Кинжал для Джульетты

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 5Следующая ⇒

You come from parents wanton

A childhood rough and rotten

I come from wealth and beauty

Untouched by work or duty

And oh, my love, my love

We both go down together

The Decemberists, “We both go down together”

9 января 2010 года. Уилтшир

Ты предатель.

Ответишь, как тогда, что я ничего не понимаю? Что я избалованный мальчишка, которому не приходилось сжигать трупы и ложиться под убийц? Что неприятные повинности подобного рода всегда доставались тебе?

Или, как обычно, уйдёшь от ответа?

Надо отдать тебе справедливость, по-настоящему наорал ты на меня только однажды — наутро после того, как я не смог убить Дамблдора. Ты молчал, когда нагнал меня у края территории Хогвартса, молчал, когда мы аппарировали и аппарировали, пока я полностью не потерял ориентацию, и единственным ощущением, связывавшим меня с реальностью, была боль в запястье от твоих железных пальцев. Молчал, когда, в конце одному тебе понятной траектории, выволакивал меня из Дырявого Котла в маггловский Лондон, и когда меня стошнило на жёсткий серый плащ, в который ты трансфигурировал свою мантию. И только на следующий день, в кухне квартирки на двенадцатом этаже каких-то трущоб, куда мы примчались в пропахшей ядовитыми испарениями чёрной самодвижущейся повозке, ты взбесился из-за того, что я неправильно разводил огонь под чайником и чуть не устроил взрыв.

Я честно сказал, что всего лишь хотел тебя как-то поддержать.

Наверное, именно тогда, когда ты сорвался, я понял, что мог бы быть тебе нужен. Но ты решил иначе.

Я не осуждал тебя, глядя, как ты продавал свой талант и свою совесть за мелочи, которые я с детства принимал как должное — новая мантия, старое вино, день в библиотеке, ночь без Круциатуса. Я понимал, что ты просто хотел жить, просто пытался выжить. Я уважал тебя, я восхищался тобой, я был тебе благодарен.

Я простил тебе мой позор, когда ты взял на себя моё преступление. Я чуть с ума не сошёл, когда ты умер.

Чёрт тебя подери, Северус Снейп, крёстный, ты мог сообщить мне, что не умирал!

Рама тяжёлая. Рука, в которой я держу палочку, немеет от напряжения, левитируя портрет так, чтобы наши глаза находились на одном уровне. Играть в гляделки с твоим изображением так же бесполезно, как и с тобой самим: всё, что ты являешь миру, это ледяное безразличие, на которое способен только тот, кто черпал унижение с самого дна.

Я возвращаю тебя на стену и подхожу к столу, чтобы разложить карточки с именами гостей. Надеюсь, у тебя нет возражений по поводу списка приглашённых на твой день рождения? За прошедшее лето я составил поминутную хронологию Финальной Битвы, так что здесь будет каждый, кто мог вытащить тебя из Визжащей Хижины одиннадцать с половиной лет назад, и, хочешь ты этого или нет, я всерьёз намереваюсь выяснить, кто именно это был. Вы, как оказалось, продолжаете видеться, последний раз — не далее, как в этом декабре. Полагаю, сегодня ты ждёшь своё доверенное лицо к обеду — постараюсь не задержать.

Люциус и Нарцисса Малфой. Ты называл их друзьями, хотя обманывал так же, как и всех остальных. Мать оказалась жертвой твоей самой ловкой авантюры — она не знала, что убийство, которое ты взял на себя по её просьбе, было уже обещано другому заказчику. Мой отец тоже считал себя твоим должником — думаю, лучший зельевар Британии избавил его от немалого числа врагов. Если тебе нужны были деньги или место, где спрятаться, ты мог положиться на любого из моих родителей.

Эйлин Хайнц, урождённая Принц, вдова Тобиаса Снейпа. С её стороны было очень мило согласиться приехать на пятидесятилетие сына, о существовании которого она не помнит. В остальном же пожилая леди превосходно сохранилась — выглядит твоей ровесницей. Так что её забывчивость больше похожа на результат изменения памяти, чем на следствие раннего склероза. Хотя не исключено, что она просто такая же ловкая лгунья, как ты.

Аберфорт Дамблдор, твой соратник по другой организации, неприветливый старикан, которого никто не замечал, в то время как мимо него и мышь бы не прошмыгнула. Это он во всех подробностях поведал следствию о том, как сгорела Визжащая Хижина. Он же следил за отступлением Пожирателей, чтобы позже сдать Аврорату всех до единого. Ты в это время вполне мог сидеть в одной из грязных комнатёнок “Кабаньей башки”, празднуя своё чудесное избавление за бутылкой сивушного пойла. Характерно, что ни один из арестованных по показаниям Аберфорта в поджоге так и не признался.

Минерва Макгонагалл, унаследовавшая оставленный тобой директорский пост, несгибаемая, как карающий меч, и тем не менее простившая тебе убийство Дамблдора. Почему весь год, что ты был директором, она театрально ненавидела тебя, и ничего не предпринимала? Не для того ли, чтобы помочь тебе скрыться в конце?

Сивилла Трелони, жалкая хогвартская неудачница, которую ни у одного директора не поднялась рука вышвырнуть, в том числе и у тебя, а ты ведь никого не держал возле себя из одной только жалости. Она была в нужном месте в нужное время, и я допускаю, что она не так бесполезна, как кажется — за её очками и шалями толком не разберёшь, что у неё на уме.

И наконец, в ореоле всенародной любви, золотая троица. По официальной версии, именно они были последними, кто видел тебя живым. По неофициальным, которых я за эти годы сформулировал не один десяток, любой из них мог как спасти тебя, так и прикончить, причём даже без участия Тёмного Лорда. Остальные помогли бы замести следы — гриффиндорцы не бросают своих на месте преступления. Гермиона Грейнджер тебя боялась. Рон Уизли тебя ненавидел. Гарри Поттер... я так и не понял. За последние полгода я несколько изменил своё мнение о Поттере. Я почти уверен, что он хочет найти тебя не меньше, чем я.

Тем не менее, всё связанное с тобой, Северус, имеет свойство неожиданно заменяться своей противоположностью. Если я узнаю, что главный аврор с начала лета играл со мной в сыщиков только ради того, чтобы направить по ложному следу, я почти не удивлюсь.

Уверен, что Поттер не рассказал мне всего, что знал. Но и я кое-что от него скрыл. У тебя был портключ, переносящий в место, известное только нам двоим. Если бы ты им воспользовался, я примчался бы туда в ту же минуту. Все эти годы я, как брошенный хозяевами домовик, раз в месяц вытирал пыль, обновлял защитные чары и заменял испорченные зелья новыми. Знаешь, почему? Потому что я — человек слова.

Я раскладываю карточки с именами возле одинаковых серебряных кубков. Касаюсь каждого кубка палочкой, и на нём коротко вспыхивают и гаснут инициалы того, кому он предназначен. Фигуры расставлены, и план игры у меня готов.

Первой из камина появляется парочка хогвартских старых дев. Трелони неподвижно стоит среди зелёных сполохов, покорно дожидаясь, чтобы Макгонагалл за руку, как ребёнка, вывела её наружу. Оказавшись в гостиной, она заунывно здоровается со мной и с подошедшими родителями, и снова застывает. Директриса слегка дёргает за конец какой-то из её пёстрых тряпок, по всему цветасто-бахромчатому клубку пробегает лёгкая рябь, и на ковёр осыпается зола. Отец галантно подхватывает это ходячее недоразумение, а Макгонагалл тихо объясняет, что бедняжка затворницей сидит в своей башне и совсем разучилась пользоваться камином. Однако, надежда на то, что мы будем избавлены от сивиллиных завываний быстро испаряется: оправившаяся от потрясения прорицательница тут же встревает с подробностями астрологических прогнозов, над которыми она трудилась всё полугодие, не щадя себя даже в рождественские каникулы.

Грейнджер возникает в камине с двенадцатым ударом часов и немедленно извиняется за опоздание мужа, за которым не могла проследить, ибо прибыла из библиотеки. Впрочем, Уизли не заставляет себя долго ждать, явившись пятью минутами позже вместе с Поттером. Вскоре все гости в сборе, и мы, под невидящим взглядом твоего портрета, проходим в столовую.

Мне не пришло в голову подготовить тост заранее, и в мою речь закрадывается несколько намёков на мои подозрения. Поттер отрывается от виньеток на блюде и вперяет в меня встревоженный взгляд. Я плавно сворачиваю на безопасную тему: как бы нам всем хотелось, чтобы ты сегодня был среди нас.

Прямолинейная, но воспитанная Макгонагалл опускает глаза, Поттер тоже возвращается к изучению тарелки. Аберфорт, чьего брата ты прикончил, открыто усмехается. Сивилла нашаривает внутри своего кокона платок и протирает очки. Мои родители сидят с каменными лицами. Уизли с лёгкой грустью смотрит на графин вина, а Грейнджер с лёгким беспокойством смотрит на Уизли. Твоя матушка оглядывает это сборище лицемеров с полудетским любопытством.

— Да, это был благородный, самоотверженный человек... — изрекает наконец наша отличница.

— Выдающийся исследователь и незаурядный педагог... — выдавливает Макгонагалл.

— Верный друг, — вздыхает мама. — Мы все его очень любили...

“Особенно мёртвым”, — мысленно добавляю я.

После ланча я приглашаю всех в гостиную, и на моей руке тут же повисает миссис Хайнц:

— Мистер Малфой, я не успела толком поблагодарить вас за такую трогательную речь. Чувствуется, что вы относились к моему сыну с большой... большим...

“О да, — думаю я, — уж точно с куда большей, чем его родная мать”. Эйлин быстро оставляет попытки дать название моим чувствам.

— Ваши слова натолкнули меня на мысль об одном странном обстоятельстве, — сообщает она, оглядываясь. — Возможно, я действительно выжила из ума, как намекал этот гринготтский грубиян, но я вам всё же расскажу, и надеюсь, что вы поймёте правильно...

Я увожу её к оконной нише, защищённой кое-какими чарами, и она излагает историю, которая мне уже известна из моих собственных источников: около месяца назад из фамильного сейфа Принцев, открыть который мог только кровный родственник, исчезла шкатулка с фамильными драгоценностями. Гоблинам каким-то образом удалось уговорить вдову повременить с расследованием, а неделю спустя шкатулка вернулась на прежнее место. Эйлин сделала из этой истории те же самые выводы, что и мы с Поттером: в банк приходил кто-то, с кем ты с помощью какого-то обряда временно побратался. Я изображаю потрясение, а потом задаю вопрос, которым Поттер, помнится, поставил меня в тупик:

— Мадам, вы ведь понимаете, насколько это важно? Вы совершенно уверены, что не могли ошибиться, как-нибудь переставить эту шкатулку?

Она поднимает на меня очень тёмные глаза под густыми бровями, и я почти готов услышать: “Двадцать баллов со Слизерина за дерзость преподавателю! ”. Вместо этого она размеренно произносит:

— Разумеется, я могла ошибиться. Поэтому я проверила следящие чары, которые наложила ещё моя мать. К сожалению, они немного ослабли, и по ним нельзя определить точный путь, проделанный шкатулкой, а только пройденную дистанцию. Так вот, уверяю вас, что я не удалялась от Лондона на такое расстояние.

Я благодарю Эйлин за доверие и обещаю держать язык за зубами. Поттер, со своими сомнениями, может поцеловать соплохвоста в хвост: кто-то из моих гостей месяц назад определённо посетил Гринготтс в качестве твоего родственника.

Несколько минут спустя я на удивление мило беседую с Макгонагалл. Когда прошлой весной Поттер уверял меня, что старушка не держит на меня зла, я, признаться, не поверил. Из-за этого нам пришлось пробираться в Запретный Лес, где он искал Воскрешающий Камень, кружным путём. Важно, впрочем, не это, а то, что вызвать тебя нам всё равно не удалось.

Как бы то ни было, директриса с удовольствием предаётся воспоминаниям, и я решаюсь дать волю своему любопытству:

— Вам должно было быть очень нелегко терпеть его на директорском месте. Не представляю, как вы могли сдерживаться.

— Северус был наименьшим из зол, — спокойно констатирует Макгонагалл. — Если бы кто-нибудь из нас, как вы выражаетесь, не сдержался, мы получили бы Амбридж или Кэрроу.

— Удивительно, что профессор Дамблдор не посвятил вас в свой план.

Лёгкая тень пробегает по её лицу.

— Зная Альбуса, как раз неудивительно, — вздыхает она. — Иногда я думаю, что, если бы Альбус не был Альбусом, всё могло бы сложиться иначе...

Я нахожу глазами зазевавшегося домовика, и отправляю его за скотчем.

Теперь самое время развлечь Грейнджер беседой о так милой её сердцу архивной пыли.

— Сгораю от нетерпения услышать, за исследованием каких тайн мироздания ты провела нынешнее утро?

Она смеется.

— Ты не поверишь, но тебе это действительно будет интересно. Копалась в сводах законов, и нашла кое-что, что можно расценить как основание для того, чтобы Визенгамот согласился рассмотреть показания Гарри о воспоминаниях профессора Снейпа…

Ты, конечно, в курсе, что какие-то идеалисты из её младших коллег в Отделе Магического Права затеяли проект по официальному снятию с тебя всех обвинений?

— … Как правило, в судебной практике опосредованные воспоминания к сведению не принимаются, но мне удалось обнаружить несколько прецедентов, датируемых четырнадцатым, шестнадцатым и семнадцатым веками соответственно. Ситуация осложняется тем...

Грейнджер оседлала любимую метлу и, если её не остановить, будет наворачивать круги хоть до ночи.

— Давай выпьем за успех этого предприятия, — говорю я, призывая два кубка.

Она пригубливает вино, и решает изобразить внезапно проснувшийся интерес к шахматной партии, которую Поттер проигрывает её муженьку.

Камин наполняет воздух уютным потрескиванием, эльфы суетятся, гости заняты беседой. Подходящий момент, чтобы их ненадолго оставить.

Тихонько прикрыв за собой дверь, я аппарирую, и зима мгновенно запускает свои обжигающие шершавые лапы мне в лёгкие. Городская площадь совсем рядом — даже днём видно, как в бесснежной злой хмари мерцают ещё не снятые рождественские украшения. Поднимаю воротник сюртука и достаю из кармана уменьшенную копию хрустального графина.

Дело в том, Северус, что я знаю, где ты живёшь. То, что рассказала мне Эйлин, только подтвердило мою догадку. Другой стал бы проверять каждую точку на окружности названного радиуса, а мне довольно того, что она проходит через Годрикову Лощину — то самое место, где погибла Лили Эванс, и где ты завещал похоронить себя. Сбежать к мёртвой от живых — это на тебя очень похоже!

Остаётся только установить точное место. Я медленно обхожу площадь, тёмные капли исчезают на поверхности мёрзлой земли. Магглы в такой холод сидят по домам, поэтому обелиск в центре доверчиво обернулся памятником Семейке-Которая-Трижды-Не-Покорилась. Сейчас каменные Поттеры не похожи на героев. Они зябко жмутся друг к другу и будто сутулятся от усталости. Замкнув круг, я подхожу к ним и кладу руку на голову маленького Гарри.

Ты доверял Поттеру.

Насколько ты доверял Поттеру?

Что мне сделать с Поттером, если я узнаю, что это ему ты доверял больше, чем мне?

Взмах палочки, быстрое заклинание, и всю деревню накрывает тонкая рубиновая сеть. Ещё одно заклинание, и она пропадает из вида, но я всё ещё чувствую напряжение её нитей над головой. Теперь следящие чары связывают всех, кто сегодня пил моё вино, с этим местом. Стоит кому-нибудь из них появиться в деревне, и я услышу сигнал, а его кубок превратится в подобие портключа, привязанного к человеку, который из него пил. Ты, наверное, просто установил бы слежку за каждым. Но знаешь, что, Северус? Мне хотелось сначала собрать их всех вместе — твоих так называемых друзей и близких, — чтобы посмотреть в их лживые глаза.

Я аппарирую в прихожую эльфов, перед тусклым зеркалом быстро привожу в порядок обветренное лицо, и направляюсь к гостям, бегло отметив, что домовики в точности выполнили непонятный им приказ: серебряные кубки не унесены в кухню, а выставлены в ряд на каминной полке в моём кабинете. Кажется, за этот вечер я научился их различать. Крайний слева — отцовский, следующий — мой...

В гостиной уже зажгли свечи. Поттер и Уизли начали новую партию, Грейнджер разговаривает с моей матерью, у камина Эйлин, словно старинная подруга, потягивает бузинный ликёр с Трелони и Макгонагалл.

Аберфорт и отец беседуют о родовых проклятиях — светская, ни к чему не обязывающая тема. После того, как кровожданые писаки добрались до секретов семейства Дамблдоров, прежняя скрытность была бы смешна.

— Откровенно говоря, когда я прочёл у Риты Скитер, — говорит отец, — знаете, бывает, попадёт случайно в руки такая прилипчивая дрянь где-нибудь в зале ожидания, и сам уж не рад — так вот, когда я прочёл, я не поверил...

Дамблдор понимающе улыбается.

— Большая часть из этого — правда. Нам с Альбусом действительно приходилось избегать друг друга. Забавная вещь эта магия крови — Дамблдоры мстят за своих даже против своего желания. Убийцей Арианы мог быть любой из нас троих, а в семейной легенде говорится, что одно прикосновение брата убитого несёт смерть убийце. Он даже кубка с водой не мог принять из моих рук, как и я из его...

Стрелки спотыкаются в воздухе, вязком от невнятного гудения голосов. Гости не спешат расходиться. Я взглядываю на часы всё чаще, пока мне не начинает казаться, что время течёт назад. День тянется и тянется, как тянулась каждая минута в лондонской квартире, где мы с тобой прятались.

Колдовать посреди маггловского Лондона ты мне не разрешал, зато научил пользоваться газовой плитой и уступил свою кровать. Когда я не спал и не пытался без магии превращать содержимое аляповато раскрашенных коробок во что-то съедобное, моим единственным развлечением было смотреть на тебя.

Я давно привык к тому, что на твоём лице можно читать только между строк. Я замечал, когда ты прятал злость за рассеянной задумчивостью, любопытство за мрачностью, одобрение за насмешкой, но в те дни неопрятно висящие пряди обрамляли одну и ту же бесстрастную маску, за которой, я знал, не было ничего, кроме боли. Ты, как и я, не хотел становиться ни убийцей, ни рабом, и это делало нас сообщниками и товарищами по несчастью.

Первое время ты только сверлил взглядом книжные полки (бесконечные справочники по какой-то маггловской ерунде, видимо, оставленные предыдущим жильцом), потом изучал вид из окна (бесконечная вереница таких же серых коробок, как наш дом; их окна в сумерках оживали, складываясь в не поддающиеся расшифровке огненные руны). Потом соорудил в кухне походную лабораторию и заперся, и тут оказалось, что, как ни тоскливо было смотреть на мрачного истукана, в которого ты превратился, сидеть одному было ещё хуже.

К тому моменту, когда ты появился в дверях с уродливым маггловским стаканом, я окончательно извёлся и набрался решимости по крайней мере спросить у тебя, что мы собирались делать дальше, но ты не дал мне говорить.

— Мистер Малфой, может ваша очередная самоотверженная попытка меня поддержать подождать несколько часов? Я не спал трое суток... Это Сыворотка Живой Смерти, так что не пугайтесь. Если понадоблюсь, антидот там. Осторожней с газом.

Прежде, чем я успел открыть рот, ты залпом осушил стакан и рухнул прямо на облезлый диван в гостиной. Я притащил с кровати единственное одеяло и укрыл тебя, а сам, сдвинув твои ноги, уселся рядом и взял тебя за руку. Я, разумеется, и не ожидал нащупать пульс, но от того, что его не было, всё равно стало жутко.

Отойти от твоего бездыханного тела казалось ещё страшнее, чем сидеть рядом. Спина затекла, в горле пересохло, а сердце надсадно ухало, как будто билось за двоих. Почему-то я был совершенно уверен, что, стоит оставить тебя хоть на минуту, ты умрёшь по-настоящему, как девчонка из древней маггловской пьесы, которой ты, конечно, не читал. Эта Джульетта — так звали магглу — раздобыла где-то Живую Смерть, чтобы сбежать из дома к Ромео, своему любовнику, только забыла предупредить его об этом. Когда Ромео увидел свою мертвую подружку, он отравился, а она, очнувшись, заколола себя кинжалом. Если бы им, как нам, было некуда бежать, это можно было бы считать вполне счастливым концом.

Кинжала у меня не было, зато был стилет покойного дяди Регулуса. Мама заставляла меня таскать его с собой с тех пор, как я принял Метку, потому что он якобы был “счастливый”. На полке, где был антидот, наверняка нашёлся бы какой-нибудь яд. Я сидел и всерьёз размышлял, догадаешься ли ты, что я тебе предлагаю, если я выпью яд и положу стилет на видном месте. Думал, не написать ли тебе записку. Думал, не убить ли тебя самому. Можно было бы хоть авадой, прятаться стало бы уже незачем.

Ты ожил слишком внезапно для того, чтобы я успел спрятать оружие. Под твоим тяжёлым взглядом я сразу почувствовал себя полным идиотом — сидел и беспомощно хлопал глазами, понимая, что я, похоже, рехнулся, и что тебе это ясно.

Перемахнув через спинку дивана, как книзл от собаки, ты скрылся в кухне и вернулся с ещё одним стаканом.

— От долгого безделья в замкнутом пространстве, мистер Малфой, в голову, особенно пустую, лезет множество глупостей. Это не даёт вам права претендовать на моё внимание к вашим суицидальным фантазиям. Выпейте и прилягте, а я займусь кое-какими делами.

Я понял, что ты мне подсунул, только когда неестественно холодная жидкость забулькала в горле. Сыворотка Живой Смерти действует в течение пятнадцати секунд, но мне казалось, что я умирал целую вечность. Хотел сказать тебе, что мне-то хватило бы и простого снотворного, но язык не повиновался, горло будто завязалось узлом, и я вдруг провалился в мягкую яму ужаса. Судорожно втянул носом воздух и уже не смог выдохнуть. Потолок заволакивался серой пеленой, дурацкий матовый плафон медленно уплывал ввысь, как солнце над утопающим, а я из последних сил старался удержать хотя бы эту убогую картинку, и не мог поверить, что несколько минут назад хотел, чтобы всё исчезло навсегда.

Очнулся я, кажется, как раз в тот момент, когда ты отпирал входную дверь.

— Вы возвращаетесь в Малфой-мэнор, — заявил ты с порога. — Мне удалось заручиться некоторыми гарантиями вашей безопасности.

Насколько ограниченными были эти гарантии в доме, где поселился Тёмный Лорд и вовсю хозяйничала тётя Белла, я понял в тот же день. Ты хладнокровно сдал меня Вольдеморту, потому что вёл свою игру, в которой не было места неуравновешенному мальчишке со стилетом в рукаве. Но я уже тогда догадывался, что ты поставил на Поттера, и продолжал надеяться, что ты меня вытащишь.

До конца лета я нашёл лучшее применение блэковскому стилету. Мне удалось, ни у кого не вызвав подозрений, выкупить у владельца ту маггловскую квартиру, оснастить её сигнальными чарами и превратить стилет в портключ, который я отдал тебе, пообещав свою помощь. Ты взял его, и я расценил это как признание того, что мы в одном лагере.

Я выполнил свою часть договора, остальное на твоей совести.

В сумерках мои гости, наконец, начинают расходиться. Первой прощается Эйлин. Макгонагалл левой рукой ловко управляется с дымолётным порошком, а правой заботливо поддерживает под локоть перебравшую прорицательницу. Аберфорт отбывает следом за ними — в Хогсмид (я подслушиваю, хотя не то, чтобы я ожидал, что кто-нибудь из них отправится прямиком в Годрикову Лощину). Последними в камин набивается гриффиндорская троица: Поттер втаскивает с собой рыжего, Грейнджер, потоптавшись, присоединяется к ним, и все они вразнобой выкрикивают лондонские адреса, так что мне удаётся расслышать только знакомое “Гриммо”.

В гостиной остаёмся только мы с мамой.

— Всё забываю тебя спросить — когда возвращается Астория?

— Через неделю, — отвечаю я. — Тесть хотел ещё показать Скорпиусу Лох-Несс.

— Ты, я смотрю, совсем заскучал без них, — с лёгким вздохом она поправляет мой воротник, лежащий, насколько я могу судить, безупречно. — Выдумываешь себе какие-то странные проекты...

— О чём ты, мама?

— Ты знаешь, о чём я. Почему бы тебе не оставить покойника в покое?

— Потому, что я не верю, что он покойник, — это звучит резче, чем я хотел бы. Я вдруг чувствую, что смертельно устал — от лжи, от подозрений, от собственной обиды.

— Ну и что из этого? — спрашивает она мягко. — На что он тебе? Просто чтобы стать Мальчиком-Который-Нашёл-Северуса-Снейпа?

— Нет, — говорю я. — Послушай, не бери в голову.

Я, конечно же, давно не хочу быть Мальчиком-Который... Я, пожалуй, не хочу даже знать, почему ты не воспользовался портключом. Всё, чего я хочу, это сказать тебе, что считаю себя свободным от своего обещания. Я ждал достаточно.

Уже за порогом мама оглядывается:

— Пойду догоню отца, он собирался к озеру. Не хочешь со мной?

Я отрицательно качаю головой. Её лицо, ласковое и печальное, ещё не скрыто сходящимися створками, когда срабатывают слышные одному мне сигнальные чары. В ушах завывает взбесившимся контрабасом, так что я даже не сразу понимаю, что одновременно кто-то позвонил в парадную дверь.

Эльфы разберутся с дверью. Я вбегаю в кабинет. На четвёртом кубке справа мерцают две переплетённые буквы.

— Вернулась леди директор, сэр... — раздаётся у меня за спиной скрипучий голос домовика, — забыла свои очки, сэр...

— Accio очки Минервы Макгонагалл! На, отнеси ей, и пусть катится... то есть, проводи её к камину в холле.

Я сую голову в камин и говорю: “Площадь Гриммо, двенадцать”.

Первое, что предстаёт моим глазам, это обширные подошвы Рональда Уизли, развалившегося перед огнём. Увидев меня, он лениво поднимается.

— Привет, Малфой, — вид у рыжего раздражённый. — Ты что, уже соскучился, или серебряных ложечек не досчитался?

— Выбери какой-нибудь сглаз на свой вкус, и обслужи себя сам. У меня сейчас нет времени воспитывать хамов. Хозяина позови.

Уизли явно хочет всё же получить сглаз от меня, но подошедший Поттер отодвигает его и присаживается на корточки перед камином.

— Извини, — на его лице появляется специальное сосредоточенно-сочувственное аврорское выражение для выслушивания показаний потерпевшего. — Что-нибудь случилось?

Я выразительно молчу. Поттер выразительно оглядывается на Уизли. Уизли выразительно пожимает плечами и выходит, не отказав себе в плебейском удовольствии хлопнуть дверью.

— Хочешь поздравить профессора лично?

— Что-о? — Поттер, едва не упав на меня, хватается за каминную полку со своей стороны.

— По дороге объясню. Хотя тебе это, совершенно точно, не понравится.

И тебе не понравится, Северус. Но тебя я не буду спрашивать.

Предатель.

— — — -

Примечания:

1. Эпиграф — из песни группы “Декабристы”:

Ты — дитя разврата,

Росшее среди грязи и жестокости

Я вырос среди красоты и достатка,

Меня не коснулись ни труд, ни долг

И, о любовь моя, любовь моя!

Мы с тобой погибаем вместе

Колин Мелой (пер. G& F)

Целиком её можно послушать (в исполнении автора), к примеру, здесь: http: //www. youtube. com/watch? v=Tm3WvDpPBac

2. Не совсем точный пересказ сюжета " Ромео и Джульетты" — на совести Драко

3. Мы обещали почти самостоятельные рассказы, а в этом не сказано, кого же Драко засёк. Однако мы оставили достаточно улик, чтобы желающие могли догадаться. Осторожно, в отзывах уже есть правильный ответ!

⇐ Предыдущая 1 234 5 Следующая ⇒