Его вера. Прости меня

Его вера

Джанет Ливингстон стояла одна на пустом чердаке дома на Каскад-Драйв — дома ее бывшего мужа. Томас купил его всего два дня назад.

Покупка стала праздничным подарком себе самому и его новой невесте — молодой и стройной Эмили Кастро. Женщину, которую бывший муж Джанет знал гораздо дольше, чем рассказывал.

Оглядываясь назад, Джанет думала, что эта интрижка началась всего через шесть месяцев после их собственной свадьбы, когда Томас отправился в командировку в Денвер. Он остался там еще на неделю, сказав, что столь долгое пребывание было необходимо для заключения сделки с важным клиентом. Клиентом, о котором он никогда больше не говорил.

Вместо того чтобы предполагать худшее, она проигнорировала необычно крупную трату денег, потраченную во время командировки, и списала это на обязательное целование задницы клиента, связанное с заключением такой важной сделки, как говорил ее муж.

Их роман продолжался еще двенадцать месяцев, пока изменяющий ублюдок, наконец, не сообщил унизительную новость и не бросил ее ради Эмили. Через две недели после развода он женился на этой суке-разлучнице. Это было ужасно подло.

И, безусловно, заслуживало наказания.

У них с Джанет были свои проблемы. Не столько в спальне (если он вообще хотел заниматься с ней любовью после того, как тратил свое семя в другом месте), но в основном из-за его неспособности принять ее интересы ко всему сверхъестественному.

Она считала себя медиумом, имеющим глубокую связь между этим миром и потусторонним. Благословение, доступное лишь немногим избранным. Томас регулярно смеялся над этой идеей, ни разу не восприняв ее всерьез.

Женщина проводила небольшие собрания с другими единомышленницами, где они делились теориями о призраках и даже проводили спиритические сеансы.

Во время этих встреч Томас унижал их пьяными, снисходительными обличительными речами, отрицая существование всего, что, как знала Джанет, было правдой. Она чувствовала призраков. Слышала их. Даже видела.

Упрямый человек цеплялся за самые бессовестные объяснения необъяснимого, делая все возможное, чтобы отрицать потустороннее. Но она была уверена, что в глубине души мужчина ужасно боялся сверхъестественного. Боялся умереть и оставить позади все, ради чего он работал, свой бизнес, спортивные автомобили и коллекцию произведений искусства, а теперь и дом на Каскад-Драйв.

Он всегда мог и получал все, чего хотел. Джанет же в свою очередь всегда хотела только одного: его уверенности в том, что она чувствовала, слышала и видела, несомненно, было правдой, а не буйным воображением скучающей и одинокой домохозяйки.

Женщина потянула за веревку, привязанную к опорной балке наверху, затем накинула петлю на шею и встала на пустой ящик из-под молока. Она почувствовала, как паутина запуталась в ее волосах, и усмехнулась, увидев дополнительный оттенок ужаса, только что добавленный и так к травмирующей сцене, как старая, гнилая вишенка на вершине кладбищенского торта.

С широкой улыбкой она отбросила ящик ногами и позволила дому забрать ее. Томас довольно скоро поверит в привидения. Его будут ждать долгие годы ужаса в этом прекрасном новом доме.

Прости меня

Прошло почти восемь часов, а город Нью-Йорк все еще неохотно отправлял рабочих в канализацию Манхэттена. Хотя и существовал большой шанс, что радиоактивные бездомные, превратившиеся в мутантов, все еще бродили тамв поисках своей добычи, более насущным вопросом, казалось, была утилизация тысяч галлонов токсичных отходов, сброшенных NRC, что и вызвало данный кризис.

Для ХарланаСэйера ни то, ни другое не имело значения. Харлана волновала только его бывшая девушка, теперь запертая в уборной кафе «Книжная звезда»― с выпученными, горящими глазами и удлиненными зубами. Остатки большой татуировки, протянувшейся через ее грудь, ― единственное, что осталось в ней как напоминание о женщине, когда-то известной как ДарлинВескес.

В то время, когда Харлан заходил в кафе, Дарлин напала на него и погналась за ним внутрь. Он побежал в туалет в надежде спрятаться в нем от нападавшей, но девушка не дала ему закрыть дверь. Там ему удалось выбраться из него, захлопнуть и запереть за собой дверь, оставив ее внутри.

Он познакомился с Дарлин, когда они оба баловались героином. Именно он посадил девушку на наркотик. Их отношения продлились всего два года. Начиная с очень быстрой, очень страстной похоти и закончившейся тем, что Харлан начал выступать в роли ее сутенера, а Дарлинстала одной из четырех девушек, работающих на него на улицах. В конце концов, Харлана настигла карма, и он отсидел небольшой срок за домашнее насилие и хранение наркотиков, а затем окончательно протрезвел.

Дарлин так и не выбралась из ямы, которую он для нее вырыл, в то время как Харлан боролся за честную жизнь, работая менеджером в кафе «Книжная звезда» уже второй год. Он часто видел Дарлин через большое эркерное окно кафе, выпрашивающую деньги, ковыряющуюся в своей коже, будто жуки роились под ее коричневой плотью — половина женщины, которой она когда-то была, как в прямом, так и в переносном смысле.

Харлан чувствовал огромный груз вины из-за нее, и именно в такие дни он больше всего боялся сорваться. И это было не потому, что он скучал по наркотику, увидев Дарлин в первый раз после отсидки. Он вспомнил, как они пытались прикоснуться к Богу, и почувствовал недостойным быть своей трезвости и всего, что мужчина получил, пока она боролась со своими демонами. Демонами, которых он когда-то кормил, холил и лелеял. Хотя Харлан чувствовал себя ответственным за отсутствие у нее зубов, хрупкое тело и потемневшие глаза, ему еще предстояло протянуть ей руку помощи. Чтобы загладить свою вину.

С помощью реабилитационного центра, предложенного государством в рамках его условно-досрочного освобождения, он отделался половиной полученного срока. Арест был благословением, в котором он нуждался, чтобы встать на правильный путь. Но подобного не случилось с Дарлин, и Харлан боялся, что этого никогда не произойдет, а могила призоветдевушку раньше.

Иногда они сталкивались друг с другом на улице. Харлан кивал и слегка улыбался, переполняемый стыдом. Дарлин смотрела на него с горькой обидой. Возможно, она и забыла, кто она такая, но зато хорошо помнила Харлана и его манипуляции, избиения, словесные оскорбления. Ту сторону Харлана, которой больше не было, но для нее никогда не умиравшей.

Харлан, обливаясь потом, сидел за маленьким столиком — перед ним стояла пустая чашка кофе, третья сигарета за последние полчаса была зажжена между пальцами, его руки дрожали. Стук в дверь уборной наконец утих до едва слышного скрипа. Новые удлиненные ногти Дарлин заскрежетали по металлу. Харлан стиснул зубы от этого звука.

Мужчина предположил, что Дарлин жила в канализации вместе с другими бездомными, теми, которые мутировали в чудовищ, склонных убивать — пожирать — любых других людей, с которыми они вступали в контакт. Харлан не был уверен, действительно ли мутировавшая Дарлин искала его, или это была личная вендетта, и кафе просто оказалось не тем местом, а шесть утра ― неподходящим временем. Казалось, за ее похожими на луковицы глазами не было ничего. Никакого разума, просто тупая, злая ярость. Она не издавала человеческих звуков, которые сопровождали бы такую ярость, кроме звериного рычания, низкого и гортанного, с булькающими хрипами. Звуки, которые Харлан забудет не скоро, если сможет пережить сегодняшний день.

Было несколько причин, по которым Харлан не стал звонить в полицию. Во-первых, он все еще был условно-досрочно освобожден. Мужчина не сделал ничего плохого, но его надзирателю не терпелось сообщить о каком-нибудь нарушении. А что, если Дарлин каким-то образом выйдет из этой ситуации и расскажет полиции о его прошлых грехах? Грехах, за которые Харлан еще не заплатил. Куратор Харлана по выздоровлению несколько раз говорил о том, что он работает над своими двенадцатью шагами и должен загладить свою вину. Он не мог вспомнить, какой именно это был шаг, но он твердо знал, что его нужно было сделать. Тем более с Дарлин. Особенно с ней.

Харлан выглянул в окно кафе. Движение потихоньку набирало обороты. Мистер Джейн стоял в своем газетном киоске на другой стороне улицы, читая один из новых журналов, потягивая кофе из термоса и раскладывая мелочь для сдачи. Совершенно не подозревая о затруднительном положении Харлана.

Еще одна серия ударов в дверь кладовой заставила Харлана вскочить со стула. Он затушил сигарету и пошел наполнить свою пустую чашку. Посмотрел на часы: было почти время открытия. Если он не откроет входную дверь, люди соберутся под навесом, ожидая, когда их впустят. Они делали это раньше, несколько раз. Харлан опаздывал на открытие, по крайней мере, несколько раз в месяц, так что они знали, что нужно ждать, невзирая на неудобства. Люди готовы на все ради чашки кофе и плоской поверхности для своих МакБуков.

Харлан подошел к кладовой и прислонился головой к двери.

― Дар, ты меня слышишь? Это Харлан. ― Царапанье, и стук прекратились. ― Послушай, я не уверен, что ты меня понимаешь, но мне нужно кое-что сказать тебе. Мне нужно... мне нужно сказать тебе, что я очень сожалею.

Он чувствовал, что делает это вовсе не для нее, а для себя, дабы избавиться от чувства вины, так что к тому времени, когда Дарлин умрет — будь то от шквала пуль, любезно предоставленных полицией Нью-Йорка, или от токсичных отходов, ― он будет свободен. Сделает шаг, каким бы он ни был. Он загладит вину, и это будет официально. Больше никакого пожирающего чувства вины. Он будет спасен от собственной совести.

― Я завязал и. … А ты не смогла. И, наверное, я чувствую себя ответственным за... Черт, кого я обманываю? Все твои беды из-за меня. Я имею в виду... не то, что ты заразилась токсичными отходами, я про бездомность и твою зависимость. Все это.

Харлан на мгновение замолчал, надеясь на какой-то ответ, что-то, что облегчило бы его чувство вины. Может быть, невнятное или прошипевшее «Все в порядке» или «Я прощаю тебя». Но ничего не из этого было, только приглушенный звук влажного, носового дыхания.

― Для меня важно, чтобы ты знала, что я сожалею.

Царапанье вернулось. Скриииич!

― Я хотел бы вернуться назад и никогда не обращаться с тобой таким образом, никогда не бить тебя, не давать пробовать эти чертовы наркотики. Я хотел бы помочь тебе, Дар.

Царапанье превратилось в стук, и Харлан ушел, обескураженный и раздавленный сожалением.

Пока он думал, что делать с Дарлин, Харлан подметал грязный пол в кафе. В конце концов, обращение к властям было неизбежно. Он не мог оставить ее в кладовой. Он знал это. Но ему нужно было некоторое время, чтобы все обдумать.

Харлан огляделся в поисках совка для мусора. Кладовая. Он смахнул остатки грязи и мусора в сторону входа в кафе, отпер дверь, затем смел кучу на тротуар. На Харлана повеяло городским воздухом, знакомым воздухом. Тем же самым, которым он дышал сорок лет. Он хотел бросить метлу и убежать, бросить свою работу и свернуться калачиком дома с иглой в руке. Он вошел внутрь и закрыл за собой дверь, прежде чем подкрепить эту идею еще больше, чем было нужно. Ему нужно было забыться.

Харлан заметил, что несколько столов были грязными. Наряду с отсутствием уборки, ночная смена не потрудилась вытереть столики. Он пошел в подсобку за мокрой тряпкой. Именно тогда он услышал звон колокольчиков над входной дверью. Он забыл запереть ее.

Прежде чем он увидел посетителя, он услышал его.

― Мне большое кофе. А я пока схожу отлить.

Харлан выбежал с черного хода и увидел мужчину, держащего руку на двери туалета и пытающегося повернуть ручку, несмотря на сопротивление замка.

― Сэр, не открывайте эту дверь.

― Это еще почему? Если ты не хочешь, чтобы я нассал на пол, я воспользуюсь уборной.

Мужчина повернул ключ, торчавший из замка, и снова повернул ручку, открывая дверь. Существо, которое когда-то было Дарлин, схватило мужчину за макушку и дернуло его на себя, его скальп сорвался с черепа, как пластырь с раны. Харлан бросился к двери туалета, захлопнул ее и повернул ключ. Крики человека внутри быстро стихли, и впервые за все утро, кроме звука поедания плоти, Дарлин вообще не издавала звуков. Она была довольна.

В аморально извращенном смысле Харлан надеялся, что молчание означало, что он прощен, что она сочла этого человека предложением мира. Харлан выглянул в окно кафе. Еще больше людей собралось на другой стороне улицы, покупая утренние газеты. Некоторые из них захотят выпить кофе. Харлан сбегал в подсобку, взял столько бумажных полотенец и тряпок, сколько смог найти, и принес их обратно. Все остальное, включая швабру, было в туалете у Дарлин. Вспомнив, что входная дверь все еще не заперта, он побежал и запер ее как раз в тот момент, когда невысокий лысый мужчина с портфелем потянулся к двери.

― Мы еще не открылись, ― сказал Харлан, явно расстроенный.

― Ты издеваешься надо мной? Это... ― Мужчина посмотрел на свои часы, постучал по ним. ― Мне нужно быть на работе через десять минут.

― Извините, сэр. У нас технические неполадки.

― Что-то не так с кофе-машинами?

― Нет, сэр. Просто кое-что, что мне нужно сделать очень быстро, и после я вас с радостью обслужу.

― Что ж, если с машинами все в порядке, тогда отопри эту дверь и прими мой заказ. У меня... ― Мужчина снова посмотрел на часы. ― Уже девять минут. У меня есть девять минут, прежде чем мой босс надерет мне задницу. Я этого не хочу, и, поверь мне, ты тоже этого не хочешь. Потому что, если мой босс надерет мне задницу, я вернусь прямо сюда и прослежу, чтобы твой босс надрал задницу тебе. Тебе оно надо?

Словно по сигналу, как выстрел по ободу после неудачной шутки, из кладовой донесся громкий щелчок. Харлан представил, как бедренная кость переламывается пополам, и каждый ярко-белый конец теперь прорывается сквозь дюймы мышц и кожи. Он посмотрел в сторону кладовой; смесь крови и мочи начала просачиваться из-под двери. Тебе следовало просто помочиться на пол.

― Ты меня слышишь? ― закричал лысый мужик.

Харлан снова повернулся к нему.

― Сэр, я прекрасно вас слышу, но именно сейчас я не могу открыть кафе. Сегодня вам придется выпить кофе в другом месте. Мне очень жаль.

― Ты что шутишь? Это займет у меня, по крайней мере, еще пятнадцать минут. Открой дверь и дай мне выпить кофе.

― Нет, сэр. Я не могу этого сделать. А теперь я пойду и сделаю то, что мне нужно, и если вы все еще будешь здесь, когда я закончу, буду рад принять ваш заказ. Бесплатно.

― Знаешь, я могу лишить тебя работы. Я знаю, кто ты такой. Ты тот зэк. Сидел за продажу наркотиков. Ты все время опаздываешь на работу, заставляешь людей ждать открытия снаружи. Ты там что, траву куришь? ― Мужчина оглядел кафе, осматривая его через окно. ― Как насчет того, чтобы я прямо сейчас позвонил в полицию? Тебе, наверное, это не сильно понравиться, не так ли?

Скрежет в дверь возобновился.

Харлан почувствовал отчаяние. Любой звонок в полицию заставит полицейского нажать на курок. Вероятно, он мог бы объяснить Дарлин. Это была не его вина. Она превратилась в одну из этих тварей сама по себе. Он просто расскажет им в точности, как все произошло: парень ворвался, пока Харлан пытался удержать Дарлин. Но с этим парнем в костюме и галстуке, бросающим на него косые взгляды, они не будут смотреть на это так. Они поверили бы парню на слово, а не бывшему заключенному. Он был в этом уверен.

― Ну, так что ты выберешь... братан? ― Мужчина произнес это слово насмешливым тоном. ― Ты дашь мне чертов кофе или мне нужно рассказать копам о тех неприятностях, которые у тебя там творятся?

Скриииич!

Слова вырвались прежде, чем Харлан успел их остановить.

― Хорошо, но, может быть, ты мог бы сначала быстро помочь мне? А с меня бесплатный кофе каждый день на этой неделе?

Лысый мужчина на мгновение задумался.

― Ладно. Но нам нужно поторопиться.

Харлан отпер дверь, впустил мужчину и запер ее за ним.

― Итак, что у тебя за проблема? ― спросил мужчина.

Скриииич!

― Это... это здесь.

Харлан первым направился к кладовой, пытаясь перекрыть лужу, растущую из-под двери. Мужчина последовал за ним, нервно оглядываясь в поисках шлюх и наркоманов.

― Это из-за водопровода? Потому что, если это так, я знаю хорошего сантехника, может быть, даже смогу приехать вмести с ним сюда к обеду.

― Да, я думаю, это из-за водопровода. Мне просто нужно, чтобы ты подержал одну штуку здесь, пока я перекрою клапан.

Скриииич!

― Я слышу. Похоже, тебе может понадобиться новая прокладка, а может быть, и совершенно новая система.

― Может быть.

Харлан подошел к двери и повернул ключ.

― Прямо здесь. Ты держишь ― я закручиваю.

Мужчина усмехнулся.

― Так, а что за штуку я должен держать?

Харлан схватил мужчину за руку и распахнул дверь, толкнув парня прямо на Дарлин. Это был первый раз, когда Харлан смог по-настоящему хорошо рассмотреть ее при свете. Каждая прядь ее волос исчезла. Он уставился на татуировку, протянувшуюся через ее грудь — сердце с голубями по обе стороны. Мужчина был с ней, когда она ее делала. Татуировка была данью уважения ее родителям, которые умерли. Ее кожа блестела от крови, пульсируя в некоторых местах, будто она была покрыта нарывами, готовыми взорваться в любой момент.

Туалет был забрызган кровью, огромным количеством. А на полу, без больших кусков плоти, лежал человек, который так отчаянно хотел отлить. Его скальп остался прикрепленным ко лбу, но съехал на лицо, закрыв его, как будто стыдясь своего затруднительного положения.

Лысый мужчина закричал, а затем ударил Дарлин, которая затем разорвала его горло своими когтями, позволив себе еще один крик, который закончился влажным булькающим звуком. Харлан захлопнул дверь и повернул ключ.

― Мне нужно, чтобы ты простила меня, Дар, ― захныкал Харлан.

Харлан выключил свет в кафе. Он не мог позволить, чтобы люди задерживались у двери, заглядывая внутрь, наблюдая, как моча и кровь выливаются из-под двери туалета, но растущий дневной свет скоро бросит свой яркий свет на его ошибки и привлечет любопытную и жаждущую толпу. Впрочем, это не имело значения. Сегодня он не будет открывать кафе. Не сейчас. Никогда. Он только что скормил живого человека своей мутировавшей бывшей девушке.

Харлан сидел на полу, прислонившись спиной к стене рядом с дверью кладовой. Он наблюдал, как растет лужа крови, и задавался вопросом, не застынет ли она до того, как попадет в зал. Он мог видеть свое отражение в крови и обратил внимание на свои очки. То, в чем он всегда нуждался, когда они были вместе, но никогда не мог себе позволить. Теперь они у него были, напоминание о том, что он обрел жизнь, которой не заслуживал.

― Мне жаль, Дар. Мне нужно, чтобы ты мне поверила.

Звук ломающихся костей, разрываемой кожи и плеск крови не беспокоили Харлана. Он был глубоко погружен в свои мысли, учитывая суматоху последних 24 часов для города Манхэттен и то, что, возможно, он все-таки не вернется в тюрьму. Самой большой проблемой города были уже не наркотики и уличные банды, а злобные каннибалы, которые родились в городских туннелях. Люди стали бы ожидать подобной бойни после того, как их стало бы больше. Эти смерти ничем не отличались бы от любых других, вызванных этими существами.

Но это не заглаживает вину, Харлан. Его глупость стоила двум человекам жизни.

Харлан больше не ценил свою трезвость. Он не заслуживал ее и знал, что если он сегодня уйдет из кафе, то только для того, что бы купить героин и убедится, что у него есть жизнь, которую он заслуживает: безработный, бездомный, голодный и одинокий.

― Я причинил тебе зло, Дар. И мне нужно загладить свою вину.

Харлан встал, повернул ключ в двери и открыл ее.

Дарлин склонилась над лысым мужчиной, поглощая содержимое его торса, который теперь превратился в человеческую кормушку для монстра. Кожа Дарлин туго натянулась на позвоночнике, на шее вздулись жилы и мышцы.

― Дар...

Существо остановилось и повернуло свои светящиеся глаза на Харлана.

― Мне так жаль.

Дарлин встала, затем сделала выпад.

Лужа крови росла и действительно достигла зала, протянувшись вплоть до входной двери.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒