Глава XXIII

Дознание было закончено. Окончание следствия откладывалось на две недели по просьбе полиции.

Герда в сопровождении своей сестры приехала из Лондона на машине, взятой напрокат. Леди Эндкателл вышла проводить ее.

— Как вы себя чувствуете, дорогая? Надеюсь, вы снова обрели сон? Я глубоко опечалена, что вы не у нас р «Долине», но хорошо понимаю, как тяжело бы вам было здесь при нынешних обстоятельствах.

Миссис Патерсон взглядом укоряла сестру за то, что та не представила ее надлежащим образом. Она объяснила, что мисс Коллинз предложила поберечь Герду и дать ей возможность ночевать дома в Лондоне.

— Я увезу Герду и детей к себе, — добавила она, — Герда нуждается в покое, ей нужно отдохнуть. Ее дом в Лондоне осаждают репортеры.

Герда казалась раздраженной и отчужденной. Она была уже в машине. Сестра присоединилась к ней, и они уехали.

— Бедняжка! — сказала Мидж Хардкастл. Эдвард Эндкателл пожал плечами и с досадой бросил:

— Что особенного представлял собой Кристоу? У этой женщины совершенно подавленный вид.

— Она жила только им.

— Но почему? Это был страшный эгоист, хотя, может быть, интересный собеседник…

Не закончив фразы, он неожиданно спросил:

— А что думали о нем вы, Мидж?

— Я?

Она подумала, потом несколько удивленно произнесла:

— Я, наверное, его уважала.

— Вы его уважали? Почему?

— Бог мой! Потому что он знал свое дело!

— Как врач?

— Да.

Больше времени для продолжения разговора у них не было. Подошла Генриетта, которая обещала захватить Мидж и отвезти ее в Лондон на своей машине. Эдвард вместе с Дэвидом после завтрака должны были уехать послеобеденным поездом. На прощание Эдвард сказал:

— Хорошо было бы, Мидж, если бы вы как-нибудь приехали и позавтракали со мной.

— С радостью! Только мой обеденный перерыв длится всего час…

Он улыбнулся.

— Неужели нельзя сделать исключение? Я уверен, что ваши хозяева поймут…

Повернувшись в сторону Генриетты, он добавил: А вам, Генриетта, я позвоню!

— Решено! Но я, вероятно, редко буду бывать дома.

— Редко?

Она насмешливо объяснила:

— Мне же нужно переживать свое горе! Вы, может быть, ожидали, что я буду сидеть дома и горевать в четырех стенах?

— Я вас больше совершенно не понимаю, — тихо сказал Эдвард. — Вы так изменились.

Генриетта ласково пожала ему руку выше локтя и с Мидж пошла к машине. Через несколько минут автомобиль уже мчался по дороге в Лондон через леса, окрашенные всеми цветами осени.

— Я рада, что уехала, — сказала Мидж немного погодя. — Люси меня любит, я тоже ее люблю, но бывают минуты, когда она наводит на меня страх!

Генриетта, устремив взгляд в зеркало, ответила довольно рассеянно:

— Виноват ее характер. Она все приукрашивает, все представляет, как на сцене, даже убийство!

— Я никогда до этого не думала об убийстве. Правда, это странно?

— Совершенно естественно! Убийство — это слово из восьми букв для любителей кроссвордов или два часа увлекательного чтения для читателей детективных романов. Только настоящее убийство…

Она прервалась, и Мидж закончила за нее:

— …ужасно!

— А вы не испугались, Мидж! Из всех нас вы единственная не испугались.

— Теперь все это кончилось для всех!

— Вы в этом так уверены?

Генриетта, взгляд которой не покидал зеркало, нажала на акселератор. Стрелка скорости с семидесяти подскочила до девяноста. Мидж посмотрела на Генриетту. Ей казалось, что для такой извилистой дороги скорость слишком велика.

— Посмотрите назад, Мидж, — сказала Генриетта. — Вы видите машину, идущую за нами?

— Да.

— Это «Вентнор-10».

— Ну и что же? — Мидж не проявила особого интереса.

— Это хорошие маленькие машины, ими удобно управлять, они мало потребляют бензина, но они не слишком быстрые.

Мидж никогда не понимала, как можно иметь такую страсть к машинам.

— Они не очень быстрые, Мидж. Только вот эта держится за нами, не отставая, хотя у нас скорость — девяносто.

— Вы хотите сказать?..

Генриетта кивнула. — У полиции, должно быть, есть машины неприметных марок со специальными моторами.

— Значит, за нами следят!

— У меня такое впечатление.

Мидж стало не по себе.

— Скажите, Генриетта, что это за история со вторым револьвером? Вы понимаете, что это значит?

— Нет. Новое обстоятельство оправдывает Герду. Но в остальном никто ничего не понимает.

— Однако, если второй револьвер принадлежит Генри…

— Это, Мидж, чистое, не доказанное предположение. Не забывайте, что его не нашли.

— Правда! Возможно, он принадлежит кому-то со стороны. Я теперь готова к чему угодно! Вы знаете, кого я считаю убийцей — эту женщину!

— Веронику Крей?

— Да.

Генриетта смотрела прямо перед собой на дорогу и молчала.

Мидж упорно добивалась своего.

— Вы не думаете, что это возможно?

— Да, это возможно.

— Тогда не думаете ли вы, что…

— Зачем выдумывать, зачем выдавать желаемое за действительное. Это было бы идеально! Мы все тогда были бы оправданы.

— Мы? Но…

— Ну да, моя дорогая, мы все подозреваемые, все! Даже вы, хотя довольно трудно представить себе мотив, по которому вам захотелось бы убить Джона. Предположим, что виновата Вероника. Мне бы это очень понравилось. Я была бы в восторге, если бы увидела ее на скамье подсудимых. Вот где она могла бы проявить свой артистический талант! Вот где я получила бы огромное удовольствие!

— Вы ей этого желаете потому, что… — Мидж не знала, как закончить фразу.

— …Потому что я любила Джона? Не это ли вы хотите у меня спросить?

— Да.

Мидж отметила про себя, что это произнесено вслух в первый раз. Все об их связи знали, мирились с ней, но никто никогда об этом не говорил.

Наступило долгое молчание. Генриетта, наконец, сказала:

— Я не смогла бы вам объяснить, что я испытываю. Может быть, я сама этого не знаю…

Уже наступил вечер, когда обе женщины вошли в мастерскую Генриетты.

— Вам не кажется, что здесь холодно? — спросила Генриетта — Сейчас я зажгу газовую печку… Ах, я же забыла купить спички!

— У вас нет зажигалки?

— Есть, но она не работает. Здесь на углу один слепой старик торгует спичками. Я схожу к нему. Сейчас вернусь. А вы пока устраивайтесь.

Оставшись одна в мастерской, Мидж стала осматривать скульптуры Генриетты. Она остановилась перед бронзовой скуластой головой в пилотке — наверное, это солдат, подумала Мидж. Воздушная композиция из алюминиевой ленты ее сильно заинтриговала. Привлекла ее внимание и толстая лягушка из красного гранита. Мидж как раз была в глубине мастерской перед деревянной статуей высотой почти в рост человека, когда вернулась Генриетта. Мидж спросила:

— Что это такое? Это ужасно!

— Это называется «Обожающая». Предназначено для международной выставки.

— Это ужасно! — повторила Мидж.

Стоя на коленях перед печкой, Генриетта спросила через плечо:

— Что вы находите в этом ужасного?

— Не знаю… Может быть, отсутствие лица?

— Вы правы, Мидж.

— Во всяком случае, это — великолепно! Генриетта, смеясь, ответила, что это только красивый кусок хорошего грушевого дерева. Поднявшись, она сбросила шубу и положила на стол два коробка спичек.

— А теперь займемся чаем!

Мидж задумчиво рассматривала спичечные коробки:

— Генриетта, а вы помните — в тот вечер Вероника тоже пришла за спичками.

— И Люси настояла на том, чтобы она взяла с собой полдюжины коробков.

— Кто-нибудь попытался узнать, имела ли она в доме спички на самом деле?

— Думаю, что да.

— Полиция добросовестно делает свое дело.

На губах Генриетты играла едва заметная торжествующая улыбка. Мидж это было неприятно: она подумала, что Генриетта по-настоящему не могла любить Джона, хоть и утверждает это. Мидж с грустью размышляла о том, что Эдварду долго ждать не придется. Тотчас же она упрекнула себя за эту мысль. Ведь она желала Эдварду счастья, она должна радоваться, что он скоро получит женщину, которую любит.

Но это уже слишком! Этого от нее требовать нельзя, раз она сама не может выйти замуж за Эдварда. Для него она навсегда останется «малюткой Мидж». Ничем более! Он ведь из породы верных влюбленных. Они будут жить в Айнсвике, он и Генриетта, они будут счастливы, и история каждого — и его, и ее — завершится так, как должно.

— Мидж! Выше голову! Не позволяйте несчастью наваливаться с такой силой. Не хотите ли сегодня поужинать со мной?

Мидж извинилась: у нее много дел дома, ей нужно написать письма.

— Я выпью чашку чая и убегу.

— Хорошо, я вас провожу!

— Нет, нет, спасибо, я возьму такси.

— Зачем вам брать такси, когда у дверей стоит моя машина?

Когда они сели в автомобиль, Генриетта показала Мидж на «Вентнор», стоявший в некотором отдалении.

Мы не потеряли свою тень, — сказала она, — сейчас она будет нас сопровождать, вот увидите!

— Меня это раздражает!

— А мне совершенно все равно.

Генриетта доставила Мидж домой, поставила машину в гараж и вернулась в мастерскую. Она. довольно долго простояла у камина, погруженная в свои мысли, пальцы ее бессознательно выбивали барабанную дробь. Затем со вздохом она громко сказала:

— А теперь за работу! Бесполезно тратить время!

Через полтора часа, растрепанная и измазанная глиной, она уже любовалась произведением, которое только что сотворила.

Генриетта отошла подальше, чтобы оценить его критическим оком. Она осталась довольна. Это было изображение лошади, но эта лошадь так отличалась от себе подобных, что полковник кавалерии при виде ее тут же свалился бы от апоплексического удара. Даже предки Генриетты с изумлением увидели бы эту лошадь. Это, несомненно, была лошадь, но лошадь абстрактная.

Генриетта спросила себя, что подумал бы об этом произведении инспектор Грендж, если бы ему довелось лицезреть его. Эта мысль развлекла ее на некоторое время.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒