Часть третья 4 страница

Сэр Гавейн продолжал хохотать себе под нос.

– Когда я спускался в этот мрачный тоннель, моё воображение готовило меня к худшему. Однажды на болотах Думума мне пришлось сразиться с волками о головах отвратительных ведьм! А на горе Кулвич – с двухголовыми ограми, блюющими на тебя кровью, не прерывая боевого клича! Теперь же перед нами просто злая собака, разве что размерами побольше.

– Однако, сэр Гавейн, она преграждает нам путь на свободу.

– Преграждает, верно. Поэтому мы можем пялиться на неё пару часов, пока в тоннель у нас за спиной не спустятся солдаты. Или поднять ворота и сразиться с нею.

– Я склонен думать, что наш неприятель опаснее свирепой собаки, сэр Гавейн. Прошу вас, не выдавайте желаемое за действительное.

– Я старый человек и машу мечом уже много лет. Однако моя рыцарская выучка никуда не делась, и, если это земная тварь, я её одолею.

– Посмотри, Аксель, – сказала Беатриса, – как она следит за мастером Эдвином.

Эдвин, на удивление спокойный, ходил то влево, то вправо, постоянно оглядываясь на зверя, чей взгляд следовал за ним.

– Собаке нужен мальчишка, – задумчиво произнёс сэр Гавейн. – Может статься, что это чудовище – драконье отродье.

– Какова бы ни была его природа, – заметил Аксель, – оно ждёт наших действий с удивительным терпением.

– Вот что я предлагаю, друзья мои. Мне претит использовать мальчика-сакса, словно связанного козлёнка в ловушке для волков. Однако он кажется храбрым малым, и оставаться здесь безоружным для него опасно не меньше. Пусть он возьмёт свечу и встанет там, в глубине комнаты. Тогда, если вам, мастер Аксель, удастся поднять решётку, возможно, с помощью своей любезной жены, зверю ничто не помешает пройти внутрь. Мой расчёт в том, что он сразу бросится к мальчику. Зная, куда он побежит, я останусь на месте и сражу его, когда он будет мчаться мимо. Одобряете план, сэр?

– План отчаянный. Однако я тоже боюсь, что солдаты скоро обнаружат тоннель. Поэтому давайте попробуем, сэр, и пусть нам с женой придётся обоим повиснуть на этой верёвке, мы сделаем всё, чтобы поднять ворота. Принцесса, растолкуй мастеру Эдвину наши намерения, и давайте посмотрим, согласится ли он.

Но похоже, Эдвин понял стратегический замысел сэра Гавейна без единого слова. Взяв у рыцаря свечу, мальчик отмерил по усыпанному костями полу десять больших шагов, пока снова не оказался в тени. Когда он повернулся, свеча у его лица почти не дрожала, освещая сверкающие глаза, пристально глядящие на тварь за решёткой.

– Давай быстрее, принцесса. Залезай мне на спину и попытайся достать конец верёвки. Видишь, вон она болтается.

Поначалу супруги чуть не рухнули. Но потом они стали использовать колонну в качестве опоры и сделали ещё несколько попыток, и наконец Аксель услышал слова Беатрисы:

– Я её поймала. Отпусти меня, и она потянется вниз вместе со мной. Только лови меня, чтобы я не упала.

– Сэр Гавейн, – тихо позвал Аксель, – вы готовы?

– Готовы.

– Если зверь проскочит мимо вас, храброму мальчику придёт конец.

– Знаю. Он не проскочит.

– Медленно опускай меня вниз, Аксель. Если я всё ещё буду висеть, хватайся за меня и тяни вниз.

Аксель отпустил Беатрису, и та повисла в воздухе, её веса не хватало, чтобы поднять решётку. Потом Акселю удалось ухватить свободную часть верёвки, за которую она держалась, и они потянули вместе. Поначалу ничего не происходило, но потом что-то подалось, и решётка, дрогнув, поползла вверх. Аксель продолжал тянуть, и, не имея возможности увидеть результат, громко спросил:

– Сэр, решётка уже высоко?

Последовала пауза, после чего голос сэра Гавейна ответил:

– Собака смотрит в нашу сторону, и нас с ней ничто больше не разделяет.

Обернувшись, Аксель выглянул из-за колонны как раз вовремя, чтобы увидеть, как зверь ринулся вперёд. Когда старый рыцарь взмахнул мечом, его лицо в лунном свете исказилось от ужаса, но взмах запоздал, и тварь проскочила мимо, явно нацеливаясь на Эдвина.

Глаза мальчика расширились, но свечу он не уронил. Вместо этого он отступил в сторону, словно из вежливости, давая зверю проскочить мимо. И, к удивлению Акселя, тварь именно это и сделала, скрывшись в темноте тоннеля, из которого они сами недавно вышли.

– Я подержу верёвку, – крикнул Аксель. – Бегите за ворота, спасайтесь!

Но ни стоявшая рядом с ним Беатриса, ни сэр Гавейн, уже опустивший меч, не обратили на него внимания. Даже Эдвин явно потерял интерес к ужасной твари, проскочившей мимо него и, несомненно, готовой в любой миг вернуться. Мальчик, держа свечу перед собой, подошёл туда, где стоял старый рыцарь, и они вместе уставились в пол.

– Отпустите решётку, мастер Аксель, пусть падает, – сказал сэр Гавейн, не поднимая глаз. – Скоро мы снова её поднимем.

Аксель понял, что старый рыцарь с мальчиком с интересом рассматривают что-то, шевелящееся на земле. Он отпустил решётку, и тут Беатриса сказала:

– Ужасная была тварь, Аксель, и я не испытываю никакого желания на неё смотреть. Но ты иди посмотри, если хочешь, и опиши мне, что видел.

– Разве зверь не побежал в тоннель, принцесса?

– Не весь целиком, и я слышала, как его шаги затихли. Скорее, Аксель, пойди посмотри на тот кусок, что лежит у ног рыцаря.

Когда Аксель приблизился, сэр Гавейн с Эдвином оба вздрогнули, словно выйдя из транса. Они отступили в сторону, и Аксель увидел в лунном свете голову зверя.

– Челюсти всё не успокоятся, – смущённо проговорил сэр Гавейн. – Я думаю, не рубануть ли её ещё раз мечом, но боюсь, это будет надругательство, которое навлечёт на нас ещё какую-нибудь беду. Но мне всё равно хочется их остановить.

И правда, с трудом верилось, что отсечённая голова это не живое существо. Она лежала на боку, и её единственный видимый глаз поблёскивал, словно морской гад. Челюсти ритмично двигались с непонятно откуда берущейся силой, отчего казалось, что язык, трепещущий между зубов, живёт собственной жизнью.

– Мы признательны вам, сэр Гавейн, – произнёс Аксель.

– Это всего лишь собака, и я был бы рад сразиться с кем-нибудь похуже. Однако наш мальчик-сакс выказал редкое мужество, и я рад, что сослужил ему службу. Но теперь нам нужно спешить, причём осторожно, ибо кто знает, что происходит над нами и не поджидает ли нас снаружи вторая тварь.

За одной из колонн они обнаружили рычаг и, привязав к нему верёвку, быстро и без затруднений подняли ворота. Оставив голову зверя там, где она упала, они прошли под решёткой, сэр Гавейн снова впереди, с мечом наготове, а Эдвин в арьергарде.

По всем признакам второй зал мавзолея служил зверю логовом: среди старых костей попадались относительно недавно обглоданные скелеты овец и оленей, а также чёрные смердящие туши, принадлежность которых они не смогли распознать. Потом спутники снова шли, согнувшись и задыхаясь, по извилистому коридору. Больше зверей им не встретилось, и в конце концов они услышали пение птиц. Вдалеке замаячило светлое пятно, и путники вышли в лес, где их приветствовал ранний рассвет.

Пребывая в странном оцепенении, Аксель наткнулся на клубок корней, выступавших из земли между двумя большими деревьями, и, взяв Беатрису за руку, помог ей туда усесться. Поначалу её мучила одышка, мешая говорить, но уже совсем скоро она подняла лицо со словами:

– Рядом со мной есть место, муж мой. Если мы сейчас в безопасности, давай посидим вместе и посмотрим, как гаснут звёзды. Я благодарна, что мы оба спаслись и что этот зловещий тоннель остался позади. – Потом она добавила: – Аксель, а где мастер Эдвин? Я его не вижу.

Оглядевшись в полумраке, Аксель увидел неподалёку фигуру сэра Гавейна, чёрным силуэтом выделявшуюся на фоне светлеющего неба: со склонённой головой, для равновесия опершись рукой на ствол дерева, рыцарь переводил дух. Но мальчика нигде не было видно.

– Он только что был у нас за спиной, – сказал Аксель. – Я даже слышал, как он вскрикнул, когда мы вышли наружу.

– Я видел, как он побежал вперёд, – не оборачиваясь, сказал сэр Гавейн, по-прежнему тяжело дыша. – Он не отягощён годами, как мы с вами, и ему нет нужды прислоняться к дубам, стараясь отдышаться. Думаю, он торопится вернуться в монастырь, чтобы спасти мастера Вистана.

– И вы даже не подумали его задержать? Ведь он спешит навстречу великой опасности, а мастер Вистан сейчас уже убит или схвачен.

– Чего вы ждёте от меня, сэр? Я сделал всё, что мог. Спрятался в душном подземелье. Одолел зверя, который до нас угостился многими храбрецами. И вот, когда всё позади, мальчишка опрометью бросается обратно в монастырь! Мне пуститься за ним в погоню в тяжёлых доспехах и с мечом на боку? Я спёкся, сэр. Спёкся. В чём теперь мой долг? Мне нужно остановиться и всё обдумать. Какой приказ отдал бы мне Артур?

– Правильно ли мы поняли, сэр Гавейн, – спросила Беатриса, – что это вы пришли к аббату и рассказали ему, что мастер Вистан – воин-сакс с востока?

– Госпожа, зачем возвращаться к этому? Разве я не привёл вас в безопасное место? По скольким черепам мы прошлись, пока не вышли на этот нежный рассвет? Без счёта. Нет нужды смотреть вниз, они хрустят при каждом шаге. Сколько тогда погибло? Сотня? Тысяча? Вы считали, мастер Аксель? Или вас там не было, сэр? – Он продолжал стоять силуэтом на фоне дерева, и его слова иногда было трудно расслышать из-за птиц, приступивших к утреннему хоралу.

– Что бы ни случилось сегодня ночью, – сказал Аксель, – наша благодарность вам, сэр Гавейн, безмерна. Видно, что вы не растеряли ни хватки, ни мужества. Однако у меня есть к вам вопрос.

– Пощадите, сэр, довольно. Как я, по-вашему, должен гоняться за шустрым мальчишкой по этим лесистым склонам? Я выдохся, сэр, и, возможно, речь не только про одышку.

– Сэр Гавейн, а мы с вами не были когда-то товарищами?

– Пощадите, сэр. Сегодня я исполнил свой долг. Разве этого не достаточно? Теперь я должен отыскать бедного Горация, он привязан к ветке, чтобы не плутал, но что если на него набредёт волк или медведь?

– Моё прошлое плотно застлано хмарью. Но с недавних пор мне припоминается какое-то дело, очень важное, которое было мне когда-то поручено. Был ли это закон, великий закон, чтобы приблизить всех людей к Господу? Ваше присутствие и ваши разговоры об Артуре пробуждают мысли, давно стёршиеся из памяти, сэр Гавейн.

– Мой бедный Гораций не выносит ночного леса. Сова ли ухнет, лиса ли затявкает, ему хватит, чтобы испугаться, хотя он даже не вздрогнет под градом стрел. Я пойду к нему, и позвольте мне предупредить вас, добрые люди: не стоит задерживаться здесь надолго. Забудьте молодых саксов, и первого, и второго. Думайте лучше о своём дорогом сыне, который ждёт вас в своей деревне. Поскорее отправляйтесь в путь, говорю я вам, ведь у вас нет ни одеял, ни провизии. Река близко и быстро течёт на восток. Перекиньтесь с лодочником добрым словом, и проезд вниз по течению вам обеспечен. Но не мешкайте, ведь кто знает, когда сюда придут солдаты? Храни вас Бог, друзья мои.

С хрустом и глухим стуком сэр Гавейн исчез в чёрной листве. Спустя какое-то время Беатриса сказала:

– Аксель, мы с ним не попрощались, и от этого мне не по себе. Однако странно, что он ушёл так внезапно.

– Мне тоже так показалось, принцесса. Но, мне кажется, он дал нам мудрый совет. Нам стоит идти поскорее к сыну и забыть о своих недавних попутчиках. Я тревожусь за бедного мастера Эдвина, но, если он поспешил обратно в монастырь, чем тогда мы можем ему помочь?

– Давай отдохнём ещё чуток, Аксель. Скоро мы тронемся в путь только вдвоём, и нам бы не помешало найти лодку, чтобы ускорить путешествие. Сын наверняка волнуется, почему мы так задержались.

Глава 8

Молодой монах был тощим, болезненным на вид пиктом^{^[8]}, который хорошо говорил на языке Эдвина. Ему было, несомненно, приятно оказаться в компании почти что сверстника, и на первом отрезке пути вниз с горы сквозь рассветную дымку он с упоением болтал. Но стоило им оказаться среди деревьев, как молодой монах умолк, и Эдвин задумался, не обидел ли он чем-то своего провожатого. Скорее всего, монах просто боялся привлечь внимание тех, кто скрывался в чаще, – сквозь мелодичные птичьи трели пробивались странное шипение и приглушённый ропот. Когда Эдвин снова спросил, больше чтобы прервать молчание, чем для того, чтобы снова услышать ободряющие слова: «Значит, раны моего брата не смертельны? » – ответ был кратким и почти грубым: «Отец Джонас сказал, что нет. Ему лучше знать».

Значит, Вистан не мог быть ранен сильно. И в самом деле, ведь совсем недавно ему пришлось проделать такой же путь вниз по холму, да ещё в темноте. Брёл ли он, тяжело опираясь на руку проводника? Или ему удалось взобраться на кобылу, пока кто-то из монахов крепко держал её под уздцы?

«Отведи этого мальчика вниз в дом бочара. И постарайся, чтобы никто не увидел, как вы выходите из монастыря». Если верить юному монаху, таково было указание, полученное им от отца Джонаса. Значит, Эдвин встретится с воином, но какого приёма ему ждать? Он подвёл Вистана в первом же испытании. Вместо того чтобы при первых звуках сражения поспешить к нему на помощь, Эдвин бросился в тот длинный тоннель. Но матери там не оказалось, и только увидев конец тоннеля, далёкий и похожий на висящую в чёрном небе луну, он почувствовал, как развеивается туман окутавшего его дурмана, и с ужасом осознал, что произошло.

По крайней мере, выбравшись наружу в утреннюю прохладу, Эдвин сделал всё, что было в его силах. Он бегом преодолел весь путь наверх обратно к монастырю, замедляя шаг только на самых крутых участках склона. Когда Эдвин пробирался сквозь чащу, ему порой казалось, что он заблудился, но потом лес поредел, и на фоне бледного неба возник силуэт монастыря. И он стал карабкаться дальше, пока не оказался перед главными воротами, запыхавшийся и с болью в ногах.

Дверца рядом с главными воротами оказалась незапертой, и ему удалось собраться с духом и проскользнуть внутрь с воровской осторожностью. Эдвин заметил дым, ещё только приближаясь к монастырю, но теперь у него защекотало в груди, и он с трудом удержался, чтобы не зайтись громким кашлем. Теперь Эдвину стало окончательно ясно, что толкать телегу с сеном уже слишком поздно, и почувствовал, как внутри разверзлась пустота. Но он решил покуда не давать волю чувствам и двинулся дальше.

Поначалу Эдвину не встретилось ни монахов, ни солдат. Но, проходя вдоль высокой стены – с низко опущенной головой, чтобы его не заметили из какого-нибудь дальнего окна, – он увидел внизу солдатских лошадей, сбившихся в кучу в маленьком дворике у главных ворот. Окружённые со всех сторон высокими стенами животные, до сих пор осёдланные, встревоженно кружили, хотя места, чтобы делать это, не сталкиваясь, у них практически не было. Когда Эдвин подошёл к монастырским кельям, откуда другой мальчик его возраста мог бы стремглав броситься на главный двор, ему хватило самообладания воскресить в памяти расположение построек и пойти в обход, припомнив, насколько возможно, окольные пути. Даже добравшись до цели, он спрятался за каменной колонной и осторожно огляделся.

Главный двор было трудно узнать. Три фигуры в рясах устало махали мётлами, и, пока Эдвин наблюдал, к ним добавилась четвёртая – с ведром – и окатила булыжники водой, распугав зазевавшихся ворон. Двор был местами присыпан сеном и песком, и взгляд мальчика остановился на лежавших на земле телах, прикрытых мешковиной, – он догадался, что это трупы. Над двором довлел силуэт старой каменной башни, где, как было известно Эдвину, недавно держал оборону Вистан, но и она изменилась: во многих местах обуглилась и почернела, особенно вокруг арочного входа и узких окон. Ему показалось, что башня словно скукожилась. Вытянув шею, Эдвин выглянул из-за колонны, чтобы разглядеть, кровью или водой были полны лужи вокруг прикрытых тел, и тут ему в плечи впились чьи-то костлявые пальцы.

Эдвин резко обернулся и встретился взглядом с отцом Нинианом, монахом-молчуном. Вместо того чтобы вскрикнуть, он указал рукой на трупы и тихо спросил: «Мой брат-сакс, мастер Вистан, там? »

Молчаливый монах явно понял вопрос и выразительно замотал головой. Однако, знакомым жестом подняв палец к губам, с предостережением в упор посмотрел на Эдвина. Потом, украдкой оглядевшись по сторонам, Ниниан утащил мальчика со двора.

– Воин, скажите, – спрашивал накануне Эдвин у Вистана, – сюда правда придут солдаты? Кто им подскажет, где нас искать? Ведь монахи считают нас просто туповатыми пастухами.

– Кто знает, мальчик. Может быть, нас отпустят с миром. Но, сдаётся мне, кое-кто может выдать наше присутствие здесь, и не исключено, что славный Бреннус уже отдаёт нужный приказ. Проверяй как можно лучше, мой юный товарищ. Бритты часто вкладывают внутрь копны доски. Нам же нужно, чтобы здесь было только сено, до самого дна.

Они с Вистаном находились в амбаре за старой башней. Отложив на время колку дров, воин вдруг решил спешно нагрузить шаткую телегу сеном, хранившимся в глубине амбара. Когда они приступили к делу, от Эдвина требовалось залезать на копны и через равномерные промежутки тыкать в них длинной палкой. Воин внимательно наблюдал снизу, иногда заставляя его пройтись по некоторым копнам ещё раз, а в определённых местах – сунуть поглубже внутрь ногу.

– Святые отцы грешат рассеянностью, – пояснил Вистан. – Они запросто могли забыть в сене пику или вилы. Если так, то мы сделаем доброе дело, если достанем их оттуда, ведь с инструментами здесь небогато.

Хотя воин до сих пор ни разу не намекнул, зачем ему понадобилось сено, Эдвин сразу понял, что им предстоит сражение, поэтому, послушно наваливая копны на телегу, спросил про солдат.

– Кто же нас предаст, воин? Монахи ничего не подозревают. Они так заняты праведными спорами, что даже не смотрят в нашу сторону.

– Может, оно и так, мальчик. Но там тоже проверь. Вон там.

– Но не могут же нас предать старики, муж с женой? Они для этого слишком глупы и честны.

– Хотя они и бритты, предательства с их стороны я не опасаюсь. Но если ты считаешь их глупыми, то ошибаешься, мальчик. Взять хоть мастера Акселя, он необычайно глубокомысленный человек.

– Воин, зачем мы идём вместе с ними? Они задерживают нас на каждом повороте.

– Задерживают, верно, и скоро мы с ними расстанемся. Но сегодня утром, когда мы отправились в путь, мне захотелось провести время в обществе мастера Акселя. И оно мне ещё не наскучило. Я же сказал, он – глубокомысленный человек. У нас с ним ещё осталось что обсудить. Теперь же давай целиком посвятим себя тому делу, каким сейчас занимаемся. Нужно надёжно и равномерно загрузить телегу. Одним сеном. Чтобы в нём не попадалось ни деревяшек, ни железяк. Видишь, мальчик, как я от тебя завишу?

Но Эдвин его подвёл. Как он мог так долго проспать? Он допустил ошибку, что вообще лёг. Нужно было просто сесть в углу и дремать вполглаза, как сделал сам Вистан, чтобы при малейшем шуме вскочить на ноги. Вместо этого он, точно дитя малое, выпил чашку молока, которую дала ему старуха, и забылся глубоким сном в своём углу кельи.

Видел ли Эдвин сны, в которых его звала настоящая мать? Вероятно, именно поэтому он и проспал так долго. И почему, когда монах-калека затряс его, чтобы разбудить, вместо того чтобы броситься к воину, он спустился за остальными в тот длинный, странный тоннель, словно так и не вынырнул из глубин сна.

Это точно был голос матери, тот же самый, который звал его тогда в амбаре. «Найди для меня силы, Эдвин. Найди силы, приди и спаси меня. Приди и спаси меня. Приди и спаси меня». В голосе слышалась настойчивость, которой вчера утром ещё не было. Более того: стоя перед распахнутым люком и глядя на ведущие в темноту ступени, Эдвин почувствовал, как что-то тянет его туда с такой силой, что у него закружилась голова и его чуть не вырвало.

Молодой монах придержал палкой ветки терновника, давая Эдвину пройти вперёд. Он наконец заговорил, хотя по-прежнему вполголоса:

– Мы срезали путь. Скоро увидим крышу дома бочара.

Когда они вышли из леса там, где земля резко кренилась в отступающую хмарь, Эдвин продолжал слышать поблизости, в зарослях папоротника, возню и шипение. И ему вспомнился солнечный вечер в конце прошлого лета, когда он разговаривал с девушкой.

Эдвин в тот день не сразу заметил пруд, потому что тот был маленьким и прятался в камышах. Перед мальчиком в небо взлетело облачко ярко окрашенных насекомых, и в обычный день он обратил бы на них внимание, но на этот раз он был весь поглощён шумом у кромки воды. Зверь попал в ловушку? Шум раздался снова – под птичью трель и свист ветра. Повторилось то же самое: громкая возня, словно от броска при борьбе, потом тишина. И снова возня. Осторожно приблизившись, он услышал сдавленное дыхание. И перед ним оказалась девушка.

Девушка лежала в жёсткой траве на спине, наполовину повернувшись на бок верхней частью туловища. Она была на несколько лет старше Эдвина – ей можно было дать пятнадцать или шестнадцать, – и глаза её дерзко уставились на него. Он не сразу понял, что её странная поза объясняется связанными за спиной руками. По примятой вокруг траве было видно, где она елозила, отталкиваясь ногами, пытаясь освободиться от верёвки. Её холщовая рубаха, подпоясанная на талии, с одного бока вся потемнела – вероятно, промокла, – а ноги, необычно смуглые, были покрыты свежими царапинами от чертополоха.

Эдвин решил было, что перед ним призрак или русалка, но, когда она заговорила, эха в её голосе не было.

– Что тебе нужно? Зачем пришёл?

Собравшись с духом, Эдвин ответил:

– Если хочешь, могу тебе помочь.

– Узлы не сложные. Их просто завязали туже обычного.

Только теперь он заметил, что её лицо и шея залиты потом. Пока она говорила, руки у неё за спиной упрямо продолжали борьбу.

– Тебе больно?

– Нет. Но мне на колено только что сел жук. Он меня укусил. Теперь колено распухнет. Вижу, ты ещё слишком мал, чтобы мне помочь. Ничего, сама справлюсь.

Девушка не отрывала от него взгляда, даже когда её лицо напряглось и она чуть приподнялась, изогнувшись. Эдвин с замиранием сердца ждал, что из-под её спины вот-вот покажутся руки. Но, обессилев от тщетных усилий, она упала обратно на траву, тяжело дыша и не отводя от него сердитого взгляда.

– Я могу помочь. Я разбираюсь в узлах.

– Ты всего лишь ребёнок.

– Нет. Мне скоро двенадцать.

– Они скоро вернутся. Если они увидят, что ты меня развязал, они тебя изобьют.

– Это взрослые?

– Просто мальчишки, которые возомнили себя взрослыми. Но они старше тебя, и их трое. Они будут рады тебя отколошматить. А потом окунут тебя головой в грязную воду и будут держать, пока не окочуришься. Они уже так делали, сама видела.

– Они из деревни?

– Из деревни? – Она посмотрела на него с презрением. – Из твоей деревни? Мы каждый день переходим из одной деревни в другую. Какое нам дело до твоей деревни? Они скоро вернутся, и тебе не поздоровится.

– Я не боюсь. Могу освободить тебя, если хочешь.

– Я всегда освобождаюсь сама. – Она снова изогнулась.

– Зачем они тебя связали?

– Зачем? Чтобы посмотреть, наверное. Как я пытаюсь освободиться. Но сейчас они ушли воровать еду. – Помолчав, она спросила: – Я думала, что вы, крестьяне, целыми днями работаете. Почему мать разрешает тебе слоняться без дела?

– Мне разрешили, потому что сегодня я в одиночку вспахал целых три угла. – И добавил: – Моя родная мать больше не живёт с нами.

– А куда же она делась?

– Не знаю. Её забрали. Я живу с тёткой.

– Когда я была такой же маленькой, как ты, я жила в деревне. А теперь странствую.

– С кем ты странствуешь?

– Ох… ну, с ними. Мы довольно часто здесь проезжаем. Прошлой весной меня тоже связывали и оставляли на этом самом месте.

– Я тебя освобожу, – вдруг сказал он. – Пусть возвращаются, я их не боюсь.

Но Эдвина что-то удерживало. Он ждал, что девушка отведёт взгляд в сторону или что, ожидая его приближения, её тело хоть немного изменит позу. Но она продолжала пристально смотреть на него, а её руки под изогнутой спиной продолжали попытки освободиться. Только услышав глубокий вздох, он понял, что она на какое-то время задерживала дыхание.

– Обычно у меня самой получается. Если бы тебя здесь не было, я бы уже освободилась.

– Тебя связывают, чтобы ты не сбежала?

– Сбежала? Куда мне бежать? Я странствую с ними. – И добавила: – Зачем ты пришёл ко мне? Почему не идёшь на помощь собственной матери?

– Матери? – Он искренне удивился. – С чего бы мать захотела, чтобы я ей помог?

– Ты сказал, что её забрали, разве нет?

– Да, но это было давно. Теперь она счастлива.

– Как она может быть счастлива? Ты же сказал, что она странствует? Думаешь, она не хочет, чтобы кто-нибудь ей помог?

– Она просто странствует. Ей бы не хотелось, чтобы я…

– Раньше она не хотела, чтобы ты пришёл за ней, потому что ты был ребёнком. Но ты уже почти мужчина. – Девушка замолчала, выгнув спину в очередной напряжённой попытке освободиться. И снова обмякла. – Иногда, если я не успеваю освободиться до их возвращения, они меня не развязывают. Смотрят, не говоря ни слова, пока у меня не получится освободить руки. А они сидят и смотрят, и между ног у них вырастают дьяволовы рога. Говори они что-нибудь, мне было бы легче. Но они пялятся молча. Когда я тебя увидела, я подумала, что тоже так сделаешь. Будешь сидеть и молча на меня пялиться.

– Давай я тебя развяжу. Я их не боюсь и в узлах разбираюсь.

– Ты всего лишь ребёнок. – Из глаз девушка вдруг брызнули слёзы. Это случилось так внезапно, что при отсутствии у неё других признаков душевного волнения, Эдвин поначалу принял их за пот. Но потом понял, что это слёзы, которые, из-за того что её лицо было повёрнуто на бок, текли странным образом: через переносицу и вниз по противоположной щеке. Девушка не сводила с него глаз. От её слёз он растерялся и застыл.

– Ну давай, что ли, – сказала она и впервые совсем повернулась на бок, переведя взгляд на торчащие из воды стебли камыша.

Эдвин бросился вперёд, точно вор, почуявший возможность урвать добычу, и, присев в траве на корточки, принялся распутывать узлы. Бечёвка, тонкая и грубая, безжалостно врезалась ей в запястья, ладони же, раскрытые одна над другой, оказались маленькими и нежными. Поначалу узлы не поддавались, но Эдвин велел себе успокоиться и внимательно рассмотреть направление витков. И, когда он потянул ещё раз, узел поддался. Теперь мальчик действовал увереннее, изредка бросая взгляд на мягкие ладони, ждавшие свободы, точно пара кротких зверьков.

Когда Эдвин стянул с девушки бечёвку, она повернулась и села к нему лицом так близко, что ему стало неловко. Мальчик заметил, что от неё не пахнет засохшими экскрементами, как от большинства других людей, её запах напоминал запах костра из сырых дров.

– Если они придут, они утащат тебя в камыши и начнут топить. Тебе лучше уйти. Возвращайся к себе в деревню. – Она испытующе вытянула руку, словно всё ещё сомневалась, что та ей повинуется, и толкнула его в грудь. – Иди. Скорее.

– Я их не боюсь.

– Не боишься. Но это им не помешает. Ты мне помог, но теперь убирайся подальше. Беги же.

Когда Эдвин вернулся к пруду перед заходом солнца, в том месте, где лежала девушка, трава так и осталась примятой, но больше никаких следов она не оставила. Однако вокруг стояло таинственное умиротворение, и мальчик немного посидел на траве, наблюдая за колышущимся на ветру камышом.

Эдвин никогда никому не рассказывал про девушку – ни тётке, которая тут же заявила бы, что ему повстречался демон, ни другим мальчишкам. Но ещё несколько недель ему продолжал незвано являться её живой образ – иногда по ночам во сне, зачастую же среди бела дня, когда он копал землю или помогал чинить крышу, и тогда у него между ног вырастал дьяволов рог. Со временем рог исчезал, оставляя чувство стыда, и тогда ему вспоминались слова девушки: «Зачем ты пришёл ко мне? Почему не идёшь на помощь собственной матери? »

Но как Эдвину было отправиться к матери? Девушка сама сказала, что он «всего лишь ребёнок». Но потом сама же добавила, что скоро он станет мужчиной. Каждый раз, вспоминая эти слова, он снова чувствовал стыд, но не мог придумать никакого выхода.

Но всё изменилось в тот миг, когда Вистан распахнул дверь амбара, впустив внутрь ослепительный свет, и заявил, что у него, Эдвина, особое предназначение. И вот они вдвоём, Эдвин и воин, держат путь в далёкие дали и наверняка скоро повстречаются с его матерью. И тогда мужчины, которые с ней странствуют, задрожат от страха.

Но её ли голос увёл Эдвина прочь? Может, его просто охватил ужас перед солдатами? Эти вопросы крутились у мальчика в голове, пока он шёл за молодым монахом по почти нехоженой тропе вдоль текущей под уклон реки. Мог ли он с уверенностью сказать, что, проснувшись и увидев за окном бегавших вокруг старой башни солдат, просто-напросто не запаниковал? Но теперь, хорошенько поразмыслив, он был уверен, что страха тогда не чувствовал. И ещё раньше, днём, когда воин привёл его в ту самую башню и где они разговаривали, Эдвин ощущал только нетерпение поскорее встать рядом с Вистаном перед наступающим неприятелем.

Вистан живо интересовался старинной башней с самого прихода в монастырь. Эдвин помнил, как он то и дело бросал на неё взгляды, когда они рубили брёвна в дровяном сарае. А когда толкали по монастырю тачку, развозя дрова, они дважды специально сделали крюк, чтобы пройти мимо. Поэтому Эдвина ничуть не удивило, что, когда монахи исчезли, отправившись на собрание, и двор опустел, воин прислонил топор к поленнице и сказал:

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒