|
|||
ИСКУПЛЕНИЕ. СТОУНХЕНДЖИСКУПЛЕНИЕ
На заре Наши танки вошли в Назарет, И устало сказал политрук- Иерей: " Соберите на площади этих сук, Евреев! "
И под дулами наших АК Разлилась по площади Река Стариков, женщин, детей.
Политрук-иерей Влез на танковую броню: " Ню, Люди-лошади, Товарищи-господа жиды, Израилево семя! Пришло время Всем Получить пизды За то, что в вашем отечестве Нет пророка, Которого все человечество, Кроме уродов и прочей скотины, Признало Божьим Сыном.
Настало Время, и пробил час Во имя его Отца и Духа Святаго Добраться до вас, Бродяг, Чтоб отомстить жестоко, Чтоб кровью отмыть грех".
И вот, Как Понтий Пилат, Умывши руки… " Кто там шепчется?! В рот смотреть, суки! В честь Христовой Пасхи Явить Господню ласку – По-ми-ло-вать Одного Из всех Ваших НЕбожьих чад. Выбирайте: кого? "
Заволновалась толпа: Выбор всегда тяжёл, А тут Как выбирать Одного, Когда остальным " капут! " Опять кричать " Вар-ра-ва! " ?
Но наш политрук – о-го-го Го- Ло- Ва! " Не будем казнить Того, Кто зовётся Иуда! "
Поискали – Да Нашли. Вытолкали Взашей Идти до края земли, На которой не будет евреев Больше… Вообще. Никогда!
Остальные просили… Вотще, Всех положили. И на танках дальше Вперёд В атаку – на Кариот!
А спасённый Последний " орёл" – Израиля семени Побрёл… " Иди куда хочешь! " – В белый свет, Растворяясь в темени Подступающей ночи.
Иуда Исназарет.
СТОУНХЕНДЖ
Горбатые пальцы машинки Гадят калом мышиным Снежное поле листа.
Над пер-пер-деньем трактора, В лавсановой вони " фактори" Маячит призрак Креста Христа.
Голгофою новою, Откормленной вошью лобковою – Лик новой толпы.
Зашоренные иконами, Плющом увиты неоновым Истинной веры столпы.
Извечной пьянью размашистой Во славу Грёбаной Матери – Глиняный рабочий колосс.
Правнучки Магдалинины – Между дырявой простынкою И потом чужих волос.
Нахохлившимся воробушком Сунут в игольное ушко Спермой оплаканный член.
С мечтой о раевых кущах, Где гуще, баще и пуще, Глазами стреляют с колен.
Верка в сортире повесилась, Видя, как Любке весело: Истина – между ног.
Надька живёт подаянием, Руку тянет с отчаяньем… Смертным: вон – Бог... Вон! Порог!
Дольными палестинами, Дальними и ничейными, Прежде родные поля.
Болото семейное – тиною, Старой шкурой змеиною: Позже. Потом. Опосля.
Точка. Попались. Увязли Между корнем и завязью. Больные и доктора.
Лошади Апокалипсиса Ржут, храпя и оскаливаясь... Стоунхендж Симона-Петра.
АРМАГЕДДОН
Тихой сапой – полночь Из орбит – на орбиту глаза Луна – жёлтая сволочь Динамитом по тормозам
Я отъезжаю На четырёх конях Душа – вороная Бледная – простыня
Рыжая – лампа Белые – бедро и спина Девочка – вамп Приговор неподСудного дня
Визжащие трубы Страшного суда И туда водосток Цепкие губы Сосок – под язык Шашку – на волосок
Портвейн " Три шестёрки" Липко-алым – снаружи Скользким – внутри Русские горки Заводной Диснейленд До лукавой зари
Зверь или Ангел Тьма – длинна и приятна День – сочтён Последнее танго Апокалипсис Армагеддон
*** Двое в комнате – я и Ленин – Все пейсят тяжеленных томов. Я бы встал пред тобой на колени… Я бы полз к тебе… Если мог!
Вчера – праздник. Сейчас – поле боя, Над которым кружит вороньё. Я вчера – за твоё здоровье! – Подорвал здоровье своё.
Подорвал, но выпил до капли – Капель было немало зело! А потом с грациозностью цапли Брёл к тебе. Всем ветрам назло.
Нёс привет, пожеланье здоровья, Счастья, денег… Короче, всех благ. А потом снег весенний я кровью Обагрил, встретив вражий кулак.
Ну, в последнем совсем не уверен. Может, всё это праздничный бред. Каюсь, был я в питье неумерен, Но на то я, однако, поэт.
Но на то я, однако, твой рыцарь, Чтоб за даму – сто грамм. Или в бой. Говоришь, что в пуху моё рыльце? Дык, я ж вчера… это… восхищался тобой!
А сейчас мы вдвоём – я и Ленин. От вчерашнего в горле – комок. Я бы встал пред тобой на колени… Я бы полз к тебе… Если мог!
|
|||
|