|
|||
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Хит и Рук следовали за Ноа Пакстоном, который вел по безжизненному офису «Старр Риэл Эстейт Девелопмент». Тридцать шестой этаж башни «Старр-Пойнт» являл резкий контраст с вестибюлем, обставленным дорогой современной мебелью. Здесь гуляло эхо, и офис походил на прогоревший гранд-отель после того, как кредиторы налетели и растащили все, что не было прибито гвоздями. Он производил зловещее впечатление; возникала мысль, будто на Земле наступил апокалипсис. Офис не просто опустел – он был заброшен. Пакетов указал на открытую дверь, и они вошли в его кабинет, единственное обитаемое помещение на всем этаже. Согласно документам компании, должность Пакстона называлась «финансовый директор», однако комната была обставлена подержанной мебелью и дешевой офисной техникой. Кабинет был аккуратным и функциональным, но совершенно не подходил ведущему сотруднику манхэттенской фирмы – даже самой средненькой. И, разумеется, никак не соответствовал шикарному фасаду компании Старра. Никки Хит услышала, как Рук едва слышно хмыкнул, и, проследив за взглядом репортера, заметила на стене постер с изображением котенка, вертикально повисшего на ветке. Под задними лапами красовалась надпись «Держись, детка! ». Пакстон даже не предложил им кофе. Они просто сели в разномастные кресла для посетителей, а хозяин устроился за полукруглым рабочим столом. – Мы пришли, чтобы попросить вас помочь нам разобраться в финансовых делах компании Мэтью Старра, – начала детектив, стараясь говорить небрежным, нейтральным тоном. Ноа Пакстон нервничал. Она привыкла к этому: люди пугались полицейского жетона точно так же, как белого халата врача. Но этот парень не смотрел ей в глаза – тревожный сигнал. Казалось, он думал о чем-то своем – как человек, который забыл дома включенный утюг и должен бежать туда, причем немедленно. «Действуй мягче, – сказала она себе. – Посмотрим, что удастся из него вытянуть, когда он расслабится». Пакстон посмотрел на ее визитную карточку и произнес: – Разумеется, детектив Хит. – Он снова попытался взглянуть ей в глаза, но продержался лишь на несколько секунд и опять притворился, что изучает визитку. – Однако есть одна проблема, – добавил он. – Говорите, – ответила Никки, готовая к уверткам или требованию вызвать адвоката. – Только не обижайтесь, мистер Рук. – Пожалуйста, называйте меня Джейми. – Одно дело – когда приходится отвечать на вопросы полиции. Но если вы намерены цитировать меня в какой-нибудь разоблачительной статье для «Vanity Fair» или «First Press»… – Вам не о чем беспокоиться, – заявил Рук. –…я обязан уважать память Мэтью и чувства его семьи, поэтому не могу освещать его бизнес на страницах журнала. – Я здесь лишь потому, что собираю материал о работе детектива Хит и ее группы. Все, что вы скажете о делах Мэтью Старра, дальше меня не пойдет. Я сделал это для Мика Джаггера, сделаю и для вас. Хит ушам своим не поверила. Вот он – эгоцентризм знаменитого журналиста в действии. Он сыпал не только именами, но и любезностями. И это совершенно точно не привело Пакстона в нужное ей настроение. – Сейчас не самое подходящее время, – обратился к ней бухгалтер, потерпев неудачу с Руком. Отвернулся, зачем-то взглянул на монитор и снова посмотрел на Хит. – Еще суток не прошло с момента его гибели… Я сейчас… Ну вы можете себе представить. Как насчет завтра? – У меня всего несколько вопросов. – Да, но мои документы… э-э… в общем, у меня не все документы, – он щелкнул пальцами, – сейчас под рукой. Давайте договоримся так. Почему бы вам не сказать мне, что конкретно вам требуется, и я подготовлю все данные к нашей следующей встрече? Отлично. Довольно она пыталась гладить его по шерстке. Он продолжал увиливать, а теперь еще и решил, что сможет избавиться от нее под надуманным предлогом и устроить встречу, когда будет удобно ему. Хит поняла, что настало время изменить тактику. – Ноа. Могу я называть вас Ноа? Я постараюсь объяснить вам, что происходит, хорошо? Я занимаюсь расследованием убийства. Я не просто намерена задать вам несколько вопросов здесь и сейчас, я жду от вас ответов. И меня не волнует, все или не все документы, – они щелкнула пальцами, – у вас под рукой. И знаете почему? Потому что я отправлю наших судебных бухгалтеров разбираться с вашими бумагами. Так что вы должны решить, в каком ключе мы общаемся дальше. Мы друг друга поняли, Ноа? После секундной паузы он выдал ей все коротко и ясно: – У Мэтью Старра не было ни гроша. Это была холодная констатация факта. Что еще услышала Никки Хит в его ответе? Он говорил откровенно – да, наверняка. Произнося эти слова, он смотрел ой прямо в глаза – теперь не было никаких уверток. Но она чувствовала что-то еще, как будто он хотел дать ей что-то понять, продемонстрировать свои чувства. Пока она пыталась дать этим чувствам определение, Ноа Пакстон, словно прочитав ее мысли, добавил: – Я испытываю огромное облегчение. – Точно, это было облегчение. – Наконец я могу открыто говорить об этом. В течение следующего часа Ноа не просто говорил. Он развернул перед ними повествование о том, как машина обогащения, управляемая бесстрашным Мэтью Старром, взмыла к недостижимым высотам, наращивая капитал, строя культовые башни, сформировавшие известный на весь мир облик Нью-Йорка, а затем устремилась к собственной гибели по воле самого Старра. Это была история чудесного взлета и стремительного падения. Пакстон, которому, если верить документам компании, сейчас было тридцать пять, поступил на работу в фирму со своим новеньким дипломом МВА в момент, когда она находилась на вершине успеха. Он уверенно и изобретательно провел операцию по финансированию строительства авангардного здания «Старр-Скрейпер» на Таймс-сквер, после чего превратился в самого ценного сотрудника Мэтью Старра. Возможно, потому, что сейчас он заговорил откровенно, Никки, присмотревшись, увидела в Ноа Пакстоне человека, которому можно доверять. Он был надежным, способным – одним словом, мужчиной, который может провести тебя через жизненные бури. Она мало встречала людей, подобных ему. Конечно, она видела их в вагоне-ресторане пригородного поезда, идущего в Дарьей, [32] без галстуков, потягивающими пиво с коллегами или соседями. Или с женами в платьях от Анны Кляйн в ресторанах с меню prix fixe[33] – на Бродвее, перед началом спектакля. Если бы в жизни Никки все сложилось иначе, она сама могла бы сидеть с ним при свечах с коктейлем «Космополитен», расскажи пять о родительском собрании или планировать отпуск на Мартас-Винъярде. [34] Она подумала: интересно, каково было бы жить в доме с лужайкой и надежным мужем вроде Ноа? – Мэтью мне полностью доверял, – продолжал он. – Но это была палка о двух концах. Мне пришлось узнать все его секреты. Даже те, которые мне не хотелось знать. Если верить Ноа Пакстону, самым грязным секретом его босса, который, казалось, превращал в золото все, к чему прикасался, подобно царю Мидасу, было то, что он сам вел компанию к гибели и не мог остановиться. – Покажите, в чем это заключалось, – потребовали детектив. – Вы имеете в виду… прямо сейчас? – Сейчас или… – продолжая свою игру, она сделала многозначительную паузу, – в более формальной обстановке. Выбирайте сами. Он открыл на своем «Макинтоше» несколько окон и пригласил Хит зайти за рабочий стол и взглянуть на огромный плоский экран. Цифры выглядели тревожно. Затем появилась череда графиков, иллюстрирующих путь главы успешной строительной компании, который практически печатал деньги, от невероятного богатства к финансовой пропасти; падение произошло задолго до катастрофы с закладными. – Так значит, дело не в тяжелых временах и экономическом кризисе? – удивилась Хит, указывая через плечо Ноа на график, напомнивший ей эскалатор с нижней ступенью, выкрашенной в красный цвет. – Нет. Кстати, спасибо за то, что не трогаете монитор. Меня всегда удивляло, почему люди, когда указывают на экран, обязательно должны прикоснуться к нему. – Я вас понимаю. Это те же самые люди, которые, говоря «позвони мне», изображают у уха мобильник. – Они рассмеялись, и Никки уловила запах его туалетной воды, свежий аромат цитрусовых. «Л'Окситан», – решила она. – Но как ему удавалось оставаться на плаву? – спросил Рук, когда они вернулись на свои места. – Это было моей работой, причем нелегкой. – Искренним взглядом посмотрев на Никки, он добавил: – И клянусь вам, что все было абсолютно законно. Она ответила лишь: – Расскажите мне об этом. – Все просто. Я начал ликвидацию и изъятие капиталов. Потом наступил спад на рынке недвижимости, мы многое потеряли. Затем угодили в финансовую яму. После этого начались проблемы с рабочими. Может быть, вам это неизвестно, но наши стройки уже некоторое время закрыты. - Никки кивнула и бросила быстрый взгляд на защитника Жирного Томми. – Мы оказались не в состоянии выплатить долги, не в состоянии продолжать работы. А есть простое правило: нет зданий – нет арендной платы. Хит произнесла: – Выглядит все это как ночной кошмар. – Для того чтобы вам снились кошмары, нужно еще иметь возможность поспать. Никки заметила на офисном диване сложенное одеяло и подушку. – Лучше назовем это адом на земле. И это только с финансами компании. Я еще даже не начал говорить и его личных денежных проблемах. – А разве большинство бизнесменов не ставят противопожарную стену между деньгами фирмы и собственными? – спросил Рук. «Чертовски хороший вопрос. Наконец-то он повел себя как репортер», – подумала Никки и бросилась ему наперерез. – Мне всегда казалось, что люди разделяют эти вещи, чтобы крах в бизнесе не задел личные финансы и наоборот. – Я тоже построил все таким образом, когда взялся за ведение его семейных дел. Но, видите ли, деньги горели огнем по обе стороны противопожарной стены. Понимаете… – На лице Пакстона появилось серьезное выражение, состарившее его на двадцать лет. – Сейчас мне очень хотелось бы попросить вас не записывать то, что я скажу. И держать это в тайне. – Я могу вам это обещать, – заверил Рук. – А я не могу, – отрезала детектив Хит. – Я же вам сказала: идет расследование убийства. – Понимаю, – отозвался Пакстон. А затем сделал решительный шаг. – У Мэтью Старра имелись некие привычки, которые очень дорого ему обходились. Разоряли его. – Ноа помолчал немного, но все-таки продолжил: – Во-первых, он был азартным игроком. И постоянно проигрывал. Он не только оставлял деньги во всех казино от Атлантик-Сити до «Мохеган Сан», [35] он ставил на лошадей и на футбольные матчи у местных букмекеров. Некоторым из этих типов он задолжал большие деньги. Хит записала в блокноте: «Букмекеры». – Потом проститутки. У Мэтью были своеобразные… м-м… предпочтения, не буду уточнять, какие именно – то есть я, конечно, могу уточнить, если вам нужно это знать… И он удовлетворял свои прихоти с девочками по вызову высокого уровня. Рук не смог удержаться: – Меня всегда забавляет, когда выражения «высокий уровень» и «девочка по вызову» употребляют вместе. Ну, то есть, непонятно – то ли это квалификация, то ли сексуальная поза? – Увидев ледяные взгляды Хит и Пакстона, он пробормотал: – Извините. Продолжайте. – Я могу уточнить для вас темпы, с которыми он растрачивал деньги, но сейчас достаточно сказать, что эти и еще кое-какие привычки пожирали его финансы. Прошлой весной нам пришлось продать семейное поместье в Хэмптоне. – Стормфолл. – Никки вспомнила гневные выкрики Кимберли насчет того, что убийства не случилось бы, если бы они уехали в Хэмптон. Теперь она поняла, в чем заключались смысл и ирония этих слов. – Да, Стормфолл. Думаю, мне не нужно говорить, сколько денег мы потеряли на продаже поместья при сегодняшних ценах. Уступили его некой звезде реалити-шоу с миллионными убытками. Но деньги, полученные от продажи, были только каплей в море и никак не могли покрыть долги. Дела пошли так плохо, что Мэтью приказал мне прекратить выплаты по страхованию жизни, хотя я уговаривал его не делать этого. Хит нацарапала в блокноте два слова: «Нет страховки». – А миссис Старр это было известно? – Краем глаза она заметила, что Рук подался вперед. – Да, было. Я изо всех сил старался оградить Кимберли от самых неприятных сторон жизни Мэтью, но и насчет страховки она знала. Я находился с ними, когда Мэтью сообщил ей. – И как она отреагировала? – Она сказала… – Он помолчал. – Но вы должны понимать, что она была очень расстроена. – Так что она сказала, Ноа? Вспомните ее точные слова, если возможно. – Она сказала: «Я тебя ненавижу. От тебя не будет никакого толку, даже если ты подохнешь». Когда они ехали обратно в участок, Рук завел раговор о безутешной вдове. – Ну так что, детектив Хит, как вам это: «Не будет толку, если ты подохнешь»? Ты говорила, что надо собирать информацию и выстраивать картинку. Нравится тебе портрет Саманты-стриптизерши? – Но она же знала, что не получит страховки. Где мотив? Он ухмыльнулся и снова поддел Никки: – Пока не знаю, но советовал бы тебе продолжать задавать вопросы и смотреть, куда ведут ответы. – Иди ты… сам знаешь куда. – О, как ты со мной заговорила! Это потому, что на горизонте появился кто-то еще? – Это потому, что ты слишком много треплешься. И я не поняла, что означает «кто-то появился на горизонте». – Это означает: Ноа Пакстон. Я прямо не знал – не то вылить на вас двоих ведро холодной воды, не то притвориться, что мне звонят, и оставить вас наедине. – Вот поэтому ты просто журналист, который играет в копа. Твое воображение гораздо сильнее, чем способность анализировать факты. – Ну хорошо, допустим, я ошибся. Он пожал плечами, а затем улыбнулся той улыбкой, которая однажды уже заставила Никки покраснеть. И она опять смутилась вместо того, чтобы посмеяться. Не отвечая, она вставила в ухо наушник и, нажав на кнопку быстрого набора, связалась с Тарреллом. – Тэрри, это я. – Она повернулась вполоборота к Руку и заговорила деловым тоном, чтобы он не понял ее двояко, несмотря на то что умел угадывать подтекст. – Я хочу, чтобы ты проверил главного бухгалтера Мэтью Старра. Имя – Ноа Пакстон. Посмотри, что там есть – нарушения, задержания, судимости, – все как обычно. Когда Никки закончила разговор, Рук улыбался. Это совершенно не понравилось, но она должна была спросить: – В чем дело? Репортер не ответил, и она повторила: – В чем дело? – Ты забыла попросить узнать название его туалетной воды. И с этими словами он открыл журнал и уткнулся в него. Когда Хит и Рук вернулись в участок, детектив Таррелл поднял взгляд от монитора. – Помнишь того парня, которого ты просила меня проверить, Ноа Пакстона? – Ага. Нашел что-нибудь? – Пока нет. Но он только что тебе звонил. Никки сделала вид, что не замечает лукавого взгляда Рука, и повернулась к своему столу, на котором громоздилась стопка бумажек с сообщениями. Записка от Ноа Пакстона лежала сверху. Хит не стала брать ее; вместо этого спросила Таррелла, не проявлялся ли Каньеро, который следил за Кимберли Старр. Вдова проводила день в «Бергдорф Гудмен». [36] – Говорят, шопинг – отличное утешение для разбитого сердца, – заметил Рук. – А может, наша веселая вдова возвращает в магазин дизайнерские тряпки за наличные. Когда Рук вышел в туалет, Хит набрала номер Ноа Пакстона. Ей нечего было скрывать от Рука, однако она совершенно не желала выслушивать его дурацкие подколки. Или видеть эту улыбочку, которая бесила ее до предела. Никки прокляла мэра, который в благодарность за какую-то услугу разрешил ему повсюду таскаться с ней. Пакстон взял трубку. – Я нашел документы по страховке, на которые вы хотели взглянуть. – Отлично, я кого-нибудь за ними пришлю. – Ко мне приходили судебные бухгалтеры, о которых вы упоминали. Они скопировали все данные с моего компьютера и ушли. Вижу, вы не шутили. – Вот видите, вы не просто так платите налоги. – Она не смогла удержаться и добавила: – Вы ведь платите налоги, правда? – Да, но вы могли бы меня об этом не спрашивать. Похоже, ваши дипломированные бухгалтеры с удостоверениями и пушками свое дело знают. – Можете в этом не сомневаться. – Послушайте, я понимаю, что не слишком охотно вам помогал… – Вы мне помогли. После того, как я вам пригрозила. – Я хотел бы извиниться. Видимо, эта трагедия потрясла меня сильнее, чем я думал. – Вы не первый, Ноа, – ответила Никки. – Померьте мне. В тот вечер она сидела в полном одиночестве в центральном ряду кинотеатра, смеялась и хрустела поп-корном. Взгляд Никки Хит был прикован к экрану, где разворачивалась нехитрая история. Полностью погрузившись в конфетно-розовый мир цифровой мультипликации, она словно перенеслась на другую планету, подобно дому, воспарившему на тысяче воздушных шаров. [37] Но прошло каких-то девяносто минут, и груз снова лег ей на плечи. Никки отправилась домой сквозь вечернюю городскую духоту, пропитанную запахами канализации, мимо нагретых задень зданий, от которых даже после заката все еще исходил нестерпимый жар. В такие минуты, когда работа не поглощала ее целиком, когда тренировки не расслабляли, к ней всегда приходило одно и то же воспоминание. Прошло десять лет, но Никки казалось, что это случилось на прошлой неделе, прошлой ночью. Время не имело значения. Время ничего не меняло в ее воспоминаниях о Той Ночи. В первый раз после развода родителей она приехала домой из колледжа на День благодарения. С утра они с матерью ходили по магазинам. К этому традиционному предпраздничному ритуалу теперь, когда мать осталась одинокой, Никки относилась как к священной миссии. Она старалась сделать этот День благодарения если не лучшим в их жизни, то хотя бы похожим на обычный – насколько это было возможно с пустым стулом во главе обеденного стола и призраками счастливого прошлого. Вечером они вдвоем возились на кухне их тесной нью-йоркской квартиры – как всегда, пекли на завтра пироги. Пока они в четыре руки орудовали скалками, Никки отстаивала свое решение сменить специализацию с английской литературы на театр. А где палочки корицы? Как они могли забыть палочки корицы? Мать никогда не позволяла себе класть в праздничные пироги молотую корицу, она молола ее сама. Как же они могли пропустить палочки, когда составляли список? Никки обрадовалась так, словно выиграла в лотерею, когда нашла банку палочек в отделе специй супермаркета «Нортон Уильяме» на Южной Парк-авеню. На всякий случай она позвонила домой по мобильному. Никто не брал трубку. Когда включился автоответчик, она решила, что мама не слышит телефона из-за шума миксера. Но затем мать взяла трубку и, перекрикивая запись, извинилась – она вытирала перепачканные маслом руки. Никки раздражало жужжание автоответчика, но мать не умела выключить чертову штуку так, чтобы не прерывать разговор. Никки спросила, не нужно ли им еще чего-нибудь в магазине? Подождала – мать отправилась на кухню посмотреть, не закончилось ли сгущенное молоко. А потом донесся звон бьющегося стекла. И пронзительный крик мамы. У Никки подкосились ноги, она громко окликнула мать. Покупатели стали начинаться в ее сторону. Снова крик. Услышав стук упавшей на пол трубки, Никки уронила банку с корицей и бросилась к выходу. С силой распахнув дверь, она выскочила на улицу, где ее едва не сбил курьер на велосипеде. Два квартала до дома. Она бежала, не отрывая телефона от уха, умоляя мать сказать хоть что-нибудь, взять трубку, объяснить, что случилось. Она услышала мужской голос, звуки борьбы. Жалобный вскрик матери и шум падающего тела рядом с телефонной трубкой. Звон металлического предмета, прошенного на пол кухни. Один квартал. Звяканье бутылок на дверце холодильника. Хлопок, шипение открываемой бутылки с газировкой. Шаги. И тишина. А потом слабый, угасающий стон. И последнее слово, произнесенное шепотом: «Никки…»
|
|||
|