял за руку и нежно потянул за собой, я бы послушно направилась за ним, несмотря на смертельную усталость.

Но как раз этого он и не сделал.

— Ты, наверное, очень устала. Я кивнула.

— Нет ничего приятнее хороших воспоминаний. Но и они очень утомительны.

— То же самое и с влюбленностью, — прошептал он мне на ухо. — Спокойной ночи,

Лея.

— Спокойной ночи.

Я резко проснулась посреди ночи. Кто-то звал меня по имени.

— Пьер? — пробормотала я в темноту.

Включив ночник, я поняла, что в комнате кроме меня никого не было, а дверь была

заперта. Я выключила свет и снова легла в кровать. В комнате было то светло, то темно, когда проплывающие облака загораживали луну. Тени от веток беспокойно бились об стену, словно пытались ударить и схватить меня. Я как маленький ребенок надвинула одеяло до самого кончика носа.

Я тщетно пыталась вспомнить, что мне снилось. На мгновение мне казалось, что я вспомнила, но каждый раз, когда я хотела четче разглядеть картинку, она ускользала совсем.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

То же самое было и с голосом, который я откуда-то знала, но не могла определить кому он принадлежал. Он был нежным, каким-то хрупким, но с нотками страха. Я даже не могла сказать, был ли это женский или мужской голос. Может это вообще был мой собственный голос? Зов о помощи? Или все это был просто сон?

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

Глава 15

Я вздрогнула, когда порыв ветра ударил в окно. Оно было в форме корабельного люка, только вдвое больше, и не открывалось. В зависимости от проникновения лунного света, окно было похоже то на фару, то на черную дыру. Я долгое время смотрела на него. Смертельно уставшая, я хотела, наконец, заснуть, но по какой-то причине не решалась. Сама не знаю, почему я откинула одеяло и спустила ноги на пол. Поначалу у меня возникла непреодолимая внутренняя потребность подойти к окну, но именно это загадочное желание и заставило меня задуматься в следующий момент.

Я в нерешительности осталась лежать в кровати в неудобной позе, пока осознание абсурда всей этой ситуации и упорное желание победить непонятный страх не объединились внутри меня. В тот самый момент, когда я все-таки встала, круглое окно вновь потемнело. Однако я не стала включать ночник, вспомнив даже в такую минуту, что из освещенного помещения невозможно увидеть, что происходит в кромешной темноте ночи. Но зато с улицы можно было заглянуть внутрь. Я чувствовала, что за мной наблюдают и несколько раз огляделась в просторной комнате.

Подойдя к окну, мне удалось разглядеть всего лишь две далекие, слабо светящиеся в темноте точки, наверное, огни плывущего в ночи грузового судна. Ветер усилился, кусты в саду Пьера яростно размахивали своими длинными «руками».

Возможно то, что я увидела потом, бросилось мне в глаза именно потому, что оно почти не двигалось.

Что это было? В сущности очертания чего-то, их было много этой темной ночью, возможно, пень или большая бочка для сбора дождевой воды. Однако для пня этот предмет был слишком длинным, а для бочки слишком узким.

Чем дольше я рассматривала смутные очертания этого сооружения под моим окном, тем сильнее оно напоминало мне человеческое тело. Но, как известно, человек склонен видеть

в чем-то плохо видимом и непонятном, либо то, что он хочет видеть, либо то, чего он боится увидеть. Поэтому я была почти убеждена, что у меня просто разыгралась фантазия.

Я уже хотела отвернуться и вернуться в кровать, но в этот момент между двумя большими облаками появилась луна и на несколько секунд осветила сад. То, что только что имело неясные контуры, перестало быть тайной.

Под моим окном стоял человек, точнее мужчина, окутанный молочным светом, смотрел наверх, на меня. Стройный, светлокожий, со светлыми волосами, развевающимися на ветру. Он протянул ко мне руку, как будто хотел помахать или о чем-то умолять меня/взывать ко мне.

— Боже мой.

Я хаотично попыталась открыть окно, что было невозможно, потому что у него не было закрывающего механизма. Я в отчаянии прижалась обеими руками и лицом к окну.

— Юлиан! — крикнула я.

В следующий момент он уже исчез, так же как исчезла луна и на землю вновь опустилась мгла.

Не теряя ни секунды, я выбежала из комнаты, и чуть не падая, помчалась вниз по лестнице. Повернув ключ в замке, я распахнула входную дверь и побежала вокруг дома. Ветки куста бузины хлестнули меня по лицу, я наступила на острый камень, зацепилась футболкой за терновый куст. Но ничего не могло меня остановить.

Забежав в сад, я стала передвигаться осторожнее. Там, где стоял Юлиан, не было ничего, ни пня, ни бочки, ничего, что могло бы объяснить тень, которую я видела, не говоря уже о хорошо различимой в лунном свете фигуре. Был только газон, который срочно нужно было скосить.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

Я обернулась, прошла несколько шагов.

От той решимости, с которой я выбежала в сад, не осталось и следа, такой сильный охватил меня страх. Будучи ребенком я так часто тайком пробиралась в сад, чтобы понаблюдать за звездами. И не боялась ничего, ни темноты, ни ветра, ни шорохов. В саду Пьера я ощущала угрозу, но это не был естественный феномен, не от того, что меня окружало. Она исходила откуда-то из глубины. От чего-то необъяснимого.

Я как можно скорее покинула мрачный сад, где выл ветер, и той же дорогой вернулась назад. Я так старательно старалась не терять из виду узкую тропинку, что налетела прямо на Пьера и испуганно отскочила в сторону.

Если бы он не успел поймать меня, я бы упала в гибискус.

— Ах, это ты, — облегченно вздохнула я.

На нем были только семейные трусы, верхняя половина тела была обнаженной и теплой.

— Туалет в доме, — сказал он, улыбаясь. Его юмор отвлек меня.

— Да я знаю. Мне показалось, я... я увидела... как... Не важно.

— Нет, скажи, что ты увидела.

На этот раз я не доверилась ему, и то лишь потому, что не хотела прослыть истеричкой.

— Правда, ничего не было. Просто меня разыграл фотограф во мне, вот и все.

К счастью, он не стал допытываться дальше, и мы вместе пошли назад в дом. Я замерзла, хотя провела на улице всего три или четыре минуты. Особенно ноги были ледяными, а на одном пальце я обнаружила небольшой порез от острого камня. Пьер полечил меня мазью, пластырем и теплым одеялом. Вот и сейчас, как несколько раз до этого, у меня было ощущение, что когда Пьер смотрит на меня, он видит меня насквозь, словно знает обо мне все. Это могло бы придать мне еще больше неуверенности, если бы Пьер не дал мне понять, что я нравилась ему и такой, со всеми моими особенностями и ранимостью.

Он подошел к выложенному из кирпича камину и зажег приготовленную пирамиду из поленьев. Я с удовольствием наблюдала за его спокойными движениями, а когда свет от огня осветил его загорелое лицо, согрелось и мое тело. Все было как нельзя лучше. Я была в нужном месте, по-другому и не могло быть. Даже то, что до этого я испугалась и была сбита с толку, имело свое предназначение, потому что показало мне, какой Пьер хороший. За несколько минут он совершил чудо, освободив меня от всех забот и вопросов. Я сосредоточилась на нем и уютной атмосфере его гостиной.

Пьер открыл аргентинское, красное видно, наполнил два элегантных бокала, и сел рядом со мной. Мы потягивали вино, и как раз когда мне захотелось, чтобы он приобнял меня за плечи, Пьер протянул руку и начал играть с одним из моих локонов.

Я улыбнулась.

— Ты совсем не такой как раньше.

— Хочу надеяться, — ответил он. — Мне не нравится молодой Пьер. У него не было ни грамма уверенности в себе, он готов был на все, лишь бы только понравиться остальным. Конечно, это не срабатывало. Если начистоту, ты тоже была не высокого мнения о нем... э-э, обо мне.

Точнее говоря, у меня вообще не было никакого мнения о Пьере, но это вряд ли бы его утешило.

— Я ошибалась, мы все в тебе ошибались. Ты единственный из нас учился в университете, кто бы мог такое представить? Ты умный, чуткий...

— Подожди, пожалуйста, на всякий случай я запишу твои дифирамбы на пленку, — сказал он, и мы рассмеялись.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

В те времена у меня не было недостатка в уверенности в себе. Я почти все время занималась собой, вследствие чего не задумывалась над тем, что Пьер мог страдать от своей скромности и слабости. Судя по его замечанию, раньше я давала ему понять, что чувствовала себя сильнее его.

И вот теперь, четверть века спустя мы сидели на его софе, поменявшись ролями. У него все было прекрасно, чего нельзя было сказать обо мне. Однако он не пытался отплатить мне той же монетой за старые обиды. Напротив, он заставил меня почувствовать себя привлекательнее, чем когда-либо.

После аварии я встретила только двоих человек, которым слепо доверяла. Это были Пьер и мой больничный психолог в Шверине. С Иной Бартольди я долго разговаривала о малыше в моем животе, которого я потеряла за четыре месяца до этого, и теперь я пришла к выводу, что и Пьер должен был узнать об этом. Возможно, это был не подходящий момент для него, но зато подходящий момент для меня. В камине потрескивал огонь.

От тепла и вина, а может быть и от чувства неловкости, мы раскраснелись. Пьер выглядел так, словно я могла рассказать ему обо всем, просто обо всем, хорошем и плохом, что было в моей жизни, хотя я встретила его всего тридцать шесть часов назад. Как будто находясь в декорациях к детской книжке с картинками, я начала рассказывать ему о потерянном ребенке, которого я полюбила или скорее смогла полюбить, после того как лишилась его. Пьер слушал, был рядом, но не притесняя, а «говоря» лишь взглядом и рукой, которой время от времени поглаживал мою кожу.

— С тех пор как одиннадцать лет назад у меня случился выкидыш, я всегда хотела забеременеть во второй раз. Я бросила все, даже фотографирование, только ради того, чтобы стать матерью. Я перепробовала все на свете, даже молитвы в церкви. Подумывала об усыновлении, но этого не хотел Карлос. После нашего развода... Может поэтому я часто меняла мужчин, втайне надеясь снова забеременеть. Когда это, наконец, произошло, когда я получила этот подарок, в то же мгновение у меня его отняли. С той поры... У меня ощущение, что меня наказывают, не знаю кем, за что или почему, но...

К горлу подступил комок, который мне с трудом удалось проглотить.

— Я не думаю, — сказал Пьер, — что кто-то, кто бы это ни был, жертвует беззащитным, невинным ребенком, чтобы наказать кого-то.

Он погладил меня по щеке, будто хотел стереть невидимые слезы.

— У ребенка есть имя? — спросил он. Я грустно покачала головой.

— Ни имени, ни могилы, ни отца... Ему было всего шесть недель, пол еще не был известен, а с отцом я больше не общаюсь.

— Как насчет имени Андреа? В итальянском это мужское имя, а у нас женское. Может напишешь своему умершему ребенку письмо и положишь его в бутылку или закопаешь в любимом месте.

Я улыбнулась.

— Хорошие у тебя идеи. Возможно, я так и сделаю. Напишу все, что у меня на душе и закопаю письмо во «дворце».

Пьер опустил глаза.

— Да, — просто сказал он и встал, чтобы подбросить в камин дров.

Сев рядом со мной, он наклонился и несколько секунд наши губы были так близко, что почти соприкоснулись. Пьер молча предложил мне поцелуй, так же безмолвно мое сердце забилось усерднее.

Мы медленно опустились на софу. Я положила голову Пьеру на грудь, чувствовала себя несказанно защищенной в его объятиях, будто рядом с ним со мной ничего не могло случиться. В последний раз такое ощущение я испытывала с Юлианом, но была настолько

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

глупа, отказываясь от всего этого. После долгих скитаний я вернулась домой. «Не совершай ту же ошибку во второй раз», — подумала я и закрыла глаза.

В нашу первую совместную ночь любви между нами не было ничего кроме объятий. Тем не менее, это была одна из самых прекрасных ночей в моей жизни.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

Глава 16

Четырьмя месяцами ранее

Сабина сидела на стуле в позе статуи фараона, в то время как Пьер стоял рядом и зашивал ей рану на коже головы. Краем глаза она наблюдала за ним. Пьеру уже перевалило за сорок, но у него по-прежнему была задорная улыбка. Его филигранные руки, которыми он зашивал рану на виске Сабины, пахли миндальным кремом. Загорелую кожу Пьера подчеркивала надетая на нем желтая рубашка-поло.

— Сиди смирно.

Даже в таком приказном тоне его голос звучал мягко и успокаивающе, что наверняка ценили в нем пациенты.

— Я сказал, не шевелись.

— Можно мне хотя бы дышать?

— В следующие три минуты нет.

Сабине трудно было сидеть тихо, даже когда она читала книгу, что происходило довольно редко, девушка ходила по комнате взад вперед, а квартира Пьера только добавляла ей беспокойства. При этом обустройство квартиры согласно учению о гармонии должно было иметь противоположный эффект. Слегка поблескивающий деревянный пол, мягкие землистые тона на стенах, картины Моне и Тернера с садами и побережьями, доставшиеся ему в наследство от прабабушки и прадедушки и современная полукруглая софа цвета лаванды, гармонирующая по цвету с занавесками. Именно такой стиль, как казалось Сабине, понравился бы Лее: Феншуй плюс немного островной романтики с добавлением антропософии¹³. И все это конечно в покрытом тростником доме/ тростниковой крышей, покрашенном в бледно-желтый цвет с голубыми ставнями, который бы отлично смотрелся на обложке туристической брошюры. У Сабины вся эта картина вызывала тошноту и непреодолимое желание повесить в доме несколько AC/DC постеров.

Даже красивая подруга Пьера вписывалась в эту прекрасную обстановку. Несколько минут назад она открыла Сабине и Харри дверь, увидела ее рану и крикнула вглубь дома: «Пьер, дорогой, к тебе пришла пациентка». С тех пор она больше не проронила ни слова, а просто стояла как декорация перед Моне с его прудом с розами и с сияющим лицом наблюдала за врачебными стараниями Пьера.

— Извините, я забыла Ваше имя, — сказала Сабина глубоким, хриплым голосом.

— Татьяна, — ответила тридцатипятилетняя женщина писклявым голосом, находящемся на другом конце музыкальной шкалы.

— Татьяна, Вы бы не могли сделать шаг в сторону? Я уже пять минут непрерывно смотрю на Вас, и мне стало как-то не хорошо.

Продолжая улыбаться, она выполнила просьбу Сабины.

Случайно ли или намеренно, но именно в этот момент Сабина вздрогнула, когда ее уколол Пьер.

— Ай!

— Извини, моя ошибка, — сказал Пьер без тени сожаления. — Еще два укольчика, и я закончу.

— Если это хорошая новость, то плохую я даже не хочу слышать.

— Сиди тихо!

— Черт, я все-таки ее услышала.

¹³Мистическое учение, основанное на представлении о скрытых возможностях человека, развитие которых позволит ему достичь господства над природой.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

Так как Татьяна снова приблизилась, чтобы понаблюдать за тем, с каким мастерством Пьер зашивал рану, то Сабине не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать за этой молодой девушкой, если она не хотела сидеть с закрытыми глазами. Взгляд Сабины автоматически упал на глубокое декольте темноволосой красавицы, отдаленно напоминающей Лею, по крайней мере, тот образ Леи, который сохранился в голове у Сабины. Сестры не виделись почти четверть века и никогда не обменивались актуальными фотографиями. Альбомы Леи, которые якобы можно было приобрести и в книжных магазинах Германии, Сабина тоже никогда не держала в руках, уже только потому, что никогда не заходила в такие магазины.

Интересно как Лея выглядела сейчас? Наверняка осталась стройной и не рассталась со своими длинными, черными волосами. Какую шумиху она тогда поднимала. Лея действительно была красивой девочкой, намного красивее Сабины, которую практически не интересовал собственный внешний вид. Одно время Сабина носила ковбойскую шляпу, на редкость ужасную вещицу, или мужскую русскую меховую шапку, а к ней потрепанные кеды

и рыбацкие штаны. Она всегда выдумывала что-то, чтобы стать предметом насмешек для людей. Вела себя вызывающе и это сделало ее только сильнее.

Как сильно она ненавидела сестру. Поначалу было трудно испытывать такие чувства к тому, кого на самом деле любил или должен был любить, но однажды Сабина привыкла и начала переносить свою антипатию и на других людей. В конце концов, на всех, кто был как Лея — красив, располагал к себе, всеми любимый. На людей, которым все давалось без труда,

и которые получали все, что хотели.

Она вспомнила старого Бальтуса, и что он назвал Лею шлюшкой.

Сабина громко засмеялась, словно над шуткой старого друга.

— Тебя что, одурманил обезболивающий спрей, которым я обработал рану? — спросил

Пьер.

— Нет, я просто подумала о чем-то смешном. Вспомнила старого Бальтуса.

— Слова «Бальтус» и «смешной» не часто услышишь в одном предложении, — сказал Пьер, заклеив рану большим пластырем. — Ну вот, готово.

— Большое спасибо. Нет, Бальтус кое-что сказал, прежде чем случайно огрел меня по башке. О «дворце» и о вашей тогдашней компании. По-моему он назвал Майка своим спившимся зятем, а тебя окрестил бабником. Ну, или что-то в этом роде.

Не случайно все взгляды устремились к Татьяне, ненадолго, но достаточно, чтобы смутить ее.

— Пойду наверх, соберу вещи, — пропищала она. — Уже поздно, а мне еще надо ехать до Ростока.

Она была милой девушкой, подумала Сабина, хотя производила впечатление человека, которому было трудно справиться даже с тостером.

Когда Татьяна не могла их услышать, Пьер сказал:

— Бальтус настоящий мерзавец и идиот, но он далеко не глуп. В чем, в чем, а в этом он

прав.

— И насчет Майка тоже?

Пьер упаковал все, что ему понадобилось для обработки раны, и коротко взглянул на Харри, который все это время молча стоял в стороне.

— В нашем возрасте нам всем нужно немного саморазрушения, иначе жизнь была бы слишком скучной, не так ли? Еда, питье, шопинг, секс — каждый выкладывается, как может.

— Твоя честность подкупает. Раз уж мы об этом заговорили, ты можешь мне сказать, что старик Бальтус имеет против своей дочери?

— Почему ты спрашиваешь?

— Он не очень лестно отзывался о Жаклин. Необычно для отца, у которого только один единственный ребенок.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

— Бальтус не смог простить Жаклин, что она уехала в Америку, чтобы стать актрисой. Думаю, он посчитал это личным оскорблением, что она покинула его, словно вонзила кинжал

в грудь. Когда Жаклин вернулась, в их отношениях уже была трещина, а ее замужество с Майком тем более не способствовало их сближению.

— Вы тогда курили в развалинах травку? А может и более сильные вещества?

Пьер заметно занервничал.

— Сабина, к чему все эти вопросы?

— О, у меня их много, десятки, сотни, а может и тысячи. Мое любопытство обусловлено профессией. Я работаю в криминальной полиции Берлина.

В доказательство она вытащила удостоверение. В основном люди реагировали двумя способами, когда узнавали, что Сабина работала в полиции. Одни начинали вспоминать всевозможные истории, будь то НЛО, террор соседей или проститутки этажом выше, и при этом ожидали какую-нибудь поддержку или совет. Другие уходили в себя, перебирая в уме различные прошлые проступки, начиная от поддельной декларации о доходах, разбитого бокового стекла заднего вида и заканчивая обыском выдвижных ящиков у бабушки после ее смерти. Пьер и Харри определенно относились ко второй категории. Хотя Сабина и не утверждала, что задавала вопросы по долгу службы, однако косвенно она имела на это право. Нужно было два раза подумать, прежде чем отказаться давать сведения полиции.

— Боже, да, — признался Пьер, когда оправился от такого сюрприза. — Мы же все тогда курили травку. Но тяжелые наркотики... я не в курсе.

Его взгляд метнулся Харри, чтобы тот подтвердил его слова, что Харри незамедлительно и сделал.

— Я д-думаю, Б-бальтус имел в виду ж-жизнь Жаклин в Г-голливуде.

— Нет, Харри, — опровергла Сабина, от которой не ускользнуло, что Харри начал заикаться еще сильнее. — Я четко помню его слова. Он имел в виду руины и говорил о наркотиках.

Пьер покачал головой.

— Для Бальтуса бельгийские шоколадные конфеты уже наркотики.

— Возможно. Но в том, что касается вас, он сказал правду, как ты мне минуту назад сам подтвердил.

Пьер не знал, что ответить, ему понадобилось несколько секунд.

— Чего ты хочешь? Чтобы я богом поклялся, что не употреблял тяжелые наркотики? Какое-то время они стояли друг против друга как два вооруженных гангстера в Додж

Сити, готовых, наконец, решить свои распри. И только появление Татьяны разрядило обстановку.

— Я готова, — пропела она сладким голоском, после чего Пьер проводил ее к машине. Его бурная реакция показалась Сабине интересной, хотя конечно это еще не означало

признание вины. Может он просто не любил полицейских и был оскорблен тем, что Сабина так поздно созналась в этом. Харри также чувствовал себя обманутым.

— Ты не с-сказала мне, что работаешь в п-полиции.

— Думаешь, при знакомстве я первым делом говорю: «Здравствуйте, меня зовут Сабина Малер, кстати, моя работа заключается в том, чтобы сажать людей за решетку? » Разве ты, придя на вечеринку, говоришь: «Я могильщик с Пёля? » — она подмигнула ему. — Если да, то меня не удивляет тот факт, что ты дважды разведен.

Харри нравилось, как она с ним говорила, это было заметно по его лицу. Он привык к такому слегка грубоватому тону, в расслабленной обстановке это давало ему чувство защищенности. Сабина так хорошо знала это, потому что сама ощущала себя также. С одной лишь разницей, что такая манера говорить развилась у нее не в семье или с семьей, а как выражение протеста против родителей и сестры. С Харри было возможно общение на одном

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

уровне. Не каждый отважился бы назвать ее хромоножкой, и не всякому бы она улыбнулась в ответ.

Во время разговора с Харри, Сабина ходила по комнате. Пьер снес некоторые стены старого деревенского дома и создал большую комнату с массивными деревянными опорами. Сабина остановилась перед огромной книжной полкой в форме радуги.

Зная Пьера поверхностно, можно было подумать, что он человек заурядный, не глубже, чем чашка эспрессо. Наверное, дело было в его легкой и удобной, но одновременно дорогой одежде, ровном загаре, картинах с изображениями маков на стенах, в его повсеместной мягкости и податливости. Но согласно его книжной полке, Пьер интенсивно изучал как историю Мекленбурга, так и древнего Египта, интересовался жизнью Микеланджело и Черчилля, социологией, бедностью в мире и прочими вещами. В папке одной организации по оказанию помощи, Сабина обнаружила доказательство об опекунстве над индийской девочкой и филлипинским мальчиком. Кроме того, Сабина нашла множество материалов организации «Врачи без границ», на которую Пьер работал несколько лет назад — год в Эфиопии и еще один год в Сальвадоре.

— Ты считаешь п-правильным, р-рыться в чужих вещах? — запротестовал Харри.

— Я не обыск провожу, а просто рассматриваю книги на полке. Кстати, впервые за тридцать лет, что в некотором смысле делает из меня первооткрывателя. А это что тут у нас?

Сабина открыла фотоальбом. В нем были фотографии из детства Пьера и его приятных, полных родителей, которые когда-то занимались посевами для отечества, а также фото из поездок и отпусков, с Рудных Гор, с озера, с черноморского пляжа. Рядом с ним стоял другой, маленький и невзрачный альбом, но чем-то он все-таки привлек ее внимание. Внутри оказались десятки перемешанных фотографий, сделанных примерно на протяжении шести лет. Их объединяло одно: на всех фотографиях была изображена исключительно Лея.

Четырнадцатилетняя Лея сидела на белой лошади, грациозная, слившаяся воедино с животным. Пятнадцатилетняя Лея стояла в купальнике на трамплине над бассейном, руки элегантно подняты, тело напряжено. Шестнадцатилетняя Лея с вафельным мороженым в руке, кокетливо улыбающаяся в камеру. И так далее. Последние фотографии были сделаны на веселом празднике по случаю ее восемнадцатилетия. Кто делал фотографии неизвестно, потому что на некоторых из них Пьер стоял рядом со своим объектом обожания. Некоторые снимки были порезаны, чтобы отделить что-то или кого-то, находившегося рядом с Леей. Весь альбом был создан в честь красивой девочки и еще более красивой молодой девушки.

Пролистывая альбом, Сабина осознала, что за ее антипатией к Лее скрывалось и кое-что другое — зависть. Причем не белая, не стремление быть одинаково любимой родителями, как и младшая сестра, не желание иметь таких друзей, как Лея, а простая зависть и обида, что Лея была такой восхитительной, а она, Сабина, нет.

«Шлюшка», — прозвучал приговор старого Бальтуса о Лее. Не факт, что это было действительно так, но Сабина рада была слышать это, даже наслаждалась этими словами. Как только речь заходила о младшей сестре, Сабина становилась совершенно другой женщиной, женщиной, с которой бы она сама не хотела познакомиться.

— Вы бы были прекрасной парой, — с издевкой сказала она, когда Пьер вернулся и застал ее с альбомом в руке. — Невероятно, малыш Пьер был тогда влюблен в малышку Лею,

и никто этого не заметил.

— Нет, я заметил, — сказал Харри Сабине, когда две минуты спустя они стояли на

улице.

Пьер довольно нелюбезно выпроводил их наружу, и Сабина даже понимала его чувства. Часто мы с недоверием и антипатией относимся к тем, кто знает наши секреты, даже если сами рассказали им их.

— Я з-знал.

— Что? — спросила Лея.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

— Что Пьер влюблен в Л-лею. Я же не д-дурак. Ну ладно, иногда дурак, но это я видел.

В е-его глазах, понимаешь? Он всегда с-смотрел на Лею по-другому, не как на нас, и не как на Жаклин, а она была тогда красивой д-девчонкой. Но остальные не заметили, как мне кажется. По крайней мере, мне никто н-никогда не говорил.

— А Лея?

— С-скорее всего нет. Пьер был слишком с-стеснительным или даже скорее трусливым. Майк тоже был влюблен в Лею, но он не был таким сдержанным, а наоборот с-сильно заигрывал с ней. Ну, своими н-неуклюжими методами. Сыновьям рыбаков, как известно, не очень-то знакомо ч-чувство такта. Пьер никогда не противился Майку, он и до с-сих пор так делает, во всем сохраняет нейтральную позицию, наш сельский в-врач. Как Швейцария.

— У Майка было что-нибудь с Леей? Может быть втайне от всех?

— Не д-думаю. Да ну, Лея и Майк?

Сабина покачала головой.

— Мэрилин Монро тоже была замужем за Артуром Миллером.

— Кто такой, этот М-миллер? Не важно, в любом случае, я не м-могу себе это представить. Лея всегда была такая в-возвышенная, романтичная, лиричная, что-то среднее между г-графиней и русалкой.

То, что Харри насмехался над Леей, вызывало у Сабины симпатию.

Харри был странноватым парнем. Ему было чуть за сорок, но уже был морщинистым как старик и одновременно немного инфантильным. Сабине нравились такие типы, которым общество в лучшем случае ставило клеймо «Эксцентрик», а нередко такие люди просто считались идиотами.

Как бы то ни было, создавалось впечатление, что в их компании он был единственным парнем, который не был влюблен в Лею, что говорило в его пользу. Майка Лея отшила, Пьер любил ее тайно, а с тем, кому повезло быть с ней вместе, она рассталась при первых же трудностях. Какое достижение: всего восемнадцать лет и уже трое взрослых воздыхателей, которых она бросала или вообще не хотела даже слушать.

У Сабины за всю жизнь было всего три поклонника, а в юности вообще ни одного, не считая подхалимничавшего Мирослава. Многих парней отталкивало ее не женское поведение, другие побаивались ее, и, в общем-то, с годами мало что изменилось. То, что она не могла найти спутника жизни, лишь отчасти было связано с ее колкостью. Как бы смешно это не звучало, потому что больше подходило к характеру Леи, но Сабина ждала принца, мужчину, которому бы удалось сделать так, чтобы ее сердце взяло верх над доминантным разумом. В общем и целом, она всего два года была в более менее постоянных отношениях, а в остальное время производила впечатление, что быть одной ее нисколько не тяготит.

— З-зайдешь к нам? ― спросил Харри. — Буду рад. М-Маргрете наверняка тоже. У нас редко бывают гости, в общем-то, никогда. М-можешь переночевать у нас, если хочешь.

Сабина охотно согласилась, и вечер стал еще лучше, чем она ожидала. Встреча с Маргрете прошла замечательно, потому что они говорили на одном языке и понимали друг друга с полуслова. Несколько банок пива, бутылка Кьянти, чечевичная похлебка с колбасой и множество грубых пёльских анекдотов обеспечили всем хорошее настроение. Однако такая веселая обстановка царила только до тех пор, пока Сабина была в комнате. Когда она уходила

в ванную комнату или в машину, чтобы принести кое-какие вещи, грубовато-веселый тон между братом и сестрой сменялся на агрессивный и хамский. Сабина подслушала их разговор, прежде чем зашла в кухню. Маргрете напала на брата, за то, что он не успел сделать покупки, а он защищался беспомощными замечаниями: «Оставь меня, наконец, в покое». Как только Сабина вернулась, оба успокоились.

Когда Харри поздним вечером, уже в подвыпившем состоянии, начал рассказывать о своей вражде с Майком, Маргрете простилась и ушла спать.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

— Ты не особо ладишь с сестрой, не так ли? — начала допытываться Сабина. Харри не пояснил, продолжал ли он говорить о Майке или отвечал на ее вопрос.

— В-все люди совершают ошибки, терпят неудачу, промахиваются. Одним у-улыбаются на это, другим бьют в л-лицо. Так устроен мир. Я получал по м-морде чаще, чем боксер на р-ринге.

Ну почему ей нравился этот опустившийся тип? Потому что у нее с ним было кое-что общее? Может, дело было в его особенном мужестве. Ведь требовалась смелость, чтобы идти своей дорогой, несмотря на презрение, качание головой и издевательства мира. Любую неудачу встречать с выдержкой. Выступать в защиту того, во что веришь, не смотря на то, что все считают тебя сумасшедшим. Если речь шла о смелости, то большинству людей приходили на ум автогонщики, солдаты или неравнодушные прохожие, спешащие кому-то на помощь. Чудак, защищавший лужайку, державшийся за детские воспоминания и посвятивший жизнь борьбе с рыбной фабрикой, чаще всего считался странным. При этом необходимо было такое же или еще большее мужество, чтобы подчиниться цели, которая не вызывала восторга у людей, а в лучшем случае наталкивалась на равнодушие.

Но и отчаяние тоже было велико.

— Маргрете считает меня д-дураком, — сказал Харри, каждое новое предложение стоило ему немалых усилий, как будто ему нужно было перепрыгнуть пропасть. — И для м-матери я б-большое р-разочарование. Я з-знаю об этом, хотя она и н-не говорит. Мы вообще-то н-никогда м-много не разговаривали... Я н-не могу быть другим, чем я е-есть.

Он быстро зажег сигарету и затянулся. Это практически паническое ингалирование было немым, красноречивым эхо: я не могу, не могу.

— Я тоже никогда не могла, — ответила Сабина. — Если вспомнить года, проведенные

с Леей... Боже, как мы ругались. У тинейджеров шестилетняя разница в возрасте кажется целой вечностью, поэтому я включала злую, старшую сестру, а она всеми любимое солнышко. Мы по правде ничего не дарили друг другу. С каждым новым днем, мы все больше ненавидели друг друга.

— Ты по-прежнему н-ненавидишь ее?

Вопрос застал Сабину врасплох, поэтому ответ дался ей нелегко.

— Длительная разлука не заставила мою антипатию исчезнуть, а скорее заморозила ее.

У Леи наверняка также. Ну что ж, ничего не поделаешь. Я всегда была менее любимым ребенком и этого уже не изменишь.

Это была одна правда. Другая заключалась в том, что Сабина часто надеялась, что однажды все раны заживут и ссоры закончатся. Она даже подумывала сделать первый шаг. Но не знала, каким он должен быть. Во время звонка, она бы точно начала запинаться, а писать письма у Леи получалось лучше, чем у нее. Сближение было бы возможным, если бы она показала чувства, а это означало, опустить щит и оружие и стать ранимой. Уже при одной мысли об этом абстрактном, даже не конкретном плане, у нее все сжималось внутри.

Харри отреагировал на ее слова так медленно, будто они капали в него через капельницу. Сабина даже могла наблюдать, как он думает. Сигаретный дым дольше задержался в его легких.

— Обещаешь не отдавать у-участок? Не дарить и не продавать? Ты будешь бороться з-за него? — спросил он.

Сабина не могла сказать «нет». Всему миру было наплевать на руины, для Харри наоборот руины были всем его миром.

— Согласна, — сказала она. — Мы боевые товарищи.

Когда вернулась Маргрете, они не стали ничего говорить о соглашении. Ее раздражало все, что было связано с этой «грудой камней», как Маргрете называла дворец. Сабина даже немного понимала ее. Наверняка ее расстраивало то, что брат большую часть своего времени посвящал руинам, в то время как у нее не было почти ни одной свободной минуты. Тем не

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

менее в ее неприязни было что-то прямо-таки враждебное, агрессивное. Такие чувства обычно испытываешь к местам, которые во что бы то ни стало хотелось забыть.

Эрик Берг — «Могила на взморье» / Underworld Books | Книги и переводы

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒