|
|||
Франц Хартманн 13 страницаТот, кто сумел слить элементы своей души с этим высшим, эфирным " Я", в собственном сердце ощутит его силу. Этот принцип окрестит его душу огнем, и принявший огненное крещение станет первосвященником и Царем. Тот, кто чувствует его влияние, — подлинный " наместник Бога", ибо через него действует высшая сила мира. Принцип этот наполняет познавшего его покоем, " что превосходит понимание"; сердца людей тянутся к такому человеку, и блаженство приходит ко всякому, кто оказывается рядом с ним. Этот принцип отпускает людям грехи, превращая их в тех, что не грешат, а значит, не нуждаются в отпущении; чтобы дать совет, ему не нужно выслушивать исповедь, ведь он знает сокровенные думы каждого, и его увещания слышны в сердце любого, кто научился понимать их язык. Способность воспринимать их дает человеку веру, ибо он может теперь узреть истину, в то время как раньше он полагался на чужие слова. Тот, кто учится у истины, не ошибается. Она говорит с человеком, однако не он принимает её, а она вбирает в себя его душу. Она возвращает жизнь умирающему, ибо бессмертна; тот, кто сольется с ней, причастится её бессмертия. Брак, заключенный в истине, нерушим, поскольку в этом источнике всё человечество есть одно нерушимое целое. Попытка отпасть от нее равносильна гибели. Область, в которой обитает этот принцип, — область вечной жизни, единственная подлинная и безгрешная " церковь", которую нельзя лишить власти. Эта церковь — воистину " католическая", вселенская, вне её не может существовать ничто, как ничто не может существовать вне жизни. У нее нет названия, она не требует за посвящение мзды, не ждет соблюдения ритуалов. Язычники и неверующие могут войти в неё, не меняя своих убеждений, ибо не существует убеждений там, где душе открывается сама истина. Но этот подлинный принцип-Христос — не Иисус общепринятого христианства; он давно изгнан из наших храмов, а на месте его воссел призрак. Менялы и торгаши заполонили храм души, они приносят кровь бедняков в жертву деревянным идолам; отвернувшись от истины, они поклоняются мишурному блеску, расточая богатства народов ради удовлетворения собственного тщеславия. Подлинный " Сын Человеческий" осмеян теми, кто называет себя верующими в него; оклеветанный лицемерными друзьями, он распят теми, кто не признал в нем единственного источника своей жизни. Его убили люди в своих сердцах, по невежеству, по глупости, ибо не знали, что делают, не знали, что основа их жизни уходит вместе с ним. Современная цивилизация избрала религию эгоизма и отвергла проповедь любви; она унижается, склоняясь к ногам идолов, хотя могла бы восстать в величии и чистоте, как королева всего творения. Но человечество ещё спит, оно не окончательно пробудилось к жизни. Оно ищет Бога, которого не знает, и не может понять, что Бог — в нем самом, и нет другого. Люди требуют второго пришествия, не понимая, что для этого нужно лишь открыть двери сердца. Этот неведомый им Бог согласен принять всех. Это принцип, готовый родиться в каждом сердце, где найдется для него место. Он всегда пробуждается к жизни в " яслях" между элементальными и животными инстинктами человека. Ему не пристало рождаться среди роскоши, потому что гордость и предрассудки враждебны этому принципу, и в сердце, полном тщеславия, он быстро задохнется. Известие о его рождении вызывает трепет восторга во всем физическом теле, и утренние звезды поют от счастья, возвещая рассвет дня Воскресения духа. Три волхва с Востока — Любовь, Мудрость и Сила — приходят к яслям и приносят дары младенцу. Он растет, и постепенно его божественная природа начинает проявляться. В храме разума он вступает в спор с интеллектуальными силами, и они смолкают перед глубиной его познаний. Он постигает тайны, недоступные интеллекту, который исходит из чувственных восприятий. Седовласая материалистическая наука, пожилая софистика, логика, строящаяся на неверном понимании фундаментальных законов Природы, — все они расступаются, принужденные признать мудрость юного Бога. В пустыне материальных желаний его искушает сатана — " я". Но стремление к собственной выгоде не может сбить его с пути, ибо у безличностного нет личных интересов. " Сатана" не предложит ему ничего нового, ведь он, Всевышний, владеет всем, что ниже его. Этот принцип, в своей целостности, — первое проявление Абсолюта, всегда сосуществующее с последующими. Он — " единородный сын" своего отца, и он стар, как его отец, ведь проявленный Абсолют лишь тогда может стать " отцом", когда рожден " сын". 70 Это — живое Слово; любой человек — Христос, ибо в нем воплощается " сын Бога". Он — божественное " Я" каждого из нас, изначальный эфирный двойник, в котором нет пороков, ведь они присущи только форме. Этот принцип не личность, но может стать таковой, войдя в человека и все же оставшись, по сути, безличностным — живым принципом, вездесущим, неискаженным, бессмертным. Так совершается великое таинство, недоступное интеллекту, который способен рассуждать лишь от частного к общему; но душа, в которой пробудилась способность к духовному, взирает на происходящее с изумлением и восторгом. Дух лишен формы и постигает внеформенное; интеллект же привязан к форме и может познать что-то иное только при помощи духа. Интеллект имеет дело с конечным, и лишь если его озарит тот самый принцип, в существовании которого он в обычном состоянии сомневается, бесконечное окажется ему доступно. Пока интеллект, колеблясь, сомневается в существовании Духа, он не сможет его осознать, поскольку в глубины, где скрывается Дух, может проникнуть лишь незамутненный разум. Простое " верование" — удел невежества, подлинная вера основана на знании. Но мы не можем увериться в существовании того, чего не понимаем и не осознаём. Знание, сознание, уверенность в существовании чего бы то ни было должны прийти изнутри. Можно искать Бога внутри себя, но нельзя создать его. Нам нужно приготовиться к его пробуждению — очистить разум и душу от интеллектуальных предубеждений и чувственных привычек, и когда проснется божественный принцип, придет " благодать". Эта благодать — не милость, дарованная пристрастным, капризным, персонифицированным богом, а результат сильного желания, которое способно само себя удовлетворить, и если его нет, просить о чем-то бесполезно. Человек, чье сердце стремится к низменному, с тем же успехом станет молить о высоком, как если бы желудь, накрытый камнем, просил о превращении в дуб. Доверять безоговорочно словам бонзы или священника — слабость, учиться распознавать истину — сила, ибо только через познание можно прийти к уверенности и к подлинной вере. Когда в человеке пробуждается божественный и безличностный принцип, он воздействует на него с пяти точек притяжения — об этом свидетельствует знак пятиконечной звезды, а в христианском символизме — крест. Тело узнает новые ощущения, сердце начинает биться быстрее, животные силы с пришествием " Христа" начинают бушевать в своем " аду", голова, ладони, ступни и другие части тела болят, и кандидат в бессмертные, будь он христианин, мусульманин, брахман, иудей или неверующий, может таким образом физически испытать то, что иносказательно описано как крестная мука Христа. 71 Соединение бессмертного со смертным неизбежно приносит смертному боль, пока низшие элементы не станут полностью покорными и бессознательными — это происходит, когда в сердце (в душе) ещё остается кровь (земное начало) и вода (жизненное начало), но материальный огонь, что наделяет эти элементы сознанием, покидает тело. 72 После смерти, когда покров материи, сковывавший дух, разорван, человеку уже " не перебьют голеней", 73 так как высшие элементы его души74 уже не будут в муках отделяться от низших (ведь они при жизни утратили тесную связь). Только у неспелого плода косточку трудно отделить от мякоти. Бессмертный дух не испытывает боли, но два разбойника (четвертый и пятый принципы75), которые воскреснут вместе с ним, чувствуют притяжение трех низших земных стихий. После этого разделения Исида, богиня Природы, матерь тела, вечная девственница, которую обычно зовут Марией, 76 позаботится о своем сыне. Его жизненное начало ляжет в новую гробницу, " где не было до того человека", и перейдет в другую форму, растительную или животную. 77 Возвратившись в колесо воплощений, оно поможет родиться зерну и взрасти винограду и вновь войдет в человеческую плоть с вином и хлебом. Тот, кто вкусит этой пищи, соединится с жизненным началом Природы, как тот, кто сольется с духом, своим высшим " Я", соединится с подлинным Христом. Вот так и оказывается, что христианское аллегорическое повествование на самом деле описывает оккультное таинство, о котором, конечно же, знали задолго до возникновения христианской церкви. Основа этого таинства — мировой закон, а значит, история его не короче истории человечества. Индийский йог, практикующий йогу, 78 сливает свое низшее " я" с высшим; брахман, который через медитацию и изучение священных книг достигает соединения своего атмана и мирового Парабрахмана; буддист, стремящийся уничтожить свое низшее " я", дабы его лишенная формы суть могла раствориться в нирване, — все занимаются одним и тем же; но невежды, называют ли они себя брахманами, буддистами, христианами или как-то ещё, невежды, которые видят в аллегориях естественных и сверхъестественных сил индивидуализированные образы богов, — на самом деле идолопоклонники. Тот, кто исполняет обряды, не понимая их истинного значения, — служит иллюзии. Заставлять невежду сменить один мираж на другой — бессмысленно; и деньги и время, потраченные на такое " обращение", — потеряны. Глупость, заменившая глупость, остается глупостью; переход на другую точку зрения не дает знания, и тот, кто объявил себя мудрым, совершенно не обязательно таковым является. Если человек знает истину, не столь уж важно, как он её называет и как пытается выразить невыразимое. Буддист, который видит в статуе Будды символическое воплощение жизненного принципа в память о реально существовавшем некогда человеке, в котором этот принцип проявил себя наиболее полно, человеке, которому хотелось бы подражать, и возлагает у ног статуи цветы и плоды, столь же близок к предвечной истине, как и христианин, для которого образ Иисуса из Назарета есть выражение высшего идеала. Множество усилий и огромное количество времени было потрачено на то, чтобы доказать или опровергнуть, что основатель христианства — человек, на самом деле живший в Палестине в начале новой эры. Может, конечно, историку и очень интересно узнать, существовал ли человек по имени Иисус, или Иешуа, и если был, то когда, но для дела спасения человека этот вопрос не представляет особой важности. Люди — только формы, и, как таковые, они ограничены, являясь всего лишь частью целого, а целое не может зависеть от части. Если Иисус, как его описывают в Новом Завете, действительно существовал, он, несомненно, был величайшим адептом и поистине " Сыном Божьим", как и всякий, в ком пробудился божественный Дух, осознавший себя Сыном Божьим79 и воплощением Слова. Насколько мы можем судить, он был совершеннейшим воплощением духа истины среди всех, кто когда-либо жил на Земле, но истина существовала и до него, и она — не в надежде на то, что некто спасет человечество от зла; эта внешняя форма — всего лишь её выражение. Те, кто верит в дух Христа, — неважно, верят ли они при этом в его действительное существование, — истинно верующие, а те, кто не следует его заповедям, но верят в него как в личность, почитают форму без жизни — иллюзию. Идея спасения человечества восходит отнюдь не к предполагаемому времени жизни исторического Христа. Судьба Христа имеет прообраз в судьбе Кришны. Греки поведали о спасении души в аллегорическом рассказе об Амуре и Психее. Психея (душа человека) каждую ночь наслаждается объятиями своего божественного возлюбленного Амура, (шестой принцип). Она чувствует его священное присутствие и слышит голос интуиции в своем сердце, но ей не дано видеть источник этого голоса. Когда бог спит (когда молчит интуиция), пробуждается любопытство, и деве хочется увидеть бога. Она зажигает светильник разума и пытается критическим взором рассмотреть источник своего счастья; но тут бог исчезает, так как тучи и призраки, порожденные низшими устремлениями её разума, скрывают от глаз высшие духовные истины. В отчаянии скитается она в нижних пределах, куда влекут её эмоции и чувства, но разум не помогает ей найти своего бога на материальном плане. Уже готовая умереть, она спасается силой любви, которая связала её с её спасителем. Подчинившись её тяготению, она соединяется с ним, но не бездумно, как прежде, а сознательно и с пониманием. Современное христианство не отменило олимпийских богов, ибо они — аллегорические представления истин, а истины нельзя отменить. Законы Природы в наши дни те же, что и во времена Тиберия; христианство только поменяло символику и назвало старые вещи новыми именами. Нынешние писатели и поэты выражают эти же древние истины по-своему. Гёте, например, замечательно воплотил их в своем " Фаусте". Доктор Фауст, прославившийся своим умом и ученостью, достиг вершин в науке, но так и не сумел постичь истину:
В том, что известно, пользы нет, Одно неведомое нужно. Впав в отчаяние от того, что все его умствования оказались бесполезными и бессмысленными, он заключает сделку с принципом зла, который помогает ему обрести богатство и власть, добиться любви и познать все чувственные удовольствия, какие только возможны. Но в глубине души Фауст понимает, что, услаждая себя, нельзя стать по-настоящему счастливым. Ни блеск императорского двора, ни красота Елены, которая возвращается из земли теней по его повелению, ни оргии в " Блоксберг", где обретают полную свободу все человеческие страсти, не могут утолить его желаний. Став Властелином мира, он замечает убогую хижину — последнее, что еще не принадлежит ему, — и присваивает её, не ведая жалости к её обитателям. Но всего этого ему недостаточно. И только когда благодаря его усилиям часть суши встает из океана и он видит, как радуются другие, пожиная плоды его трудов, к нему приходит покой. Так впервые в душе его поселяется устремление, не обращенное к собственному " я". Оно наполняет его величайшим счастьем, и в созерцании чужой радости личность его умирает, а высшее " Я" обретает славу и бессмертие. Истина знает, что она есть, но не может осмыслить себя, не посмотрев на себя со стороны, а при этом она перестает быть собой. Глаза не увидят сами себя без зеркала; чтобы понять добро, надо столкнуться со злом, а чтобы стать мудрым, надо прежде обезуметь и вкусить запретный плод. Безличностной силе, облачающейся в форму, ведомо только собственное существование. Познать законы мира без формы нельзя, но когда они познаны, форма больше не требуется. Желание существовать в качестве личности запирает дух человека в смертной оболочке; тот, кто во время земной жизни избавляется от этого желания, получает свободу. Божественный Будда, отдыхая под деревом бодхи — древом мудрости — и размышляя о цепи причин, сказал: " Неведение — источник всего зла. Из него возникают самскары (устремления) порожденной естеством триады — тела, речи и мысли (во время предыдущей жизни); из самскар происходит (относительное) сознание, а от него — имя и форма, дающие начало шести сферам (шести чувствам); из них происходит желание, из желания — привязанности, из привязанностей — существование, рождение, старость, смерть, печаль, слезы, страдания, уныние и отчаяние. Избавление от невежества разрушает самскары и их сознание, имя, форму, шесть сфер, соприкосновение, ощущение, желание, привязанности, существование и следующее за ним зло. От неведения исходит всё зло, знание кладет конец несчастьям. Истинно просветленный разгоняет полчища иллюзий, как солнце, сияющее в небесах". Ощущение собственной личности рассеивается силой любви, и чем явственнее человек изливает свою любовь на других, тем меньше он сознаёт себя как личность. Мы уважаем тех, кто ставит общее благо превыше собственных интересов, и восхищаемся людьми великодушными, самоотверженными и щедрыми, однако все эти достоинства окажутся нелепыми и бесполезными, если исходить из того, что высшая цель человеческого существования — стать самому счастливым в этом материальном мире, ибо здесь величайшее счастье заключается в обладании. На физическом плане отдать — значит потерять. Но для того, кто ищет силы безличностного, отдать свое — означает обрести, ибо чем меньше он скован своими привязанностями, тем больше расширяются горизонты его индивидуальности. Однако отдавать, ожидая чего-то взамен, с этой точки зрения бесполезно, ибо тот, кто делает так, не отдает, а совершает мену, как торговец, цепляющийся за свое добро, соглашается уступить его часть, только если ему посулят за это что-то лучшее. Ни белые, ни черные маги не преследуют личных целей. Тот, кто закоснел во зле, не действует под влиянием порыва; напротив, он полностью владеет собой, разжигает страсти в тех, кто недостаточно тверд, чтобы сопротивляться, и заставляет их служить его интересам. Он расчетливо избирает мишень для своей ненависти, и воля его, направленная против этого человека, несет в себе зло. Слабовольные и подверженные чужому влиянию люди могут заболеть от его прикосновения, а злобный взор его действует словно яд. Эмоции, вызываемые таким злодеем, привлекают к себе соответствующие им элементы; он сотрудничает со злыми силами астрального плана, подчиняя их себе или подкупая, либо заключая с ними союз, потворствуя их злым желаниям и требуя за это помощи. Черный маг, вместо того чтобы расширять сферу действия своих сил, собирает их как бы в одной точке. Его воля скорее агрессивна, чем могущественна, что достигается порой специальными упражнениями, скажем, попытками равнодушно переносить физическую боль, и некими обрядами, призванными разбудить воображение. Энергии, запасенные в астральном теле такого мага, сохранятся надолго и после того, как физическое тело его умрет, но в конце концов расточатся в страданиях и гибели на астральном плане. Черный маг противопоставляет свою личную волю космической и в результате приходит к одиночеству и смерти. Белый маг укрепляет свою волю и расширяет сферу её действия за счёт того, что приводит её в согласие со вселенской Волей. Цель его — помогать процессу эволюции, а не противиться ему, а поскольку развитие Природы идет в сторону большего единства, первое проявление воли белого мага есть любовь ко всему человечеству, и каждое деяние, служащее выражением этой любви, придает б`ольшую силу его воле. Слить свою волю со вселенской Волей не означает предаваться праздному созерцанию духовных истин; это значит деятельно участвовать в процессе эволюции, быть подлинным соратником благодетельных сил, строителей звездной Вселенной. Подобного единения не достигнет смиряющийся перед превратностями судьбы и принимающий равнодушно всё, что происходит; еще меньше может рассчитывать на него тот, кто покоряется чужой власти, якобы исходящей от бога, — лишь те, кто твердо решил делать всё, что в его силах, для блага человечества и неуклонно претворяет свое решение в жизнь, обретают его. Отсутствие себялюбия и духовная мощь определяют сферу влияния конкретного человека, которая может охватывать его семью, деревню, город, страну или всю землю. Многие стремятся к власти и для того, чтобы обрести её, копят богатства или добиваются положения в обществе. Но власть, полученная таким образом, не есть личная власть. Глупец может сделаться папой, царем или миллионером, и люди будут повиноваться ему, склоняясь перед его богатством или титулом. Они станут презирать человека и почитать то, чем он владеет и что он сам почитает раболепнее, чем последний из его слуг. Он — не властелин, властелин — его деньги, и они помыкают им и другими, будучи в данном случае реальностью, в то время как сам он — только иллюзия. Исчезни богатство — и личность его исчезнет, и те, кто прежде склонялись у его ног, не подпустят его к своему столу. Духовная власть человека не зависит от подобных артефактов, добродетель ценится повсюду, где о ней знают, а сильный дух воздействует на всё, что его окружает. Любви противостоит ненависть, она — оборотная её сторона. Любовь и ненависть — два крайних проявления одной и той же силы, обращенной к добру или ко злу. Ненависть, как и любовь, безличностна; существо, чьё индивидуальное сознание полностью захвачено ненавистью, становится безликой силой зла и как таковое может творить зло. Зло дает порой не меньшую власть, чем добро, но в итоге, когда противостояние между двумя лагерями достигнет критической точки, закон справедливости будет на стороне добра. Любовь должна победить ненависть, ибо, объединившись с мудростью, она окажется сильнее. Она объединяет и собирает, и даже сама ненависть обращается в любовь силой истины. Ненависть разделяет и разводит в разные стороны. Любовь связана с мудростью, ненависть вырастает из невежества. Поэтому Мудрость — истинный Спаситель всего доброго и сокрушитель злого. Любовь, изливающаяся от центра к периферии, лишает человека сознания собственной индивидуальности и возвышает его душу над тяготением земли, делая его сильнее и могущественней. Нисходя от периферии к центру, она порождает форму, личность, себялюбие, бессознательность и смерть. Пробуждаясь вновь в форме, любовь опять крепнет и расширяет свои горизонты, вбирая в себя самые тонкие и одухотворенные элементы внешних оболочек, и тем самым выводит их из склепа материи и гробниц формы к возрождению. Человека можно сравнить с планетой, вращающейся вокруг некоего центра: выше сияет свет, ниже лежит тьма, центр же — средоточие индивидуальности. Свет внизу и тьма наверху влекут его, ибо они полны жизни и кипучей энергии; и лишь в центре — мёртвая форма, спрессованная силой эгоистических устремлений, бессознательная и неподвижная из-за своей плотности, замерзшая вдали от Духовного Солнца. Чем больше человек удаляется от этого центра, тем ближе становятся свет или тьма, и в некий момент, когда притяжение собственного его " я" исчезнет, он либо поднимется к источнику света, либо погрузится во тьму, в зависимости от того, к чему стремился. Возвращение из тьмы к свету, от Зла к Добру возможно лишь пока человек не вышел на ту орбиту, где тяготение " я" теряет силу и остается лишь противоборство света и тьмы. Оттуда вернуться уже нельзя, ибо там совершается " смертный грех"; лишь освободившемуся от индивидуальности человеку дано совершить его, ибо тот, кто связан с формой и порабощен любовью к собственному " я", не свободен в своих деяниях. Цепляясь за свое " я", он преследует личные цели и сам не ведает, что творит. Ошибочно принимая низшее за высшее, он связывает себя с ним и вместе с ним умирает. Только тот, кто познал себя, обладает свободой выбора, ибо он знает, что выбирает; у слепого выбора нет. Лишь в конце, когда все обретут знание и свободу, настанет срок возрождения человечества, свет разойдется с тьмой и окончательно восторжествует Добро. Потом придет день Страшного суда, о котором говорит Откровение, когда волна жизни завершит свой седьмой круг в цепи планет, и разверзнется бездна, и отделены будут добрые от злых. Но не будет судии и предстоящих ему, а лишь силы Добра и Зла, и силы Добра станут неотъемлемой частью и воплотят в себе власть Закона. 80 Человек возрождается семь раз. Его жизненное начало возрождается в растениях, вырастающих на могиле, и червях, питающихся его плотью; душа — когда освобождается от оков тела, а дух — когда вырывается из-под власти элементарных сил, связанных с деятельностью души. Помимо этих, так сказать, материальных возрождений, человек может возрождаться от себялюбия к осознанию своей подлинной безличной сущности, от невежества к знанию и, наконец, к полному освобождению от тяготения зла (о чем говорится в " Отче наш" ). Так добро и зло восстают из могилы формы — добро для блаженства, а зло для проклятия, — но невежды, не ведающие ни добра, ни зла, не узнают и возрождения, ибо не жили в духе. Они не разорвут пут, связывающих их с формой, и будут спать, так сказать, замурованные в пространстве, и " не оживут, доколе не окончится тысяча лет81", 82 а потом смогут опять взяться труды в начале мира. Но Тот, кто есть, будет по-прежнему восседать на белом престоле, хотя бы земля и небо бежали от лица Его, 83 и силы добра, дхьян-чоханы, сыны мудрости, над которыми " смерть вторая не имеет власти", будут с Ним, 84 как первосвященники и цари, когда пралайа закончится и он повелит опять: Да будет Свет.
Глава XIIВЫВОДЫ
Тот, кто существует в жизни, как в вечности, и в вечности, как в жизни, — свободен. Якоб Бёме Облечь в образы вечное и непознаваемое, описать словами невыразимое — задача невероятной трудности. Внеформенное нельзя облечь в форму, его можно только представить в аллегориях, понятных лишь тем, чье сердце открыто свету истины. Неправильное толкование аллегорического языка священных книг привело к религиозным войнам, к тому, что были замучены, сожжены, убиты тысячи невинных жертв; до сих пор в Индии существует обычай сжигать вдов вместе с телами мужей; там и по сей день можно видеть, как простой народ ложится под колесницу Джаггернаута. Именно из-за непонимания идут вечные споры между двумястами течениями христианства. Истина дарует человечеству целостность и гармонию, незнание её порождает бесконечные разногласия и бесчисленные беды. В Библии говорится: " Тайное принадлежит Богу", и в Бхагавадгите та же истина повторяется другими словами: " Тем, чьи души влечет моя незримая природа, придется нелегко, ибо трудно найти незримый путь облаченным в тело". Величайшие поэты мира нередко сожалели о бедности человеческого языка, так как им не хватало слов, чтобы передать речи сердца; а те, чьи разум и душа были чисты и готовы к приятию духовных истин, мудрейшие из людей, такие как Будда и Иешуа, не оставили нам никаких записей своих учений, которые не вмещались в слова; и их идеи могут постичь лишь те, кто чувствует то же, что они, и чьи сердца открыты свету божественного откровения. Природа всего сущего триедина, и потому символы священных книг Востока и Запада заключают в себе тройной смысл: экзотерический, эзотерический и тайный. Обывателю — неважно, учен он или не учен, — доступен только внешний сюжет, который в большинстве случаев настолько нелеп, что уже одно это должно заставить каждого здравомыслящего человека задуматься; с другой стороны, нелепость его не настолько бросается в глаза, чтобы смутить невежд, и они могут либо принимать священные тексты буквально, либо отрицать само учение из-за кажущейся противоречивости, не попытавшись проникнуть глубже, или же в раздражении выяснять истину в споре с воображаемыми оппонентами. Тех, кто стремится узнать, можно научить, но те, кто считает, что им всё известно, отказываются учиться. Потому-то светила науки и ученые богословы, призванные хранители истины, часто последними приобщаются к подлинному знанию. Старая французская поговорка, гласящая " les extremes se touchent" (крайности сходятся), справедлива в области разума так же, как и везде. Эзотерический смысл символов внятен всем, кто доверяет собственной интуиции, и любому, кто не отвергает истины, его можно растолковать. Однако тайное значение образов священного учения нельзя выразить словами, его может постичь лишь тот, кто уже сам вступил на путь, ведущий к совершенству. Как нам найти дорогу? — Выхолощенная рационалистическая наука, устаревшая созерцательная философия и безжизненная умствующая теология ныне корчатся в предсмертных судорогах. Человечество пробудилось ото сна и взмолилось к ним о хлебе мудрости, но получило лишь камень. Люди обратились к науке, но наука в своей суетности лишь молча отвернулась от ищущих; тогда они прибегли к философии, но та ответила им на непонятном языке и только сильнее их запутала; теология же пригрозила неугомонным вопрошателям адскими муками и ничем не разрешила их недоумения. Однако человечество более не согласно терпеть подобное. Оно не хочет мириться с тем, что истина известна лишь избранным, оно желает знания для всех. Если мы стремимся вступить на путь, ведущий к бессмертию, первое, что нужно — Знать. Мы должны научиться познавать истину, а для этого надо выкинуть из головы весь рациональный мусор, который туда вложила извращенная система современного образования. Чем больше ложных знаний мы усвоили, тем сложнее будет приготовить дом для истины, и могут потребоваться долгие годы на то, чтобы забыть все, чему нас научили ценой огромного труда и немалых затрат. Библия учит: " Будьте как дети" — лишь тогда откроется путь в царство истины. Главное — познать себя, тогда мы поймем, что мы — цари Вселенной. Подлинный Человек — Сын Бога, он неизмеримо чище, выше и величественнее, чем та ничтожная кукла, которую изучают наши антропологи. Человек, познавший свою истинную суть, по праву гордится своим могуществом; человек, с которым имеет дело современная наука, не может не стыдиться своего бессилия. Первый по праву ставит себя превыше богов, а второй, червь земли, забивается в угол и только молит о защите настоящего, божественного Человека. Мыслящий Человек — дитя неба, он властвует надо всем, что охватывают его думы; нерассуждающий — игрушка полуживотных сил, подвластная их прихотям и капризам; он может смирять их, ибо несет в себе искру божественного огня; но чаще всего эта искра обречена бесполезно тлеть и гаснуть. Первый бессмертен, второй проживает краткую жизнь в плену иллюзий. Первый знает, что он вовеки пребывает во Всём, второй постоянно ожидает смерти или же надеется по милости персонифицированного бога обрести собственную вечность и со всей своей грязью войти туда, куда не войдет ничто нечистое и никто, преданный мерзости и лжи. 85
|
|||
|