Юрий Левитанский

Как я спал на войне

Как я спал на войне, в трескотне и в полночной возне,
на войне, посреди ее грозных и шумных владений!
Чуть приваливался к сосне - и проваливался.
Во сне никаких не видал сновидений.

Впрочем, нет, я видал. Я, конечно, забыл - я видал.
Я бросался в траву между пушками и тягачами,
засыпал, и во сне я летал над землею, витал
над усталой землей фронтовыми ночами.

Это было легко: взмах рукой, и другой,
и уже я лечу (взмах рукой! ) над лугами некошеными,
над болотной кугой (взмах рукой! ), над речною дугой
тихо-тихо скриплю сапогами солдатскими кожаными.

Это было легко. Вышина мне была не страшна.
Взмах рукой, и другой - и уже в вышине этой таешь.
А наутро мой сон растолковывал мне старшина.
- Молодой, - говорил, - ты растешь, - говорил, - оттого и летаешь...

Сны сменяются снами, изменяются с нами.
В белом кресле с откинутой спинкой,
в мягком кресле с чехлом я дремлю в самолете,
мучаемый взрослыми снами об устойчивой, прочной земле
с ежевикой, дождем и щеглом.

С каждым годом сильнее влечет все устойчиво прочное.
Так зачем у костра-дымокура, у лесного огня,
не забытое мною, но как бы забытое, прошлое
голосами другими опять окликает меня?

Загорелые парни в ковбойках и в кепках, упрямо заломленных,
да с глазами, в которых лесные костры горят,
спят на влажной траве и на жестких матрацах соломенных,
как убитые спят и во сне над землею парят.

Как летают они! Залетают за облако, тают.
Это очень легко - вышина им ничуть не страшна.
Ты был прав, старшина: молодые растут, оттого и летают.
Лишь теперь мне понятна вся горечь тех слов, старшина!
Что ж я в споры вступаю? Я парням табаку отсыпаю.
Торопливо ломаю сушняк, у лесного огня хлопочу.
А потом я бросаюсь в траву и в траве молодой засыпаю.
Взмах рукой, и другой! Поднимаюсь опять и лечу.

Белый снег

В ожидании дел невиданных из чужой страны
в сапогах, под Берлином выданных, я пришел с войны.

Огляделся. Над белым бережком бегут облака.
Горожанки проносят бережно куски молока.

И скользят, на глаза на самые натянув платок.
И скрежещут полозья санные, и звенит ледок.

Очень белое все и светлое - ах, как снег слепит!
Начинаю житье оседлое - позабытый быт.

Пыль очищена, грязь соскоблена - и конец войне.
Ничего у меня не скоплено, все мое - на мне.

Я себя в этом мире пробую, я вхожу в права -
то с ведерком стою над прорубью, то колю дрова.

Растолку картофель отваренный - и обед готов.
Скудно карточки отоварены хлебом тех годов.

Но шинелка на мне починена, нигде ни пятна.
Ребятишки глядят почтительно на мои ордена.

И пока я гремлю, орудуя кочергой в печи,
все им чудится: бьют орудия, трубят трубачи.

Но снежинок ночных кружение, заоконный свет -
словно полное отрешение от прошедших лет.

Ходят ходики полусонные, и стоят у стены
сапоги мои, привезенные из чужой страны

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 Следующая ⇒