Глава XXIX

Лежа в постели, Герда думала…

Хорошо, что у нее стала меньше болеть голова, хорошо, что она со всеми не поехала на этот пикник и осталась дома одна.

Элси была с ней очень мила, особенно вначале. Ей приносили завтрак в постель, предлагали самое удобное кресло, запрещали делать то, что могло бы ее утомить, — в общем, ее жалели, и она разрешала себя жалеть и нежить. Ей хотелось ни о чем не думать и все забыть. Но приближались время, когда нужно будет снова жить обычной, нормальной жизнью. Ее уже начинают торопить, уже занимаются хлопотами о ее будущем существовании. Уже несколько раз Элси теряла терпение и упрекала ее за медлительность, за то, что она не все сразу понимает… Как это было раньше, до того как ее увез Джон, ее снова будут считать глупой и неуклюжей. А Джона уже нет, чтобы сказать, как тогда: «Я вами займусь…»

Она встала и спустилась в кухню, чтобы приготовить себе чай. Вода уже закипала, когда позвонили у дверей. Прислуги в доме тоже не было. И Герда сама открыла дверь. На пороге стояла Генриетта. Ее машина была оставлена у тротуара.

— Генриетта, — воскликнула Герда, — какая неожиданность! Сестры и детей нет дома, вообще в доме никого, но…

Генриетта ее прервала.

— Это даже лучше! Я хотела поговорить с вами наедине. Скажите мне, Герда, что вы сделали с кобурой?

У Герды был такой вид, как будто бы она ничего не понимает.

— С какой кобурой?

Генриетта прошла в маленький салон, дверь которого Герда перед ней открыла, Генриетта настойчиво продолжала:

— Вы должны мне это сказать, Герда! Исключить этот вопрос о кобуре ничего не стоит, и тогда будет совершенно невозможно доказать, что вы как-то причастны к этому делу. Я нашла револьвер в зарослях у пруда, куда вы его бросили, и спрятала в такое место, куда вы его положить не могли. На нем отпечатки пальцев, которые никогда не смогут опознать. Остается только эта кобура! Вы должны мне сказать, что вы с ней сделали!

Она, совершенно не зная почему, очень спешила. На самом деле торопиться ей было некуда. Генриетта сделала все, чтобы ее не выследили, если бы это кому-нибудь вздумалось. Она поехала по дороге к Лондону, заправилась на бензоколонке и постаралась там всем продемонстрировать, что едет в Лондон. Проехав некоторое расстояние, она изменила направление и направилась по другой дороге — к морю.

Герда продолжала смотреть на нее своими большими глупыми глазами. «Скучно с ней, — подумала Генриетта, — каждый раз, чтобы что-то понять, ей. нужна целая вечность». Генриетта снова стала убеждать:

— Если эта кобура еще у вас, вы обязательно должны отдать ее мне! Я найду способ от нее избавиться! Это единственное доказательство вашей вины! Она еще у вас?

Герда утвердительно кивнула головой.

— Вы не отдаете себе отчета, что это глупость — держать ее у себя! — воскликнула Генриетта, которая не могла сдержать нетерпение.

— Эта кобура была в моей спальне. — объяснила Герда, — и я о ней совершенно забыла. Когда в наш дом на Гарлей-стрит приехала полиция, я разрезала кобуру на куски и спрятала в обрезках кожи, которые лежат у меня в сумке для рукоделия.

— Хорошая мысль!

— Я вовсе не такая дура, как все обо мне думают!

Она поднесла руку к горлу и два раза тихо повторила имя Джона.

Генриетта искала слова утешения.

— Я знаю, дорогая, я знаю…

— Ничего вы не знаете и не можете знать! — Герда выпрямилась и взволнованно взглянула на Генриетту. — Джон меня обманывал! Он не был таким, каким я его себе представляла. Я это заметила в тот вечер, когда он пошел провожать ту женщину, Веронику Грей. Конечно, я знала, что он ее когда-то любил, но это было очень давно, за много лет до того, как мы поженились. Я была уверена, что все это кончилось…

— Нет, — Герда покачала головой, — эта женщина сказала, что не видела его много лет… Но только в глазах Джона я прочла совсем другое. Он пошел с ней, а я поднялась наверх в нашу комнату. Я пыталась читать, я взяла детективный роман, который Джон привез с собой. Джон все не возвращался. Тогда я встала и вышла. Было совсем светло, от луны… Я дошла до пруда. В павильоне горел свет… и они были там, Джон и эта женщина…

На секунду Генриетта закрыла глаза, а когда открыла их, то увидела совершенно другую Герду, с необычным выражением лица. Это уже не была кроткая, застенчивая и глупая женщина, которую знала Генриетта, это было беспощадное существо, которое сумело за себя отомстить и ни о чем не жалело.

— Я поверила Джону. Я верила в него… как верят в бога! Он мне казался самым благородным человеком на земле, я думала, что в нем все самое лучшее, что есть на этом свете. И все это был только обман! Мне ничего больше не оставалось! Ничего, потому что я обожала то, чего уже больше не существовало!

Генриетта смотрела на Герду с некоторой растерянностью. Перед ней было то же существо, которое она изобразила в своей «Обожающей», только преображенное: стоило исчезнуть, рухнуть идолу этой женщины, и она стала смертельно опасной.

— Вы понимаете, — уже в тоне обычной беседы продолжала Герда, — я не могла поступить иначе. Его нужно было убить! Вы понимаете меня, Генриетта? Я знала, что нужно быть очень осторожной, из-за полиции, они ведь очень ловкие. Только я ведь тоже не такая дура, как все думают. Люси считает, что если нет быстрой реакции, то человек вообще ничего не понимает. Я поняла, что Джона нужно убить. Я вам говорила, что только что читала детективный роман. Там было написано, что можно опознать оружие по пулям, из него выпущенным. Как раз в этот день сэр Генри показал мне, как заряжают револьвер, как из него стреляют. Я взяла два револьвера. Первым я решила убить Джона и спрятать. Второй револьвер я буду держать в руках, решила я, пусть его у меня отберут. Они сразу подумают, что это я убила Джона, но потом установят, что я не могла убить его этим оружием, и придут к выводу, что я не виновата! Герда помолчала.

— Но я совсем забыла об этой кобуре, которую я спрятала у себя в шкафу, в спальне. Вы думаете, что полиция может начать ее искать?

— Кто знает? — сказала Генриетта. — Лучше отдайте ее мне, и я увезу ее отсюда. Когда ее у вас больше не будет, то никакого риска для вас не останется.

Генриетта села. Она вдруг почувствовала страшную усталость.

— У вас очень утомленный вид, — сказала Герда, — сейчас я вам принесу чаю, я как раз заварила свежий.

Некоторое время она отсутствовала и потом появилась с подносом, на котором стояли чайник, кувшинчик с молоком и две чашки. Она разлила чай по чашкам, одну из них предложила Генриетте. Та поблагодарила, но настояла на том, чтобы Герда сразу же принесла кобуру. Герда явно колебалась, однако затем вышла.

Генриетта чувствовала себя совершенно измученной. К счастью, ее задача скоро будет исполнена. Скоро Герда будет вне опасности, как того хотел Джон, Она провела рукой по лбу. Она взяла чашку и уже хотела поднести ее к губам, когда шум в коридоре привлек ее внимание. Странно — Герда на этот раз действовала быстро, что ей совсем не было свойственно.

Но в дверях стояла не Герда, а Эркюль Пуаро.

— Входная дверь была открыта, — объяснил он, — и поэтому я позволил себе войти.

— Но каким образом вы очутились здесь?

Он улыбнулся.

— Когда вы так внезапно покинули «Долину», — ответил он, — я сразу догадался, что вы направились сюда. Я нанял самый быстрый автомобиль, который мне удалось найти, и вот я здесь!

Она вздохнула и снова взяла в руки чашку с чаем.

— На вашем месте, — сказал он, — я бы не стал пить этот чай.

— Почему? — удивилась она.

— Так было бы лучше…

Генриетта поставила свою чашку обратно на поднос. Вернулась Герда со своей сумкой для рукоделия.

— Подумайте, Герда! — с жаром сказала Генриетта. — Я все еще нахожусь под подозрением! Месье Пуаро за мной следит! Он уверен в том, что именно я убила Джона, но не может этого доказать.

Она говорила очень медленно, чтобы Герда ее поняла и не проболталась.

Герда предложила Пуаро чашку чая, он отказался. Потом заговорила о самых простых вещах — это было характерно для нее.

— Я очень огорчена, что все ушли. Моя сестра с детьми поехали на пикник, а я отказалась, потому что не очень хорошо себя чувствовала…

Она взяла с подноса чашку, выпила почти половину и продолжала:

— Я так растеряна! Вы понимаете, всегда всем занимался Джон, решения всегда принимал он… а теперь его нет… Без него я совершенно не знаю, что делать! Стоило ему уйти, и все рухнуло! Дети задают мне вопросы, а я не знаю, что им отвечать. Что сказать Терри, когда он меня спрашивает, почему убили папу. Он когда-нибудь обязательно это узнает. Этот ребенок всегда все хочет знать и всегда добивается своего. Меня удивляет то, что он спрашивает не о том, кто убил отца, а почему его убили…

Герда внезапно откинулась на спинку кресла, на котором сидела, голова ее запрокинулась, губы посинели.

— Мне плохо! — прошептала она. — Если бы только Джон…

Пуаро подошел к ней. Голова Герды упала на грудь. Пуаро наклонился, приподнял ей одно веко, потом выпрямился.

— Хорошая смерть! — сказал он. — Без страданий!

Генриетта смотрела на него с изумлением.

— Сердце?

Через секунду она все поняла.

— Она что-то положила в чай? Бедная Герда! Она не могла себе представить другого выхода!

Пуаро отрицательно покачал головой.

— Ошибаетесь! Отрава была для вас! Ведь она выпила чашку, предназначенную вам.

— Мне? — все еще недоверчиво воскликнула Генриетта. — Но я же сделала все, что могла, чтобы ей помочь!

— Это ничего не изменило! Вы когда-нибудь видели волка, попавшего в капкан? Он пытается укусить того, кто хочет его освободить. Вы узнали ее тайну и поэтому должны были умереть.

— И поэтому вы не дали мне выпить этот чай! Вы знали, что она…

— Нет, мисс Савернейк, я не знал, что она насыпала в ваш чай какое-то лекарство, я только предполагал, что это очень возможно. На подносе стояли две полные чашки, было пятьдесят процентов вероятности, что она возьмет ту, куда сама всыпала яд. Она умерла, и это хорошо! И для нее, и для ее бедных детей…

Тихо он спросил:

— Вы ведь очень устали, не правда ли?

Она кивнула головой и в свою очередь тоже спросила:

— Когда же вы догадались?

— Точно не могу вам сказать, но с самого начала мне стало ясно, что перед нами разыгрывают какой-то спектакль. Долго я не понимал, что автор — сама Герда. Вся ее манера была какая-то театральная, и это потому, что она играла роль. В этом деле удивительно сочетались чрезвычайная простота и хитрость. Сначала это меня озадачило. Однако очень скоро я заметил, что ум, с которым я непрерывно боролся, принадлежал вам, понял, что все обитатели «Долины» угадали ваше желание и подыгрывали вам, были вашими союзниками. Почему вы хотели спасти Герду?

— Потому что это было последним желанием Джона! Когда, умирая, он произнес мое имя, я поняла, что он на меня рассчитывает, что он умоляет меня спасти ее. Он ее любил. Гораздо сильнее, чем сам себе представлял. Он ее любил больше, чем Веронику, больше, чем меня. Наверное, потому, что она целиком принадлежала ему! Он знал, что если есть кто-то, кто может избавить Герду от последствий ее поступка, то это только я. И он прекрасно знал также, что я сделаю все, что он попросит, потому что я его люблю!

— И вы сразу же начали действовать?

— Да. Первое, что я сделала — бросила револьвер в пруд, чтобы уничтожить или хотя бы сделать неясными отпечатки пальцев. Потом я узнала, что существует еще одно, второе оружие. Я стала его искать и почти сразу же нашла, потому что догадалась, как Герда попытается от него избавиться. Люди инспектора Грэнджа пришли на несколько минут позже меня, револьвер уже был в моей сумке, и там я его хранила все время, пока не смогла отвезти его в Лондон. Там я спрятала его в своей мастерской. А потом снова привезла сюда и постаралась положить так, чтобы полиция — его сразу же обнаружила.

— Лошадь! — тихо сказал Пуаро.

— Как вы догадались? Да! Я сунула его в непромокаемый мешок и положила в арматуру, на которой потом слепила лошадь. Полиция не посмела бы во время обыска сломать мое произведение. Как же узнали об этом?

— Ассоциация идей, — ответил Пуаро. — Эта лошадь напомнила мне троянского коня… А отпечатки пальцев? Как вы их добыли?

— На углу моей улицы слепой старик продает спички. Он так и не понял, что держит в руках, когда я попросила его подержать одну вещь, пока ищу мелочь.

Пуаро смотрел на Генриетту с нескрываемым восхищением.

— Потрясающе! — воскликнул он. — Редко я имею дело с противником вашего класса!

— Было страшно трудно опережать вас каждый раз на один ход.

— Не сомневаюсь. Я начал догадываться об истине, когда заметил, что план противника состоит в том, чтобы направить подозрения не на определенного человека, а на всех, кроме Герды. Все нас от нее отдаляло. Вы нарисовали это дерево — «Игдрасил» — на столе в павильоне для того, чтобы увеличить число подозреваемых. Леди Эндкателл, которая поняла вашу игру, чтобы позабавиться, направляла бедного Грэнджа то направо, то налево. Он подозревал всех: Эдварда, Дэвида, саму леди Эндкателл… И это было как раз то, чего вы хотели, чтобы снять подозрения с убийцы. Все пути были хороши, и все они вели в никуда!

Генриетта посмотрела на тело в кресле и прошептала:

— Бедная Герда!

— Вы ведь никогда не переставали ее жалеть?

— Вы правы. Она была безумно влюблена в Джона, но она не могла видеть его таким, каким он был на самом деле. Она создала для своего личного пользования что-то вроде идола, которого она украсила самыми благородными качествами, какие только смогла выдумать. Вот это для нее и был Джон. Я ее очень жалела. Ведь когда идол сокрушен, уже больше ничего не остается!

Генриетта немного помолчала и продолжала:

— Она не могла понять того, что Джон гораздо выше и лучше того образа, который она себе создала. Это был гордый и благородный человек, жизнь била в нем ключом, кроме того, он был прекрасным врачом. Он умер, и мир многое потерял. А я — я потеряла единственного человека, которого любила.

Пуаро положил руку на плечо Генриетте.

— Да, — сказал он. — Но вы из числа тех, кто может жить с кинжалом в сердце и продолжать улыбаться…

Она подняла на него глаза, и на ее лице появилась горькая улыбка.

— Немного мелодраматично, вам не кажется?

— Это потому, что я иностранец и люблю громкие пышные фразы…

— Вы очень хорошо ко мне относились, месье Пуаро.

— С самого начала и до конца я вами восхищался.

— А теперь что нам делать, месье Пуаро? С Гердой?.. Пуаро взял сумку для рукоделия, принадлежавшую Герде, и высыпал ее содержимое на стол. Там были разноцветные полоски и куски кожи, среди которых легко можно было различить те, что недавно были частями кобуры. Пуаро выбрал их и положил себе в карман.

— Я возьму их с собой, — сказал он. — Бедной миссис Кристоу больше уже ничем нельзя помочь. Смерть мужа сделала ее безутешной, и версия самоубийства будет доказана без труда…

— И никто никогда не узнает правды?

— Этого я не могу утверждать, — ответил Пуаро. — Я думаю, что когда-нибудь ко мне придет сын доктора Кристоу и потребует, чтобы я сказал ему правду.

— И вы ему все скажете?

— Скажу.

— Нет!

— Да, мисс Савернейк! Вы не хотите, чтобы кто-то страдал, но есть такие характеры, которые предпочитают знать правду, несмотря на огорчения, связанные с этим. Эта бедная женщина сама нам только что об этом рассказала — у Терри потребность все узнать. Как это ни тяжело, но правде следует смотреть в глаза.

Генриетта встала.

— Как вы считаете, месье Пуаро, мне остаться здесь или лучше уйти?

— Я думаю, что было бы предпочтительнее, если бы вы ушли.

Она кивнула в знак согласия и, как бы говоря сама с собой, спросила:

— Куда же теперь идти? Что со мной будет без Джона?

Пуаро взял ее руку.

— Не говорите так, словно вы Герда Кристоу! Вы найдете себе дело. Уходите, уходите отсюда! Ваше место среди живых.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 15 16 17 181920 Следующая ⇒