|
|||
ДЕТИ ДЮНЫ 31 страницаБыло слышно, как ахнула толпа внизу, и раздался резкий стук от падения тела на ступени храма. Лето посмотрел на Джессику. — Мы же говорили тебе: «Пожалей ее». Джессика отвернулась и зарылась лицом в тунику Фарад'на. ~ ~ ~ Допущение того, что целостную систему можно заставить работать лучше, если воздействовать на ее сознательные, разумные элементы, выдает опасное невежество. Этот невежественный подход весьма характерен для тех, кто называет себя учеными и технологами. «Бутлерианский джихад» Харк аль-Ада
— Он бегает по ночам, кузен, — сказала Ганима. — Он бегает. Ты не видел, как он бегает? — Нет, — ответил Фарад'н. Они с Ганимой ожидали аудиенции у дверей маленькой Залы Аудиенций Цитадели, где Лето назначил им встречу. В стороне стоял Тиеканик, который неловко чувствовал себя в обществе госпожи Джессики, пребывавшей последнее время в каком-то ином мире. Прошло меньше часа после утренней трапезы, но машина была уже запущена на полные обороты. Были отправлены сообщение в Гильдию и послания в ОСПЧТ и Совет Земель. Фарад'ну было очень трудно понять этих Атрейдесов. Госпожа Джессика предупреждала его о некоторых особенностях, но реальность тем не менее озадачивала Фарад'на. Все еще говорили об обручении, хотя политические основания ее, кажется, потеряли свою силу. Лето наследует трон — в этом практически никто не сомневался. Придется, правда, для этого удалить с него живую кожу… но это может и подождать. — Он бегает, чтобы довести себя до изнеможения, — продолжала между тем Ганима. — Он — воплощенный Крализек. Я видела, как он перелетает с дюны на дюну. Он бежит, бежит и бежит. Никакой ветер не может догнать его. Когда же он наконец устает, то возвращается и отдыхает, положив голову ко мне на колени. «Попроси нашу маму, чтобы она нашла для меня способ умереть», — просит он меня. Фарад'н с удивлением воззрился на Ганиму. Прошла неделя после беспорядков на Храмовой Площади, Убежище жило в странном ритме, какие-то таинственные люди появлялись и исчезали; приходили тревожные сведения о боях, которые развернулись где-то за Защитным Валом. Эти истории рассказывал Тиеканик, бывший сейчас одним из военных советников. — Я не совсем понимаю тебя, — сказал Фарад'н. — Найти для него способ умереть? — Он просил подготовить тебя, — ответила Ганима. Уже не первый раз она поражалась невероятной наивности этого принца Коррино. Было ли это делом рук Джессики или Фарад'н был таким от рождения? — К чему? — Дело в том, что Лето перестал быть человеком, — ответила Ганима. — Вчера ты спросил его, когда он собирается снять с себя живую кожу. Никогда. Теперь она — часть его, а он — часть ее. Лето подсчитал, что впереди у него около четырех тысяч лет, после этого произойдет метаморфоз, который его уничтожит. У Фарад'на от волнения пересохло в горле. — Ты понял, почему он бегает? — Но если он будет жить так долго и… — Дело в том, что его память о том, что он был человеком, очень богата. Подумай о всех тех жизнях, которые живут в нем. Ты не можешь этого представить, потому что не испытал сам. Но я могу представить себе его боль. Наш отец ушел в Пустыню, чтобы избежать этой боли. Алия предалась Мерзости из страха перед этой способностью. У нашей бабушки было только зачаточное проявление этого состояния, но и то ей приходится применять все ухищрения Бене Гессерит, чтобы выжить, — вот зачем она каждый день тренируется по программе Преподобной Матери. Но Лето! Он единственный и неповторимый, у него никогда не будет двойника. Фарад'н был изумлен до немоты словами Ганимы. Император на четыре тысячи лет? — Джессика знает, — сказала Ганима и взглянула на бабушку. — Он сказал ей об этом прошлой ночью. Он назвал себя самым дальновидным человеком, который когда-либо в истории планировал жизнь людей. — И что же он… планирует? — Золотой Путь. Он сам объяснит тебе, что это значит. — Он отводит мне какую-то роль в этом… плане? — Роль моего спутника, — ответила Ганима. — Он должен выполнить наследственную программу Общины Сестер. Я уверена, что бабушка говорила тебе о мечте Бене Гессерит — о создании Преподобного, обладающего небывалой силой. Он… — Он имеет в виду, что мы будем просто… — Нет, не просто. — Она взяла принца за руку и тепло, по-дружески, ее сжала. — У него много ответственных заданий для нас. Если мы не произведем на свет детей, вот так. — Но ты еще слишком мала для этого, — заметил Фарад'н и осторожно высвободил руку. — Никогда больше не совершай этой ошибки, — ледяным тоном сказала Ганима. К ним подошла Джессика в сопровождении Тиеканика. — Тиек сказал мне, что война вышла за пределы нашей планеты, — сказала она. — Осажден Центральный Храм на Биареке. Фарад'н отметил странное спокойствие в тоне, которым было сделано это сообщение. Надо будет обсудить с Тиекаником рапорты о боевых действиях. Пламя бунта стремительно распространялось по Империи. Бунт, конечно, подавят, но Лето предстоит скорбная задача — восстанавливать Империю. — Вот и Стилгар, — сказала Ганима. — Ждали его прихода. Она снова взяла Фарад'на за руку. Старый фрименский наиб вошел в зал через дальний вход в сопровождении двух своих старых боевых товарищей из бывшей Команды Смерти. Все трое были одеты в черные накидки и желтые траурные головные повязки. Они приблизились твердым шагом, но Стилгар обратил внимание сначала на Джессику. Остановившись перед ней, он сдержанно поклонился. — Ты все еще переживаешь за смерть Дункана Айдахо? — спросила Джессика. Ей не нравились все эти предосторожности, которые проявлял ее старый друг. — Преподобная Мать, — сказал Стилгар. Так все и будет! — подумала Джессика. Станем соблюдать все формальности фрименского кодекса, но с большим трудом забудем о крови. — По нашему мнению, ты просто сыграл роль, которую приготовил для тебя Дункан. Не в первый раз люди отдают жизнь за Атрейдесов. Почему они это делают, Стил? Ты и сам не один раз был готов это сделать. Почему? Ты просто знаешь, что дают Атрейдесы взамен? — сказала Джессика. — Я счастлив, что вы не ищете повода для мести, — заговорил Стилгар. — Но есть вещи, которые мне надо обговорить с вашим внуком. Эти проблемы могут навсегда разделить нас с вами. — Ты хочешь сказать, что Табр не воздаст ему императорских почестей? — спросила Ганима. — Я хочу сказать, что буду обо всем судить сам, — он холодно посмотрел на Ганиму. — Мне не нравится то, что происходит с моими фрименами, — проворчал он. — Мы вернемся к нашим старым обычаям. Если потребуется, то без вас. — Вероятно, вы вернетесь к своим обычаям только на время, — сказала Ганима. — Ведь Пустыня умирает, Стил. Что вы будете делать без червей и без песков? — Я не верю в это! — Через какие-нибудь сто лет, — сказала Ганима, — останется всего лишь пять десятков червей, да и те будут больны и их придется содержать в специальных заповедниках. Их Пряность будет интересовать только Космическую Гильдию, а цена… — она покачала головой. — Я видела цифры Лето. Он обошел всю планету и все знает. — Это еще одна уловка, чтобы сохранить фрименов как своих вассалов? — Вы когда-нибудь были моими вассалами? — спросила Ганима. Стилгар нахмурился. Что бы он ни говорил и что бы он ни сделал, эти близнецы всегда сделают его виноватым! — Вчера он говорил мне о Золотом Пути, — выпалил Стилгар. — Мне все это не нравится! — Странно, — сказала Ганима и посмотрела на бабку. — Почти вся Империя будет приветствовать это. — Это погибель для всех нас, — пробормотал Стилгар. — Но ведь все жаждут Золотого Века, — сказала Ганима. — Разве нет, бабушка? — Все, — согласилась с внучкой Джессика. — Они жаждут фараонова царства, которое даст им Лето, — сказала Ганима. — Они хотят тучного мира, богатых урожаев, удачной торговли и равенства всех, за исключением Золотого Правителя. — Это будет смерть фрименов, — возразил Стилгар. — Как ты можешь это утверждать? Разве не нужны будут нам солдаты и храбрецы для подавления случайных смут? Стил, твои и Тиеканика доблестные товарищи будут очень нужны для подобных дел. Стилгар взглянул на офицера сардаукаров, и странный луч взаимопонимания блеснул между ними. — Лето будет распоряжаться Пряностью, — напомнила Джессика. — Он будет владеть ею единолично, — добавила Ганима. Фарад'н, обладая новым сознанием, вложенным в него Джессикой, слушал разговор, понимая, что внучка и бабушка разыгрывают тщательно поставленную пьесу. — Мир будет длиться практически вечно, — говорила Ганима. — Память о войнах исчезнет. Лето будет вести народы по этому благоухающему саду четыре тысячи лет. Тиеканик вопросительно посмотрел на Фарад'на и откашлялся. — Я слушаю тебя, Тиек, — сказал Фарад'н. — Я хочу поговорить с вами наедине, мой принц. Фарад'н улыбнулся, понимая, куда клонит эта военная косточка, и что этот вопрос могли бы задать еще два человека из присутствующих здесь. — Я не продам своих сардаукаров, — пообещал Фарад'н. — И в этом не будет нужды, — сказала Ганима. — Что вы слушаете это дитя? — Тиеканик был вне себя от злости. Старый наиб понимал проблему, будучи воспитанным среди всех этих заговоров, но, кроме него, никто ничего не смыслит в создавшемся положении! Ганима мрачно улыбнулась. — Скажи ему, Фарад'н. Принц вздохнул. Как легко было забыть о странностях этого ребенка, который никогда не был ребенком. Он мог теперь представить себе совместную жизнь с ней, скрытые оговорки при каждой близости. Это была не слишком приятная перспектива, но Фарад'н начинал понимать ее неизбежность. Абсолютный контроль над истощающимися запасами Пряности! Да вся населенная вселенная остановится без нее. — Позже, Тиек, — произнес принц. — Но… — Я сказал — позже! — Фарад'н впервые испытал Голос на Тиеканике, и увидел, как старый воин моргнул глазами от изумления и промолчал. На губах Джессики появилась натянутая улыбка. — Он говорит о мире и смерти на одном дыхании, — проворчал Стилгар. — Золотой Век! — Он проведет человечество через культ смерти к свободе счастливой жизни! Он говорит о смерти, потому что это необходимо, Стил. Это то напряжение, с помощью которого человек понимает, что живет. Когда Империя падет… О да, она падет. Вы думаете, что это Крализек, но Крализек еще не наступил. Но когда он придет, то к тому времени люди обновят свою память тем, что поймут, что значит жить. Память об этом будет сохраняться только на протяжении жизни каждого отдельного человека. После этого мы снова пройдем сквозь потрясения, Стил. Но мы выйдем из него, мы всегда будем возрождаться из пепла. Всегда. Фарад'н, слыша эти слова, понял теперь, что имела в виду Ганима, когда рассказывала ему о беге Лето. Он не станет снова человеком. Однако Стилгара было не так-то легко убедить. — У нас никогда не будет червей, — прорычал он. — О, черви вернутся, — заверила его Ганима. — Они погибнут в течение двухсот лет, но потом вернутся. — Но каким образом… — начал было Стилгар. Фарад'н почувствовал, что его сознание омыло откровением. Он знал, что ответит Ганима до того, как она раскрыла рот. — Гильдия с большим трудом переживет трудные годы, и то только благодаря своим и нашим акциям, — сказала Ганима. — Но после Крализека наступит изобилие. Черви вернутся после того, как Лето опустится в песок. ~ ~ ~ Как это бывало со многими другими религиями, Эликсир Жизни Муад'Диба выродился в чисто внешнюю ритуальную магию. Ее мистическое значение стало простым символом для глубинных психологических процессов, которые, естественно, стали неуправляемыми. Людям был нужен живой бог, но его не было, и исправить это положение смог только сьш Муад'Диба. Утверждение, приписываемое Лю Дун-пиню. Лю, «Гость пещеры»
Сидя на Троне Льва, Лето принимал почести от племен. На одну ступеньку ниже трона стояла Ганима. Церемония в Большом Зале продолжалась уже много часов. Представители фрименских племен и наибы шли бесконечной чередой, поднося дары, приличествующие богу, обладающему страшной властью, богу мести, обещавшему народам мир. На прошлой неделе Лето склонил к повиновению все племена, собрав их судей и пройдя на их глазах тяжкие испытания, подтвердившие его божественную природу. Судьи видели, как он ходил по огню, который не оставил никаких следов на его коже — они по просьбе Лето внимательно ее осмотрели. Он велел бить его ножами, и непробиваемая кожа покрыла его лицо, когда они изо всех сил добросовестно наносили удары. На него вылили кислоту, но не добились ничего, кроме легкого дымка, поднявшегося над ним. Он пил их яды без малейшего для себя вреда. Под конец он вызвал червя и, глядя на судей, встал у пасти зверя, оставшись невредимым. После этого Лето проследовал на взлетное поле Арракина и опрокинул фрегат Гильдии, взявшись за одну его опору. Судьи взирали на все эти чудеса с благоговейным страхом, о котором и доложили своим племенам, после чего те изъявили покорность. Сводчатый Большой Зал был оснащен системой поглощения звуков, но людей было настолько много, что под сводами стоял постоянный шум шаркающих ног, а в двери врывался запах Пустынной пыли и кремния. Джессика отказалась присутствовать на церемонии и наблюдала за ней из узкого потайного окна позади трона. Ее внимание было приковано к Фарад'ну. Джессика осознавала, что и она, и принц попросту лишены свободы маневра. Естественно, Лето и Ганима предвидели, что предпримет Община Сестер! Близнецы могли советоваться с такими высокопоставленными и давно умершими чинами Бене Гессерит, которые были недоступны всем живущим в Империи. Было особенно горько сознавать, что мифология Общины смогла стать ловушкой для Алие. Страх порождает страх! Обычаи поколений обрекли Алию на Мерзость. У Алие не было надежды, только обреченность. От осознания ее судьбы было еще горше смотреть на свершения Лето и Ганимы. Оказалось, что из капкана прошлых жизней можно вырваться двумя путями. Самым горьким было то, что Ганима мало того, что сама одержала победу над своими внутренними призраками, но и настаивала на том, что Алия заслуживает лишь жалости. Гипнотическое подавление в условиях стресса и помощь добрых внутренних жизней спасли Гани-му от одержимости. Эти же силы могли спасти и Алию. Но никто не понадеялся на это, а когда попытка была совершена, было уже слишком поздно. Вода Алие вытекла в песок. Джессика вздохнула и стала смотреть на Лето, сидевшего на троне. На почетном месте по правую руку Лето стоял под балдахином огромный кувшин с водой Муад'Диба. Внук рассказывал Джессике, что дух отца внутри него смеялся над этим жестом, впрочем, не без оттенка восхищения. Этот кувшин и хвастовство Лето отвратили Джессику от участия в ритуале. Она знала, что сколько ни суждено ей прожить, она никогда не сможет примириться с тем, что ее Пауль станет говорить с ней устами Лето. Джессика была счастлива, что Дом Атрейдес устоял, но было невыносимо осознавать, что не произошло то, что могло произойти. Возле кувшина с водой Муад'Диба, скрестив ноги, сидел Фарад'н. Это было место Королевского Писца. Почетную должность эту ввели при дворе совсем недавно и все ее с радостью приняли. Фарад'н уже успел свыкнуться со своей новой ролью, хотя Тиеканик периодически взрывался, предчувствуя дурные последствия. Вообще, Тиеканик в последнее время близко сошелся со Стилгаром — оба часто высказывали свое недоверие ко всяческим нововведениям, что немало забавляло Лето. Во время церемонии Фарад'н попеременно испытывал то скуку, то благоговение. Это был нескончаемый поток несравненных воинов, выказывавших неоспоримую верность Атрейдесам. Они стояли перед Лето, устрашенные тем, что рассказывали им судьи. Церемония подошла к концу. Последним наибом, представшим перед Лето, был старый Стилгар. Ему досталась роль почетного арьергарда. Вместо корзин с Пряностью, горящих огнем драгоценностей и других дорогих даров Стилгар преподнес новому владыке простую головную повязку, выполненную из волокон Пряности и украшенную сделанным из золота и зеленых камней Ястребом Атрейдесов. Ганима узнала эту фигурку и искоса взглянула на Лето. Стилгар положил головную повязку на вторую ступень трона и низко поклонился. — Я преподношу вам головную повязку, которую носила ваша сестра, когда я в Пустыне охранял ее, — сказал он. Лето подавил улыбку. — Я знаю, что ты переживаешь тяжелые времена, Стилгар, — сказал Лето. — Что бы ты хотел получить от меня взамен? — Лето протянул руку в сторону горы подарков. — Ничего, мой господин. — Тогда я принимаю твой дар, — произнес Лето. Он наклонился вперед и легко оторвал узкую полоску от подола платья Ганимы. — Взамен я даю тебе кусочек платья, которое было надето на ней, когда ее похитили, а ты не смог уберечь ее, заставив меня спасать ее. Стилгар принял этот дар дрожащей рукой. — Вы издеваетесь надо мной, мой господин? — Издеваться над тобой? Я клянусь тебе моим именем, что у меня и в мыслях этого не было. Я преподнес тебе дар, которому поистине нет цены. Я велю тебе носить его у сердца в напоминание о том, что людям свойственно ошибаться и что правители тоже люди. Стилгар едва заметно улыбнулся. — Какой бы из тебя мог получиться наиб! — Я и есть наиб, наиб наибов! Никогда не забывай об этом! — Как скажете, мой господин! — Стилгар нервно глотнул, вспомнив рассказ своего арифы и подумал: Однажды я хотел убить его, но теперь слишком поздно. Его взгляд упал на кувшин, благородное матовое золото, отделанное зелеными камнями. — Это вода моего племени. — И моего тоже, — сказал Лето. — Я велю тебе прочесть надпись на кувшине. Читай вслух, чтобы слышали все. Стилгар вопросительно взглянул на Ганиму, но она ответила ему таким надменным движением, вздернув подбородок, что по спине Стилгара пробежал холодок. Неужели эти Атрейдесы хотят заставить его ответить за его запальчивость и ошибки? — Читай, — сказал Лето. Стилгар медленно поднялся по ступенькам, склонился перед кувшином и начал читать. — Эта вода есть исключительная сущность, источник направленной вовне созидательной силы. Хотя она и неподвижна, эта вода означает всеобщее движение. — Что это означает, мой господин? — прошептал Стидгар. Его потрясли эти слова, затронув в нем струны, звучания которых он не понимал и сам. — Тело Муад'Диба — сухой остов, подобный тому, который покидает насекомое во время линьки, — ответил Лето. — Он владел своим внутренним миром, но хотел захватить мир внешний, и это привело к катастрофе. Он владел миром внешним, исключая при этом мир внутренний, и это сделало его наследников демонами. Золотой Эликсир исчезнет, но семя Муад'Диба взойдет, и его вода будет приводить в движение нашу вселенную. Стилгар в ответ низко склонил голову. Мистические рассуждения всегда вызывали у него внутреннее беспокойство. — Начало и конец — суть одно, — продолжал Лето. — Вы живете в воздухе, но не замечаете этого. Цикл замкнулся. Из этого замкнутого круга произрастет начало его противоположности. И мы придем к Крализеку. Потом все опять вернется, но в другой форме. Ты ощущал свои мысли головой, но потомки твои будут ощущать те же мысли нутром. Возвращайся в сиетч Табр, Стилгар. Гурни Халлек поедет с тобой и станет твоим советником. — Ты не доверяешь мне, мой господин? — тихим голосом спросил наиб. — Полностью доверяю, иначе не послал бы с тобой Гурни. Он начнет формировать новые вооруженные силы, которые нам скоро понадобятся. Я принимаю твои изъявления верности. Все свободны! Стилгар поклонился, спустился со ступеней трона и покинул зал. Остальные наибы двинулись за ним, соблюдая древний фрименский принцип — бывший последним становится первым. Было слышно, как наибы тихо переговариваются, выходя из тронного зала. — О чем ты говорил с ним, Стил? Что означают эти слова Муад'Диба, записанные на кувшине? Лето обратился к Фарад'ну. — Ты все запомнил, Писец? — Да, мой господин. — Бабушка сказала, что научила тебя мнемоническим действиям Бене Гессерит. Мне не хотелось бы, чтобы ты писал, сидя у трона. — Как прикажете, мой господин. — Подойди и встань передо мной. Фарад'н повиновался, более чем когда-либо благодарный Джессике за ее науку. Когда принимаешь тот факт, что Лето больше не человек и не может мыслить так, как мыслят люди, то его Золотой Путь становится еще более путающим. Лето взглянул на Фарад'на. Стражники стояли поодаль и не могли слышать слов повелителя. В зале остались только советники Внутреннего Присутствия, но и они раболепно отошли в дальний угол. Ганима подошла к трону и оперлась о его подлокотник. — Ты еще не дал согласия отдать мне своих сардаукаров, — сказал Лето, — но ты сделаешь это. — Я очень многим вам обязан, но не настолько, — сказал Фарад'н. — Ты сомневаешься, что они поладят с моими фрименами? — Они поладят так же, как Стилгар с Тиекаником. — И все же ты отказываешься? — Я жду вашего предложения. — Значит, я должен сделать предложение, зная, что ты никогда его не повторишь. Молю, чтобы уроки моей бабки не пропали для тебя даром, ибо ты должен быть готовым понять меня. — Что я должен понять? — В любой цивилизации присутствует господствующая мистика, — заговорил Лето. — Она служит барьером, сдерживающим изменения, и всегда оставляет будущие поколения неподготовленными перед лицом изменчивости и вероломства вселенной. Всякая мистика повторяет другую видом барьера — религиозная мистика, мистика героя-вождя, мистика мессии, мистика науки и техники и мистика самой природы. Мы живем в Империи, сформированной именно этими видами мистики, но теперь эта Империя распадается, поскольку большинство людей неспособно отличить мистику от вселенной. Мистика — это как демон одержимости: она имеет тенденцию захватывать сознание без остатка, становясь единственным объектом, который воспринимает человек. — Узнаю мудрость вашей бабки в этих словах, — сказал Фарад'н. — Это очень хорошо, кузен. Она спрашивала меня, не одержим ли я Мерзостью. Я ответил отрицательно, и это была моя первая ложь. Ганима сумела избежать ее, а я — нет. Я был вынужден укрощать внутренние жизни в условиях, когда меня насильно кормили меланжей. Мне пришлось искать сотрудничества с ним — этими жизнями внутри меня. Я избежал худшего и выбрал себе главного помощника, сознание которого воспринял. Этим помощником стал мой отец. В действительности я — не мой отец и не помощник. Более того, я — не Лето Второй. — Объясни, — Фарад'н был поражен до глубины души. — Ты обладаешь замечательной прямотой, — сказал Лето. — Я — общность, управляемая тем, кто господствует над ней, обладая подавляющей силой. Именно этот человек основал династию, которая, не прерываясь, существует уже три тысячи наших лет. Его имя Харум и до тех пор, пока его линия зиждилась на врожденной слабости и суевериях его наследников, подданные жили в условиях ритмической ограниченности. Они неосознанно двигались под влиянием внешних условий. Они воспитали людей, которые мало жили и легко поддавались призывам богов-царей. Если взять эту династию в целом, то можно сказать, что они были сильными людьми. Выживание людей как вида стало привычным. — Мне не нравится смысл этих слов, — сказал Фарад'н. — Если честно, то он не нравится и мне, — признался Лето, — но такова вселенная, которую мне предстоит создать. — Зачем? — Это урок, который я усвоил на Дюне. Мы поддерживали смерть, как призрак, который постоянно витал среди живущих. Люди, живущие в таких условиях, постепенно превращаются в животных, озабоченных только своим брюхом. Но когда приходит время противоположности, тогда те же люди поднимаются, становясь одухотворенными и прекрасными. — Это не ответ на мой вопрос, — запротестовал Фарад'н. — Ты не доверяешь мне, кузен. — Как не доверяет тебе твоя собственная бабка. — У нее есть для этого все основания, — сказал Лето. — Но она уступит, потому что должна это сделать. Бене Гессерит — это образец прагматизма во всем и до конца. Я разделяю их взгляд на кашу вселенную. Ты несешь на себе отметины этой вселенной. Ты имеешь навыки правителя и умеешь классифицировать все, что тебя окружает в понятиях ценности или угрозы. — Да, и я согласился стать твоим Писцом. — Это доставило тебе удовольствие и польстило заложенному в тебе таланту историка. Ты определенно имеешь гениальную способность читать настоящее между строк прошлого. В некоторых случаях ты сумел превзойти в этом меня. — Мне не нравятся твои скрытые намеки, — произнес Фарад'н. — Хорошо. Тебе пришлось перейти от бесконечных амбиций в более приниженное состояние. Но разве бабка не предупреждала тебя о бесконечном? Оно привлекает нас, как огонь привлекает мотыльков, и мы бываем ослеплены этим огнем, забывая, что сами конечны. — Афоризмы Бене Гессерит! — запротестовал Фарад'н. — Но это очень точный афоризм, — возразил Лето. — Сестры Бене Гессерит думали, что смогут предсказать ход эволюции. Но они забыли, что сами меняются в течение эволюции и вместе с нею. Они полагали, что смогут спокойно стоять и наблюдать, как выполняется их селекционная программа. Я не страдаю такой рефлексивной слепотой. Внимательно и осторожно приглядись ко мне, Фарад'н, ибо я больше не человек. — В этом уверила меня твоя сестра, — Фарад'н в нерешительности помолчал, потом спросил: — Это и есть Мерзость? — По определению Сестер, возможно, что это и так. Гарум жесток и автократичен. Я взял у него часть этой жестокости. Внимательно смотри на меня. Я жесток, как бывает жесток хозяин фермы. Фримены когда-то держали в своих домах укрощенных орлов, но я держу в доме укрощенного Фарад'на. Лицо принца потемнело. — Берегись моих когтей, кузен. Я хорошо понимаю, что мои сардаукары со временем падут перед твоими фрименами. Но мы умеем причинять болезненные раны, и всегда найдутся шакалы, готовые растерзать слабого. — Я хорошо использую тебя, кузен, обещаю, — сказал Лето, подавшись вперед. — Разве я не говорил тебе, что не являюсь больше человеком? Так поверь, кузен, это так. Мои чресла не смогут произвести на свет детей, поскольку у меня больше нет чресл. И это понуждает меня ко второй лжи. Фарад'н застыл в ожидании. Теперь он понял, куда клонит Лето. — Я пойду против всех фрименских понятий, — продолжал Лето. — Но они примут и это, потому что ничего не смогут со мной сделать. У них просто не будет другого выхода. Я оставлю тебя здесь под предлогом обручения, но никакого обручения между тобой и моей сестрой не будет. Моя сестра выйдет замуж за меня! — Но ты… — Выйдет замуж, я сказал. Ганима должна продолжить род Атрейдесов. Это часть селекционной программы Бене Гессерит, которая стала теперь и моей программой. — Я отказываюсь, — заявил Фарад'н. — Ты отказываешься основать династию Атрейдесов? — О какой династии ты говоришь, если будешь сам занимать трон четыре тысячи лет? — Я буду отливать твоих потомков в своем воображении. Это будет самая напряженная, самая вовлекающая учебная программа в истории человечества. Мы станем экосистемой в миниатюре. Видишь ли, какую бы систему животные ни брали за основу своего выживания, в ней обязательно должны присутствовать паттерны перекрывающихся общностей, взаимозависимости и сотрудничества в рамках работающей системы. А наша система произведет на свет самых знающих в истории правителей. — Ты оборачиваешь свои фантастические слова в отвратительную… — Но кто переживет Крализек? — спросил Лето. — Я обещаю тебе — Крализек грядет. — Ты безумец! Ты разрушишь Империю. — Конечно, разрушу… я же не человек. Но зато я создам для всех людей новое сознание. Я говорю тебе, что под песками Пустынь Дюны сокрыто величайшее сокровище всех времен. Я не лгу. Когда погибнет последний червь и истощатся запасы Пряности, эти сокровища явят себя изумленному миру. Когда власть монополии на Пряность рассеется, и припрятанные акции потеряют цену, в нашем царстве появятся новые силы. Люди научатся жить согласно своим инстинктам. Ганима спустилась к Фарад'ну и взяла его руку. — Как моя мать не была женой, так и ты не будешь мужем, но если есть любовь, то этого вполне достаточно. — Каждый день, каждый миг несут с собой перемены, — сказала Ганима. — Надо учиться понимать каждый такой миг. Фарад'н чувствовал тепло маленькой ручки Ганимы, понимая смысл аргументов Лето, но ни разу не услышав при этом Голоса. Лето апеллировал к его душе, а не к разуму. — Это ты предлагаешь мне за сардаукаров? — спросил Фарад'н. — Я предлагаю больше, гораздо больше, кузен. Я предлагаю тебе основать Империю. Я предлагаю тебе мир. — Что получится из этого мира? — Его противоположность, — в голосе Лето послышалась спокойная насмешка. Фарад'н покачал головой. — Я нахожу, что это очень высокая цена за сардаукаров. Должен ли я при этом оставаться Писцом и тайным отцом династии? — Должен. — Ты же будешь принуждать меня к твоему пониманию мира? — Да. — Я буду сопротивляться этому всю свою жизнь. — Но именно этого я и жду от тебя, кузен. Для этого я и выбрал тебя. Ты будешь делать это официально, и по такому случаю я дам тебе новое имя. С этого момента ты будешь называться Ломающим Обычай, что на нашем языке звучит, как Харк аль-Ада. Не будь глупцом, кузен. Моя бабка хорошо учила тебя. Отдай мне своих сардаукаров.
|
|||
|