Мария Васильевна Колесникова 6 страница

Их машина, словно стрела, со свистом мчалась по асфальтированному шоссе. Дорога делила надвое широкую, плоскую долину с редкими поселками. На западе лиловели Толедские горы и хребты Сьерры‑ де‑ Гредос.

– Обратите внимание на местность – зацепиться не за что. Если фашисты прорвутся к Толедо, им рукой подать до Мадрида, – говорил Энрике Берзину, и в его голосе была неподдельная тревога.

– Почему мадридцы так беспечно относятся к событиям? – поинтересовался Берзин.

– Наверное, потому, что испанцы по‑ настоящему никогда не воевали, если не считать народной войны 1808 года против Наполеона. Народ собирался в стихийные дружины и с остатками разбитой королевской армии гнал врага. Это народное движение получило название «герильи». Анархисты и сейчас ратуют за такие вольные дружины, а регулярная армия, мол, буржуазный пережиток. Дисциплина ограничивает мужество и чувства революционера.

Листер помолчал, потом задумчиво продолжал:

– В правительстве много предательства, а наша интеллигенция слишком тугодумна. Она любит все обсуждать, упиваясь собственным красноречием, но совершенно неспособна возглавить серьезную борьбу в решительные моменты истории.

Толедо был вознесен над долиной, как на пьедестал, на крутой каменистый холм. По древнему каменному виадуку, построенному еще римлянами, переехали реку Тахо, глубоко зажатую в узком ущелье, и через массивные ворота, оставшиеся от арабских завоевателей, въехали в город.

Берзин почувствовал себя так, будто машина времени забросила его в глубокое средневековье. Узкие улочки, выстеленные звонкой, отполированной до блеска, синеватой брусчаткой, низкие каменные дома в арабском стиле, крошечные площади, на которых рядом с машинами мирно дремали пузатенькие ослики…

Одна к одной тесно лепились лавочки, создавая длинные торговые ряды. В них продавалось одно и то же: замысловатая керамика, инкрустированные золотом женские украшения из толедской стали, серебро, шпаги, пистолеты, изделия из кожи.

Город был похож на единый каменный монолит с прорубленными в нем ходами‑ улочками. Над всем главенствовал древний кафедральный собор XV века.

Почти на въезде в город одиноко возвышался старинный дворец‑ крепость Алькасар, в котором с 1882 года размещалась военная академия. Дворец был сильно разрушен артиллерией.

В первые же дни мятежа слушатели военной академии примкнули к фалангистам и подняли восстание. Но подоспевшие из Мадрида отряды милиции и рабочие дружины вместе с толедцами осадили крепость, где в подземных убежищах укрывались около двух тысяч мятежников и их семьи. Город взяли, но крепость не сдавалась. Перебежчики сообщили, что в крепости умирали от жажды и голода, гниющие трупы отравляли воздух, но фашисты не позволяли никому сдаваться, угрожая расстрелом.

Зашли в сводный штаб формирований, разместившийся в одной из гостиниц города. Все радостно приветствовали командира прославленного пятого полка Листера. Берзин был представлен как советник. К посланцам СССР могло быть разное отношение: отряды состояли из людей различных убеждений, здесь, в Толедо, главенствовали анархисты. Их представителем был знаменитый Дурутти.

Жалобы были одни: мало оружия. Не хватает винтовок, не говоря уже о пулеметах и артиллерии. Жаловались на анархистов, которые совершенно не признают дисциплины, уходят с постов, когда им вздумается, и вообще требуют восьмичасового рабочего дня. Это звучало так нелепо, что Берзин даже растерялся.

– Вот так и воюем, – горько усмехнулся Листер.

За штабным столом долго изучали карту. Пришли к общему выводу: если поставить крепкий заслон у входа в долину реки Тахо, фашисты не пройдут. Вход с обеих сторон окаймляли горные хребты: Толедо и Сьерра‑ де‑ Гредос. Берзин видел, что закрыть этот вход можно было даже малыми силами.

– Конечно, здесь нужна хорошая организация, единое командование и твердая дисциплина, – говорил потом Берзин Листеру. – Вот когда нужны политические комиссары!

– А мы не будем ждать разрешения министра, а начнем действовать по своему усмотрению, – лукаво подмигнул Энрике и признался: – В моем полку давно уж действуют такие комиссары, все коммунисты. Хосе Диас помог мне подобрать людей.

Хосе Диас… Берзин еще не встречался с ним. Как главный военный советник правительства Кабальеро он пока воздерживался от встречи с генеральным секретарем ЦК КПИ.

– Он очень болен, – сообщил Энрике. – В тюрьмах нажил язву желудка. Ему бы серьезно лечиться, а он работает из последних сил. Только благодаря его энергии и был создан пятый полк. Он сделал все возможное, чтобы сплотить воедино представителей различных рабочих партий. Долорес – его верный помощник. Она тоже из рабочей семьи. Отец ее горняк из Астурии.

Они зашли в кафедральный собор. Листеру хотелось посмотреть, какие там разрушения.

– Мы стараемся щадить уникальные памятники культуры, – говорил он. – Но что поделаешь? Война есть война. Вон фашисты побили ценные витражи прямой наводкой. Четырнадцатый век! Таких уже не будет…

Собор был колоссальный. Мощные колонны поддерживали готические своды. Многочисленные часовни сияли позолотой.

В часовне Христа висели картины Эль Греко: огромное полотно «Поругание Христа» и портреты двенадцати апостолов. Выразительные лица, отмеченные духовными страданиями. Холодные сине‑ зеленые, лилово‑ розовые тона, тона Эль Греко. Только Христос одет в пурпурную тогу.

В часовне были картины знаменитых мастеров итальянского Возрождения, но после Эль Греко они почему‑ то не смотрелись.

– Нужно бы вывезти куда‑ нибудь в надежное место, – посоветовал Берзин. Было страшно за бесценные сокровища, которые могут разграбить или уничтожить фашисты.

– Да, да, я уже думал над этим. Все ценное нужно спрятать, вывезти в глубокий тыл, – согласился Энрике.

Почувствовав искреннюю заинтересованность Берзина, Листер предложил ему посетить музей Эль Греко и его дом.

– Здесь всюду Эль Греко. Он жил в этом городе до самой смерти.

В музее Берзин долго стоял перед огромной картиной «Похороны графа Оргаса». Вокруг фигуры графа собрались видные люди того времени. Среди них Сервантес и сам художник. Было много других его полотен, и Берзин удивлялся своеобразию манеры – кроме него, так никто не рисовал. Возвышенный реализм характеров в сочетании с мистическими сюжетами, вытянутые фигуры и только ему одному присущий колорит.

Дом Эль Греко – в полумавританском стиле – был совсем разрушен, но один богатый маркиз восстановил его в том духе, в каком он был в XVI веке, когда в нем жил художник. Второй этаж опоясывала узкая галерея. Комнаты уютные, прохладные, с каменными полами. Окна комнат выходили во внутренний дворик с садом и фонтаном. Мебель и все предметы домашнего обихода были самыми примитивными. Несмотря на свое исключительное трудолюбие, художник жил довольно скромно. Он не был признанным художником при жизни, – его открыли только 200 лет спустя, когда в искусстве научились ценить психологизм. Грек по национальности – его имя Доменико Теотокопули, – он приехал в Мадрид, чтобы попробовать счастья при дворе короля Филиппа IV, но не имел успеха как живописец. Его манера не понравилась королю. Теотокопули уехал в Толедо и поселился там до конца своей жизни. Жители города прозвали его эль Греко (грек), под этим именем он стал писать свои картины. Эль Греко не был официально женат, но у него была подруга и сын.

В маленькой студии висели рабочие варианты портретов апостолов и копия с картины Эль Греко «Святое семейство», сделанная испанским художником Хуаном Сейдедосом. Сам подлинник находился в Америке, в частной коллекции. Это и была семья Эль Греко. В центре – подруга, прекрасная молодая еврейка Хиронима с младенцем на руках. Справа сам художник в образе счастливого отца, слева мать Хиронимы, склонившаяся над младенцем. Берзин долго не мог оторваться от картины, дивясь психологической точности художника. Как можно было так точно выразить на полотне человеческие чувства в определенный момент!

Эль Греко жил в старом еврейском квартале. Почти рядом с домом находилась синагога XII века, построенная в мавританском стиле. Весь Толедо был древней историей. От римлян остались развалины цирка и виадук через реку Тахо, который и сейчас исправно служил горожанам. Монументальные арабские ворота IX и XII веков, остатки крепостной стены, дома и церкви в мавританском стиле свидетельствовали о долгом арабском владычестве. А кафедральный собор и монастырь Сан Хуан хранят память эпохи мрачного католицизма. Это был город‑ музей, и в нем не разрешали строить современные здания.

Служитель при доме охотно рассказывал историю своего города и легенды об Эль Греко. Старый испанец, влюбленный в свой город, он сам уже был историей…

Разрозненные отряды народной милиции были не в силах сдерживать натиск фашистских войск, и они настойчиво продвигались к Мадриду. Берзина удивляла неопределенная политика Ларго Кабальеро. Как военный министр он не предпринимал никаких шагов для организации обороны Мадрида. В отрядах по‑ прежнему царила полная неразбериха, никто никому не подчинялся, и только пятый полк Энрике Листера представлял собой реальную силу. Мало того, Кабальеро запретил строить оборонительные сооружения вокруг города, мол, испанцы предпочитают сражаться не в окопах и за укреплениями, а в открытом поле, с открытой грудью. Берзин не знал, что и подумать. Полная некомпетентность или предательство? Решил – и то, и другое.

Двигаясь с юга, фашисты взяли город Бадахос, затем Касерес. Марокканцы, которых навербовал в свою армию Франко, творили неслыханные зверства в завоеванных районах. На аренах для корриды тысячами расстреливали людей, города предавались разграблению.

4 сентября пала Талавера, важный опорный пункт республиканцев. Это почти под Мадридом. Напуганное быстрым продвижением фашистов, правительство наконец зашевелилось. Вокруг Мадрида начали возводить оборонительные укрепления, рыть окопы. Но время было упущено.

Под нажимом коммунистов премьер‑ министр подписал декрет о земле, который гласил: ни одного безземельного крестьянина! И сразу же в отряды влились новые силы, силы деревни.

Коммунисты убедили наконец Кабальеро использовать рвущиеся в бой интернациональные бригады. Берзин посоветовал Рохо укрепить этими бригадами, как лучшими силами, Центральный фронт Мадрида.

Был подписан и указ о политических комиссарах. В отрядах ввели строгую дисциплину. Коммунисты добились приказа о всеобщей мобилизации.

Город на глазах менял свой облик. Здания были увешаны лозунгами: «Все на фронт! », «Мадрид должен стать могилой фашизма», «Но пасаран! » Улицы, перегороженные баррикадами из мешков с песком, придавали городу мрачный вид. Кафе пустовали. Одиночные прохожие торопились по своим делам, будто забыли сделать что‑ то самое важное перед роковым событием.

…Берзин только что вошел в кабинет Рохо, чтобы изложить ему свою идею об организации подвижных диверсионных отрядов, как дежурный по штабу доложил, что какой‑ то офицер требует немедленно принять его.

– Он из Толедо, – добавил дежурный.

– Немедленно пропустить! – заволновался Рохо.

В кабинет стремительно вбежал молоденький лейтенант‑ республиканец и трагическим голосом выкрикнул:

– Толедо пал! – Его пропыленное лицо исказилось гримасой плача.

Берзин увидел, как побледнел Рохо. Лейтенант буквально валился с ног, и Рохо предупредительно подвинул ему стул. Делая невероятные усилия, чтобы не разрыдаться, лейтенант начал что‑ то быстро рассказывать.

Рохо выслушивал донесение очень сдержанно, хотя Берзин чувствовал, что он весь охвачен вспыхнувшим возмущением. Руки нервно переплетались между собой, губы плотно сжались. Под впалыми щеками заиграли желваки.

– Мерзавцы, – коротко произнес он (это Берзин понял! ).

Дежурному было приказано обеспечить лейтенанту отдых. Когда они ушли, Рохо рассказал о случившемся.

В самый тяжелый момент анархисты покинули свои позиции, увлекая за собой другие отряды. Город был взят фашистами почти без боя. Отряды милиции, защищавшие город, оказались в ловушке: с одной стороны в них стреляли франкисты, с другой – покинувшие наконец свое убежище в Алькасаре слушатели военной академии. Защитники города погибли. Лейтенанту удалось вырваться из окружения, и он сумел добраться до Мадрида. Было 27 сентября 1936 года.

– А могли бы и не сдать… – возмущался Рохо, имея в виду Толедо. – Такая удобная была позиция для обороны! Нет, коммунисты правы, без регулярной армии мы ничего не сделаем.

– Слишком много упущено времени, – сказал Берзин. – Сейчас нужно организовывать партизанские отряды, подвижные диверсионные группы, чтобы забрасывать их в тыл врага.

– Давайте созовем экстренное совещание штабников и обсудим все назревшие вопросы, – предложил Рохо. На том и порешили.

Берзин вернулся с совещания в полном унынии. На совещании присутствовали офицеры генерального штаба во главе с Висенте Рохо, представители разных партий.

На повестке дня был один кардинальный вопрос: разработка стратегического плана войны – крупных боевых операций против хорошо вооруженного и организованного противника.

Берзин предложил не терять драгоценного времени, а развернуть партизанскую войну.

– Поскольку у республиканцев, – говорил он, – регулярной армии как таковой пока не существует, а есть неорганизованная, не обученная, не знающая, что такое воинская дисциплина, не умеющая владеть военной техникой разнородная масса, нужно организовывать подвижные партизанские отряды. Партизанская война выдвинет из своей среды талантливых командиров, которых в армии катастрофически не хватает.

Вы же прекрасно знаете, – убеждал он, – что после начала генеральского мятежа на стороне республики осталось не более десяти процентов командного состава.

Берзина горячо поддержал присутствующий на совещании Энрике Листер.

Листеру запальчиво возражал представитель от анархистов Спириано Мера. Между ними даже произошла перебранка. Мера обвинил Листера в гегемонистских устремлениях его партии.

Выступил и представитель от партии социалистов. Он насмешливо заявил, что русский советник ничего нового не предлагает: партизанские отряды – это все та же герилья.

– Не совсем так, – спокойно возразил Берзин. – Партизанская война даст нам возможность в практических условиях организовать армию, привить солдатам дисциплину, в процессе вооружения армии за счет противника обучить их владеть современным оружием.

В конце концов Рохо сказал, что доложит об этом совещании военному министру, и тем самым положил конец перебранке. На этом совещание и кончилось.

Взволнованно расхаживая по кабинету, Берзин пытался понять сопротивление штабников его предложению. В чем дело? Сами события говорят в пользу партизанской войны.

«Они боятся народа, – вдруг ясно подумал он. – Боятся, что народная волна сметет и анархистов, и клерикалов, и фалангистов. Ларго Кабальеро хоть и включил в правительство коммунистов, но не хочет их влияния на массы, боится, что коммунистическая партия придет к власти».

Все же Берзин решил отстаивать свое предложение о партизанской войне. В этом вопросе он обращался к трудам Блюхера, в которых был обобщен боевой опыт Красной Армии в гражданскую войну.

Боевая деятельность Блюхера началась с организации красногвардейских отрядов на Урале и на Дону против белогвардейской контрреволюции. С партизанскими отрядами он совершил легендарный поход по тылам контрреволюционных войск на Южном Урале. Партизанские отряды организовывались в крупные соединения, превращались в регулярную армию. Из партизанских отрядов им была создана Народно‑ революционная армия на территории Дальневосточной республики в 1921 году.

И не испанскую вольницу‑ герилью имел в виду Берзин, когда предлагал призвать народ Испании к партизанской войне, а испытанный в боях метод Блюхера в гражданскую войну.

Через несколько дней Берзину позвонил подполковник Рохо и коротко сообщил, что его предложение о партизанской войне министр пока отклонил.

Берзин собирался расспросить, что означает это «пока», но в трубке щелкнуло и раздались гудки. Озадаченно посмотрев на трубку, холодно блестевшую никелем, он с сердцем бросил ее на рычаг.

Да, Рохо не удалось, как видно, убедить военного министра, который не хочет ни регулярной армии, ни партизанских отрядов. А что может он, Берзин? Он не имеет права ничего навязывать, а только советовать, осторожно, вежливо, дипломатично. И не отдавать предпочтения коммунистам. Но как трудно на практике выполнять такие условия, когда все тебе стало близким, хватающим за сердце…

Одно только радовало: Рохо горячо поддерживает коммунистов. С ними такие генералы старой армии, как Идальго де Сиснерос, Луис Бартело, Хосе Мария Галан, Буэно, Антонио Кордон… Из них можно было бы организовать центральное руководство обороной. Но Кабальеро всем связал руки. Он ненавидит коммунистов, всячески ограничивает их действия, частям, которыми командуют коммунисты, он приказал не давать оружия. В первую очередь это относилось к мадридской армии.

– Оружие раздают анархистам, а они его прячут, – жаловался Энрике Листер. – Приходится специально охотиться на их склады и таким образом вооружаться.

– Так ведь это же явное предательство! – возмущался Берзин.

– Конечно, – соглашался Листер. – Но когда коммунисты начинают об этом говорить, Кабальеро обвиняет их в попытке создать правительственный кризис. А народ еще верит ему, считая социалистов и анархистов сверхреволюционерами.

Ян Карлович рассказал Листеру о заседании, о том, что правительство Кабальеро боится народа.

– У нас на этот счет давно уже нет никаких иллюзий, – горько усмехнулся Листер. – Социалисты и анархисты лишь делают вид, что сообща борются за единый фронт прогрессивных сил, а на самом деле дерутся между собой за власть. – И он вкратце познакомил Берзина с положением дел в стране.

После того как в 1931 году на муниципальных выборах в кортесы решительную победу одержали республиканские партии и король Альфонсо XIII вынужден был отречься от престола, в Испании была объявлена буржуазно‑ демократическая республика.

Из многочисленных партий, возникших после падения монархии, самыми влиятельными оказались партии социалистов и анархистов.

Социалисты провозгласили себя рабочей партией, хотя все ее руководители являются типичными представителями либеральной буржуазии (Асанья, Кирога, Альборнс, Доминго). Они всеми силами стремятся сохранить буржуазный строй и боятся революции, как черт ладана.

– Политика правительства Асаньи – это политика спокойствия и умеренности, – говорил Листер.

Вокруг анархистов объединяются разорившиеся крестьяне, люмпен‑ пролетариат и мелкая буржуазия, то есть все те, кто не признает организованную политическую борьбу, а уповает на стихийные вооруженные восстания и индивидуальный террор. Внешняя революционность анархистов привлекает к ним и некоторую часть рабочих. Ведь республика не выполнила перед трудовым народом своих обещаний – земля как была у помещиков, так и осталась, права рабочих не увеличились, полиция та же, и колонии управляются так же, как при короле.

Пока эти две партии делили между собой власть, испанская реакция объединилась в единый блок СЭДА («Испанская конфедерация автономных правых»). Одновременно возникли фашистские партии – Испанская фаланга и Испанское обновление.

С помощью демагогии, заимствованной у гитлеровцев, а также прямых подкупов правые республиканцы осенью 1933 года сумели войти в состав правительства. Испании грозила фашистская диктатура.

В знак протеста по всей стране вспыхнули восстания рабочих. А в Астурии забастовка горняков перешла в вооруженное восстание. В дни октябрьских событий 1934 года погибли тысячи рабочих, многие были брошены в тюрьмы.

В разгроме восстания активное участие принял генерал Франко, который вызвал из Марокко Иностранный легион.

И социалисты и анархисты предали восставших. Социалисты, имевшие большой запас оружия, не раздали его рабочим. Анархисты вообще отказались участвовать в восстании. Да, да! Они, как всегда, боялись народа…

Коммунистическая партия, находившаяся в то время в подполье, бросила воззвание: всем партиям, всем профсоюзам и рабочим организациям объединиться и создать Народный фронт. Социалисты и анархисты вынуждены были положить, конец своим распрям и войти в Народный фронт. Туда же вошла и компартия во главе с Хосе Диасом.

Социалистическая партия провела ряд реформ в интересах народа, чем активизировала Народный фронт.

В результате борьбы правые потерпели поражение в последующих выборах в кортесы, их антидемократический блок развалился.

Но реакция не примирилась с поражением. Начались убийства, провокационные поджоги церквей, открытые столкновения фашистов с народной милицией. Возглавлял весь этот фашистский сброд, состоявший из сынков крупных феодалов, так называемой «золотой молодежи», уголовников, убийц, сутенеров, Примо де Ривера, бывший военный диктатор Испании.

В армии все командные должности оставались в руках реакционных генералов. Франсиско Франко был начальником генерального штаба. Он и возглавил фашистский заговор против республики вместе с другими генералами‑ «африканистами».

Президент республики Асанья и раньше знал о фашистских взглядах Франко, но, следуя своей политике «мира и согласия», оставил его в армии.

– Франко в армии среди офицеров славился своей высокой нравственностью, – рассказывал Листер. – Верность его своей жене Кармен стала в армии поговоркой. «Не поддающийся страху и недоступный для женщин», – говорили про него. Этот кровавый генерал, сделавший свою карьеру в Африке благодаря своей жестокости и беспощадности к туземному населению, оказался, видите ли, верным мужем и нежным папашей. Говорят, он прямо‑ таки боготворит свою восьмилетнюю дочь, тоже Кармен. Ну как же можно было выставить из армии такого генерала! – иронизировал Листер.

– Что ж, говорят, Гитлер вегетарианец, а проповедует истребление целых народов, – усмехнулся Берзин.

– А про Франко говорят, что он немецкий шпион, завербованный лично Канарисом.

В 1935 году гитлеровское правительство доверило Канарису руководство управлением разведки и контрразведки сухопутных, военно‑ воздушных и военно‑ морских сил, получившим сокращенное название «абвер».

Этот маленький, щуплый человек, полугрек‑ полунемец, являлся одной из опаснейших фигур германского рейха.

Ярый националист, антикоммунист, он сумел организовать мощную разведывательную сеть во всех странах.

Их методы: пропаганда, компрометация, провокации, попытки похищения, убийства, нелегальная торговля оружием, саботаж, экономический шпионаж.

Канарис признается, что очень трудно, почти невозможно работать агентам в СССР, получать какую‑ либо информацию. Очень хорошо, мол, работает советская контрразведка.

По своему обыкновению тщательно изучать своих противников, Берзин ознакомился с биографией Франко.

Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамонде родился в 1892 году в Эль‑ Ферроле – в городе‑ порте на берегу Атлантики.

Все поколения фамилии Франко были морскими офицерами. Франсиско Франко первый нарушил эту традицию и ушел в армию, а не на флот, поступив 14 лет в Пехотную академию, так как Морская академия после испано‑ американской войны была закрыта.

Семнадцати лет Франко окончил Пехотную академию в чине второго лейтенанта и по собственному желанию отправился делать карьеру в Марокко, где испанцы вели беспрерывную колониальную войну против национально‑ освободительного движения марокканских племен рифов и кабилов, возглавляемых известным вождем Абд‑ Эль Кримом.

В двадцать лет он уже был капитаном в туземном мавританском отряде в Тетуане. Прославился своей исключительной жестокостью.

В одном из боев был ранен и за боевые успехи произведен в майоры.

В Марокко он встретился с лейтенант‑ полковником Мильяном Астраем, авантюристом и проходимцем, и помог ему организовать Иностранный легион.

Этот легион состоял из уголовных преступников разных национальностей, бежавших от правосудия. Девизом легиона и его основателя Астрая было: «Долой разум, да здравствует смерть! »

Сначала Франко был адъютантом Астрая, а затем стал командиром легиона. Карьера его была сказочной. В 32 года он уже имел чин бригадир‑ генерала и вторую медаль за «храбрость», а вернее, за кровавую беспощадность в войне с туземцами. С 1927 по 1931 год Франко занимает пост начальника военной академии в Сарагосе.

Будучи начальником академии, он неоднократно посещал военные школы в Берлине и Дрездене, перенимая опыт подготовки офицерских кадров. А в 1929 году прошел курс военных наук для полковников и бригадир‑ генералов в Версале.

Оставив Франко в армии, Асанья назначил его сначала командиром бригады в Ла Корунья, а затем – военным губернатором Балеарских островов.

После кровавых октябрьских событий 1934 года, когда коммунисты потребовали засадить Франко в тюрьму, Асанья назначил его военным губернатором Канарских островов, или, проще говоря, отправил в почетную ссылку.

По приказу главы мятежников генерала Санхурхо (тоже «африканиста») Франко переправился в Марокко и поднял там мятеж против республики.

А 18 июля по радиосигналу: «Над всей Испанией безоблачное небо. Никаких новостей» – фашисты распространили мятеж по всей Испании.

Франко принял на себя командование всеми войсками Испанского Марокко. Туда же должен был прибыть из Лиссабона генерал Санхурхо, но при взлете самолет потерпел аварию и Санхурхо погиб. Главой мятежников стал Франко. Есть версия, что это он устроил аварию, чтобы погубить своего соперника.

– Вы видели Франко? – спросил Берзин у Листера.

– Много раз! Низенький, толстенький, лысый, глаза как у гиены, несколько выпуклые, неприятно влажные, на губах всегда блуждает лицемерно‑ сладкая улыбка.

Никто и не помышлял, что этот невзрачный, короткий человек, в котором и военного‑ то ничего нет, заварит такую кашу. Офицеры тихонько подсмеивались над ним, считая, что он под крепким башмаком своей Карменситы.

Политика республиканского правительства была так туманна, что Берзин решил не ждать, пока этот туман рассеется, а действовать по своему усмотрению. У него окончательно созрел план организовать партизанские отряды и пустить их по тылам противника. Своими планами он решил поделиться с Хосе Диасом.

С тяжелым сердцем думал он о своей ответственности перед Испанской республикой.

Главный военный советник правительства республики… А советы его игнорируются.

Они хотят от него мгновенного чуда. Почему, мол, франкисты оказались организованнее? Будто не знают почему. Будто не знают, что мятежные генералы путем запугивания и жестоких мер увели большую часть армии за собой, что Франко бросил против республики Иностранный легион. Что пока правительства таких стран, как США, Англия, Германия, Италия, Франция, уговаривают друг друга не вмешиваться в дела Испании (а то, мол, разгорится вторая мировая война), война в Испании принимает зловещий характер.

Правители республики все, конечно, знают и понимают, но им вовсе не улыбается победа Народного фронта, кроме того, они всеми силами стремятся скомпрометировать советника из «красной» России, доказать, что он ни на что не способен. А что можно сделать в подобной ситуации? Нужно заново создавать регулярную армию, а для этого требуется длительное время и большие материальные затраты. А времени нет, и средств нет.

Берзина удивляла политика невмешательства основных империалистических держав. Что это, заговор? Неужели Франция не понимает, что Гитлер задумал окружить ее со всех сторон? Ведь Испания – это ее тыл.

Война в Испании уже показала, на что способны мятежники. Они организовали тотальное истребление испанского населения, не щадят ни женщин, ни детей, ни стариков. Страшные пытки, перед которыми бледнеют пытки средневековья, насилия над гражданами, безрассудные массовые убийства, пожары, грабежи, разрушения целых городов, храмов – вот что такое фашизм. Варвары XX века, для которых нет ничего святого…

И все‑ таки Народный фронт героически отстаивал республику. На всех участках мадридского фронта враг был отбит. Подавлен мятеж слушателей военной академии в Толедо.

Плохо вооруженные партизаны выбили с ряда высот Гвадаррамы хорошо обученные подразделения генерала Мола. Были освобождены от мятежников Барселона, Каталония. Большая часть военно‑ морского флота перешла на сторону республики.

«Но пасаран! » – провозгласила в те дни Долорес Ибаррури. «Они не пройдут! » Противник был ошеломлен и растерян.

«О народ! Если бы знал, что ты можешь! » – сказал когда‑ то великий Гойя. А государственный секретарь США Корделл Хэлл недоволен: мол, напрасно испанское правительство раздало оружие и боеприпасы безответственным левым. Для Хэлла вооруженный народ более опасен, чем вооруженные фашисты… Американцы не вмешиваются в испанские события, но все их симпатии на стороне фашистов.

Сейчас были бы в самый раз организованные действия отрядов по тылам противника. Эти отряды должны быть очень подвижны и многочисленны. Не давать фашистам покоя, деморализовать их диверсиями и внезапными нападениями.

Поскольку коммунисты входили в парламент, Берзин имел право обратиться к их содействию. После неудачи на совещании у Рохо он решил поехать в ЦК КПИ к Хосе Диасу. Листер предупредил его, что Диас большую часть времени проводит на позициях, выступает на митингах и вместе с солдатами роет окопы. С ним можно увидеть и Долорес Ибаррури.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 Следующая ⇒