Дворцовая площадь

Императорский виссон
И моторов колесницы, –
В чёрном омуте столицы
Столпник-ангел вознесён.
В тёмной арке, как пловцы,
Исчезают пешеходы,
И на площади, как воды,
Глухо плещутся торцы.
Только там, где твердь светла,
Чёрно-жёлтый лоскут злится,
Словно в воздухе струится
Желчь двуглавого орла.

***

На страшной высоте блуждающий огонь,
Но разве так звезда мерцает?
Прозрачная звезда, блуждающий огонь, –
Твой брат, Петрополь, умирает!

На страшной высоте земные сны горят,
Зелёная звезда мерцает.
О, если ты, звезда, – воды и неба брат,
Твой брат, Петрополь, умирает!

Чудовищный корабль на страшной высоте
Несётся, крылья расправляет –
Зелёная звезда, в прекрасной нищете
Твой брат, Петрополь, умирает.

Прозрачная весна над чёрною Невой
Сломалась, воск бессмертья тает...
О, если ты, звезда, – Петрополь, город твой,
Твой брат, Петрополь, умирает!

***

В Петербурге мы сойдёмся снова,
Словно солнце мы похоронили в нём,
И блаженное, бессмысленное слово
В первый раз произнесём.
В чёрном бархате советской ночи,
В бархате всемирной пустоты,
Всё поют блаженных жён родные очи,
Всё цветут бессмертные цветы.

Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоит,
Только злой мотор во мгле промчится *
И кукушкой прокричит.
Мне не надо пропуска ночного,
Часовых я не боюсь:
За блаженное, бессмысленное слово
Я в ночи советской помолюсь.

Слышу лёгкий театральный шорох
И девическое " ах" –
И бессмертных роз огромный ворох
У Киприды на руках.
У костра мы греемся от скуки,
Может быть века пройдут,
И блаженных жён родные руки
Лёгкий пепел соберут.

Где-то грядки красные партера,
Пышно взбиты шифоньерки лож,
Заводная кукла офицера –
Не для чёрных душ и низменных святош...
Что ж, гаси, пожалуй, наши свечи
В чёрном бархате всемирной пустоты.
Всё поют блаженных жён крутые плечи,
А ночного солнца не заметишь ты.

***

Вы, с квадратными окошками невысокие дома, –
Здравствуй, здравствуй, петербургская нескучная зима.

И торчат, как щуки, рёбрами незамёрзшие катки,
И ещё в прихожих слепеньких валяются коньки.

А давно ли по каналу плыл с красным обжигом гончар,
Продавал с гранитной лесенки добросовестный товар?

Ходят боты, ходят серые у Гостиного двора,
И сама собой сдирается с мандаринов кожура;

И в мешочке кофийжареный, прямо с холоду – домой:
Электрическою мельницей смолот мокко золотой.

Шоколадные, кирпичные невысокие дома, –
Здравствуй, здравствуй, петербургская несуровая зима!

И приёмные с роялями, где, по креслам рассадив,
Доктора кого-то потчуют ворохами старых " Нив".

После бани, после оперы, всё равно, куда ни шло,
Бестолковое, последнее трамвайное тепло... *

Ленинград

Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.

Петербург! я ещё не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня ещё есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок, *

И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

***

На мёртвых ресницах Исакий замёрз
И барские улицы сини –
Шарманщика смерть, и медведицы ворс,
И чужие поленья в камине...

Уже выгоняет выжлятник товар –
Линеек раскидистых стайку, –
Несётся земля – меблированный шар, –
И зеркало корчит всезнайку.

Площадками лестниц разлад и туман –
Дыханье, дыханье и пенье –
И Шуберта в шубе застыл талисман –
Движенье, движенье, движенье...

⇐ Предыдущая 123 Следующая ⇒