|
|||
Предшественники теорииСказанное в первую очередь относится к некоторым основополагающим конструкциям Г. В. Ф. Гегеля и К. Маркса. Собственно, формулой «Гегель + Маркс» можно было бы выразить основную суть его концепции, оригинальной именно этим смелым буквальным – суммированием главнейших историософских положений двух великих мыслителей – положений, принявших под работой Фукуямы вид формулы «тимос + наука». От обоих философ унаследовал также нечто общее им – объективизм в понимании факторов исторического процесса. В целом его концепция достаточно формально, строится на гегелевском фундаменте. У К. Маркса Фукуяма берет общий смысл идеи о «базисной» роли экономики – «базисной» относительно направленности исторического процесса. И берет его мысль о том, что наука в современном мире практически стала не только «непосредственной производительной силой», но и фундаментом экономической сферы в целом. Однако – и здесь Фукуяма расходится с Марксом – философ считает, что рост «производительных сил» в качестве направляющего историю фактора ограничен пределами самой экономики: «Конец истории» – в той мере, в какой он определяется только Механизмом, запущенным желанием, – наступает лишь в сфере экономических отношений и представляет собой их последнюю – либеральную – форму: «Механизм, который мы описали, является по сути экономической интерпретацией истории». «Другими словами, наш Механизм есть... марксистская интерпретация истории». Но для динамики социально-политических форм общества, ведущей их к «концу истории», одного этого фактора, считает Фукуяма, явно недостаточно: здесь требуется, как уже было сказано, «тимос» – феномен не социальный, а природный. Американский гегельянец сконструировал, если можно так выразиться, антропоисторический материализм, в отличие от социоисторического материализма К. Маркса. Заметим, что Фукуяма близок к К. Марксу еще и стилистикой дискурса: у них обоих историософский прогноз строится, с одной стороны, на линейном характере воображения, диктующем метод экстраполяции социально-исторических тенденций настоящего в будущее, то есть на своеобразном историософском преформизме, оперирующем количественной, а не качественной стороной явлений (у Маркса – в отношении исторической динамики экономических классов, образующих структуру буржуазного общества, у Фукуямы – в отношении динамики науки и техники); с другой стороны – на сведении человека к его одной надисторической предпосылке (у Маркса – к биологическим потребностям, у Фукуямы – в первую очередь к потребности в признании, к «тимосу»), задающей в конечном счете вектор истории. Если «первый» человек голоден, то «последний» наследует коммунизм, утверждает Маркс; если «первый» человек жаждет признания, то «последний» обречен на либеральную демократию, заявляет (считая, что вслед за Гегелем) Фукуяма. Между тем кажущаяся очевидность и якобы эмпиризм марксистской антропологии (прежде всего в «Немецкой идеологии») скрывают под собой явную априорную конструкцию, созданную под давлением, говоря словами Канта, «регулятивной» идеи всего марксизма в целом.
|
|||
|