|
||||||
Явление четвертое
Лариса. Я сейчас все за Волгу смотрела: как там хорошо, на той стороне! Поедемте поскорей в деревню! Карандышев. Вы за Волгу смотрели? А что с вами Вожеватов говорил? Лариса. Ничего, так, — пустяки какие-то. Меня так и манит за Волгу, в лес... (Задумчиво. ) Уедемте, уедемте отсюда! Карандышев. Однако это странно! Об чем он мог с вами разговаривать? Лариса. Ах, да об чем бы он ни говорил, — что вам за дело! Карандышев. Называете его Васей. Что за фамильярность с молодым человеком! Лариса. Мы с малолетства знакомы; еще маленькие играли вместе — ну, я и привыкла. Карандышев. Вам надо старые привычки бросить. Что за короткость с пустым, глупым мальчиком! Нельзя же терпеть того, что у вас до сих пор было. Лариса(обидясь). У нас ничего дурного не было. Карандышев. Был цыганский табор-с — вот что было.
Чем же вы обиделись, помилуйте! Лариса. Что ж, может быть, и цыганский табор; только в нем было, по крайней мере, весело. Сумеете ли вы дать мне что-нибудь лучше этого табора? Карандышев. Уж конечно. Лариса. Зачем вы постоянно попрекаете меня этим табором? Разве мне самой такая жизнь нравилась? Мне было приказано, так нужно было маменьке; значит, волей или неволей, я должна была вести такую жизнь. Колоть беспрестанно мне глаза цыганской жизнью или глупо, или безжалостно. Если б я не искала тишины, уединения, не захотела бежать от людей — разве бы я пошла за вас? Так умейте это понять и не приписывайте моего выбора своим достоинствам, я их еще не вижу. Я еще только хочу полюбить вас; меня манит скромная семейная жизнь, она мне кажется каким-то раем. Вы видите, я стою на распутье; поддержите меня, мне нужно ободрение, сочувствие; отнеситесь ко мне нежно, с лаской! Ловите эти минуты, не пропустите их! Карандышев. Лариса Дмитриевна, я совсем не хотел вас обидеть, это я сказал так... Лариса. Что значит «так»? То есть не подумавши? Вы не понимаете, что в ваших словах обида, так, что ли? Карандышев. В таком случае я прошу извинить меня. Лариса. Да бог с вами, только вперед будьте осторожнее! (Задумчиво. ) Цыганский табор... Да, это, пожалуй, правда... но в этом таборе были и хорошие, и благородные люди. Карандышев. Кто же эти благородные люди? Уж не Сергей ли Сергеич Паратов? Лариса. Нет, я прошу вас, вы не говорите о нем! Карандышев. Да почему же-с? Лариса. Вы его не знаете, да хоть бы и знали, так... извините, не вам о нем судить. Карандышев. Об людях судят по поступкам. Разве он хорошо поступил с вами? Лариса. Это уж мое дело. Если я боюсь и не смею осуждать его, так не позволю и вам. Карандышев. Лариса Дмитриевна, скажите мне, только, прошу вас, говорите откровенно! Ну чем я хуже Паратова? Лариса. Ах, нет, оставьте! Что за сравнения! Карандышев. Да почему же? Лариса. Потому что сравнение не будет в вашу пользу. Сами по себе вы что-нибудь значите, вы хороший, честный человек; но от сравнения с Сергеем Сергеичем вы теряете все. Карандышев. Ведь это только слова: нужны доказательства. Вы разберите нас хорошенько! Лариса. С кем вы равняетесь! Возможно ли такое ослепление! Сергей Сергеич... это идеал мужчины. Вы понимаете, что такое идеал? Быть может, я ошибаюсь, я еще молода, не знаю людей; но это мнение изменить во мне нельзя, оно умрет со мной. Карандышев. Не понимаю-с, не понимаю, что в нем особенного; ничего, ничего не вижу. Смелость какая-то, дерзость... Да это всякий может, если захочет. Лариса. Да вы знаете, какая это смелость? Карандышев. Да какая ж такая, что тут необыкновенного? Стоит только напустить на себя. Лариса. А вот какая, я вам расскажу один случай. Проезжал здесь один кавказский офицер, знакомый Сергея Сергеича, отличный стрелок; были они у нас. Сергей Сергеич и говорит: «Я слышал, вы хорошо стреляете». — «Да, недурно», — говорит офицер. Сергей Сергеич дает ему пистолет, ставит себе стакан на голову и отходит в другую комнату, шагов на двенадцать. «Стреляйте», — говорит. Карандышев. И он стрелял? Лариса. Стрелял и, разумеется, сшиб стакан, но только побледнел немного. Сергей Сергеич говорит: «Вы прекрасно стреляете, но вы побледнели, стреляя в мужчину и человека вам не близкого. Смотрите, я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего на свете, и не побледнею». Дает мне держать какую-то монету, равнодушно, с улыбкой, стреляет на таком же расстоянии и выбивает ее. Карандышев. И вы послушали его? Лариса. Да разве можно его не послушать? Карандышев. Разве уж вы были так уверены в нем? Лариса. Что вы! Да разве можно быть в нем неуверенной? Карандышев. Сердца нет, оттого он так и смел. Лариса. Нет, и сердце есть. Я сама видела, как он помогал бедным, как отдавал все деньги, которые были с ним. Карандышев. Ну, положим, Паратов имеет какие-нибудь достоинства, по крайней мере, в глазах ваших; а что такое этот купчик Вожеватов, этот ваш Вася? Лариса. Вы не ревновать ли? Нет, уж вы эти глупости оставьте! Это пошло, я не переношу этого, я вам заранее говорю. Не бойтесь, я не люблю и не полюблю никого. Карандышев. А если б явился Паратов? Лариса. Разумеется, если б явился Сергей Сергеич и был свободен, так довольно одного его взгляда... Успокойтесь, он не явился, а теперь хоть и явится, так уж поздно... Вероятно, мы никогда и не увидимся более.
Что это? Карандышев. Какой-нибудь купец-самодур слезает с своей баржи, так в честь его салютуют. Лариса. Ах, как я испугалась! Карандышев. Чего, помилуйте? Лариса. У меня нервы расстроены. Я сейчас с этой скамейки вниз смотрела, и у меня закружилась голова. Тут можно очень ушибиться? Карандышев. Ушибиться! Тут верная смерть: внизу мощено камнем. Да, впрочем, тут так высоко, что умрешь прежде, чем долетишь до земли. Лариса. Пойдемте домой, пора! Карандышев. Да и мне нужно, у меня ведь обед. Лариса(подойдя к решетке). Подождите немного. (Смотрит вниз. ) Ай, ай! держите меня! Карандышев(берет Ларису за руку). Пойдемте, что за ребячество! ( У ходят. )
|
||||||
|