Глава третья

На следующее утро, когда Натали проснулась, вид у нее был озадаченный и смущенный, как бывает с человеком, который выпил накануне лишнего и чувствует себя из-за этого неловко, хотя выспался на славу, бодр и свеж. Натали лукаво посмотрела на Жиля, и он невольно улыбнулся.

– Ну что? – спросил он. – Наверное, видела во сне Никола?

– Никола мне ужасно понравился, – ответила она. – Такой славный, похож на большого пса.

– Согласен, на большого, пьяного пса. Кстати сказать, я не знал, что ты не прочь выпить.

Она посмотрела на него и, помолчав немного, сказала:

– Дело в том… дело в том, что мне было страшно. Я никого там не знала, а ты всех знаешь. И у меня был такой нелепый вид рядом с этими девицами…

Жиль изумленно поднял на нее глаза.

– Да-да. На мне было такое простенькое черное платье, нитка жемчуга, а они все прямо Дианы-охотницы. И тебе явно неловко было знакомить меня с ними.

– Ну, это уж слишком! – вознегодовал Жиль. -Слишком!.. Ты действительно думаешь, что я мог стыдиться тебя?

Он бросился навзничь на постель и прижал к себе Натали. Ей было страшно? Натали, которая ничего не боялась, которая бросила вызов всему Лимузену, которая оставила мужа, этой дерзкой Натали вдруг стало страшно в клубе симпатичных алкоголиков. Жилю это казалось смешным и трогательным.

– Не то чтобы я стеснялась, – задумчиво проговорила она. – Нет, не стеснялась, а боялась, что тебе будет скучно со мной. Вот поэтому я и обрадовалась, когда Никола к нам подсел.

– Но ведь с нами был Жан. А по его мнению, ты чудо из чудес.

– Что ни говори, Жан – прежде всего твой друг. Ты можешь делать с ним или со мной что угодно, он тебе все простит. Я даже вот о чем думаю: не доставляют ли ему удовольствие твои дурные поступки?

– Ты с ума сошла! – сказал Жиль.

Однако ему теперь вспомнилось, какое ликующее выражение лица появлялось у Жана, когда он, Жиль, по их словам, «переживал очередной кризис» и способен был на всякие дикие или нелепые выходки. Жан успокаивал друга, старался образумить,. но с какой-то веселой снисходительностью, даже как будто вос-хищался его затеями, и зачастую уговоры Жана только подливали масла в огонь. Во всяком случае, никто ничего не знает о своих друзьях и о тех подспудных, иногда для них самих неведомых влияниях, которые они на нас оказывают. Тем не менее смешно было представить себе Жана, добродушного Жана, в роли Мефистофеля. Жиль расхохотался.

– Ты все ставишь под вопрос. Ты, значит, намереваешься перевернуть всю мою жизнь?

– Мне кажется, что с моей жизнью ты не слишком-то церемонился, – миролюбиво ответила Натали.

Она смотрела на него, улыбаясь и полузакрыв глаза. Может быть, она и боялась всех этих людей в клубе, но уж его-то она, во всяком случае, нисколько не боялась.

– Ты женщина суровая и жестокая, – сказал он. – Ты ничего не боишься. А кроме того, ты пьяница. А кроме того, бесстыдница, – сказал он в заключение, тормоша ее. – Надо познакомить тебя с Жильдой.

– А кто такая Жильда?

Но он уже думал только о ней и не имел ни малейшего желания говорить о Жильде. Все же он успел пробормотать:

– Развратница.

– О-о-о! – воскликнула она. – Все женщины могут быть развратницами. Я ведь тоже, ты знаешь… Но это ничего не значит… Когда любишь, наслаждение…

– Молчи, болтунья, – сказал он.

Пообедали они у Липпа, очень поздно. Жиль и тут повторил вчерашнюю церемонию «представления», но уже весьма непринужденно. Через три дня он начнет работать в новой должности, его любовница красива, к нему пришло счастье. И он с удивлением думал: как могло случиться, что всего три месяца назад он был таким жалким, трепещущим, полным отчаяния существом? Он, должно быть, дошел до точки, не отдавая себе в этом отчета. А теперь весь мир принадлежал ему. По этому поводу следовало выпить шампанского. Запивать шампанским сосиски с тушеной капустой – сущий идиотизм, но они выпили шампанского.

Потом пошли вдвоем в соседний кинотеатр на какой-то дурацкий фильм, и Жиль весь сеанс нашептывал глупости на ухо На-тали, к глубочайшему ее возмущению, так как она ко всякому зрелищу относилась с детским вниманием и серьезностью. Недаром она уже три дня приставала к Жилю с просьбой сводить ее в театр на «интеллектуальную» пьесу, как говорили, отличную, но при одной мысли о ней у Жиля кровь стыла в жилах. Он уже несколько лет не был в театре и вообще терпеть не мог заранее запланированных развлечений; он смеялся над «провинциализмом» Натали, как он это называл.

– Ну зачем спешить? Успеется, – говорил он. – Ты же не на одну неделю приехала в Париж. Вовсе не обязательно все пересмотреть за неделю, чтобы рассказывать потом лиможским дамам-благотворительницам.

– Да мне все это по-настоящему нравится, – возражала она. – Как ты не понимаешь? И мне хотелось бы именно с тобой потом это обсуждать.

– Мне, кажется, попалась интеллектуалка. Весело, нечего сказать.

– Я от тебя никогда этого не скрывала, – отвечала она без тени улыбки, зато он хохотал до упаду, представив себе свою любовницу Натали с ее горячей, требовательной страстью, превратившейся вдруг в интеллектуалку.

Но иногда он изумлялся, заметив по какой-нибудь мелочи, что она обладает куда более глубокой и широкой культурой, чем он. Разумеется, в провинции у тридцатилетней дамы достаточно времени для чтения, но ей действительно «все нравилось», и, когда он, устав от спора, отделывался парадоксом или модными общими местами, она с каким-то негодующим удивлением набрасывалась на него, словно он вдруг оказывался недостойным самого себя.

– Детка, я же не очень интеллигентный человек, – отвечал он (хотя убежден был в противном), – принимай меня таким, каков я есть.

– А ты мог бы стать интеллигентным человеком, – холодно возражала она, – если бы пользовался своим интеллектом не только в сугубо личной жизни. Тебя ничто не интересует. Удивляюсь, как это тебя еще держат в газете.

– Потому что я трудолюбив, исполнителен и быстро печатаю на машинке.

Натали пожимала плечами и смеялась, но какая-то досада звучала в ее смехе. Впрочем, когда дело доходило до таких споров, Жиль приходил в восторг: он просто обожал, чтобы его «бранили». Все это кончалось, разумеется, словами любви, объятиями, и Жиль, подчиняя ее своей власти, прерывистым от страсти голосом спрашивал, приятно ли Натали быть со своим глупым любовником. Оба они еще были в той чудесной поре счастья, когда влюбленные обожают ссориться и даже представить себе не могут, что их нежные ссоры станут зачатками, предвестниками куда менее веселых столкновений.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒