Сцена первая

Комната в небольшой квартире. Две двери: одна в соседнюю комнату, другая на кухню. Одно окно. В комнате мало свободного пространства, её загромождают вещи: торшер, диван, буфет, стол, стулья. За столом, напротив друг друга, сидят мужчина и женщина, оба неопределённого возраста, неопределённой внешности. Мужчина взволнован до крайности, женщина удивлена в такой же степени.

Мужчина. Здравствуйте!

Женщина. Добрый вечер. Вы уже здоровались.

Мужчина. Александра!

Женщина. А почему вы называете меня так торжественно? Зовите меня просто Шура.

Мужчина. Шура — это шипящее имя, а вам идёт стройное, звенящее. Если вы не возражаете, я буду звать вас Александрой.

Женщина. Зовите, только вы устанете, — это очень длинно.

Пауза.

Мужчина. Как вы провели эти два дня?

Женщина (встрепенулась). Какие два дня?

Мужчина. Те, что мы не виделись.

Женщина. Ах да, я действительно видела вас во вторник.

Мужчина. Да! Да! Да! Именно во вторник! А вы помните, в котором часу?

Женщина. Кажется, в шесть. Как мы и договорились.

Мужчина (ласково). Нет, в шесть десять. Заря догорала.

Женщина. Господи, как вы странно говорите…

Мужчина. Что же в этом странного? Вы разве не заметили, как она догорала? А я заметил, потому что вы тогда появились.

Женщина. Ну хорошо.

Пауза.

Мужчина. Как вы себя чувствуете?

Женщина. Хорошо. Спасибо. Только я очень устаю. И сейчас я устала.

Мужчина. А вы прилягте.

Женщина (испуганно). Господи! Да что вы!

Мужчина. Нет, нет, вы прилягте, отдохните.

Женщина (твёрдо). Да нет, я не буду ложиться. Я посижу. Я сидя отдыхаю.

Пауза.

Женщина. А как вы провели эти два дня?

Мужчина (радостно). А почему вы спросили? По мне что-нибудь заметно?

Женщина (недоуменно). Нет… Впрочем, я не знаю… А что должно быть заметно?

Мужчина (доверительно). Я очень много думал. Хотя, пожалуй, не больше, чем всегда… Только всё об одном и том же. (Улыбается. ) Это утомительно.

Женщина. Ну, это вы напрасно. И так устаёшь в этом круговороте.

Пауза.

Мужчина (решительно). Александра!

Женщина. Ой, вы меня пугаете этим именем.

Мужчина. Извините. Так вот… Вы не хотели бы узнать, о чём я думал эти два дня?

Саша (колеблется). Почему не хочу? Хочу, если это прилично, конечно.

Мужчина (торжественно). Я думал о том, что было бы очень правильно и хорошо, если бы мы поженились.

Саша молчит, лицо её ничего не выражает.

Почему вы молчите? Не отказывайте мне, пожалуйста. (Тихо. ) Я знаю, я некрасив. Вернее, лицо у меня неприятное.

Саша (поспешно). У вас совсем неплохое лицо.

Мужчина (улыбаясь). И сложён я не атлетически. Верно?

Саша. Ну, почему?..

Мужчина. Нет, всё это так. Александра, я могу продолжать?

Саша (умоляюще). Продолжайте, только не очень дрожите, а то я очень устаю.

Мужчина (быстро, вдохновенно). Я понимаю, мы знакомы всего десять дней, но с той минуты, как я увидел вас на именинах у Бедхудова, я совершенно лишился индивидуальности, я потерял своё лицо: я думаю и говорю только о вас. Вы похожи на Сикстинскую капеллу, в вас множество оттенков… Я зарабатываю сравнительно мало… Но я буду зарабатывать больше. Я прославлюсь, я вам потом скажу, на чём. Никто никогда не будет любить вас так, как я. Выходите за меня замуж.

Саша (собираясь с мыслями). Я вам прямо скажу, Павлик, вы мне тоже понравились на именинах у Бедхудова. И когда вы пригласили меня на «Прощальный вальс», я даже покраснела: мне это было приятно. И я тоже думала о вас эти десять дней, хотя в этом бешеном ритме жизни о многом забываешь… Всё это так. Но я не знаю, что вам ответить. Я сейчас не совсем подготовлена.

Павел. Я прошу вас, не отказывайте мне категорически.

Саша. Категорически я не отказываю.

Павел. Я прошу вас, скажите, что вы, скорее, согласны, чем не согласны.

Саша (медленно). Да, Павлик, я, скорее, согласна.

Павел. Прощайте, Александра. Я ухожу и приду через два дня. Не отказывайте мне. Хоть это и смешно звучит, но я люблю вас так, как никто, никогда, никого не любил. (Уходит. )

Из соседней комнаты сразу появляется пожилая, полная, приятная женщина.

Саша. Ты, конечно, всё слышала, мама?

Мама (садится на место Павлика). Да, Шура, я, безусловно, всё слышала. Вопреки своему желанию. Я не способна подслушивать твои интимные разговоры с молодыми людьми, но ты же знаешь, какая здесь звукопроницаемость. Я всегда говорила, что когда-нибудь это послужит поводом для огромного скандала, если даже разговор не будет стоить выеденного яйца.

Саша. Ах, мама. Это совсем меня сейчас не занимает. Как можно сейчас говорить о звукопроницаемости?

Мама (значительно). Что он за человек, Шура?

Саша. Ах, мама, если бы я знала! Да и разве можно узнать человека за десять дней? Какие-то люди открываются сразу, какие-то постепенно. Это всё так индивидуально… Возможно, то, что я вижу в нём, это только одна какая-то его грань…

Мама. Шура! Как вы познакомились? Его кто-то представил?

Саша. Ну кто сейчас кого представляет? Да и какое это имеет значение?

Мама. Но, я надеюсь, это не уличное знакомство?

Саша. Нет, мы познакомились на именинах у Бедхудова.

Мама. Так он знакомый Бедхудова?

Саша. Да.

Мама. И был им приглашён? Это говорит в его пользу. Бедхудов… (Вздыхает. ) Впрочем, я всегда говорила тебе: если бы ты вела себя умнее…

Саша (вскакивает). Мама! Не смей об этом говорить.

Мама (торопливо). Хорошо. Мы не будем об этом говорить. Но бескомпромиссность ещё никому не приносила счастья.

Саша (угрожающе). Мама! Я прошу тебя…

Мама. Хорошо. Мы не будем об этом говорить.

Пауза.

Как его зовут?

Саша. Павлик Фарятьев.

Мама. Фарятьев? Он осетин?

Саша. Осетин? Почему?

Мама. Мне почему-то показалось, что в нём есть нечто восточное. А почему ты его зовёшь так интимно: Павлик?.. Шура?! Между вами ничего не было?

Саша. Боже мой! Мама, это, наконец, безумие какое-то, я же не ребёнок.

Мама. Хорошо, это, в конце концов, твоё дело, я далеко не мещанка, и ты меня не можешь обвинить в узости взглядов, я смотрю на вещи трезво — такова жизнь. Но скоропалительные связи…

Саша. Мама! Всё! Я больше не скажу ни слова.

Мама. Хорошо, я молчу. А чем он занимается?

Саша. Он зубной врач.

Мама. Протезист?

Саша. Я не знаю таких тонкостей. Зубной врач.

Мама. Знаешь, Шурочка, это говорит в его пользу: туберкулёз человек может перенести на ногах, а с зубной болью он побежит к дантисту.

Саша (ходит из угла в угол). Ах, мама, ну неужели ты не понимаешь, до какой степени это всё мне неинтересно? Важно другое. Важно то, подлинное ли это чувство, эта его любовь ко мне, или же это всё несерьёзно. Возможно, это просто его фантазия. Возможно, он вообще легкомысленный человек.

Мама. Да. Безусловно. Если чувства нет, то не о чем говорить.

Хлопает входная дверь. Появляется худенькая девушка лет шестнадцати.

Девушка. Привет! (Проходит в другую комнату. )

Мама (трагически, речитативом). Любовь! Чего ты добиваешься? Ответь мне! Чего ты добиваешься? Ты хочешь, чтобы у меня было кровоизлияние в мозг, или ты хочешь, чтобы я немедленно телеграфировала отцу? Я к тебе обращаюсь, Любовь!

Люба появляется в дверях.

Люба. А в чём дело?

Мама. Когда закончились уроки и который сейчас час? Где ты была?

Люба. Нигде я не была.

Мама. Чем ты занималась?

Люба. Ничем я не занималась.

Мама. До чего мы так дойдём? Я тебя спрашиваю! До чего?

Люба. Ни до чего. Успокойся ты.

Мама. С кем ты была?

Люба. Ни с кем я не была.

Мама. Как? Ну а что же было всё это время? Шурочка, дай мне валидол.

Люба молча выходит в кухню.

До чего мы так дойдём, Люба? Ты подумала, до чего мы так дойдём? Я позвоню учительнице. (Тихо и спокойно. ) Безусловно, Шура, если чувства нет… Но почему ты думаешь, что его нет? У тебя есть основания не верить Павлу?

Саша. Не знаю, мама. Я ничего не знаю. Если бы я могла заглянуть в будущее…

Мама. А ты загляни в прошлое. Послушай меня, ты загляни в его прошлое. Человек, в общем, живёт ритмично, даже импульсы ритмичны. Если в его прошлом есть что-то порочащее его…

Саша. Ну как я могу это узнать?..

Мама. Ты удивительно наивна. Он знаком с Бедхудовым. Бедхудов очень проницательный человек… Если тебе неудобно, я могу сама поговорить с ним, тонко, деликатно. В бестактности ты меня упрекнуть не можешь.

Саша. Не смей даже думать об этом! Слышишь! Я запрещаю тебе! Ты хочешь довести меня до петли? Всё! Закончим этот разговор, никакого Фарятьева нет и не будет. Ты понимаешь? Я уже всё решила, и забудь о нём.

Мама. Это твоё дело. (Кричит. ) Люба! Что ты ешь?

Люба (из кухни). Ничего я не ем.

Мама. Обед в духовке.

Люба (появляется в дверях). Я не буду есть эти паршивые котлеты.

Мама. Почему они паршивые?

Люба. Вчера котлеты, позавчера котлеты… Неделю едим одни и те же паршивые котлеты.

Мама. Не одни и те же. Это новые.

Люба. Всё равно паршивые.

Мама. До чего мы так дойдём, Люба? Разве ты зарабатываешь деньги на свои капризы?

Люба. Ну так что? Чего ты хочешь? Я вообще ни к чему не притронусь. Я лучше сдохну с голоду!

Саша. Не смей орать! Ты не на улице.

Люба. А я на улице не ору. (Выходит в кухню. )

Саша. Открой банку кальмаров. Слышишь?

Люба. А где они?

Саша. В шкафу.

Мама. Ну что это за еда? Нужно пообедать. Она окончательно загубит желудок.

Саша. Пусть ест, что хочет, мама.

Мама. Конечно, я для вас ровным счётом ничего не значу. Вы считаете меня дурой. Зачем же нужно было рожать детей, если от них не слышишь ласкового слова, если ты лишний, чужой для них человек, если они буквально ненавидят тебя, если они оскорбляют тебя, если ты не можешь, не можешь… (Плачет. )

Саша. Мамочка. Ну перестань, это всё не так.

Мама. Это так. Это так, и такова жизнь. Вы поймёте это, когда у вас будут свои дети.

Саша. Всё это не так ужасно. Мы очень тебя любим.

Мама. Возможно, вы полюбите меня, когда я буду лежать на кладбище, но мне… мне… Так хотелось бы, чтобы это было при жизни.

Люба (в дверях, жуёт). А пирожные кому?

Саша. Тебе.

Люба. Это ты купила?

Саша. Какое это имеет значение?

Люба (целует её). Ах ты Шушечка!

Саша (шёпотом). Поцелуй маму.

Люба подходит к матери, гладит её по голове, целует.

Люба (ласково). Ну я же не виновата, что не переношу эти паршивые котлеты.

Мама. Как ты выражаешься? Где ты была после школы?

Люба. Нигде я не была. А кто это вышел из нашей квартиры недавно? Такой нереальный мужчина?

Саша. Почему нереальный?

Мама. Значит, ты стояла в парадном? С кем?

Люба. Он не фармацевт?

Саша. Нет.

Люба. Странно. А он не косит немного?

Саша. Что за глупости?

Мама. Действительно глупости. В нём нет ничего такого… Из ряда вон… Представительный мужчина.

Люба. Я же ничего не говорю. Он мне понравился. Свежесть даёт.

Мама. Боже! Что за жаргон! Это наш жених. Господи! Жених Александры. Вы меня совсем с ума сведёте. Я поставлю чайник. (Выходит в кухню. ) Будем пить чай. (Из кухни. ) Сядем, поговорим, попьём чаю с вареньем. Всё обсудим, взвесим. Это всё так просто не делается.

Люба медленно подходит к Саше, разглядывает её.

Люба (тихо). Это твой жених?

Саша. Нет.

Люба. Напрасно, я бы тебе советовала выйти за него замуж. (Какое-то время молчит, словно решает, говорить или нет, потом подходит совсем близко к Саше и начинает шептать торопливо на ухо, почему-то оглядываясь. ) Раз уж на то пошло, то я тебе скажу… Я ведь тоже выхожу замуж, совсем скоро, уже летом мы будем женаты, будь я проклята. Главное, что я это решила. Не смотри на меня так. Это удача. Мне везёт, понимаешь. Я знаю, что мне осталось жить совсем немного: после сорока лет — это уже не жизнь. Я не хочу упустить ни единого дня из тех, что мне причитаются. Я знаю, что я его не люблю, но к любви я отношусь не так — ах! Я отношусь трезво. Это не для меня. Я не хочу остаться гнить в Очакове. А он будет выдающимся физиком. Для него сейчас уже Бор не эталон. Конечно, я понимаю, что я теряю, но я понимаю, что я и приобретаю. Я не хочу загубить свою жизнь в этой дыре, я не хочу стать такой полубезумной квочкой, как мама. Папе хоть немного лучше, но они оба зачеркнули свою жизнь. А что они дали мне? Эти паршивые тряпки? Так по мне, хоть в дерюге ходи. Этот город? Эти котлеты? Я за их грехи не намерена расплачиваться. Это я тебе всё по секрету говорю. Выходи замуж, Шушечка. Даже если ты его не любишь. Любовь — тьфу! Пустое место. Тебе двадцать семь лет. Я тебе не говорила, но когда ты не накрашена, на тебя по утрам страшно смотреть. Ты сгниёшь в своей музыкальной школе. Ты посмотри, у тебя уже сейчас руки дрожат. А я люблю тебя, солнышко. (Целует её. ) Я хочу, чтобы ты жила в своё удовольствие, чтобы тебя любили, чтобы у тебя не было глупых забот о деньгах (гладит её по волосам, по щеке, по плечу, целует), чтобы ты не была одинокой. Чтобы ты была красивой.

Саша (отталкивает её). Перестань! Перестань!

Мама (из кухни). Девочки! Постелите скатерть!

Люба. Чтобы ты не стала старухой раньше времени, как тётя Зина, чтобы дома у тебя был роскошный рояль.

Мама (из кухни). Любочка! А ты знаешь, как его зовут? Павлик Фарятьев. Правда, звучная фамилия? И Шурочке пойдёт. (Смеётся. )

Люба (гладит Сашу по руке). Посмотри на свои руки. Через пару лет ты совсем не сможешь играть. Над тобой будут смеяться даже твои бездарные ученики. И что тебе останется, если ты его упустишь? Ты же с ума сойдёшь через десять лет. Ты днём и ночью на разные голоса будешь слышать: «Упустила Фарятьева! Упустила Фарятьева! Упустила…»

Мама (появляется в дверях с подносом). Ну вот, девочки, сядем за стол, попьём чайку, поговорим, обсудим всё, всё, всё со всех сторон.

Квартира Фарятьева. Расположение комнат такое же, как в первой сцене. Вместо буфета — книжный шкаф, в центре — стол, напротив дивана — телевизор. У телевизора сидит тётя Павла — маленькая хрупкая старушка. Входная дверь хлопает.

Тётя. Павлуша, милый! Ну что ж ты так поздно? Раздевайся! Ты, конечно, умираешь от голода. Ну что же ты так поздно?

Павел (в дверях). Поздно? Я спешил, я буквально бежал. Но время сегодня так летит…

Тётя. Ты, конечно, ничего не ел с утра?

Павел. Не ел? Да, возможно. Я как-то не заметил. Сегодня день совершенно необычный. (Выходит в коридор. )

Тётя (выключает телевизор). Необычный? Павлуша, ты тоже это чувствуешь? Я тоже это чувствую: сегодня удивительный день. Мой руки, я несу ужин. (Выходит в кухню. )

Какое-то время комната пуста, только слышны голоса.

Ну что ж ты так поздно?

Павел. Неужели действительно поздно? Я сегодня не ощущаю времени.

Тётя (входит в комнату, накрывает на стол). Он не ощущает времени! А я его чувствую каждой клеткой.

Павел. Что?

Тётя (кричит). Я чувствую время каждой клеткой!

Павел входит в комнату, садится за стол.

Каждой своей старой клеткой, каждым старым нервом. Ты не знаешь, мальчик, что такое ожидание в старости. Я ведь целый день разговариваю с тобой, мысленно, конечно.

Павел. Тётя, у меня сегодня необыкновенный день. Может быть, я ждал его всю жизнь.

Тётя (садится напротив него). Ну! Я же знала, что близкие люди живут одной душой. Тебе передалось это моё чувство. Ешь, Павлуша, это карпики в сметане.

Павел ест. Пауза.

Тётя, Павел (одновременно). Ты знаешь…

Тётя (смеётся). Ты ешь. Я буду говорить. Позволь старухе поболтать. Я ведь собираю свои впечатления по крохам, от каждого дня. Для меня ведь имеет значение каждый день. Я видела сегодня совершенно необыкновенный сон. Цветной сон. Будто я нахожусь в каком-то странном саду, красивом, но несколько декоративном. Этот сад мне не очень приятен, но вот подул лёгкий ветер, и я посмотрела на небо. И вдруг… Павлуша! Все звёзды сложились в созвездия, те приобрели чёткие границы, формы, и я поняла их смысл. Каждое созвездие окрасилось в свой цвет. И по небу помчались лиловые олени, красные собаки, жёлтые медведи, зелёные рыбы. Это было поразительно. А я всю жизнь не могла найти ни одного созвездия: я не могла угадать их форм. И пробуждение было таким радостным. Я совсем забыла, что я уже старуха. (Смеётся. ) И я поняла, что будет необычный день. (Напевает. ) Ля-ля-ля, ля-ля-ля…

Павел (исправляет её). Ля-ля-ля…

Тётя. Ещё, ещё, Павлуша!..

Павел. Ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля…

Тётя. Да, я лишена и слуха, ко всему… Потом позвонил Бедхудов.

Павел. Бедхудов? Он звонил?

Тётя. Какой необыкновенный человек! Верно, Павлуша?

Павел. Да, тётя. Пожалуй, может быть, мы даже не можем оценить, насколько он необыкновенный человек. Он — душа нашего города.

Тётя. Душа? Мне казалось немного иначе.

Павел (встаёт, ходит по комнате). Нет, именно душа! Посвятить всю жизнь тому, чтобы дать детям возможность выражать свои чувства посредством музыки, одухотворить их жизнь… А ведь эти дети через десять лет будут взрослыми жителями этого города. Ты понимаешь, что от него зависит, какой будет жизнь в Очакове через десять лет? Ибо эти дети в свою очередь подарят людям чудесные мгновения, полные музыки. И жизнь будет прекрасной. Бедхудов! Это…

Тётя. Я чувствую необыкновенное волнение, когда говорю с ним. Я как-то внутренне подтягиваюсь.

Павел. Он почти не бывает дома. А с этим стоматологическим кабинетом было столько волнений! Ведь пойми, это новое дело. Оно требует энергии и времени. И, конечно, средств! А тем более с таким необыкновенным кариесом в наше время…

Тётя. С таким трагическим кариесом, Павлуша.

Павел. Да. И у него хватает времени думать и об этом. Так зачем он звонил?

Тётя. Хотел узнать, когда ты будешь дома. Я сказала, что ты будешь после семи. Я как будто чувствовала… (Торжественно. ) Умер мой одноклассник, Павлуша. Удивительный человек и удивительный врач. Светлая ему память. В моём возрасте смерть сверстника — это первый звонок. (Плачет. )

Павел. Не нужно! Не нужно! (Целует её. ) Прочь мрачные мысли.

Тётя. Да. Я сначала была потрясена. А потом думала о нём светло. У него была болезнь сердца, и это нужно было ожидать. Сердце — это беда нашего времени. Я понимаю, что это неразумно, но всё-таки отношу его к органам наших чувств. Ведь люди действительно умирают от любви, от радости и горя, и какой ни поставь диагноз, а результат один: не выдерживает сердце. И что ты тут поделаешь?! Я не знаю, как работает мозг, когда ты видишь любимого человека, но я знаю, как бьётся сердце. И все это знают. А, Павлуша?..

Павел (садится). Ты поэт, тётя.

Тётя. Нет, я аналитик. Ах, Павлуша, я смотрю на тебя и поражаюсь: для меня ты дитя, а ведь на самом деле ты — мужчина в годы расцвета, в зените, так сказать. Да! Так о чём я говорила? Я говорила о смерти, о сердце… Подожди, я принесу кисель. (Выходит. )

Павел (про себя). Годы расцвета… Это относительное понятие. А зенит? Что такое зенит для человека?

Тётя (приносит кисель). И вдруг… Совершенно неожиданно. Я получила письмо. Ты знаешь, я всегда очень волнуюсь, вскрывая конверты. Я читаю обратный адрес… И что я вижу? Полоцк!

Павел (недоуменно). Полоцк?

Тётя. Да! Полоцк? Ты понимаешь?

Павел. Полоцк? А что Полоцк?

Тётя. Неужели ты не понимаешь, Павлуша?

Павел. Полоцк?

Тётя. Ну да. Это моя вина. Громадная вина. Мы забываем людей. Мы бросаем их. Даже родных. Как будто впереди нас ждут толпы и карнавалы. Почему мы не думаем об одиночестве? Полоцк, Павлуша.

Павел. Полоцк. Что-то с ним связано… Но что?

Тётя. Хорошо. Слушай. В Полоцке живёт моя и твоей покойной мамы двоюродная сестра Соня. Мы все, к сожалению, обменивались иногда открытками на праздник, но не больше, и она, признаться, потеряла для меня какие-то реальные очертания. Я совершенно не думала о ней. А ведь в детстве мы жили вместе… Да… И вот среди старых книг и тетрадей я нахожу как-то записную книжку. А в ней отмечены дни рождений всех моих давних знакомых и родственников. Ах, Павлуша, как у меня дрожали руки… Там были дни рождения людей, о которых я давно забыла… Что за жизнь! И вдруг, смотрю, — Соня! В общем, я в тот же день побежала, купила ей подарок, возможно не совсем удачный, и отослала с письмом. Первое письмо за столько лет… Я и забыла об этом, и вдруг я получаю ответное письмо сегодня. И какое письмо, Павлуша! Она несчастный человек. Она совершенно одна, муж умер. Она не жалуется, нет, она просто рассказывает о себе, возможно, ей просто необходимо высказаться… Но мне стало так стыдно и больно…

Павел. Полоцк! Конечно, теперь я вспоминаю.

Тётя. В довершение ко всему, она хочет мне вышить что-нибудь на память от неё. Она вышивает бисером. Просит выслать материал, из которого я собираюсь шить платье. Она, конечно, не представляет себе, какой я стала. (Смеётся. ) Я — в платье, вышитом бисером! Но я не могу отказать ей, и вот я подумала… Только ты не возражай сразу! Может быть, тебе какую-нибудь выходную рубашку вышить бисером, одноцветным? Допустим, ворот? А?

Павел молчит.

Ну, ты подумай. Сразу это кажется неприемлемым, но если ты представишь себе однотонный бисер, матовый… Ну ты подумай, подумай.

Павел (задумчиво). Тётя, посмотри на меня внимательно и скажи, есть во мне что-то, ну хоть что-нибудь такое, что могло бы привлечь… Нет, хотя бы пробудить симпатию ко мне?

Тётя (смеётся). Я понимаю, Павлуша, ты намекаешь на то, что бисер тебе противопоказан… Но, в конце концов, это не так важно. Самое главное, Павлуша, что, когда я прочитала её письмо, я почувствовала боль и одновременно радость. Я приняла правильное решение…

Павел (решительно). Тётя, я говорил тебе, что сегодня необыкновенный день. Бывают такие дни, когда ты и людей, и явления воспринимаешь как бы под другим углом зрения. Понимаешь? И себя тоже.

Тётя. Ты абсолютно верно всё понял. Я посмотрела на свою жизнь глазами другого человека, и я всё решила. Как бы ты ни возражал, Павлинька, я сделаю по-своему. Все трудности, связанные с этим, я беру на себя. Соня переедет к нам. Мы обменяем её комнату на одну комнату, а потом две и одну на три комнаты. А пока будет производиться обмен, она переедет к нам, мы будем жить с ней в одной комнате.

Павел (ошеломлён). Как?

Тётя. Вот так. Вот так, Павлуша. Она одинока. Она несчастный человек. В конце концов, и мы должны что-то сделать для неё, искупить своё невнимание.

Павел (испуганно). Нет, подожди, нельзя же так сразу это решать. Я ведь ещё… Ты не знаешь…

Тётя. Нет, я всё знаю. Я знаю, что на это трудно решиться, но я ей уже написала.

Павел (встаёт). Написала?

Тётя. Да, написала.

Павел. А как же я?

Тётя (встаёт). Подожди, Павлик. До сих пор мне казалось, что мы отлично понимаем друг друга. Неужели мой рассказ не дошёл до твоего сердца? Ты ничего не понял?

Павел. Я всё понял, но ты же не выслушала меня. Как ты могла написать?.. И ты уже отослала письмо?

Тётя (голос её дрожит). Отослала. Ты ничего не понял, Павлуша. Я тебе рассказала о смерти Зузенко, о смерти старого человека, а он был не так одинок, как Соня. У него погиб сын, развелась дочь и работы было много — вот и всё, но сердце из-за постоянных бед и неприятностей — оно фрустируется, раскалывается. Сначала даёт трещинку, как чашка, а потом раскалывается пополам, и человек умирает от постоянной фрустации. Зузенко умер. Умерла мама. Пусть поздно, но должна же я подумать о Соне.

Павел. Тётя, подожди!

Тётя. А чего ждать?

Павел. Но я ведь женюсь, тётя…

Пауза.

Тётя (медленно садится). Павлик?! Как женишься?!

Павел (садится). Я люблю её, тётя, но я боюсь, она откажет мне.

Тётя (бессмысленно). Откажет? Тебе?

Павел (пытаясь улыбнуться). Конечно мне. Это не так трудно — отказать мне.

Тётя (встрепенувшись). Ты женишься? Ты женишься, Павлик?

Павел. Конечно женюсь, тётя, если она согласится.

Тётя. Ну да. Ну да.

Пауза.

Извини меня, Павлуша. Что-то придумываешь себе, сочиняешь… А это всё так глупо, неприемлемо…

Павел (не слушая её). Знаешь, раньше мне казалось, что я должен только работать. Мои наблюдения и заключения требуют двадцати четырёх часов в сутки, — я ведь хочу закончить свой труд. И мне не нужно вознаграждения. Я уверен, что для этого я родился, это моя миссия.

Тётя. А теперь ты думаешь иначе?

Павел. Теперь я… Я люблю её, тётя. Мы увиделись… И с тех пор я всё время хочу быть с ней вместе, а когда я её не вижу, я ужасно неспокоен, я становлюсь необъективен, даже несправедлив…

Тётя. О, это мне знакомо!..

Павел. И я не могу работать. Так что мне без неё нельзя.

Тётя. Ну что ж, Павлуша, видно, это — счастье. И она тебя тоже полюбит. Тебя нельзя не полюбить. И вы поженитесь. А я поплачу на вашей свадьбе… От радости. (Плачет. ) Перемою посуду и уеду к Соне в Полоцк.

Павел. А как же я? Я не смогу без тебя, тётя. Я так привык. Я тебя тоже люблю.

Тётя. И я тебя люблю, Павлуша. Но людям нужно иногда расставаться, чтобы было о чём говорить и что вспоминать. Всё к лучшему. (Встаёт, убирает со стола посуду. ) А когда у вас родится дочь или сын, тут вам опять пригодится старая тётка.

Павел (помогает ей). Ты забываешь, что мне могут ещё и отказать.

Тётя. Ах, мужчины, мужчины… Из-за кого вы теряете голову, трезвый взгляд на вещи? Из-за нас. (Направляется к двери. ) Как её зовут?

Павел. Александра.

Тётя (останавливается). Она блондинка?

Павел. Нет. У неё пепельные волосы. Такие, как были у мамы, только чуть с рыжинкой. И зелёные глаза.

Тётя (радостно). Боже мой! Павлуша! Соня вышьет ей платье бисером. Жёлтый, сверкающий бисер на белом шифоне! Рыжеватые волосы!.. Соня будет счастлива. Мы её пригласим на свадьбу. Завтра я пойду искать жёлтый бисер и посмотрю шифон. (Выходит, говорит из кухни. ) Так всё удачно складывается. Я это чувствовала сразу. Я тебе рассказывала, какой мне приснился сон?..

12 3 4 Следующая ⇒