|
|||
5 Месяцев Спустя 13 страницаЗа каждую унцию, которую я давала, он отбирал две. За каждую унцию, которую я брала, он отдавал четыре. Мне не нужно было, чтобы он касался меня своими пальцами, чтобы заставить меня разбиться на миллион кусочков. Капо знал, где дотянуться до меня, и все время дотрагивался до этого места, иногда колотил по нему, снова и снова. Так что было трудно не отставать, не сдаваться, но я держалась, растягивая момент, растягивая связь. — Вот так, — прохрипел Капо мне в шею. — Отдайся мне, Марипоса. Навсегда. Не побеждая. Не присваивая. Просто отдавая. Может быть, он понял, что не важно, сколько денег у мужчины на покупку вещей, нет ничего лучше, чем женщина, отдающая себя ему. Звуки, которые мы издавали, были звериными, и они эхом отдавались вокруг нас. Запах воды, запах земли пустого здания и нашего секса наполняли теплый воздух. Он, казалось, знал, что я держусь, не отпуская, пока он не сделает этого. Несмотря на то, что я была мокрой, я чувствовала вкус соли на губах от того, как сильно Капо трудился над моим телом. Капо замедлился, его удары стали легче, но не менее наполняющими. Я прикусила губу, так что она кровоточила, и он приблизился, слизывая пятно. — Кончи для меня, Марипоса, — сказал он по-итальянски. — Ну же. Один раз он толкнулся в меня так сильно, что я почувствовала ударную волну по всему телу. Я зашипела, потому что была почти уверена, что он протаранил мою матку. Капо замедлился, только чтобы вбиваться в меня снова, пока его темп не ускорился, и я больше не могла отрицать напряжение. Оно поглотило меня. Оно поглотило его. Я вскрикнула в тот же момент, когда Капо проник в меня, и его рот снова прижался к моему, проглотив его. Мы стояли так некоторое время, тяжело дыша, моя голова прижалась к его груди. Когда Капо вышел из меня, я вздрогнула, всегда желая быть с ним одним целым. — Vertiginoso. — Его голос был хриплым. Головокружительно. Я подняла глаза и встретилась с ним взглядом. На этот раз я не была уверена, о ком он говорит. Я подняла четыре пальца. — Сколько их? — Восемь, — сказал Капо и поднес мои пальцы ко рту, кусая их. Он использовал мое нижнее белье, чтобы немного привести меня в порядок. Закончив, Капо сунул трусики обратно в карман. Маленький мальчик, преследуя другого, пробежал мимо нашего тайного места. Они смеялись, все еще пытаясь облить друг друга водой. По негласному соглашению мы покинули заброшенную виллу рука об руку. Когда мы вернулись в сад, дети все еще были там, взрослые все еще смеялись. Нонно все еще преследовал их со шлангом в руках. Капо постоял со мной минуту, наблюдая, а потом отпустил мою руку и сел рядом с дедом. Он указал на детей, которых нужно опрыскать, подстрекая к веселью. Нонно засмеялся еще громче, когда маленький мальчик поскользнулся и упал в грязь. Капо ухмыльнулся, когда он направил руку своего деда, чтобы распылить струю на бедного ребенка, когда тот упал. Наше отсутствие не уменьшило радости, но с тех пор, как мы вернулись, она стала еще более полной. Мое сердце бешено забилось, когда Капо взял дедушку за голову, притянул к себе и поцеловал. Потом он что-то сказал ему на ухо. Улыбка Нонно не заставила себя ждать. Затем они оба посмотрели на меня, прежде чем Капо снова притянул его к себе, слегка встряхнув. Может быть, радость жизни уменьшила боль от прощания, как только мог чувствовать Капо.
***
Сад бабочек. Я понятия не имела, откуда взялись растения, но когда вышла с виллы с чашкой эспрессо в руке, они были у моих ног. Капо выгружал их из четырехколесной повозки. У нее была ручка, как у повозки. На нем была обтягивающая белая майка, брюки цвета хаки и рабочие ботинки. Его верхняя часть уже была измазана грязью. — Что ты задумал? — поинтересовалась я. Обычно Капо был где-то на вилле, когда я просыпалась, но в то утро его не было. После нашей второй свадьбы он не оставлял меня в покое. Первое, о чем я подумала, было то, что с Нонно что-то случилось, и я запаниковала. Но я знала, что Капо разбудит меня, поэтому успокоилась и приготовила кофе, прежде чем нашла его перед виллой. Занимающегося разгрузкой. Мускулы на его руках и спине напряглись, когда он снял с подножки четырехколесной повозки огромный камень, выглядевший старше окружающих нас гор. Потом он передумал и поставил его обратно. — Где ты хочешь это разместить? — он смотрел то на скалу, то на меня. — Это Нонно прислал все это? — Нет, — Капо вытер пот со лба. Было еще рано, но солнце уже припекало землю. — Где ты хочешь это разместить? Мы не спали всю предыдущую ночь, так что Капо заснул всего на два часа. Я чувствовала, что устала до мозга костей. Так что я понятия не имела, где мне что-то нужно. — Капо. — Я сделала глоток кофе. — Я в замешательстве. Откуда все это взялось? И зачем мне что-то куда-то класть? Я здесь не живу. — Живешь, — сказал он. — И мы приехали в гости. Это моя вилла. Мы можем ее переделать. Ее вид никогда не имел для меня значения. Это было просто место для сна. — А растения? — Сад. Для тебя. Тебе нужно посадить все это. Ах. Он сделал это, но не хотел признаваться. Твердолобый Капо. Судя по количеству уже выгруженных растений, он уже совершил одну-две поездки. Я не знала названий всех цветов, но решила, что это, должно быть, то, что Нонно называл нектарными растениями. Они привлекут бабочек. У Капо их было достаточно, чтобы создать границу вокруг виллы. Может быть, даже больше. Пройдя дальше в тапочках, я оглядела местность. Капо шел со мной, мы оба молчали. Когда мы вернулись к передней части виллы, я кивнула. — Я хочу обойти виллу со всеми этими цветами. Мне нужна беседка на заднем дворе для винограда. Там мы тоже сделаем сад бабочек побольше. Мы разместим камни в разных местах, чтобы бабочки могли греться на солнце. Нам понадобится купальня для птиц или что-то в этом роде, куда нужно насыпать песок. Мы не должны ее заполнять, только замочить песок в воде. Нонно сказал, что бабочки любят влагу. Я постучала пальцем по кофейной чашке, размышляя. — Я спрошу Нонно, где, по его мнению, мы должны посадить растения. Я имею в виду, какие места будут лучше для каждого. Как насчет того, чтобы пойти и позвать его на завтрак? Ты можешь привезти его обратно на той четырехколесной штуковине, — я кивнула в ее сторону, — и мы приступим к работе после еды. Капо не шевельнулся. Он посмотрел на меня, как на нового человека. — Что? — У меня было сильнейшее желание поерзать. Я чувствовала себя так, словно у меня выросла лишняя голова, и понятия не имела, что именно она показывала ему язык. Капо покачал головой. — Ты командуешь. — Кто же знал? — я усмехнулась. — Я. — Капо помедлил. — Я знал, что это произойдет. — Хотя его губы сжались, что-то в тоне показалось удовлетворенным. Разгрузив оставшуюся часть повозки, Капо потащил ее обратно к дедушкиной вилле. Перед тем как уйти, он приказал людям, которые стояли вокруг, не спускать с меня глаз. Он никогда не оставлял меня без присмотра. С тех пор как появились незваные гости, у него стало больше людей. Я поспешила в дом и быстро оделась. У меня не было времени беспокоиться о том, как я выгляжу, особенно когда я хотела освежить виллу и приготовить вкусный завтрак. У меня ушло пять минут на уборку и двадцать на приготовление еды. Я приготовила еще кофе (кофе латте), круассаны (cornettos) и простой омлет. Я разложила на столе множество разных закусок на вращающийся поднос для бутербродов и закусок. Я даже вышла на улицу и сорвала свежие полевые цветы, чтобы поставить их на стол. Ваз не было, поэтому я использовала старые банки из-под варенья. Сестры многому меня научили. Я слышала, как Нонно хихикает над потрескивающими колесами телеги, катящейся по пересеченной местности. Я развязала фартук и выбежала на улицу. Он сидел на заднем сиденье, окруженный другими растениями, и все еще смеялся. При виде его моя улыбка стала еще шире. — Дорога была ухабистая, Farfalla, но я справился! — он вытер лицо носовым платком, который держал в кармане. Zia Стелла с улыбкой подошла прямо к мужчинам. — Видела бы ты его! — Она подошла ко мне, когда Капо практически поднял своего дедушку и поставил его на ноги. Капо поддерживал его, пока они шли к нам. — Он потребовал, чтобы Амадео провез его по всему поместью. И если там был холм, он хотел ехать быстрее! Он вел себя так, словно был на одном из тех страшных аттракционов, и ему снова было семь. Он поднял руки в воздух и сказал: «Виии-иии-иии! » Оказавшись достаточно близко, чтобы притянуть меня, zia поцеловала меня в щеки, а затем вошла внутрь виллы. Я поцеловала Нонно в обе щеки и подала ему руку, чтобы помочь войти. — Прикосновение женщины, — тихо сказал он, оглядываясь вокруг, — все меняет в доме. Мы прекрасно позавтракали. Zia [46] Стелла и Нонно делали вид, что им все очень нравится. Капо ничего не сказал, но когда он встал, чтобы вымыть свою тарелку, он поцеловал меня в щеку и произнес: «На этот раз я попробовал все ингредиенты». Капо даже вернулся на несколько секунд. Остаток дня мы провели за посадкой. Нонно помогал мне решить, где разместить все эти цветы, чтобы они процветали в своих новых домах. Когда Капо отвернулся, он толкнул меня локтем и сказал одно слово: «Radici». Корни. Капо трудился над беседкой почти весь день. Время от времени, когда солнце было слишком жарким для Нонно, он садился рядом с Капо под деревом на заднем дворе и говорил ему, что делать. Я не могла поверить, как хорошо выглядел при этом Нонно. Он почти светился. Казалось, у него открылось второе дыхание. Мы даже наслаждались легким обедом на улице, и к тому времени, когда вечер встретил нас, мы уже закончили. У виллы и двора вдруг появились корни цветов. И каким-то странным образом я чувствовала себя такой же укорененной, как те новые растения, что привыкали к своим новым местам обитания. Я загадала желание - я хотела, чтобы все бабочки, которые найдут дорогу к нашему дому, нашли здесь убежище. Zia Элоиза принесла нам ужин. Мы собрались вокруг стола и поужинали по-семейному. Блюда переходили из рук в руки, наливалось много вина, и общий смех был более сытным, чем еда и вино вместе взятые. К тому времени, как мы закончили, звезды уже погасли. Тетушки и несколько двоюродных братьев и сестер ушли первыми. Капо планировал отвезти Нонно на его виллу в повозке, но перед отъездом ему хотелось посидеть во дворе и насладиться всеми новинками. Мы с Капо помогли ему выйти, и он сел на скамейку, а мы расположились по обе стороны от него. Нонно поднял глаза к небу и затих. Некоторое время никто из нас не произносил ни слова. Казалось, мы все погрузились в собственные мысли. После тридцати минут или около того, Капо спросил у деда что-то про беседку. Он не ответил. Сначала казалось, что Нонно заснул. Капо сел быстрее, чем я думал, и встряхнул его. — Papà [47] ! Я тоже села, удивляясь, почему Нонно не отвечает. Через секунду он ответил, но в его словах не было смысла. Они были невнятны, а глаза казались пьяными. — Марипоса, — Капо вскочил со своего места и направился к передней части виллы. — Продолжай с ним разговаривать! Я опустилась на одно колено перед Нонно, прижимая его руку к своему сердцу. — Нонно, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее. Если он умирал, я не хотела, чтобы он чувствовал хаос, чувствовал мой страх, потому что я дрожала, и мое сердце разрывалось. — Нонно, пожалуйста, не уходи. У тебя осталось так много жизни. Ты должен остаться с нами. Пожалуйста. Не уходи. — Я целовала его руку снова и снова. Нонно поднял свободную руку и положил ее мне на голову. Его слова звучали невнятно, но я могла их разобрать. — Я прожил долгую жизнь. Я прожил полную жизнь. — Нонно сделал вдох, и я могла сказать, что он был неглубоким. — Я не получил всего, о чем просил, но я получил все, что мне было нужно. Мои последние дни были наполнены радостью. В первый раз я попробовал воздух. В первый раз я почувствовал на лице солнце и луну. В первый раз я влюбился. Я получил все, что мне было нужно. Моя работа здесь закончена. Моя жертва не была напрасной. Я не понимала, что Капо оттащил меня от деда, пока не увидела его издали, и дядю Тито, сидящего рядом с ним и проверяющего его пульс. Под звездами Нонно выглядел умиротворенным, довольным, как будто все его желания сбылись. Все его потребности были удовлетворены. Обретенный покой Нонно был полной противоположностью тем крикам, которые я слышала, когда его дочери и вся семья толпились вокруг, оплакивая человека, который так много значил для многих.
***
Я встречала смерть в своей жизни. Мои родители. Потеря Капо в первый раз. Джослин и Папаша. В каком-то смысле я никогда по-настоящему не горевала ни о своих родителях, ни о Джослин и Папаше. У меня не было на это времени. После того, как меня переселили из одного дома в пять, а потом из единственного, который я помнила в десять, вся моя жизнь с этого момента была наполнена борьбой за выживание. Я часто думала о них, но ненадолго. Это было слишком больно. И чтобы дышать, мне приходилось держать голову прямо. Так что смерть была мне не чужда, но все же я не испытывала потери на этом уровне - настолько близкой, будучи достаточно взрослой, чтобы знать, что означает потеря в данный момент. На похоронах все были в черном, и я никогда не слышала, чтобы кто-то плакал так громко, как одна из дочерей Нонно, когда они закрывали его гроб. От этого у меня подкашивались колени. Капо пришлось поддержать меня, чтобы я не упала. Это был тот тип крика, которого все боятся - рыдание из глубин души, скорбящей по человеку, который забрал с собой половину ее. После похорон мы вернулись на виллу его деда. Я старалась молчать, держаться в стороне и помогать как можно больше. Мое сердце словно обливалось кровью, так что я даже не могла понять, что чувствовали самые близкие ему люди. Он был одной из тех душ, которых мир никогда не забудет. Его слова были выжжены на бумаге. Нонно будет навсегда увековечен на страницах книг и в сердцах всех, кто любит его больше всего. В отличие от меня, которая в какой-то момент подумала, что меня могут найти в Нью-Йоркском мусорном контейнере. Единственными, кто меня помнил, были Кили и ее братья. Я даже не оставила следа в этом мире. Даже бумажного пореза не было. Очередная Сьерра. Я вздохнула, оглядывая толпу в поисках Капо. Весь день он то появлялся, то исчезал из моего поля зрения. Капо проверит, как я, а потом исчезнет. — Рокко, — сказала я, касаясь его руки. Наконец он остался один, чтобы немного выпить. — Ты видел Капо? — В кабинете его деда. Я кивнула и пошла искать его. Дверь была слегка приоткрыта, но Капо не было. Я вошла, заметив, что несколько книг его деда были вынуты. Перед смертью он написал письмо каждому из своих детей, внуков и правнуков. Он писал им стихи и рассказы. Подойдя достаточно близко к его столу, я заметила там раскрытую книгу.
Марипоса, Самое маленькое существо может оказать самое большое влияние. Тебя увидели и тебя ценят. Поделись этим знанием с правнуками, которых мне не суждено увидеть. Это для них так же важно, как и для тебя. Ты пустила корни в моем сердце и нашла там приют навсегда. Нонно Я села и открыла первую страницу. Это была иллюстрированная детская книжка. Черный Волк с потрясающими голубыми глазами сидел в темном лесу, полная луна висела над его головой. Он был одиноким волком, без стаи, которой нужно было руководить, потому что он отстаивал свое право быть альфой. Затем на третьей странице к волку подползла гусеница блекло-коричневого окраса. Гусеница сказала волку, что он так одинок потому, что потерял то, что когда-то принадлежало ему. Или, может быть, это у него украли. — Кто посмеет украсть у меня? — прорычал волк. — Скажи мне, что я потерял, чтобы я мог найти это снова и назвать своим. Она заползла ему на нос и сказала: — Следуй за мной, и я покажу тебе. Волк думал, что то, что он потерял, было чем-то осязаемым, чем-то, что он мог укусить своими острыми зубами, но гусеница никогда не говорила ему ничего другого. Она позволила ему поверить. Некоторым надо показывать, а не рассказывать, подумала она. То, что произошло дальше, было путешествием. В лесу они повстречали и других существ. Они огляделись и поняли, что заблудились. И наконец, когда волк уже собирался съесть ее за то, что она взяла его с собой в это глупое путешествие, она вывела его в волшебный сад. Там он нашел кролика, чтобы поесть. Там он нашел убежище от палящего солнца. Там она спрятала его в темноте, чтобы он мог отдохнуть, и предупредила его, когда опасность поджидала его совсем близко. Она стала его спутницей во всем. Даже когда она устала и была вся в синяках от собственной борьбы, она никогда не оставляла его одного. Во время их путешествия волк начал понимать, что гусеница не могла ему предложить нечто осязаемое, но она предложила ему так много вещей, которые он смог почувствовать. Чувства были даже более осязаемыми, чем кролик, которого он съел. Благодаря действиям гусеницы, она все время демонстрировала ему - существу, так отличающемуся от нее - свою любовь; существу, которое могло покончить с ее миром одним щелчком своей клыкастой пасти или ударом массивной лапы. Чего я не ожидала, так это смерти гусеницы. Волк оплакивал ее, и в самую последнюю секунду они оба поняли, как много значат друг для друга и какие уроки нужно извлечь из жизни и смерти. Потребовалась смерть, чтобы заставить их понять то, чему пыталась научить их жизнь. Волк потерял способность любить. Он так долго бежал со стаей, кусаясь и рыча, всегда сражаясь за свое место в стае, пока его не изгнали. Когда он остался один, он остался один на один с... самим собой. Волк забыл, что способен любить. Ему нужно было показать, как снова давать и получать. Гусенице нужно было понять, что ее усилия не напрасны. В конце концов, ее будут помнить за все, что она сделала. Даже если тем, кто будет помнить ее, окажется один рычащий, жестокий волк. Он никогда не забудет ее. Она научила его любить, не заставляя его быть тем, кем он не был. Слабаком. Ее любовь сделала его только сильнее. На последней странице была изображена голубая бабочка, уютно устроившаяся в густой шерсти волка, сидящего в волшебном саду в свете луны высоко над ними. — Нонно. — Я закрыла книгу и прислонилась головой к твердому переплету. Он написал детскую книгу для своих правнуков. Он написал детскую книгу в честь девочки, которая, по его словам, была одновременно и женщиной, и ребенком. Он знал, что я буду любить и лелеять ее. Даже художественное произведение было чем-то из причудливой сказки. — По-моему, эта книга была его последней. Я вздрогнула от звука мягкого голоса Рокко. Он стоял позади меня, глядя на книгу. Я провела рукой по обложке, желая запереть ее и сохранить в безопасности. — Вы читали его книги? Это… У меня даже слов нет. — Некоторые. Ваш муж читал эту, когда я нашел его здесь. — Где он? — Не знаю, Марипоса. Он... борется. — Я знаю, — сказала я, обдумывая слова в книге, пытаясь найти более глубокий смысл. — Вы можете отвезти меня в церковь, Рокко? Он присел на край стола, свесив одну ногу и наблюдая за мной. — Почему в церковь? Его дед сказал мне, что он заключил сделку с Богом, и это был первый раз, когда он вернулся в церковь после того, как мать Капо, его дочь, покончила с собой. Может, я и ошибалась, но нутром чувствовала. — Куда может отправиться человек, чтобы исчезнуть, но при этом быть замеченным? — вот что я сказала. Он потрепал меня по подбородку. — Умная девочка. Рокко отвез меня в церковь, где мы с Капо венчались, на стально-сером «ламборджини». Если я и надеялась добраться туда в рекордное время, мое желание исполнилось. Когда мы направились к лестнице, двое мужчин в костюмах как раз собирались войти. Рокко обнял меня за талию и притянул ближе. Я уже собиралась высвободиться из его объятий, потому что он никогда не прикасался ко мне так раньше, но когда он слегка покачал головой, я встала там, где он меня поставил. — Артуро, — позвал Рокко, останавливая их прямо перед тем, как другой парень, тот, что помоложе, открыл дверь. Артуро, старший из двух мужчин, прищурился на нас, прежде чем он и молодой парень направились к нам. — Рокко. — Он протянул руку, чтобы Рокко пожал ее, когда мы подошли достаточно близко, но Рокко не взял ее. В этот момент в Рокко не было ничего даже отдаленно дружелюбного. Я никогда не видела его таким, и, честно говоря, это вызвало всплеск страха в моей груди. Фаусти преобладал над ним в этот момент. Некоторые называли их львами. У него была татуировка одного из них на предплечье - четки вокруг гривы и священное сердце посередине. Лев не был заметен под рубашкой, но я видела его раньше, когда он закатывал рукава. Артуро был американцем, и он показался мне знакомым, хотя я никогда не видела его раньше. Резкие черты. Редеющие черные волосы с проседью местами. Широкие плечи, но при этом наметившееся брюшко строго посередине. Карие глаза. Мужчина рядом с ним был плотным, но со светлыми волосами и карими глазами. У него были те же черты, что и у того постарше. После того, как Артуро убрал руку, он хлопнул молодого человека по спине. — Ты помнишь Ахилла. Ахилл сделал шаг вперед и кивнул. — Что привело тебя сюда, Артуро? — спросил Рокко, совершенно не обращая внимания на человека со странным именем. Ахилл. Тогда я увидела огонь в темных глазах Ахилла. Ему не нравилось, когда его игнорировали. После этого я внимательно наблюдала за двумя незнакомцами. Что-то в Артуро заставило меня сделать гигантский шаг назад, но Ахилл заставил меня почувствовать, как он дышит мне в шею, хотя он стоял напротив меня. У меня перехватило дыхание, когда я заметила руку Ахилла. У него была татуировка. У них обоих она была. У Артуро была на запястье, а у Ахилла - на том же месте, что и у Капо, на ладони. Черные волки. Глаза были другими. Сплошная тьма, никакой синевы, как у волка Капо. Я заставила себя отвести взгляд, чтобы не привлекать внимания. Артуро посмотрел на меня, потом снова на Рокко. — Это твоя жена? — секунду спустя он поднял руки. — Не хочу показаться грубым. Рокко ухмыльнулся, но отнюдь не дружелюбно. — Ты знаком с моей женой, — сказал он. — Это жена Амадео. — Амадео, — повторил Артуро. Он, казалось, обдумывал это имя. — Сын Стеллы? — Сегодня тебе здесь не место, — сказал Рокко, больше не подавляя раздражения в голосе. — Семья скорбит. В этот час твое присутствие семья воспримет, как оскорбление. — Я слышал о старике, — сказал Артуро, печально качая головой. — Мне было жаль это слышать. Я надеялся лично выразить свои соболезнования. Пожалей лучше мою задницу, — чуть не сморозила я. Я понятия не имела, кто он такой, но он был такой фальшивкой. И Ахилл не отвел от меня взгляда. Он смотрел на меня тяжелым взглядом, взглядом, от которого мне хотелось сжаться и исчезнуть. — Я Ахилл, — медленно произнес он, протягивая руку, чтобы взять мою. Я держала руки при себе, отказываясь прикасаться к нему. Он усмехнулся моему смущению. Ахилл был из тех, кто знает и наслаждается этим. Ахилл был как копия Мерва извращенца, но куда более опасный. Он не выдохнется. — Таких девушек, как ты, — он указал на меня, — в Америке не делают. Если бы ты не была замужем, может быть, мне было бы интересно договориться с твоей семьей. Интересно, сколько ты будешь стоить? И тут меня осенило… он думал, что я говорю только по-итальянски. Вот почему он говорил со мной так, словно я была медлительной. Тупая задница. Рокко толкнул меня за спину и попал в поле зрения Ахиллу. Он уставился на Ахилла так, что я съежилась. Я взяла его рубашку в руку, держась за нее. — Тебе здесь не место, — сказал Рокко Артуро, но тот уставился на Ахилла. — Забирай своего мальчика и уходи. Если вы хотите выразить свои соболезнования лично, вы сначала должны сообщить. Семья не стала относиться к тебе с теплотой, и я сомневаюсь, что после сегодняшнего дня они изменят свое отношение. Пришли цветы. Это уместно, если чувствуешь, что имеешь право горевать вместе с нами. Артуро с минуту стоял неподвижно. Его взгляд метался, оценивая ситуацию - между нами и церковью, и, наконец, он вздохнул. Артуро положил руку на плечо парня и потянул его назад, поблагодарив Рокко по-итальянски за потраченное время. Ахилл клацнул зубами, прежде чем последовать приказу Артуро уйти. Глядя им вслед, Рокко сделал телефонный звонок. Он быстро заговорил по-сицилийски. Он посылал людей следить за американцами. Когда они ушли, Рокко положил руку мне на поясницу, подталкивая к дверям церкви. Он открыл одну для меня, но не сделал ни малейшего движения, чтобы войти. — Вы идете? — вот что я сказала. — Через минуту. Мне нужно сделать еще один звонок. Я колебалась. — Не бойся, Марипоса. Я не позволю им причинить тебе боль. — Они... плохие люди? — Sì [48] . Они двое из худших. Если когда-нибудь столкнешься с ними на улице, поверни в другую сторону. Все ясно? — Яснее некуда. — Я знала, что это плохие новости, но надеялась, что он даст мне немного больше информации. Оставив Рокко куда-то звонить, я вошла в церковь. Было тихо, и в этой тишине на меня нахлынули воспоминания о нашей второй свадьбе. Этот день принес столько радости. Нонно. Я никогда не забуду, каким живым он был. Несколько часов назад он был безмолвной фигурой в гробу. В этом смысле церкви были похожи на больницы. Невидимая грань между жизнью и смертью постоянно переступала. Мои каблуки едва издавали звук, когда я шла, но когда я вошла в настоящую церковь, я остановилась и спряталась в тени. Капо сидел на одной из скамеек, а Джиджи сидела рядом с ним, положив руку ему на плечо. Когда она заплакала, он протянул руку и сжал ее шею. — Амадео, — фыркнула она. Потом она положила голову ему на плечо. Я никогда не считала себя мстительным человеком. У меня никогда не было достаточно веской причины, чтобы вернуть кому-то его должок. Большую часть времени, если кто-то заставлял меня бежать, я продолжала бежать, чтобы избежать неприятностей. Но в тот день, когда так много было запечатано, чтобы никогда больше не открываться, было все еще трудно подавить внезапное желание причинить ей боль. Ранить ее так же сильно, как она ранила меня. Капо был моим мужем. Не ее. Мой недостаток опыта, особенно в утешении человека, когда он был подавлен, никогда не был так очевиден в тот момент. Она предлагала ему достаточно поддержки, чтобы он почувствовал это, но в то же время достаточно уязвимости, чтобы он не чувствовал себя слабым. И она использовала его особое имя. Амадео. Она всегда так делала. Имя, которое он никогда не давал мне возможности использовать. Через несколько минут Рокко вошел в церковь. Увидев меня, он перевел взгляд с меня на сидящих перед алтарем. Затем он двинулся вперед и позвал Капо. Джиджи повернулась, чтобы посмотреть, но Капо этого не сделал. Прежде чем встать, она нежно поцеловала его в щеку, вероятно, оставив после себя красный след помады. Рокко сел рядом с Капо, и его слова были горячими и тихими. Джиджи приблизилась ко мне. Ее прекрасное лицо выглядело еще более ошеломляющим от слез. Она достала из сумочки салфетку и промокнула щеки. — Он весь твой, — сказала она. — Позаботься о нем. Я ничего не сказала, глядя в сторону, стараясь не дышать, когда аромат ее дорогих духов ненадолго повис в воздухе после того, как она ушла. Голоса Рокко и Капо все еще звучали приглушенно, но Рокко уже встал. Что бы ни сказал ему Капо или нет, это разозлило его. — Хочешь, я отвезу тебя домой? — спросил Рокко, собираясь уходить. — Нет, — сказала я. — Я останусь с ним. Он кивнул и вышел. Я медленно пошла туда, где сидел мой муж, одинокая фигура в огромной церкви. Я заменила Рокко, усевшись рядом с ним. Капо даже не взглянул на меня, когда я села. Его глаза были подняты, и на лице ничего не отразилось. Оно было холодным, каменным. Я задумалась, действительно ли это была пустая трата времени, чтобы продолжать пытаться избежать его печали. Сможет ли он когда-нибудь по-настоящему позволить мне или кому угодно достучаться до него? Некоторое время мы молчали. Затем он потянулся и рукой остановил мою ногу. Я и не заметила, что она нервно двигается вверх-вниз. — Говори, что хочешь, Марипоса. — Капо. — Я сделала глубокий вдох, а затем шепотом выдохнула: — Жизнь коротка. Она слишком коротка, чтобы не жить и не хранить любовь после того, как ты ее нашел. Ты должен быть с Джиджи. Ты, очевидно, любишь ее. Я… я не хочу стоять на этом пути. Что бы ни было между вами двумя, вы должны сделать это.
|
|||
|