|
|||
Леонтьев А.А. 15 страница
Еще в 1974 г. В. И. Батов на одной из конференций криминалистов предложил говорить о судебно-психо-лингвистической экспертизе как разновидности судебно-психологической экспертизы и был поддержан в этом крупнейшим специалистом по психологической экспертизе М. М. Коченовым. Фактически при экспертизе документов и других письменных текстов термин < судебно-психо-лингвистическая экспертиза> в настоящее время общепринят.
Особую проблему в криминалистике составляет анализ состояния автора-исполнителя текста на основе этого текста. Речь идет прежде всего об эмоциональной напряженности. Одними из первых психолингвистов,
Часть 4. Прикладная психолингвистика
занимавшихся этой проблемой, были Ч. Осгуд и Г. Уо-кер, анализировавшие тексты предсмертных записок самоубийц (Osgood, 1957; Osgood & Walker, 1959). Что касается отражения эмоционального напряжения в устной речи, (см. Леонтьев и Носенко, 1973), а также более поздние публикации Э. Л. Носенко.
Психолингвистика ложных высказываний. Имеются в виду высказывания, искаженно описывающие действительное положение вещей, причем это искажение является преднамеренным. Эта проблема, как и более широкая проблема вольной или невольной < трансформации> истинного положения дел в показаниях, широко обсуждалась задолго до появления психолингвистики (см., например, Липпманн и Адам, 1929; Канторович, 1925; Елистратов и Завадский, 1903). Существуют и посвященные этой проблеме работы, выполненные в рамках < чистой> лингвистики и семиотики (например, Weinrich, \970, Левин, 1974; Свинцов, 1982). В психолингвистике есть целая серия теоретических и экспериментальных исследований как устных, так и письменных ложных высказываний, приведших к важному выводу, что < при планировании и реализации ложного сообщения автор его, испытывая определенные трудности, актуализирует слова, имеющие сравнительно небольшую частоту встречаемости как в его индивидуальной речевой практике, так и в практике речевого общения той социальной группы, в которую он включен> (Леонтьев, Шахнарович, Ботов, 1977, с. 37).
Для широкой публики проблема ложности высказываний отождествляется с применением < детектора лжи>, или полиграфа. Создателем этого направления можно считать А. Р. Лурия, который в конце 1920-х годов разработал так называемый < метод сопряженной
методики>, позже описанный им в вышедшей на английском языке книге < The Nature of Human Conflicts> (Luria, 1932), получившей в США огромную популяр-Глава 15. Психолингвистика в криминалистике
ность. На русском языке этот метод был описан им в работах 1928 г. (Лурия, 1928 а, 1928 б). Как пишет в изданных мемуарах сам А. Р. Лурия, < эта работа оказалась практически полезной для криминалистов, являясь ранней моделью детектора лжи> (Лурия, 1982, с. 23). Впрочем, практическое применение полиграфа в США оставляло желать лучшего, так как после периода недоверия он, наоборот, стал едва ли не единственным средством доказательства ложности показаний. Бессмертный Пэрри Мейсон был, однако, совершенно прав, когда говорил, что полиграф устанавливает не ложность, а истинность ответов - факт наличия реакции доказывает ложность ответа в значительно меньшей степени, чем отсутствие реакции - его истинность или, вернее, отсутствие у испытуемого намерения солгать. Интересно, что после выхода нашей книги (Леонтьев, Шахнарович, Батов, 1977), где критиковалась практика использования полиграфа в США, но было сказано, что < идея этого метода остается правильной> (там же, с. 38), именно эта последняя фраза вызвала откровенно агрессивную реакцию у патриарха советского уголовного права М. М. Строговича (ныне покойного).
Речь в судебной психологии. Главной проблемой здесь является речь следователя и участников процесса, а также восприятие ими показаний подследственного (обвиняемого) и свидетелей. При этом в центре стоит проблема внушения следователем тех или иных показаний и проблема достоверности перевода устной речи допрашиваемого в письменную форму. Мы не имеем возможности в настоящей главе подробно излагать всю указанную проблематику и ограничимся ссылкой на ряд публикаций, где она освещена наиболее глубоко: Ратинов, 1967; Леон-тьев, Шахнарович, Батов, 1977; Гаврилова, 1975; Шахри-маньян, Варламов, Тараканов, 1973).
Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия
Что мы понимаем под < речевым воздействием>? В сущности, любое общение - это речевое воздействие. Однако если предметом и содержанием предметно ориентированного общения является взаимодействие в процессе совместной деятельности, а предметом и содержанием личностно ориентированного общения - то или иное изменение в психологических отношениях людей, то третий его вид, социально ориентированное общение, предполагает изменение в социально-психологической или социальной структуре общества или стимуляцию прямых социальных действий через воздействие на психику членов данной социальной группы или общества в целом (Леонтьев, 1997). Такое социально ориентированное общение может быть прямым (митинг, вообще любое публичное выступление перед < живой> аудиторией), а может быть опосредствованным (радио, телевидение, пресса). При этом оно может быть сосредоточено во времени (одновременное или практически одновременное общение со всей аудиторией) или рассредоточено (каждый пешеход читает щитовую рекламу тогда, когда мимо нее проходит); аудитория также может быть сосредоточена в пространстве (опять-таки митинг) или рассредоточена (телевидение).
То, что мы называем здесь речевым воздействием, - это и есть различные формы социально ориентированного общения. Иными словами, это массовая коммуникация (радио, телевидение, пресса); формы пропаганды, не укладывающиеся в традиционный объем массовой ком-Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия
муникации - такие, как расклеиваемые или распространяемые листовки, документальные кинофильмы, видеофильмы, компьютерные программы с задачей социального (социально-психологического) воздействия; наконец, различные формы рекламы - как коммерческой, так и политической'. Кроме того, в социально ориентированное общение входят различные формы непосредственного социального воздействия вроде лекций, устных публичных выступлений и т. д. Наконец, к той же проблематике тяготеет то, что часто называется < психологической войной> - система социально и социально-психологически ориентированных действий, определяемая как <... планомерное ведение пропаганды, главная цель которой заключается в том, чтобы влиять на взгляды, настроения, ориентацию и поведение войск и населения противника, население нейтральных и союзных стран, с тем чтобы содействовать осуществлению государственных целей и задач> (Лаинбард-жер, 1962, C. 5-6Y.
Конечно, не вся проблематика, связанная с социально ориентированным общением, < подведомственна>
' В нашей стране термины < массовая коммуникация>, а одно время и < пропаганда> в 1960-1980-х гг. были запретными (впрочем, по разным причинам: первый как < буржуазный>, а второй из своего рода социальной стыдливости: это у < них> пропаганда, а у нас - коммунистическое воспитание трудящихся. Но в третьем издании БСЭ была помещена статья < Коммунистическая пропаганда>, написанная - на хорошем научном уровне - тогдашним сотрудником Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС В. Ф. Провоторовым). Когда в начале 1970-х гг. автор этой книги начал читать соответствующий курс на факультете психологии МГУ, пришлось придумать ему название < Психология общения в больших системах>...
' Собственно, это определение взято из основного уставного документа для рот пропаганды армии США - специального наставления FM 33-5 < Ведение психологической войны> (см. также Леонтьев, 1983).
9 А. А. Леонтье>. 257
Часть 4. Прикладная психолингвистика
психолингвистике. Этим видом общения занимается и социология, и социальная психология, и общая психология (особенно в аспекте мотивов и вообще психологии личности), и другие гуманитарные науки. Но психолингвистика интересуется процессами социально ориентированного общения под своим собственным углом зрения - с точки зрения влияния языковых и речевых особенностей текста на усвоение, запечатление и переработку информации. А поскольку в большинстве из перечисленных форм общения оно имеет преимущественно, если не исключительно речевой характер, причем как воздействующее начало выступает текст во всей полноте своих языковых и содержательных характеристик (как в художественной речи), психолингвистика речевого воздействия составляет основную или по крайней мере достаточно внушительную часть научной проблематики социально ориентированного общения.
Научное изучение речевого воздействия в России и СССР началось задолго до наших дней. Признанным классиком психологии речевого воздействия является Н. А. Ру-бакин, чья основная книга сравнительно недавно переиздана (1977; см. также Рубакин, 1972). Из широко известных авторов 1920-1930-х гг. назовем Я. Шафира (1927), СЛ. Вальдгарда (1931). Специально психолингви-стическими проблемами радиоречи (хотя, конечно, без использования термина < психолингвистика> ) в те годы занимался С. И. Бернштейн - эти его работы в настоящее время переизданы (1977). Интересны и публикации Л. П. Якубинского (например, 1926). С середины 1930-х гг. такого рода исследования по понятным причинам не проводились и не публиковались; они вновь возродились только в 1960-1980-е годы, в основном в рамках прикладной психолингвистики (см. ниже).
На Западе основная масса теоретических и экспериментальных исследований социально ориентированного речевого воздействия появилась в 1940-1960-х гг. Эти исследования (краткий их обзор дан в Артемов, 1974 и
Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия
Пруха, 1974) связаны с такими громкими именами, как Г. Ласуэлл, П. Лазарсфелд, Б. Берелсон, Д. Кац, Дж. Клэп-пер, Л. Ховлэнд, Дж. Олпорт, И. Кац и многие другие. Изложение собственно психолингвистической проблематики зарубежных, в первую очередь американских исследований дано в Пруха, 1974 и Леонтьев, 1983 а.
Концептуальные основы психолингвистики речевого воздействия в России. Такими основами являются, с одной стороны, психология деятельности, восходящая к А-Н. Леонтьеву^ и Л. С. Выготскому, а с другой психология общения (сложившаяся в начале 1970-х гг. и наиболее полно представленная в нашей книге 1974 г. - Леонтьев, 1974, переизданной в 1997 г. ). В семидесятые годы появилась наша работа (Леонтьев, 1972), выполненная вместе со студентами В. А. Вилюнасом и В. И. Гайдамаком и сразу же переведенная на английский и чешский языки; вышла основополагающая книга Ю. А. Шерковина (1973); появилась серия публикаций Т. М. Дридзе, завершившаяся ее книгами (1980; 1984). Основная мысль всех этих работ - в том, что речевое воздействие есть преднамеренная перестройка смысловой (в психологическом значении этого слова - ср. < личностный смысл> А. Н. Леонтьева) сферы личности. При этом текст социально ориентированного общения решает три основных психологических задачи. Это, во-первых, привлечение внимания к тексту, во-вторых, оптимизация его восприятия, в-третьих, принятие его содержания реципиентом. Психолингвис-тические особенности текста могут и должны исследоваться дифференцирование в зависимости от их ориентированности на ту или иную задачу.
Разработка психолингвистики речевого воздействия на первом этапе. Она так или иначе была связана с методами изучения и оценки эффективности речевого
" Ему принадлежит, кроме того, одна из первых, если не первая публикация по психологии речевого воздействия в нашей психологической литературе (А. Н. Леонтьев, 1968).
9> 259
Часть 4. Прикладная психолингвистика
воздействия - как с собственно методиками, так и с выделением в тексте таких опорных элементов, которые должны < представлять> текст в исследованиях его эффективности. Специфически психолингвистическими здесь являются методики семантического шкалирования и ассоциативные методики. Исследовались психолингвисти-ческие характеристики текстов, ориентированных на воздействие, психология речевых стереотипов, факторы селективности в восприятии текстов массовой коммуникации и другие. Особенно значимы были выводы Т. М. Дридзе о существовании так называемых семиотических групп, т. е. групп реципиентов массовой коммуникации, объединяемых по признаку одинакового уровня владения речевыми навыками и умениями, необходимыми для переработки информации, получаемой по каналам массовой коммуникации.
Первые публикации по психолингвистике речевого воздействия - это тезисы симпозиумов по психолингвистике. Уже в 1968 году, на втором таком симпозиуме, с принципиальным докладом выступила Т. М. Дридзе (Материалы II симпозиума..., 1968). На III симпозиуме действовала специальная секция < Психолингвистические проблемы в исследовании эффективности речевого воздействия>, где, кроме Т. М. Дридзе, выступали А. У. Хараш, Ю. А. Шерковин, Е. А. Ножин (впервые поставивший проблему психолингвистики публичной ораторской речи), М. С. Мацковский (проблема < читабельности> текста), В. Л. Артемов (речевые стереотипы), Е. И. Негневицкая (эффект вербальной сатиа-ции, т. е. своего рода < пере-насыщенности>, ведущий к субъективной десемантизации слов), Л. В. Сахарный (проблема < ключевых слов> ) и другие ведущие специалисты (Материалы III симпозиума..., 1970). На IV симпозиуме с докладами на интересующие нас темы выступали, в частности, Е. А. Ножин, Ю. А. Шерковин, Ю. А. Сорокин (Материалы IV симпозиума..., 1972).
В те же годы появились сборники < Речевое воздействие> (1972); в нем, в частности, была опубликована интерес-260
Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия
нейшая работа А. Ф. Воловика и П. Б. Невельского < Условия непроизвольного запоминания языковых элементов наглядной агитации>, первая публикация А. П. Журавлева о символическом значении языкового знака, одна из основных работ Т. М. Дридзе) и < Психолингвистические проблемы массовой коммуникации> (1974). Эта последняя книга носила обобщающий характер. В нее вошла, в частности, наша работа < Психолингвистическая проблематика массовой коммуникации>, где впервые более или менее полно анализировались психологические и психо-лингвистические особенности радио-и телевизионной речи, статьи Б. Х. Бгажнокова и Е. Ф. Тарасова о психолинг-вистических особенностях соответственно радиоречи и рекламы, а также несколько публикаций по психолинг-вистическим методикам исследования восприятия массовой коммуникации.
Итоговой публикацией Московской психолингвис-тической школы по данной проблематике явилась коллективная монография < Смысловое восприятие речевого сообщения (в условиях массовой коммуникации)> (1976). Здесь отразилась практически вся теоретическая и экспериментальная проблематика психолингвистики речевого воздействия, разрабатывавшаяся к тому времени в СССР. Из авторов этой книги нельзя не упомянуть Марью Лау-ристин, Пеэтера Вихалемма и Вийве Руус, первая из которых стяжала себе в начале 1990-х гг. шумную и вполне заслуженную политическую известность в независимой Эстонии.
Из отдельных статей и других публикаций того времени назовем коллективную статью о рекламе (Леонтьев и др., 1973), брошюру Е. Ф. Тарасова и Л. С. Школьника < Язык улицы> (Школьник, Тарасов, 1977) и выполненный С. А. Минеевой первый обзор зарубежных экспериментальных исследований по эффективности публичной ораторской речи (Минеева, 1973). Наконец, нельзя не упомянуть несколько публикаций Е. И. Красниковой (особенно, 1976), которая сумела экспериментально пока-Часть 4. Прикладная психолингвистика
зать действие механизма звукового символизма в восприятии связного текста".
Направления дальнейшей разработки психолингвистики речевого воздействия и ее современное состояние. С конца 1970-х гг. в Московской психолингвистической школе выделилось специальное направление, названное его создателями < теорией речевой коммуникации>. Основные публикации этого направления принадлежат уже упоминавшимся Е. Ф. Тарасову (Тарасов, 1977; 1978; 1979; 1986 и др.; Тарасов, Школьник, 1977) и Л. С. Школьнику (1976 и др. ). С их участием психолингвистическая проблематика стала разрабатываться также в рамках секции < Массовые коммуникации в обучении и воспитании> Педагогического общества РСФСР, выпустившей несколько сборников (например, Эмоциональное воздействие массовой коммуникации..., 1978). Кроме того, началась интенсивная работа по заказу телевидения, вылившаяся в несколько статей - от Леонтьев и др., 1976 до Леонть-ев, 1990, в том числе особенно интересна статья (Тарасов, Сорокин, Бгажноков, 1984) - и множество неопубликованных материалов, в том числе экспертных заключений по отдельным телепередачам и сериям передач. Хотелось бы думать, что эта работа не осталась втуне и сыграла роль в том резком повышении профессионального уровня Центрального телевидения, которое было заметно накануне перестройки. К сожалению, подготовленное нами пособие по психологии и психолингвистике телевидения было < зарублено> руководством Гостелерадио в начале 1980-х гг. Близкие исследования велись на факультете психологии МГУ под руководством
" После выхода ее работ одна из зарубежных подпольных компартий наводила справки о том, нельзя ли использовать < эффект Красниковой> при написании и распространении политических листовок. Пришлось честно ответить, что это теоретически возможно, но практически более чем затруднительно.
Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия
О. Т. Мельниковой и в Ленинградском университете под руководством Н. Г. Бойковой (см. Бойкова, Коньков, Попова, 1986).
После 1985 года систематической работы в данном направлении Московская психолингвистическая школа не вела, ограничиваясь отдельными, в основном частными, публикациями или, напротив, обобщающими теоретическими материалами. Из существенных публикаций этих лет назовем (Жельвис, 1990).
< Перестройка> и < гласность> принесли с собой, между прочим, возможность для непрофессионалов практически бесконтрольно публиковать книги на < ходкие> околонаучные и даже научные темы. Отсюда огромное число вышедших после 1986 г., а особенно после 1991 г., оригинальных и переводных книг по общению (прежде всего деловому), психотерапии, психоанализу и т. д. Гигантскими тиражами стали выходить, в частности, книги Д. Карнеги, - а это еще не самые худшие. Не избежали этого и вопросы речевого воздействия. Так, в последнее десятилетие было опубликовано множество книг по так называемому < нейролингвистическому программированию>, из одного из направлении психотерапии переросшему в нечто вроде научной секты - типа сайентологии (см. об этом направлении, например, Бэндлер и Гриндер, 1995).
Совершенно новое для отечественной науки направление, расцветшее после 1991 г., - это политическая психология. Конечно, работы в этом направлении велись и раньше, но в открытую печать не проникали. Сейчас такие публикации нередки, хотя они основываются чаще всего на коррекции и адаптации к российскому обществу результатов, ранее полученных зарубежными исследователями. В качестве положительного примера приведем пособие < Политиками не рождаются>, подготовленное Центром политического консультирования < Никколо М>, где есть специальная глава < Власть языка и язык власти: власть, основанная на речевом сообщении> (Абаш-Часть 4. Прикладная психолингвистика
кина и др., 1983). Однако, как и большинство аналогичных работ, эта книга совершенно не использует психо-лингвистические исследования речевого воздействия, накопленные в отечественной науке.
Методы психосемантики несколько лет после 1991 г. использовались в исследованиях политического сознания, осуществленных В. Ф. Петренко и его сотрудниками. Эти исследования обобщены в книге (Петренко, Митина, 1997).
Еще в середине 1980-х гг. циклом работ Д. Л. Спивака (см. особенно: Спивак, 1986) были начаты исследования в области суггестивной лингвистики в условиях измененных состояний сознания. В начале 1990-х гг. в Перми была создана лаборатория суггестивной лингвистики, где исследуются, в частности, смежные проблемы психолингвистики и психотерапии, в том числе гипноза. Эта лаборатория непосредственно занимается и проблемами социально ориентированного общения. Основная публикация по данной проблематике - Черепанова, 1996. Из других интересных исследований по < психолингвотера-пии> см., например, Коломийцева, 1991.
Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике
Глава 17. Психолингвистика и образ мира
Мы уже говорили выше, что в психологии все большую популярность получает понятие предметного значения, разрабатывавшееся (иногда под другими названиями) многими крупными психологами современности - от Л. С. Выготского до Дж. Брунера и лидера западногерманской марксистской психологии К. Хольцкампа. Это понятие сейчас обретает новую жизнь в связи с активизацией исследований по функциональной асимметрии полушарий коры головного мозга. Неразрывность предметного значения с вербальным (при всей их психологической специфике) очевидна, и проблематика когнитивной психолингвистики все больше становится ориентированной не только и не столько на вербальные, сколько на предметные значения, ставя задачей синтезировать психолингвистическую теорию слова (знака) и психологическую теорию осмысленного образа. Если вслед за А. Н. Леонтьевым (А. Н. Леонтьев, 1983) ввести понятие образа мира, то как раз предметные значения и являются теми < кирпичиками>, из которых этот образ строится.
Образ мира, как он понимается сегодня психологами, - это отображение в психике человека предметного мира, опосредствованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающееся сознательной рефлексии.
Мир презентирован отдельному человеку через систему предметных значений, как бы наложенных на восприятие этого мира. Человек не < номинирует> чувственные
Глава 17. Психолингвистика и образ мира
образы предметов - предметные значения суть компонент этих образов, то, что их цементирует для человека, то, что делает возможным само существование этих образов.
Наиболее непосредственная ситуация встречи человека с миром - это непрекращающееся движение сознания в актуально воспринимаемом образе мира. Каждый из нас, воспринимая мир через образ мира, постоянно переносит светлое поле внимания с одного предмета на другой. Таким образом, в нашем образе мира, а вернее в том его ситуативном фрагменте, с которым мы в данный момент имеем дело, все время < высвечивается> отдельный предмет, а затем внимание и сознание переключается на другой - и так без конца. Но это непрерывное переключение сознания с одного предмета на другой предполагает одновременно переход предмета (его означенного образа) с одного уровня осознанности на другой. В моем сознании сосуществует то, что является объектом актуального осознания, и то, что находится на уровне сознательного контроля. Таким образом, движение сознания в образе мира имеет не планиметрический, а стереометрический характер. Сознание имеет глубину. Образ мира многомерен, как многомерен сам мир.
Но образ мира может быть не включенным в непосредственное восприятие мира, а полностью рефлексивным, отделенным от нашего действия в мире, в частности восприятия. Такой образ мира может быть ситуативным, т. е. фрагментарным, - например, так может обстоять дело при работе памяти или воображения. Но он может быть и внеситуативным, глобальным: тогда это образ целостного мира, своего рода схема мироздания. Такой образ мира в собственном смысле всегда осознан, рефлексивен, но глубина его осмысления, уровень рефлексии могут быть различными. Предельный уровень такой рефлексии соответствует научному и философскому осмыслению мира.
Если в первом случае мы имеем дело с непосредственным сознанием мира, то во втором - это теоретическое
Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике
сознание разного рода, свободное от связанности с реальным восприятием.
Одним из первых, кто четко выразил их различие, был Михаил Михайлович Бахтин. Это его известная концепция < большого> и < малого> мира.
< Мир, где действительно протекает, свершается поступок, - единый и единственный мир, конкретно переживаемый: видимый, слышимый, осязаемый и мыслимый, весь проникнутый эмоционально-волевыми тонами утвержденной целостной значимости....
... В соотнесении с моим единственным местом активного исхождения в мире все мыслимые пространственные и временные отношения приобретают ценностный центр, слагаются вокруг него в некоторое устойчивое конкретное архитектоническое целое - возможное единство становится действительной единственностью...
Если я отвлекусь от этого центра исхождения моей единственной причастности бытию, причем не только от содержательной определенности ее (пространственно-временной и т. п. ), но и от эмоционально-волевой утвержденности ее, неизбежно разложится конкретная единственность и нудительная действительность мира, он распадется на абстрактно-общие, только возможные моменты и отношения, могущие быть сведенными к такому же только возможному, абстрактно-общему единству. Конкретная архитектоника переживаемого мира заменится не-временным и не-пространственным, и не-ценностным систематическим единством абстрактно-общих моментов... > (Бахтин, 1986, С. 511- 512).
И дальше - о < большом> и < малом> опыте: < В " малом" опыте - один познающий (все остальное - объект познания), один свободный субъект (все остальные - мертвые вещи), один живой и незакрытый (все остальное - мертво и закрыто), один говорит (все остальное безответно молчит).
В большом опыте все живо, все говорит, этот опыт глубоко и существенно диалогичен. Мысль мира обо мне,
Глава 17. Психолингвистика и образ мира
мыслящем, скорее я объектен в субъектном мире... > (там же, с. 519-520).
Это бытие-человека-в-мире как его составной части, находящейся с этим миром в непрерывном диалоге, предполагает, говоря словами А. НЛеонтьева, <... возвращение к построению в сознании индивида образа внешнего многомерного мира, мира как он есть, в котором мы живем, в котором мы действуем, но в котором наши абстракции сами по себе не " обитают"... > (А. Н. Леонтьев, 1983, с. 255).
Эти слова при жизни Леонтьева не публиковались, хотя и прозвучали в его докладе на факультете психологии МГУ в 1975 году. И уж тем более не могли быть опубликованы его мысли, относящиеся к 1930-м - началу 1940-х гг. Он писал (для себя): сознание и действительность < переходят друг в друга>, < бывают тождественными>. И: < Действительная противоположность есть противоположность образа и процесса, безразлично внутреннего или внешнего, а вовсе не противоположность сознания, как внутреннего, предметному миру, как внешнему> (А. Н. Леонтьев, 1994, с. 43).
Но вернемся к бахтинской идее диалога человека с миром. Ее корни можно усмотреть еще в ранних работах О. Павла Флоренского. Именно ему принадлежит тезис о психике как своего рода продолжении предметного мира в голове человека. <... Акт познания есть акт не только гносеологический, но и онтологический, не только идеальный, но и реальный. Познание есть реальное выхождение познающего из себя или, - что то же, - реальное вхождение познаваемого в познающего, - реальное единение познающего и познаваемого... Познание не есть захват мертвого объекта хищным гносеологическим субъектом, а живое нравственное общение личностей, из которых каждая для каждой служит и объектом, и субъектом. В собственном смысле познаваема только личность и только личностью... Другими словами, существенное познание, разумеемое как акт познающего субъекта, и су-271
Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике
щественная истина, разумеемая как познаваемый реальный объект, - обе они - одно и то же реально, хотя и различаются в отвлеченном рассудке> (Флоренский, 1990, С. 73-74).
Мир < событийствует> (если воспользоваться словечком М. К. Мамардашвили) не вне нас, не независимо от нас. Мы участники этого < событийствования>. Мы часть этого мира, находящаяся в непрестанном общении с другими его частями. И без нашей мысли, нашего отражения мира, нашего действия в мире мир будет другим миром.
Язык и есть система ориентиров, необходимая для деятельности в этом вещном и социальном, одним словом - предметном, мире. Используем ли мы эту систему для собственной ориентировки или обеспечиваем с ее помощью ориентировку других людей - вопрос не столь принципиальный. Ведь общение, коммуникация - это в первую очередь не что иное, как способ внесения той или иной коррекции в образ мира собеседника (ситуативный, фрагментарный и в то же время непосредственный, т. е. образ < большого> мира, или глобальный, но выключенный из реальной деятельности и реального переживания этого мира, т. е. образ < малого> мира, мира абстракций). Соответственно усвоение нового языка есть переход на новый образ мира, необходимый для взаимопонимания и сотрудничества с носителями этого другого языка и другой культуры. Чтобы язык мог служить средством общения, за ним должно стоять единое или сходное понимание реальности. И наоборот: единство понимания реальности и единство и согласованность действий в ней имеют своей предпосылкой возможность адекватного общения.
|
|||
|