![]()
|
||||||||||||||
«Память, память, за собою позови…»Стр 1 из 2Следующая ⇒ Дорогие земляки! Я, Бурова (Хребтова) Любовь Николаевна, родом из Курумкана. Мне 70 лет. Возраст воспоминаний. Накануне 75-летия Великой Победы позвольте поделиться воспоминанием о времени, когда наши земляки достойно выдюжили все невзгоды той войны. Моя мама Хребтова Антонина Васильевна родилась в 1928 году в Чите. Родители: мать – Хребтова Анна Андрияновна родом из Читкана Баргузинского района; отец – Лу-чан-ды по прозванию Василий, китаец. Фото 1934г. Чита. Мои бабушка Анна Андрияновна (29 лет) и мама Тоня (6 лет) Это фото из семейного фотоархива, который 27 лет считался потерянным. В 1961 году вернулся к моей маме. Об обстоятельствах надеюсь изложить в будущем (если хватит сил и здоровья). В 1934 году, вероятно, вследствие «маньчжурской заварухи», Лу-чан-ды попал под репрессии. Его объявили «японским шпионом». У семьи начались мытарства и страдания. Из Читы бежали спешно, в чем были. С собой из вещей прихватили только верблюжье покрывало. Было оно теплое и пушистое. В него укутывали дочку. Мама им пользовалась долгие годы. Даже когда я стала взрослая этим покрывалом заправляли кровать. До сих пор храним эту семейную реликвию. После скитаний очутились в безлюдном Иликчине Курумканского района. Там стояла только чабанская заимка супругов Бато и Дулмы. Подле них и приютились. Василий своими руками смастерил лачугу, слепил печку, заготовил дрова. Раздобыл мешок муки «аржанухи». Бато дал пару бараньих шкур. Василий шкуры выделал. Сшил из них тулупчик и унтики для маленькой дочки. И сгинул. По слухам, якобы НКВД опознал его в поезде на станции Татаурово. Он пытался бежать. Был застрелен. Больше о Лу-чан- ды моей маме ничего не было известно. Фотографий не сохранилось. Нюра (так называли бабушку) с Тоней (так называли маму) вроде прижились в Иликчине. Нюра помогала Дулме по хозяйству. Тоня рядышком в меру силенок тоже подсобляла. Разговаривали чабаны, естественно, по-бурятски. И Тоня скоренько приладилась к бурятской речи. А еще выучила бурятскую мелодию, которую напевала Дулма когда гуртили баранов. Тоня запомнила эту мелодию и порой напевала ее до конца жизни. … Время шло. Тоне надо было учиться. И Нюра перебралась с дочкой в Сахули. Там Тоня пошла в школу. Но из-за мытарств по возрасту от сверстников отстала и училась с детьми помладше. Сохранилось фото, на котором 2 девочки - Тоня Хребтова и Дуся Чиркова, о чем на обороте фото свидетельствует надпись перьевой ручкой, вероятно, исполненная рукой Дуси. А ниже указана дата – 1941 год. Эта приписка явно поздняя - уже шариковой ручкой, почерком моей мамы. …1941-ый! Впереди – 4 тяжкие годины. Вглядитесь в лица девочек. Родом они не из детства – из войны. Выдюжили!
![]() ![]() Фото храню бережно. Однажды упомянула о нем в «Одноклассниках». В ответ получила сообщение из Хабаровского края от Надежды и Валерия
Надежда предположила, что Дуся Чиркова – ее свекровь. Ее уже нет в живых, но семье было бы интересно увидеть школьное фото. Выставила фото. Познакомились. Надежда сообщила, что, судя по дате, Дусе на нем 10 лет. А моей маме было 13. Завязалась переписка, из которой я поняла, что у Лисенковых очень дружная семья. Получила несколько чудесных фотографий с комментариями.
А ее муж Александр Кузьмич Лисенков (свекор Надежды) работал в совхозе на ферме техником - ассеминатором. Супруги Лисенковы - Александр Кузьмич и Евдокия Васильевна (в девичестве Чиркова) с детками Со слов Надежды: « У отца на руках дочь Ольга, у мамы – дочь Вера, она с 1960 года». На фото ей не более годика, значит фото приблизительно 1961 года. Получается Евдокии Васильевне тут 30 лет.
Со слов Надежды: «…на этой фотографии на руках у Евдокии Васильевны самый младший сын. Он с 1962 года». На фото ему лет 5. Получается тут Евдокии Васильевнепримерно 36- 37лет.
Ушла из жизни Евдокия Васильевна на Дальнем Востоке. А Александр Кузьмич покоится в Сахулях. Какие вы молодцы, дорогие Надежда и Валерий, огромное спасибо вам за ваш рассказ, что сохранили фотографии, переслали прекрасные фотоснимки мне. И искреннее признание за почитание памяти! … А я продолжу. Из Сахулей Нюра перебралась в Курумкан. Устроилась прачкой в больницу. Но жилья не было. Ютилась в каморке при прачечной. Поэтому Тоня некоторое время оставалась в Сахулях, жила у старичков (имен их, к сожалению, я не запомнила). За Тонин постой в избе они ничего с Нюры не брали. Но за кормежку она денежку им давала. А какая зарплата была у прачки! Жила Нюра впроголодь. Мама вспоминала: однажды на воскресенье пришла из Сахулей в Курумкан (ходила пешком), а бабушка сварила супчик с мясом. Мама изумилась: откуда у нас мясо? Бабушка сказала, что она всю неделю подрабатывала, белила избы. Вот и оплатили ей люди добрые мясцом. Мама спросила, а что ты ела сама? Бабушка сказала, что она обошлась кусочком хлебца и кипятком соленым. То есть почти не кушала, а пила лишь соленую водичку. А стиралась-то вручную! А воду на стирку таскала на коромысле в цинковых ведрах из колодца во дворе больницы! И это считалось нормой. Все терпеливо несли невзгоды военного времени. Это потом назовут их тружениками тыла, а тогда и слов-то таких не знали. Выбегала Нюра к колодцу едва набросив на голову платок, а то и вовсе голоухой. А зимы были суровые. Надорвалась. Простыла. Захворала. Слегла. Лежала недолго. 18 июня 1942 года умерла. В 37 лет. Хоронила Тоня ( ей было 14 лет) свою маму практически одна. То есть больница, конечно, участвовала в меру возможностей. Но какие были в войну возможности у сельской больнички! 42-ой год. Война в критическом периоде. Даже отвезти покойную на кладбище было некому. Мужиков нет. Все на фронте. В селе одни бабы, старики да дети. Упросили Мишу цыгана. Он прибился к Курумкану, прирабатывал там-сям. Дали ему лошадь с ходком (летняя телега). Миша запряг лошадку, погрузили гроб. Двинулись на погост. Тоня за гробом шла одна. Но мужества не утратила. Еще и прихватила с собой, в кармашке, химический карандаш. Идут. Вдруг Тоня заметила, что двигаются не в сторону русского кладбища, а к бурятскому. Миша сказал категорично, что туда ближе, ему некогда. Тоня смолчала. Что скажешь? Могилку Миша вырыл загодя. Вдвоем опустили гроб. Закидали землей. Миша собрался уезжать. Тоня впервые заплакала: « Она же была православная. Поставь, пожалуйста, крестик». Сжалился Миша. Срубил топориком сосенку молоденькую, прибил наискось ветку, затесал серединку. Тоня на затесе карандашом сделала надпись: «Хребтова Анна Андрияновна 1905 -1942». Поклонилась могилке и побрела вслед за лошадкой в село. Как жить дальше? Не знала. Но мир не без добрых людей. Приветила сиротку курумканская учительница Елизавета Александровна Кожевина. Она сказала так: «Тоня, ты способная, не бросай школу, поживи у меня». Тоня согласилась, конечно. Учителям полагался продуктовый паек. Скудный паек. Но учительница милосердно делилась со своей ученицей куском хлеба. Мама всегда говорила, что благодаря Елизавете Александровне, она не просто выжила в голодную пору, но и смогла в дальнейшем выучиться. Более того, во многом благодаря Елизавете Александровне состоялась как личность, получила практический урок человечности. И сама мама по жизни всегда старалась поддерживать слабых и немощных.
В 1964 году, работая в Буркоопсоюзе, случилось маме поехать в командировку в Баргузинский район. Ей было тогда 36 лет. Хорошо помню, вернулась она из командировки взволнованная и рассказала, что на обратном пути из Бургузина в Улан-Удэ заехала в Усть-Баргузин к Елизавете Александровне Кожевиной. Она была уже старенькая, жила в семье сына ее Виктора. Мама привезла ей гостинцы и теплые слова благодарной памяти. Вскоре пришло письмо от Елизаветы Александровны. Мама его хранила бережно в альбоме. После ее ухода из этой жизни, письмо храню я, и о нем знают мой сын Виталий и внучка Тонечка. Надеюсь, и они сохранят эти для меня святые пожелтевшие листочки. Вчитайтесь в эти листочки! - Каллиграфический почерк. Благородный стиль. Деликатный слог. И какая чуткая душевность! Привожу письмо полностью. Дорогая Тоня!
|
||||||||||||||
|