Леонтьев А.А. 3 страница

Суть психологической концепции Ч. Осгуда такова. Речь есть система непосредственных или опосредствованных (задержанных) реакций человека на речевые или нерече-вые стимулы. При этом речевые стимулы вызывают частично то же поведение, что соответствующие неречевые, благодаря возникновению ассоциаций между речевым и неречевым стимулами (поэтому Л. В. Сахарный не случайно называет психолингвистику первого поколения ассо-цианистской). Речевое поведение опосредствовано системой фильтров, задерживающих и преобразующих речевой стимул (на входе) и (или) речевую реакцию (на выходе). Такая система фильтров, имеющая, по Осгуду, врожденный характер, и отождествляется им с речевым механизмом или языковой способностью человека: таким образом, < промежуточные переменные> имеют для Ч. Осгуда вполне определенный психофизиологический смысл. Вот как выглядит принципиальная схема речевого поведения человека по Осгуду:

Уровень репрезентации

Уровень интеграции-" Уровень самостимуляции Уровень рецепции Уровень моторного кодирования

На уровне рецепции речевые стимулы перекодируются в нервные импульсы. Затем эти импульсы образуют наиболее вероятное (на основании прошлых восприятий) перцептуальное единство, своего рода < гештальт> (на уровне интеграции). На уровне репрезентации этот гештальт ассоциируется с неречевыми стимулами и об-Глава 2. История психолингвистики

ретает что-то вроде значения. Затем процесс обращается < наружу>, и на уровне самостимуляции на основе информации, поступившей с уровня интеграции и с уровня репрезентации, делается выбор между < альтернативными моторными целыми>, и наконец эти интегрированные моторные схемы проходят моторное кодирование и превращаются в собственно факты поведения. См.: (Osgood, 1957; 1963, р. 259- 260; Psycholinguistics, 1954; Леонтьев, 1967, C. 29-31).

Главная особенность психолингвистики первого поколения, роднящая ее с другими ответвлениями бихевиоризма - это ее реактивный характер. Она целиком укладывается в бихевиористскую схему < стимул-реакция>, пусть в исправленном, модернизованном ее варианте. Ее ориентация - чисто психологическая, она базируется на определенной трактовке процессов поведения - в данном случае речевого поведения. При этом психолингвистика первого поколения - не теория речевых действий или поступков, а теория речевого приспособления к среде, теория речи как орудия установления равновесия - внутреннего равновесия человека или равновесия в системе < человек-среда>.

Второй особенностью психолингвистики первого поколения является ее атомизм. Она имеет дело с отдельными словами, грамматическими связями или грамматическими формами. Особенно ясно этот атомизм сказывается в осгудовской теории усвоения языка ребенком: такое усвоение по существу сводится к овладению отдельными словами или формами и их дальнейшей генерализации (обобщению). В силу этого осгудовская психолингвистика, как быстро выяснилось, не может интерпретировать многие факты, это теория, имеющая недостаточную объяснительную силу. В частности, как заметил Дж. Миллер, чтобы научиться языку < по Осгуду>, ребенок должен заниматься этим 100 лет без перерывов на сон, еду и т. д. (Миллер, Галантер, Прибрам, 1965, с. 159).

Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

Наконец, для психолингвистики первого поколения характерен индивидуализм: это теория речевого поведения индивида, вырванного не только из общества, но даже из реального процесса общения, который сведен здесь к простейшей схеме передачи информации от говорящего к слушающему. Но это недопустимое упрощение (см. Леонтьев, 1997).

Поэтому совсем не удивительно, что, сохранив саму идею психолингвистики как единой теоретической дисциплины, многие ученые оказались неудовлетворенными подходом Ч. Осгуда и его единомышленников и стали искать альтернативные подходы.

Психолингвистика второго поколения: Н. Хомский и Дж. Миллер. Уже в конце 1950-х гг. у осгудовской психолингвистики появился сильный оппонент. Это был молодой лингвист Ноэм Хомский (Чамский)^ дебютировавший в 1955 г. диссертацией о трансформационном анализе, а в 1957 г. выпустивший в гаагском международном издательстве < Mouton> свою первую большую книгу < Синтаксические структуры>, вскоре переведенную и на русский язык (Chomsky, 1957; Хомский, 1962). Незнамени-тым его, так сказать, в одночасье сделала опубликованная в 1959 году развернутая рецензия на книгу Б. Скиннера < Речевое поведение>, где Н. Хомский впервые четко сформулировал свое психолингвистическое кредо. Еще больше укрепило позиции Н. Хомского и группы молодых лингвистов, объявивших себя адептами его теории, то, что в их ряды встал очень известный психолог, прославившийся к этому времени как автор классического компендиума < Язык и коммуникация> (Miller, Selfridge, 1951) и безусловно являвшийся самым талантливым и компе-" По-английски его фамилия произносится как < Чамский>, однако в русскоязычной научной литературе укрепился вариант < Хомский>. Поэтому мы тоже будем пользоваться этим вариантом.

Глава 2. История психолингвистики

тентным специалистом Америки - Джордж Эрмитейдж Миллер".

Если Ч. Осгуд строил свою психолингвистическую модель, отталкиваясь от психологии или, в терминах необихевиористов, от < теории поведения> и конкретизируя ее на материале речи и ее восприятия, то Н. Хомс-кий шел принципиально иным путем - от лингвистики. И в частности, от им же разработанной трансформационной модели.

Почему-то считается, что Н. Хомскому и принадлежит идея трансформации. Это не так: трансформационный подход был впервые предложен его учителем - крупнейшим американским лингвистом Зелигом Харрисом. Заслуга же Н. Хомского в том, что он реализовал этот подход в виде целостной модели описания языка - порождающей грамматики. Причем < порождает> она всего лишь текст. В этой грамматике существуют особого рода правила или операции (трансформационные), прилагаемые к синтаксической конструкции предложения как единому целому. Так, Хомский выделяет группу простейших синтаксических структур, называемых им ядерными (типа: Петр читает книгу). Прилагая к такой ядерной структуре операцию пас-сивизации, получаем Книга читается Петром. Если приложить к ней операцию отрицания, получим Петр не читает книгу. Возможна и вопросительная трансформация: Петр читает книгу" *. Можно использовать одновременно два,

" Я не случайно назвал Дж. Миллера адептом теории Н. Хомского. Уже с начала 1960-х гг. стали появляться их совместные работы, написанные характерным стилем Н. Хомского, в которых Дж. Миллер как бы < растворялся>. Эти работы совершенно не похожи на те более ранние публикации Дж. Миллера, которые сделали его известным. Возникла своего рода ситуация обращения Савла в Павла - хотя Н. Хомского трудно сравнивать с Христом.

° В английском языке утвердительное и вопросительное высказывание, как известно, различаются не только интонацией, как в нашем русском примере, но и грамматически.

Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

три, четыре вида трансформационных операций: Книга не читается Петром^

Это еще лингвистика. Кстати, первоначально Н. Хомс-кий и не имел в виду переносить свою модель в психолингвистику: еще в 1961 году он считал < ошибочным> убеждение, < что порождающая грамматика, как таковая, есть модель для говорящего или соотнесена с ней каким-то строго определенным образом> (Chomsky, 1961, р. 14). Первую попытку внедриться в психолингвистику он сделал в известной книге < Аспекты теории синтаксиса> (1965), где вводится понятие глубинной структуры, определяющей семантическую интерпретацию синтаксической конструкции предложения и соответствующей < ядерной конструкции> первого варианта его теории. По Хомско-му, последовательность порождения предложения такова. < База (базовые грамматические отношения - Авт. ) порождает глубинные структуры. Глубинная структура подается в семантический компонент и получает семантическую интерпретацию; при помощи трансформационных правил она преобразуется в поверхностную структуру, которой далее дается фонетическая интерпретация при помощи правил фонологического компонента> (Chomsky, 1965, р. 141). (Подробнее см. Главу 5, а также (Леонтьев, 19690, с. 78 и ел. )). Дальнейшая эволюция взглядов Н. Хомс-кого на структуру его лингвистической (и психолингви-стической: сейчас мы увидим, что это практически одно и то же) модели не была сколько-нибудь принципиальной, тем более что он почти двадцать лет не публиковал серьезных лингвистических или психолингвистических работ и вновь вернулся к этой области только в конце 1980-х гг., выдвинув идею < переключателей> (switches), связанную с его теорией врожденных структур, на которой мы остановимся ниже (Chomsky, 1986).

Пожалуй, стоит обратить внимание только на три момента в дальнейшем развитии взглядов Н. Хомского. Во-первых, он стал < встраивать> в структуру своей модели не только грамматические, семантические и фоне-Глава 2. История психолингвистики

тические (фонологические), но и так называемые прагматические правила - правила употребления языка. Во-вторых, он развил идею, которую можно найти уже в ранних его работах - идею о принципиальном различии модели linguistic competence (< языковой способности> ) и модели linguistic performance (< языковой активности> ). Первая есть потенциальное знание языка, и оно-то, по Хомскому, как раз и описывается порождающей моделью. Вторая - это процессы, происходящие при применении языковой способности в реальной речевой деятельности. Первая - предмет лингвистики; вторая - предмет психологии. Первая определяет вторую и первична по отношению к ней. Ясно, что психолингвисти-ческая концепция Хомского представляет собой как бы проекцию лингвистической модели в психику. В подавляющем большинстве исследований школы Хомского-Миллера речь идет не случайно именно об анализе и количественной оценке < психологической реальности> тех или иных компонентов языковой структуры или правил перехода от нее к каким-то иным структурам, обычно априорно объявляемым психологическими (или когнитивными).

В-третьих, Н. Хомский последовательно обосновывал и отстаивал (и продолжает это делать и сейчас) идею врожденности языковых структур, о которой мы подробнее расскажем в Главе 9.

Модель Н. Хомского импонировала и лингвистам, и психолингвистам своей бросающейся в глаза оригинальностью, кажущейся динамичностью, она как будто позволяла сделать в лингвистике принципиальный шаг вперед - от распределения языковых единиц по уровням и построения на каждом уровне своей языковой подсистемы (фонологической, грамматической и пр. ) к представлению языка как целостной системы, организованной по единым правилам. В популярности идей Н. Хомского сыграла большую роль также характерная для конца 1950-х-начала 1960-х гг. тенденция к < машиниза-Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

ции> человеческого интеллекта. Действительно, модель, казалось бы, позволяет < автоматически> получать из заданного исходного материала любые грамматические конструкции, < заполнять> их лексикой и правильно фонетически оформлять.

На деле все эти достоинства модели Н. Хомского не были столь уж ошеломляющими. Основная идея - положить в основу модели операции трансформации - как уже сказано, принадлежит З. Харрису. Н. Хомский лишь последовательно провел ее и придал ей < товарный вид>. Динамичность модели Н. Хомского весьма ограничена: операция в его представлении - это переход от одного статического состояния системы к другому статическому состоянию. А ее системность во многом фиктивна - во всяком случае, довольно успешно описывая английский язык и речь на этом языке, как лингвистическая, так и основанная на ней психолингвистическая модель Н. Хомс-кого оказалась мало приемлемой для языков другой структуры, даже для русского.

Важнейшее отличие психолингвистики второго поколения по сравнению с осгудовской заключалось в том, что был преодолен атомизм этой последней. Особенно ясно это видно на примере трактовки усвоения языка: согласно школе Н. Хомского, это не овладение отдельными языковыми элементами (словами и т. д. ), а усвоение системы правил формирования осмысленного высказывания. Но какой ценой это преодоление было достигнуто? Односторонне психологическая ориентация сменилась односторонне лингвистической. Единство пси-холингвистической модели Хомского-Миллера - это единство модели языка. Как тонко заметили Ж. Мелер и Ж. Нуазе: < Грамматика Хомского относительно нейтральна по отношению к процессам собственно психологическим> (Mehler et Noi^et, 1974, p. 19). Более того - психолингвистика второго поколения принципиально ан-типсихологична: претендуя на роль психологической, а не только лингвистической теории, она в сущности сво-Глава 2. История психолингвистики

дит психологические процессы к реализации в речи языковых структур. Системность поведения или деятельности человека оказывается непосредственно выведенной из системности языка - психика в лучшем случае накладывает определенные ограничения на реализацию языковых структур (это касается, например, объема памяти). Претензии психолингвистики Хомского на глобальное объяснение речевого поведения не имеют под собой, однако, реального основания: известный англо-американский психолог Джером Брунер замечает по этому поводу, что на самом деле <... правила грамматики так относятся к закономерностям построения предложения, как принципы оптики к закономерностям зрительного восприятия> (Bruner, 1974-1975, p. 256).

Два других недостатка осгудовской психолингвистики остались непреодоленными. Изменилось представление о степени сложности речевых реакций: но осталась незыблемой сама идея реактивности (особенно хорошо это видно в известной книге Дж. Миллера, Е. Галантера, К. Прибрама < Планы и структура поведения> (1965); см. также Леонтьев, 1974. А индивидуализм осгудовской психолингвистики Н. Хомский и Дж. Миллер еще больше углубили - одним из важнейших положений психолингвистики второго поколения стала идея универсальных врожденных правил оперирования языком, сформулированная на основе тех бесспорных фактов, что, с одной стороны, эти правила не содержатся в эксплицитной форме в языковом материале, а с другой, что любой ребенок может одинаково свободно овладеть (как родным) языком любой структуры. Таким образом, процесс овладения языком свелся к взаимодействию этих врожденных правил или умений и усваиваемого языкового материала или, если угодно, к актуализации этих врожденных правил.

Психолингвистика Н. Хомского весьма уязвима и в других отношениях. Она ограничивается проблемами восприятия и порождения предложения - лингвисти-Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

ческой единицы, определяемой через грамматику, семантику и сегментную фонетику и принципиально изо-лируемой от целостного осмысленного текста. Она рассматривает именно предложение (sentence), а не высказывание (utterance), т. е. игнорируется реальное соотношение различных языковых уровней (и невербальных средств) в формировании и восприятии той или иной коммуникативной единицы. Априорно предполагается, что основой порождения и восприятия высказывания всегда является его морфосинтаксическая структура. Далее, предложение рассматривается вне реальной ситуации общения. Игнорируется место речи, а также ее восприятия, в системе психической деятельности человека - речь и ее восприятие рассматриваются как автономные, самоценные процессы. Игнорируются индивидуальные, в частности личностно обусловленные, особенности восприятия и производства речи: сама идея индивидуальных стратегий оперирования с языком отвергается с порога.

Все эти недостатки модели Н. Хомского, в особенности ее < лингвистичность>, вызвали критику со стороны тех психолингвистов, кто не попал под его влияние, причем интересно, что направления такой критики в основном совпали (Rommetveit, 1968; Леонтьев, 1969 а, и др. ). Но особенно существенно, что среди последователей Н. Хомского и Дж. Миллера с самого начала возникла тенденция < подправить> психолингвистику второго поколения, сделать ее более психологической, привести в соответствие с концептуальной системой общей психологии. Эта тенденция особенно ярко проявилась в работах молодых (тогда! ) психологов так называемой Гарвардской школы, прямых учеников и сотрудников Джорджа Миллера: Т. Бивера, М. Гарретт, Д. Слобина и др. Их позиция достаточно четко отразилась, например, в переведенной на русский язык книге Д. Слобина < Психолингвистика>, в оригинале изданной в 1971 году (Сло-бин и Грин, 1976).

Глава 2. История психолингвистики

Если в США Н. Хомский, особенно после упомянутой выше разгромной рецензии на книгу Б. Скиннера и ряда весьма агрессивных < антиосгудовских> публикаций, воспринимался как единственная альтернатива бихевиористс-ким догмам (других альтернатив большинство американских психолингвистов либо не знало, либо не могло принять), то в Европе дело обстояло иначе - там распространение идей Н. Хомского натолкнулось на основательную психологическую традицию. И европейские психолингвисты приняли идеи Хомского-Миллера с самого начала cum grano salis, с большим скепсисом, поверяя их традиционной психологией и преобразуя в соответствии со своей психологической позицией. Так например, совершенно особое направление в психолингвистике второго поколения составили англичане - П. Уосон, Дж. Джонсон-Лэйрд, Дж. Грин (русский перевод части ее книги см. Слобин и Грин, 1976), Дж. Мортон, Дж. Маршалл. Они, в частности, вышли за пределы предложения - в текст, хотя сосредоточились либо на восприятии языковых средств связи предложений, либо на < психологической реальности> логических структур. В европейских ответвлениях психолингвистики второго поколения допускается иное функциональное соотношение грамматики и семантики в порождении и восприятии предложения, хотя и в рамках его языковой структуры, вводятся отдельные понятия теории высказывания, учитываются некоторые < неклассические> ситуативные факторы (особенно в работах психолингвистов ФРГ), но роль этих факторов в психологической организации процессов общения, ее зависимость от типа и задачи общения остаются нераскрытыми. Европейские психолингвисты покушаются и на < святая святых> теории Н. Хомского - противопоставление языковой способности и языковой активности. Однако в силе остается подход к психолингвистике с позиций < психологической реальности> языковых единиц и структур, т. е. идея полного или частичного изоморфизма < когнитивных> или психолингвистических структур и структур языковых.

Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

Поэтому на этом < диссидентском> направлении в психолингвистике ее развитие остановиться никак не могло.

Психолингвистика третьего поколения. Психолингвистика третьего поколения, или, как ее назвал видный американский психолог и психолингвист Дж. Верч, < новая психолингвистика>, сформировалась в середине 1970-х гг. Она связана в США с именем Дж. Верча и психолога более старшего поколения - цитированного выше Джерома Брунера; во Франции - с именами Жака Мелера (бывшего одно время пламенным пропагандистом идей Н. Хомского и Дж. Миллера, но вскоре отошедшего от них), Жоржа Нуазе, Даниэль Дюбуа; в Норвегии - с именем талантливого психолингвиста Рагнара Руммет-фейта*.

Покажем типичную логику психолингвистов третьего поколения на примере взглядов Жоржа Нуазе.

Один из основных тезисов Ж. Нуазе - необходимость разработки < автономной психолингвистики>. Имеется в виду автономия от лингвистических моделей, т. е. преодоление изоморфизма языковых и психологических структур.

Какова же в таком случае природа специфических, автономных психолингвистических операций? По Нуа-зе, операции эти имеют одновременно когнитивную и коммуникативную природу. Они приобретают когнитивный характер, конкретно реализуясь в общении, взаимодействии, речевом воздействии. В работе Ж. Нуазе (Noi^et, 1980) они выступают скорее как логические, чем как языковые правила, и скорее как система операторов (в математическом смысле слова), чем как система операций. Он и Ж. Мелер в своей известной статье считают психолингвистику (лингвистическую психологию) частью когнитивной психологии (Mehler et Noi^et, 1974, p. 20).

* У нас имеется ссылка Ромметвейт, 1972, однако ближе к истинному звучанию этой норвежской фамилии - Румметфейт, как и приводится в нашей статье далее.

Глава 2. История психолингвистики

Дж. Верч делает основной упор на одновременность переработки информации лингвистического и психологического характера, и т. д.

Психолингвисты третьего поколения критически, чтобы не сказать больше, относятся к явному преувеличению Н. Хомским и его школой роли врожденных универсальных языковых структур. Об этом пишет Ж. Ну-азе, но наиболее четкая формулировка принадлежит Даниэль Дюбуа: < Язык не должен рассматриваться только как формальный объект, одинаковый для всех человеческих существ, но как объект социальный и исторически детерминированный> (Dubois, 197. 5, р. 25-26). Р. Румметфейт еще в 1968 г. подчеркивал, что следует изучать <.... высказывания, включенные в коммуникативные окружения> (цит. по частичному русскому переводу - Ромметвейт, 1972, с. 72); в 1975 г. он критиковал пси-холингвистов второго поколения за то, что они берут высказывания как бы в вакууме: психолингвист школы Н. Хомского <.... выясняет, чем язык является, до того, как ставит вопрос о его цели и использовании> (Blakar & Rommetveif, 1975, р. 5).

Наконец, психолингвисты третьего поколения преодолели изоляционизм школы Н. Хомского - они берут психолингвистические процессы в широком контексте мышления, общения, памяти. Поэтому именно их работы составили в основном теоретическую базу для развития когнитивной психологии (см. о ней ниже).

Таким образом, психолингвистика третьего поколения преодолела не только атомизм, но и индивидуализм психолингвистов предыдущих поколений. Разумеется, для нее полностью неприемлем и принцип реактивности. Психолингвисты третьего поколения сознательно и последовательно ориентируются либо на французскую социологическую школу в психологии, в частности на взгляды Поля Фресса и Анри Баллона, либо на маркси-стски ориентированную психологию, развиваемую рядом ученых ФРГ, либо на психологическую школу

Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

Л. С. Выготского. Недаром Дж. Верч является виднейшим на Западе специалистом по Выготскому и активным пропагандистом его взглядов.

Л. С. Выготский как психолингвист и вклад его школы в психолингвистику. Лев Семенович Выготский - один из крупнейших психологов XX столетия, создатель мощной психологической школы, к которой принадлежали А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, П. Я. Гальперин, Д. Б. Эль-конин, Л. И. Божович, А. В. Запорожец и др. Научными < внуками> Л. С. Выготского являются, в частности, В. В. Да-выдов, В. П. Зинченко и автор этих строк. Л. С. Выготский и его школа оказали огромное влияние не только на отечественную, но и на мировую психологию и педагогику: недаром его столетие (1996) отмечалось во всем мире.

Л. С. Выготский был в психологии убежденным материалистом, более того - марксистом". Он много занимался речью, и его психологический подход к речи был не просто своеобразным итогом и синтезом всех предшествующих исследований в этом направлении, но и первой попыткой построить более или менее целостную психолингвистическую теорию (хотя самого слова < психолингвистика> он не употреблял).

Начнем с известного различения < анализа по элементам> и < анализа по единицам>. Вся без исключения современная лингвистика имеет дело с анализом по элементам. Такова же психолингвистика первого и второго поколений, ставившая проблему < психологической реальности> языковых единиц. Как мы видели, даже Н. Хомский, кичащийся динамичностью своей модели, видит эту динамичность в наборе правил преобразования некоторого исходного состояния (текста или речевого механизма) в конечное состояние. Только у Л. С. Выготского и психо-^ Мы не считаем, что это хоть в какой-то степени принижает Л. С. Выготского. Быть марксистом в психологии значит просто быть последовательным материалистом (см. Леонтьев, 1990).

Глава 2. История психолингвистики

логов, опирающихся на него, сами эти состояния вторичны по отношению к основной и подлинной единице - психологическому действию или операции, не только выступающей как единица в смысле Выготского, но и являющейся основой для построения иерархии таких единиц - в нашем случае психолингвистических единиц.

Однако главное, что делает Л. С. Выготского предтечей и основателем современной психолингвистики (во всяком случае, в ее российском варианте) - это его трактовка внутренней психологической организации процесса порождения (производства) речи как последовательности взаимосвязанных фаз деятельности. Вот что он пишет в этой связи: <... Центральная идея может быть выражена в общей формуле: отношение мысли к слову есть прежде всего не вещь, а процесс, это отношение есть движение от мысли к слову и обратно - от слова к мысли... Это течение мысли совершается как внутреннее движение через целый ряд планов... Поэтому первейшей задачей анализа, желающего изучить отношение мысли к слову как движение от мысли к слову, является изучение тех фаз, из которых складывается это движение, различение ряда планов, через которые проходит мысль, воплощающаяся в слове... > (Выготский, т. 2, с. 305). В другом месте: <... Работа мысли есть переход от чувствования задачи - через построение значения - к развертыванию самой мысли... Путь от смутного желания к опосредованному выражению через значения... > (Выготский, T. I, с. 162).

Первое звено порождения речи - это ее мотивация. Кстати, по Выготскому, не следует отождествлять собственно мотивы и < установки речи>, т. е. фиксированные < отношения между мотивом и речью>. Именно последние и есть < смутное желание>, < чувствование задачи>, < на-fлepelillG> > (Bыгomcкuй, т. 2, с. 163). Вторая фаза - этомысль, примерно соответствующая сегодняшнему понятию речевой интенции. Третья фаза - опосредование мысли во внутреннем слове, что соответствует в нынешней психолингвистике внутреннему программированию речевого

Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

высказывания. Четвертая фаза - опосредование мысли в значениях внешних слов, или реализация внутренней программы. Наконец последняя, пятая фаза - опосредование мысли в словах, или акустико-артикуляционная реализация речи (включая процесс фонации). Все дальнейшие модели, разрабатывавшиеся в 1960-1970-х гг. в отечественной психолингвистике, представляют собой развертывание и дальнейшее обоснование схемы, предложенной Л. С. Выготским (см. Леонтьев, 19690; Леонтьев и Рябова, 1970; Ахутина, 1975; 1989 и др. ). Подробнее об этой схеме (см. Леонтьев, 1996)'°.

Вообще Л. С. Выготский, скончавшийся в 1934 году, сумел предугадать дальнейшее развитие психологии речи и психолингвистики на много десятилетий вперед. Поэтому нам еще много раз придется возвращаться к анализу его взглядов. Пока просто перечислим некоторые идеи, существенные для нас. У него есть на много лет забытая идея эвристичности процессов речепорождения и обусловленности их общепсихологическими, дифференциально-психологическими и социально-психологическими факторами; он по существу первым поставил вопрос о психолингвистике текста и одним из первых < развел> грамматическую и реальную (психологическую) предикативность; ему принадлежит представление о значении как общепсихологической категории и концепция предметного значения". Самый же основной вклад Л. С. Выготского в проблематику психолингвистики не получил дальнейшего развития в ней и остался недооцененным - мы имеем в виду психолингвистику рефлексии над речью и анализ разных уровней осознанности речи в их взаимоотношении (см. Главу 8).

'° Сама идея фазного строения деятельности, повидимому, принадлежит другому видному советскому психологу тех лет - Сергею Леонидовичу Рубинштейну.

" Вернее, одна из концепций. О предметном значении в те же годы писали С. Л. Рубинштейн и Д. Н. Узнадзе.

Глава 2. История психолингвистики

Ученик и сотрудник Л. С. Выготского Александр Романович Лурия внес (в рамках психологии речи и психолингвистики) фундаментальный вклад в диагностику, исследование и восстановление различных видов афазии - речевых нарушений центрально-мозгового происхождения, связанных с разрушением (из-за ранения, травмы, опухоли коры больших полушарий) различных зон коры, отвечающих за различные психические функции. При этом А. Р. Лурия опирался на выдвинутую Л. С. Выготским концепцию системной локализации психических функций в коре, т. е. на идею, что речевая (и любая другая) деятельность физиологически обусловлена взаимодействием различных участков коры больших полушарий, и разрушение одного из этих участков может быть компенсировано за счет включения в единую систему других участков. Если до А. Р. Лурия исследователи афазии исходили в явной или скрытой форме из подхода к афазическим нарушениям с позиций психологической реальности языковых единиц и конструкций, то А. Р. Лу-рия впервые стал анализировать эти нарушения как нарушения речевых операций. Уже в своей книге < Травматическая афазия> вышедшей в 1947 г., он, опираясь на Л. С. Выготского (особенно в разделе < О строении речевой деятельности> ), по существу строит психолингвис-тическую концепцию афазии - в частности, вводит представление о < внутренней схеме высказывания, которая после развертывается во внешнюю речь> (цит. по перепечатке в книге < Афазия и восстановительное обучение>, 1983, с. 57). Эта концепция развита им, в частности, в Лурия, 1975; 1975а; 1979. См. ниже Главу 13. А. Р. Лурия предложил для области знания на стыке лингвистики, патопсихологии и неврологии термин < нейролингвцсти-ка>: впервые на русском языке он был употреблен в 1968 г. (Лурия, 1968), после чего быстро распространился. Однако еще в 1964 г. термин < нейролингвистический> встречается в совместной работе группы французских афа-зиологов (Dubois, 1964).

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒