|
|||
23 октября, пятницаНога ногой, но деньги зарабатывать надо. Ни свет ни заря двинули с Петькой в Красный Мак сдавать шиповник, кизил и бутылки. Погода мерзкая, хуже некуда. Моросит противный дождь, скользко. Пока спускались, Петя на свой рюкзак трижды грохнулся, потом выяснилось, что десять бутылок разбил вдребезги. В Красном Маке на приемном пункте красовалась записка: «Я в Холмовке». Ну не назад же идти не солоно хлебавши — отправились в Холмовку. Метров сто прошли, застопили «ЗИЛ». Я в него Петю со всеми вещами засунул и отправил, сам машины через три уехал следом. Пока доехал, смотрю: сидит уже довольный, всё сдал, деньги получил. Поразмыслив, купили две чекушки «Столичной», бутылку сорокапятиградусной «Литовской», бутылку белого, портвейн и два пива. Набор почти как у Венечки Ерофеева. Как я поддался влиянию Пети, непонятно, но на алкоголь и закуску мы угрохали практически все деньги. Там же, в Холмовке, на озере мы и привалились. Начали с пива. Оглянуться не успели, как в ход пошло белое, а там и портвейн выкушали. Нетвердой походкой пошли домой. Снова начался дождь, но нам было уже все равно. В Красном Маке Петька зашел в магазин и купил еще бутылку пива. Когда я возмутился было, он, заговорщицки подмигнув, жестом фокусника извлек откуда-то из-под плаща еще одну, которую украл. В Хаджи-Сала зашли к татарам, к Нариману. У него сидел Котя, который сообщил, что Сашка Герик вляпался в какие-то напряги и сидит в Симферополе. Но скоро вроде как обещался быть. А его уже в общем-то и не ждет никто. У татар купили травы и бутылку самогона; пока поднимались по Мужской тропе, спиртное прикончили. На роднике Петька открыл чекушку, глотнул и расплакался: — Ринго, брат... Это ж я ту корову-то увел! Из-за которой меня из села выгнали! Я ее увел... Я не вполне соображал, что происходит, о какой вообще корове идет речь. — Пусти меня в село, я больше не буду, — неожиданно взмолился Петька и рухнул на колени. Я, лихорадочно оглядываясь — не увидел бы кто, — изо всех сил пытался поднять и посадить его на камень, но невменяемый Петя не поддавался и беспрестанно молил о прощении. — Хорошо, хорошо, пущу я тебя в село, успокойся ты! — нервничал я, но от подкола не удержался. — А что ты с ней сделал-то, с коровой? — Убил я ее, Рингушка. Убил. И съел. — Что, всю? — подивился я. — Почти. Остальное продал... Следующие полчаса я приводил Петю в сознание, макая его лохматую голову в ледяной родник. Потом что было, помню слабо. Завалились на Кухню, позвали в гости Надьку, Остапа и Толика. Что-то пели, пили, традиционно ругались со Скрипой, готовили какую-то еду... Отличный и насыщенный день получился.
|
|||
|