БЛАГОДАРНОСТИ 13 страница

— Поймала тебя! — сказала Гвен, уводя меня обратно к нашему столу, протянув мне мой телефон. В нем я вижу, что она сделала снимок танцующих меня и Лукаса. Я зажимаю рот рукой, когда замечаю на снимке, как Лукас и я пристально смотрим друг на друга. Мы похожи на влюблённую пару. Интересно, это ли я чувствую. Люблю ли я его? И любит ли он меня? — Где он был? — Гвен спрашивает, прерывая мои мысли.
Майлз теперь тоже вернулся.
Мои глаза неохотно оставляют фотографию нас.
— Он, правда, не сказал.
— Где Эйприл? — я спрашиваю Майлза.
— Её вырвало на парковке. Ухажёр повёз ее домой.
Я вздрагиваю от этих новостей.
— Я сожалею. Мне и в голову не приходило, что она подумала, будто мы были вместе.
Он пожал плечами.
— Это не твоя вина. Я собираюсь поговорить с ней, когда она протрезвеет, и не будет швырять в меня ругательствами.
Начинает играть ещё одна медленная песня, и я наблюдаю, как Софи приклеивает себя к Лукасу, сомкнув свои руки на его шее и прижимаясь к нему телом. Его руки на ее талии, и я вижу, что он пытается проложить между ними хоть какое-то пространство.
— Сучка, — прошептала Гвен.
Не могу смотреть на них. Я мельком взглянула на фото в телефон в последний раз, прежде чем убрать его.
Когда Гвен начинает хихикать над чем-то, я смотрю на нее. Она указывает на танцпол, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Софи уносится прочь, когда Лукас разговаривает по телефону, зажав пальцем другое ухо, пытаясь лучше слышать.
— Он не принимал звонки, когда танцевал с тобой, — подчёркивает она.
Я наблюдаю за Лукасом и чувствую, как холодок прошёлся по мне, когда его пристальный взгляд сталкивается с моим. Есть что-то в его глазах, чего я никогда не видела в них прежде. Абсолютный ужас.
Я встаю на ноги, когда он убрал телефон и быстро двинулся к нашему столу, не глядя на меня. Он остановился рядом с Майлзом.
— Твоя машина здесь? — он спрашивает.
Майлз кивает.
Лукас протягивает руку.
— Дай мне ключи.
Майлз медлит лишь мгновение, прежде чем встать и подцепить ключи из кармана. Лукас хватает их и поворачивается к двери.
— Я иду с ним, — объявляю я, игнорируя протесты Майлза, и следую за уходящим Лукасом.
Я нагоняю его у главного выхода на парковку.
— Возвращайся внутрь, — он рявкнул мне.
— Нет, — я отвечаю, затаив дыхание, пытаясь не отставать от него, так чтобы он не смог угробить меня.
Он проходит еще несколько ярдов, прежде чем развернуться.
— Ты не пойдёшь со мной.
Я обхожу его и продолжаю двигаться к авто Майлза.
— Ты напрасно тратишь время на споры, когда ты не выигрываешь. Пошли, — крикнула я через плечо. Я слышу, что он ворчит от досады, прежде чем последовать за мной быстрыми шагами. Когда мы подходим к авто, Лукас напоминает мне кипящий кастрюлю воды, когда он отпер дверь и грубо дёрнул её. Как только мы усаживаемся, он выруливает с парковки, не пожалев на меня взгляда.
Не смею сказать хоть слова, хотя я хотела бы знать, что меня ожидает. Авто съедает темные мили между Ridgeton и Форт Аптоном. Мы проехали центр города и затем свернули в район Лукаса, где я никогда не была прежде. Сначала, стоят небольшие здания, подобные тому, в котором живет Кайл и Хлоя. Но вскоре скромные дома превращаются в намного большие и очевидно дорогие.
Наконец, Лукас сворачивает на длинную извилистую дорогу, что приводит к высокому кирпичному зданию эпохи Тюдоров. Я смотрю во все глаза на изогнутые окна и на входные глянцевые деревянные двойные двери. Должно быть, это его дом и его семья очевидно неприлично богата. Не могу поверить, что не знала об этом.
— Оставайся в машине, — приказывает он.
Я сразу же выбираюсь из неё.
— Что происходит? — спрашиваю я.
Он игнорирует меня, побежав к парадной двери, открывает ее и устремляется внутрь, крича имя своего брата. Я последовала за ним, когда он остановился у основания широкой лестницы и снова прокричал имя Лиама.
Когда не последовало никакого ответа, он помчался через гостиную в дальний конец дома. Я слышу приглушённое проклятие, когда вхожу на кухню, остановившись в нескольких шагах от него. Лукас падает на пол у второй лестницы в конце кухни. Я обхожу его, чтобы найти, как он убаюкивает в своих руках мальчика без сознания. Он повторяет имя Лиама снова и снова. Струйка крови стекает из носа Лиама, но я могу чувствовать, что реальная рана у него на затылке. Его череп сломан.
Лукас оглядывается на меня, а его глаз вне себя от страха.
— Помоги ему, — шепчет он. — Пожалуйста.
Я ничего не говорю, но придвигаюсь поближе к Лиаму. Я вижу, что он младшая версия Лукаса. У них один и тот же цвет волос и те же самые сильные черты лица. Всё моё тело пульсирует, пока я призываю энергии построиться во мне. Я молюсь, чтобы смогла помочь ему, и что его раны оказались не слишком серьезны.
Прозвучал глухой стук на втором этаже, от чего мы оба подскочили.
— Моя мать, — Лукас напрягается от шума, но не отстраняется.
— Положи его и отойди, — инструктирую я.
Он колеблется, не желая разлучаться со своим братом. Я ободряюще кивнула ему, и он, наконец, снимает с себя смокинг, дёргая плечами, сворачивает пиджак, мягко положив под голову Лиама импровизированную подушку. Затем он отступает лишь на незначительное расстояние.
Я кладу руку на лоб Лиама и закрываю глаза, напуганная тем, что обнаружу. У меня уходит мгновение, чтобы понять. Тогда-то я выдыхаю свое облегчение, зная, что смогу помочь ему. Его мозг начал отекать, но он не пострадал слишком сильно. Я кладу другую руку на его голое предплечье и позволяю своему телу делать то, что оно должно. Начинается вибрация, и я позволяю ей стать более сильной, прежде чем выпустить комок и отправить энергию в Лиама. Знакомое чувство падения заполняет мой живот, когда моя кожа начинает покалывать. Я закрываю глаза и позволяю себе погрузиться в ощущения.
Когда энергия проходит между нами, это происходит снова. У меня начинаются видения. Я вижу маму Лукаса.
Ее лицо - маска гнева, когда она сталкивает своего испуганного сына с лестницы. Его руки пытаются ухватиться за перила, но он промахивается и падает. Он упал в лестничный пролёт и сильно ударяется, мучительно прикусив язык, пока его сотовый телефон вылетает из руки. Как он поднимет себя, снова появляется мама, стоя прямо перед ним. На этот раз она пихает его сильнее с оставшихся ступенек на кафельный пол кухни. Теперь будучи в шоке, он ничего не делает, чтобы предотвратить своё падение.
Я зажмурила глаза, задаваясь вопросом, почему вижу это, почему это внезапно стала частью. Но ужас от видения исчезает, когда знакомая эйфория наполняет меня. Постепенно, череп Лиама срастается вместе и повреждение его мозга отступает. Вскоре, я могу чувствовать, что он двигается. Он пытается сидеть.
— Лиам? — говорит Лукас, придвинувшись ближе и взяв его за руку.
Как только энергия рассеивается, я помогаю Лиаму встать и отступаю, чтобы Лукас мог подойти к нему. Лиам уставился на своего брата в замешательстве.
— Она столкнула меня с лестницы, — шепчет он, словно не может поверить в это. Лукас притягивает брата в объятия, и его тело начинает дрожать. Я осознаю, что он плачет. Они оба.
Наблюдая за ними, я, наконец, понимаю мучение, которое Лукас скрывает от всех. Я знаю это холодное выражение, которое он носит словно броню, и горячий нрав, что вспыхивает в нём, является плодами суматохи, с которым он жил так долго. А также знаю, что не смогу уйти отсюда в этот вечер, оставляя их в аду, созданным моей бабушкой.
Я отворачиваюсь от них, снимая босоножки, и спокойно возвращаюсь в переднюю часть дома. Затем беззвучно поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Поднявшись наверх, останавливаюсь и вслушиваюсь. В слабоосвещённом холле по обе стороны от меня, полагаю, находятся две спальни. Только в одной дверной проем не залит темнотой. Та дверь приоткрыта, позволяя свету проливаться. Я медленно подхожу к ней, мои босые ноги тонут в плюшевом ковре. Пока я приближаюсь к комнате, с правой стороны от меня появляется вторая лестница, что уводит в кухню. Лестничный пролёт в середине уходит вниз, как и в моём видении. Я не вижу Лукаса и Лиама у подножия лестницы, но могу слышать Лукаса, шепчущего извинения брату. Он приносит извинения за отъезд и что оставил его наедине с ней сегодня вечером.
Я прохожу мимо лестницы и теперь стою перед открытой дверью. Она там. Я чувствую ее там и могу почувствовать что-то еще, доносящееся из комнаты: беспорядок, темноту, безнадежность. Я подняла руку и медленно открыла дверь. Теперь я вижу спальню. На полу опрокинутая тумбочка и разбросанные коробочки от пилюль. На кровати сидит мама Лукаса, отвернувшись от меня. Ее плечи выдвинуты вперед, а спина выгнута, но её сгорбленное тело до сих пор кажется маленьким. Ее волосы, того же самого каштанового цвета как у Лукаса и его брата, дико торчат вокруг ее головы, в то время как остальные спутаны сзади.
Я проскальзываю в комнату, обходя кровать, желая стоять перед ней, чтобы видеть её лицо. Когда её профиль входит в поле зрения, я вижу ту же самую женщину из своего видения. Ее кожа бледная, а глаза сосредоточены на стене перед собой.
Энергетическое скопление во мне знакомо. Даже при том, что у мамы Лукаса нет телесных повреждений, она больна, и моё тело узнает об этом. Тем же самым путем оно узнало о болезни моей бабушки. Знаю, что могу помочь ей. Я уверена в этом, поэтому подхожу к ней поближе. Она не переводит взгляд или признает моё присутствие, и вскоре я стою прямо перед ней. Ее тусклые голубые глаза смотрят сквозь меня, когда я кладу свои руки на её щеки. При таком контакте нарастает энергия. Я наблюдаю за её лицом, когда ее глаза внезапно полностью открываются и находят меня, стоящую перед ней. Я улыбаюсь, а она удивлённо моргает. Я концентрируюсь на перемещение энергии между нами, когда ее руки дернулись, отодвигая меня, тем самым заставив меня споткнуться и прервать нашу связь. Прежде чем я смогу понять ее намерение, она уже находится на ногах и снова толкает меня с удивительной силой. На мгновение я шатаюсь, прежде чем шмякнуться на свой зад. Затем она на мне. Она садится на меня, когда её пальцы сомкнулись на моей шеи, одновременно заваливая на пол, и сжимает моё горло. Мой воздух мгновенно перекрывается. Я пытаюсь сесть, но не могу сдвинуть ее с места. Я согнула ноги и пытаюсь колотить коленями по её спине, но это не останавливает её. Я начинаю паниковать, бесполезно отталкивая её, в попытке как-то спихнуть с себя.
Я не могу кричать. Кажется, даже не могу издать хоть какой-либо звук вообще. Даже если бы и могла, то последнее, чего я хочу, чтобы Лукас нашёл нас в таком положении. В попытке помочь ему, я сделала только хуже. Мой взор начинает размываться пятнами по краям, и я закрываю глаза, не в силах смотреть, как она убивает меня. Мышцы перестают слушаться меня, а борьба становится большим, с чем я могу справиться. Слезы потекли по моему лицу.
Но потом я чувствую что-то, глухую вибрацию, и мои глаза открываются. Энергия возвращается. Пока её руки на моей шеи, у нас снова есть контакт. Я поднимаю тяжелые руки и тянусь к ней, зная, что у меня мало времени. Я сомкнула пальцы вокруг ее запястий, опять концентрируясь на перемещении энергии. Могу чувствовать, как начинаю дрожать. В любом случае моя сила возводится, в то время, как тело слабеет. Я вжимаюсь в пол, вдавливая энергию в неё со всей силой, что ещё осталась, дрожа от напряжения. Я знаю, её тело поглощение её, впитывая в себя. Чувствую, как она забирает у меня. Я выдаиваю из себя энергию до последней капли и вливаю в неё. Через мгновение мне кажется, что её хватка ослабевает. И думаю, что слышу, как испуганный голос Лукаса произносит моё имя, в то время как руки его мамы отпускают моё горло, и все чернеет.
— Ты намного сильнее, чем была я, — говорит моя мама.
Мы сидим на диване в нашей квартире. Я опустила взгляд и удивлена видеть, что одета в своё выпускное платье.
— Что происходит? — я спрашиваю ее. Я замечаю, что она выглядит лучше, более здоровой, чем я помню.
— Я не смогла бы исцелить эту женщину. Не так, как ты.
— Какую женщину? — спрашиваю я, наклоняясь вперед, — Маму Лукаса? Я исцелила её?
— Ты исцелила. И почти убила себя в процессе.
Я перевела свой взгляд на своё платье, а затем снова на неё.
— Ты решила не оставаться на мелководье, — размышляет она, — Теперь ты обязана научиться плавать. Но ты должна быть осторожна, Райли. Все хотят частичку тебя. Ты должна быть умной.
Я осматриваю квартиру.
— Почему я здесь? Как мы можем сидеть здесь и говорить об этом? Я мертва? — спрашиваю я.

Она улыбается мне.
— Нет, несмотря на твоё безрассудное поведение, ты не мертва. Ты предназначена для великих дел. Тебе нужно быть более осторожной. Не позволяй людям использовать тебя в своих собственных целях, — говорит она, игнорируя мой вопрос.
Я издаю смешок.
— Пожалуйста, скажи мне, что происходит? Я сплю?
Ее улыбка становится печальной.
— Ты никогда не слушаешь меня.
Моё замешательство быстро укрепляется в гнев.
— Это не правда. Я всегда слушала тебя и никогда не лгала тебе, — я изучаю её бледно-голубые глаза, расширяющиеся от моего обвинения. — Почему не ты не сказала, что у меня есть брат? — требую я, мое тело внезапно задрожало от ярости, — Почему не сказала мне, что у тебя был муж и сын в Форт Аптон? Ты лгала, когда сказала, что у нас не было никакой иной семьи.
Она сложила руки на коленях и смотрит на них.
— Я покинула Форт Аптон, чтобы спасти себя и солгала об этом, чтобы уберечь тебя, — ее глаза находят мои, — Ты уже встретила свою бабушку. Уверена, ты поняла меня, — затем у нее появляется смелость, чтобы улыбнуться.
Я отстаиваю точку зрения, указывая на неё пальцем.
— Но ты сбежала от своего сына.
— У него был Алек. А у тебя была только я.
Я смеюсь над этим.
— Ты должно быть издеваешься надо мной? У меня не было тебя. У меня не было никого.
Она смотрит на меня с осторожным взглядом и кивает головой.
— Моя бабушка сказала, что ты встретила моего отца в Форт Аптон и оставила Алека ради него. Это правда? — спрашиваю я.
Она отворачивается от меня.
Я тянусь к ней.
— Это правда?
Ее лицо кривится.
— Не спрашивай о своем отце.
— Почему нет?
Ее глаза наполняются слезами.
— Потому что он уничтожил меня, и он уничтожит тебя тоже.
Я выпрямляюсь, а мое горло горит от боли.
— Шшш. Всё хорошо, — говорит Лукас. Его очертание туманное передо мной. Я чувствую, как его руки на моих обнажённых руках мягко опускают вниз. Я понимаю, что лежу в кровати в незнакомой комнате. Стены темно-синего цвета, и на комоде около стены трофеи выстроены в линию. Моя пульсирующая голова заполнена вопросами, но моё горло слишком сухое, чтобы задать их.
— Воды, — мне удается каркнуть.
— Принеси немного воды, — Лукас крикнул в сторону двери. Затем он зачёсывает волосы назад с моего лба.
Вскоре появляется Лиам со стаканом воды. Лукас аккуратно помогает мне сесть, чтобы я смогла попить. Холодная жидкость стекает по моему горлу, едва ли значительно увлажняя сухую боль, но в любом случае продолжаю глотать. Я понимаю, что должно быть нахожусь в комнате Лукаса. Также осознаю, что я не мертва, как раз, когда разговор с моей мертвой мамой промелькнул в моей голове. Говоря о мамах ….
— Где она? — спрашиваю я, обыскивая свое месторасположение для подсказки.
На его лице появляется тусклая улыбка, а затем она растет, прежде чем он, наконец-таки, засмеётся и покачает головой, словно не веря в это.
— Она ждет в гостиной, — говорит он, — Она не здесь, потому что боялась, что напугает тебя. Но она в порядке. Ей лучше, Рэй. Ты сделала ее лучше.
Я сажусь ещё прямее.
— Лучше? — спрашиваю я, желая разъяснений. Лукас обменивается взглядом со своим братом, и его брат покидает комнату. Мгновение спустя Лиам возвращается с миссис Дизель. Она робкая, пока приближается ко мне. Ее волосы расчёсаны, а глаза ясны. Нет никакого признака угрозы, которая когда-то затмевала её черты лица.
— Привет, Райли, — говорит она.
Я ахнула, зажав рукой рот. Я оглянулась на Лукаса, но он начинает размываться, поскольку мои глаза наполняются слезами. Они скатываются по моим щекам, пока я смотрю на маму и обоих братьев, стоящих передо мной. Миссис Дизель медленно приближается к кровати. Она держит в руках бутылёк. Пока она протягивала руку Лукасу, я заметила, что она немного дрожит.
— Тебе нужно втереть это в шею. Это поможет с краснотой, — советует она чётким, но мягким голосом.
Мои пальцы поднимаются к шее, и кожа там чувствуется воспаленной.
— Моя мама раньше была медсестрой, — говорит Лукас, — Я вызвал бы скорую, но она сказала, что ты будешь в порядке. Мы все еще можем отправиться в больницу, если хочешь.
Будет слишком много вопросов, если мы сделаем это, и Лукас тоже об этом знает. Я качаю ему головой. Как только он берет бутылёк, его мама и Лиам покидают комнату. Он использует большие пальцы, чтобы вытереть мой влажные щеки.
— Спасибо, — прошептал он, а его глаза сияют от непролитых слез. Он отворачивается и моргает. Потом он открывает бутылёчек и выдавливает немного прозрачного лосьона на руку, — Это алоэ, — говорит он, поднимая свои кончики пальцев к моему горлу, и мягко втирает мазь.
— Где твой папа? — спрашиваю я через несколько минут.
— Он уехал по работе. Это случилось в последнюю минуту, — он глубоко вздыхает и выдыхает, — Вот почему я задержался до последнего на выпускной. Я никогда не оставляю Лиама дома наедине с ней. Не был уверен, должен ли даже идти, но Лиам продолжал настаивать, что он будет в порядке, — он на мгновение закрывает глаза, словно молча ругает себя. Когда он снова открыл их, сожаление таится в их глубинах. — В итоге, я решил, по крайней мере, подождать, пока её успокоительное не отправит её в сон. Это заняло больше времени, чем обычно, и предполагаю, что оно не сработало, потому что она проснулась и пошла за ним. Он позвонил мне, когда я танцевал с Софи.
Я киваю и затем пытаюсь вести себя тихо, пока его пальцы мягко двигаются поперёк моей шеи.
— Папу ждёт сюрприз, когда он вернётся домой и увидит её, — он облизывает губы и мешкает, прежде чем задать свой следующий вопрос, — Думаешь, что это насовсем?
— Насовсем, — с уверенностью заявляю я. Зная, что то, что я удалила, не вернётся, — Повреждение в её мозге ушло. Навсегда.
Он кивает с облегчением. Но он быстро успокаивается, закрыв глаза и качая мне головой.
— Я не могу поверить, что ты рискнула. Она могла убить тебя, — его глаза расширяются, — Я могу убить тебя за то, что почти произошло.
Я не скажу ему, что боюсь до смерти, думая, что собиралась умереть. Вместо этого я использую свой сухой, хриплый голос, чтобы сказать.
— Но обернулось же отлично. Так, что ты не убьёшь.
— Это не просто обернулось отлично. Ничто, что ты делаешь, не просто отлично, — он тянет меня в объятия, — Благодарностей не достаточно. Это даже и близко не стоит.
— Ты вообще не должен благодарить меня, — говорю я.
Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня, любопытно наблюдая за мной.
— Я поставила вещи на свои места, — объясняю я, — Я возместила ущерб, причинённый моей бабушкой. Мне жаль, что я не в силах повернуть время вспять и отменить всю боль, что она вызвала твоей семье.
— Не твоё дело восполнять то, что она натворила. Я не вижу смысла.
— А я вижу.
Мы смотрим друг на друга, и тишина тяжелеет под весом того, что произошло здесь сегодня вечером.
— Что вы скажете людям? — спрашиваю я, — Что скажет твоя мама?
— Не знаю. Мы что-нибудь придумаем, и я обещаю, что ты не будешь упоминаться. Она, ммм …, она в основном плакала, когда я нашёл вас двоих, — он потирает лицо рукой, — Увидев тебя лежащую вот так. Я думал …, — он прекращает говорить, но его кадык дёрнулся, когда он прочистил горло.
Я кладу свою руку на его.
Он снова глубоко вздыхает и выдыхает:
— Она помнит все, что сделала нам, — он продолжает, — но говорит, что не могла остановить себя. Честно, я не знаю, как мы собираемся справляться со всем этим, но это должно быть проще, чем мы имели дело до этого.
Я понимающе киваю. Затем я спрашиваю кое-что, что вертелось в моей голове:
— В основном ты заботишься о маме и Лиаме, не так ли? Твой папа оставил всю эту ответственность на тебя?
Губы Лукаса складываются в твёрдую линию. Узнаю его упрямость по его челюсти. Вот так он выглядит, когда не хочет чего-то говорить.
— Лукас?
Он вздыхает.
— Папа недавно заглядывал с проверкой.
Я жду, но это все, что он говорит.
— Как ты собирался уехать в Колумбию на следующий год и оставить Лиама здесь? — спрашиваю я.
— Я не оставлю его. Он поедет со мной. Я убедил отца зарегистрировать его в частную школу в городе. Но теперь это не может быть необходимостью. Он никогда не хотел покидать свою школу в любом случае.
Не думаю, что могу больше заботиться о Лукасе, чем я уже забочусь, но привязанность к нему, растущая в моем сердце, кажется, не имеет границ. Мне интересно, что он должен был бросить ради своей семьи. Он притворяется, что бейсбол не имеет значения, но возможно он не мог позволить ему иметь значение. Он поддерживает эту ауру неприступности в школе, но возможно он использует её, чтобы держать людей на расстоянии, потому что это более безопасный вариант.
Его пальцы снова гладят мою шею.
— Она не пройдёт так быстро. Ты можешь излечить себя?
— Нет. Нелепо, да? — я пожимаю плечами.
— Почему ты не можешь …
— Не знаю, — я прерываю его, прежде чем он сможет закончить, — Я буду просто носить шарфики кое-какое время.
Он наклоняется ко мне ещё ближе.
— Скажи мне правду, Рэй. Ты исцелила мою маму и брата одного за другим. Это истощает тебя?
Я качаю головой.
— Совсем наоборот. Я уже начинаю чувствовать себя лучше. Который час? Вероятно, мне скоро нужно будет возвращаться домой.
Лукас смотрит на свои часы.
— Почти полночь.
Я не нуждаюсь в помощи, но Лукас настаивает подержать меня, пока я выбираюсь из его кровати и встаю на ноги. Я не выдумала, когда говорила, что чувствую себя лучше. Мне лучше. Кроме моей ангины, ощущаю себя превосходно, даже лучше, чем прекрасно, и чувствую себя благодарной, что смогла помочь его семье. Благодарность Лукаса, тем не менее, не укладывается во мне. Я не думаю, что заслуживаю его.
Лукас проверил Лиама, прежде чем мы вышли к авто Майлза. Затем во время поездки домой, он звонит Майлзу, и они строят план, где тот отвезёт Лукаса, таким образом, Майлз до утра поставит Camry своей матери на подъездную дорожку, прежде чем она проснется. Я слышу, как он говорит Лукасу, что приехал домой на лимузине Гвен.
Майлз сидит на своем крыльце, ожидая нас, когда мы подъезжаем.
— Что случилось? — он спрашивает, вставая при нашем приближении. Он до сих пор в смокинге, но его отменный галстук-бабочка висит на одной стороне. У меня нет настроения, в большой степени пересказывать событие вечера, и я жажду побыть в одиночестве. Я поворачиваюсь и обнимаю Лукаса, пожелав доброй ночи, и быстро отпускаю.
— Подожди минутку, — сказал Майлз, — Вот снимок, который мы сделали, когда прибыли туда, — Он вручает мне глянцевую фотографию. Я могу чувствовать, что Лукас всматривается в неё через мое плечо. Трудно полагать, что это было лишь несколько часов назад. Майлз рядом со мной, его рука на моей талии, со своей этой улыбкой с глубокими ямочками – в общем типичный Майлз. Моя ухмылка подрагивает, но глаза сверкают от предвкушения.
Лукас молчит, уставившись на фотографию, и мне интересно, о чём он думает.
Майлз откашливается перед тем, как украдкой взглянуть на землю.
— Вероятно, я должен сказать тебе, что это Эйприл пустила слушок, где ты с Чадом идешь на выпускной. Она призналась в этом мне сегодня вечером. Она сделала это, потому что думала, будто я собирался позвать тебя. Оказывается, это не имело никакого отношения к Лукасу.
Эти новости удивили меня.
— Всё хорошо, Майлз. Не переживай, — говорю я. Правда в том, что я нахожусь далеко за пределами, что бы волноваться об этом.
Рядом с собой я знаю, что Лукас чувствует то же самое, когда он едва регистрирует реакцию.
— У меня есть кое-какие хорошие новости, — лицо Майлза проясняется, — Наш мальчик выиграл звание короля выпускного.
— Реально? — я собираю энергию, чтобы ухмыльнуться Лукасу, — Король выпускного? Поздравляю.
Лукас усмехается мне, быстро проведя рукой по волосам.
— А королевой стала Софи, — добавляет Майлз, — Она не была рада стоять перед всеми без ее короля.
Я чувствую руку на своей спине. Лукас волнуется, что меня это заботит, но у него нет причин для переживаний. Я стреляю в него утомленной улыбкой.
— Я пойду домой, — говорю я.
— Я провожу тебя.
Я качаю головой.
— Нет, Всё прекрасно. А сейчас дай Майлзу увезти тебя. Если я выгляжу вдвое менее опустошенной, чем ты, то не знаю, как ты даже стоишь.
Лукас тянет меня в ещё одни объятия и снова, потребность сбежать, просто побыть в одиночестве, пересиливает меня. Выбираюсь из его рук и благодарю Майлза за то, что пошёл со мной на выпускной. Затем плетусь по газону в дом Кайла. Его авто стоит на подъездной дорожке, и внешние огни горят, как обычно. Я спокойно открываю дверь и вхожу внутрь.
— Вы хорошо провели время?
Шепот Кайла напугал меня. Он сидит на самом верху лестницы в пижаме.
Скажи ему что-нибудь похожее на правду, чтобы не задал вопросы.
— Да, было чудненько, — отвечаю я, — Ты не должен был дожидаться меня.
— Мы тоже только что вернулись домой. Жаль, что нас не было здесь, когда ты готовилась.
Я смерила его взглядом, задаваясь вопросом, где они были сегодня вечером.
Он видит вопрос в моих глазах.
— Мы поговорим утром. Доброй ночи, Райли, — он поднимается и исчезает в конце коридора.
Вернувшись в свою комнату, я выскальзываю из платья и аккуратно сворачиваю в ящик. После интенсивного события этого вечера, кажется странным стоять в ванной, чистя зубы, и умывать лицо, как и всегда. Натягиваю старую футболку с надписью «Зряжено» одного из маминых бойфрендов и как-то в итоге оказавшуюся в моем мешке с вещами, и ложусь на кровать, зная, что до сна ещё далеко. Дом тих, и я позволяю своему уму блуждать по каждой части этого вечера, включая худшую часть, часть, что почти убила меня.
Я переигрываю сон, в котором видела свою маму. Я помню каждую деталь так отчётливо, более досконально, чем должна. Она рассказала о вещах, которые никогда бы не сказала, пока был жива. Дала мне предупреждение. Которое я не готова обдумывать прямо сейчас.
Наконец, я позволяю себе сосредоточиться на Лукасе. Отчаяние, которое он чувствовал, когда просил меня помочь его брату, было подобно живому существу, угрожающее разрушить меня на той кухне сегодня вечером. Что, если бы его брат был слишком близок к смерти для меня, чтобы помочь? Смогла бы я отказаться? Но я быстро отвечаю на свой собственный вопрос. Определенно, да. Я отказалась бы, если бы знала, что исцеление Лиама может навредить Лукасу. Я бы не рискнула, и Лукас возненавидел бы меня за это. Подавляющая благодарность, которую он чувствует сейчас, легко бы стала ненавистью, которую он чувствовал бы так же сильно. Может быть, поэтому его благодарность ставит меня в неловкое чувство. Если бы Лиам ударился головой немного сильнее, то остальная часть вечера прошла бы по-иному, и отношения, которые значат для меня всё, были бы разорваны безвозвратно.
Я сглатываю и морщусь от причинённой боли. Нежелание моей мамы использовать свою способность начинает иметь больше смысла. Как только люди узнают, что ты можешь делать, это меняет дело.

Глава 18

К утру исчезли некоторые следы на моей шее. Так как прогноз погоды вещал, что день будет тёплым, я отвергла идею носить шарф и замазала отметки косметикой прежде, чем подняться наверх. Я могу слышать семью, которая шевелится надо мной даже при том, что сейчас лишь восемь утра воскресенья. Интересно, у Пенелопы ещё один день, насыщенный вечеринками по случаю дня рождения её школьных друзей.
— Райли проснулась, — сказала Хлоя, когда я появляюсь на вершине лестницы. Все завтракают на кухне.
Когда я вхожу, Кайл встаёт. — Давай выйдем на улицу и поговорим минутку.
Я взглянула на Хлою. У неё глаза красные и опухшие. Она отводит взгляд, садясь рядом с Пенелопой.
— Все хорошо? — спрашиваю я, смутившись моему напряженному приему.
— Пойдём, выйдем, — сказал Кайл, проходя мимо меня.
Пока я следую за ним к парадной двери, чувство страха начинает овладевать. Он же не мог никак узнать о том, что произошло вчера, не так ли? Мой живот напрягается, когда наблюдаю, как он садится на крылечко и ждет, чтобы я присоединилась к нему. Что бы это ни было, это ни есть хорошо.
Мы сидим бок о бок в тишине какое-то мгновение. Я пытаюсь не извиваться так явно, в то время как Кайл, придя в замешательство в тишине улицы, ничего не говорит.
— Вчера вечером мы были в больнице, — он, наконец, начинает. — Нам пришлось увести туда Пенелопу.
Не то, что я ожидала. Сейчас внутри дома она сидит за столом и кажется в порядке. Однако, она необычайно тихая, когда я думаю об этом. — Что произошло? — спрашиваю я.
Кайл сцепляет руки вместе, медленно заламывая. — Вчера она вышла из своей комнаты после полудня, а её личико было смешным. Мы заметили, что левая сторона поникла. Была не симметрична с правой стороной. В итоге, мы срочно отправили её в отделение неотложной помощи.
Я уставилась на его профиль, пока он смотрит куда-то вдаль. Я понимаю, что он не говорит о каком-то происшествии, случившимся с ней.
Он быстро смотрит на меня, прежде чем снова отвести взгляд. — В ее шее снова образовались опухоли.
Моё сердце останавливается, а затем начинает стучать по мне. — Опухоли?
— Их обнаружили не более, чем год назад. Уже тогда у нее были подобные симптомы. Их удалили хирургическим путём, но врачи сказали нам, что они снова могут вырасти.
Потрясенная я уставилась на него, не зная, что и сказать. Не могу поверить, что он говорит о счастливой маленькой девочке, что я знаю.
— У нее болезнь, — он продолжает. — Она заставляет ее тело образовывать опухоли вдоль нервной системы и в мозге. Они всегда доброкачественные. Иногда становятся неприятностью и легко удаляются, но иными временами, в зависимости от того, где они появляются, они могут быть изнурительными, даже с летальным исходом. — Он потирает руками лицо и резко встает. Он делает несколько шагов, прежде чем обернуться, чтобы посмотреть на меня.
Теперь я знаю, что он собирается сказать. Узнаю пронизанную болью просьбу в его глазах. Как что-то настолько ужасное могло происходить с милой Пенелопой? Я осознала, что намеренно держалась от неё на расстоянии.
Не уверена, касалась ли я её вообще. Если такое и было, то я ничего не почувствовала. Знаю наверняка, что я никогда не обнималась с ней. Ее семья – всё, чего не было у меня, и укол ревности, который я чувствовала, когда наблюдала за её беззаботной жизнью, заставлял меня чувствовать себя виноватой. Вот почему я держала себя подальше от нее.
Сейчас Кайл стоит передо мной. — Я никогда не был в состоянии делать то, что могли делать мама и бабушка, но если ты можешь, если ты боялась сказать мне правду раньше, пожалуйста, скажи мне сейчас. — Он приседает на корточки. — Ты можешь ей помочь? — спрашивает он. Его глаза заполняются слезами, стекающими по щекам. Я не могу помочь, но думаю, что вижу все слёзы, пролитые за все прошедшие дни.
— Я могу попробовать, — мягко отвечаю я.
На мгновение Кайл до сих пор остаётся в таком положении, прежде чем, наконец-таки, кивнуть мне, вытерев своё влажное лицо тыльной стороной руки. — Спасибо.
— Но, Кайл, ты должен знать, что я не всегда могу помочь, — быстро добавляю я. Он должен подготовиться к этому, на всякий случай. — Существуют определенные ситуации, где нет ничего, что я смогу сделать. — Надеюсь, я не выгляжу как сумасшедшая, говоря всё это.
— Какие ситуации? — спрашивает он.
Я закусила нижнюю губу. Не хочу высказывать ему и слова вслух. — Это зависит, — я страхуюсь. — Я узнаю больше, когда коснусь её.
Он кивает мне. — Так же делала бабушка. Ей нужно было коснуться обнажённой кожи. Мы принесли ей Пенелопу после того, как ей поставили диагноз, но к тому времени она ушла слишком далеко. Мы не смогли с ней поговорить.
Это заявление заставляет мои мысли бежать в нежелательном направлении. Когда Пенелопе поставили диагноз, Кайл уже знал, где были я и мама. — Вы думали попросить у мамы помощи?
Его красные глаза встречают мои, и он кивает. — Да. Мы действительно попросили её, но она отказалась.
— Ты говорил с ней? — Спрашиваю я, полностью всем этим ошеломленная.
— Нет. Она не захотела говорить со мной. Алек вылетел к ней, чтобы поговорить. Он нашёл ей на работе, и она, в общем, сказала ему катиться к чёрту. — Он гримасничает. — Её же собственная внучка нуждалась в ней, а её меньше волновало.
Не уверена, как отреагировать на эти новости. Мама никогда не говорила мне об этом, но она многое не договаривала. Я могу понять её нерешительность, но полностью проигнорировать ситуацию - бессердечно, даже для нее.
Я взглянула на него. — Почему ты не попросил меня, когда я впервые попала сюда?
Он провёл рукой по коротким светлым волосам. — Я не хотел, чтобы ты подумала, будто у нас были скрытые мотивы твоего нахождения здесь, потому что мы абсолютно их не имели. А также я думал, что у меня было время. Пенелопа делала регулярные МРТ, и они не показывали новых образований. Они появились очень быстро, и врачи говорят, что они более агрессивны, чем последние, — он делает паузу. — Когда хочешь попробовать? — спрашивает он.
Интересно, вызывают ли опухоли боль у Пенелопы. Не могу выдержать и мысли об этом. — Сейчас самое время? — спрашиваю я.
Он удивлённо заморгал. — Да, — он выдохнул. — Сейчас самое время.
Я следую за ним внутрь. Когда мы находим, что кухня пуста, Кайл поворачивается в сторону комнаты Пенелопы. — Туда, — говорит он.
Он уже внутри, когда я перехожу порог. Ее комната маленькой девочки темная с теньями рисунков. Пенелопа лежит в своей кроватке, а Хлоя сидит на краю, проводя рукой по лобику своей дочки.
— Она хочет попробовать сейчас, — говорит он Хлое.
— Прямо сейчас? — переспрашивает она, выглядя потрясенной и напуганной.
Кайл кивнул.
Хлоя переводит на меня выпученные глаза. Ее очевидное нежелание не удивляет меня. Она не двигается с места, не отпуская Пенелопу.
— Мне нужно, чтобы я была единственная, кто касается её, — объясняю я.
Хлоя только лишь хлопает на меня глазами.
— Встань здесь, — инструктирует Кайл.
Она колеблется, прежде чем, наконец, подняться и медленно попятиться от кроватки. Кайл двигается вслед за ней и берёт её за руку.
Я сажусь, занимая место Хлои, и смотрю на мирное личико очень больной маленькой девочки. Её темные, волнистые волосы разбросаны по подушке вокруг ее головки. Моя охрана снижается, и я знаю, что должна почувствовать энергию, которая должна выстраиваться прямо сейчас, но не чувствую. Что является моим первым звоночком, что болезнь у Пенелопы отличается. Я уже боюсь худшего.
Я делаю успокаивающий вдох и беру ее маленькую ручку. Затем, к моему большому облегчению, оно начинается. Оно просто подрагивает, пробегая по мне необычным всплеском вибрации, заставляя мой живот рухнуть вниз. Я концентрируюсь на завитке энергии и пытаюсь увеличить его. Требуется больше концентрации и грубой силы, чем обычно, но он действительно разрастается, и я посылаю его вдоль своей руки в крохотную ручку. Я знаю, что она достигла ее, когда ее глаза медленно открылись. Их темные глубины бродят от потолка вниз, пока они не падают на моё лицо. Я замечаю, что ее левый глаз не открывается так же широко, как и правый. Я улыбаюсь ей и могу ощущать нашу связь. Ее розовые губки складываются в небольшую ухмылку. Я сосредотачиваюсь на энергии, извивающуюся спиралью между нами снова, и определяю местонахождение опухолей в основании её черепа. А также могу почувствовать шрам, который проходит в том же месте вертикально. Я никогда не замечала его, потому что волосы Пенелопы всегда распущены. Теперь я знаю почему.
Я прохожусь по остальной части ее позвоночника и не нахожу там никаких новообразований. Затем я иду в другом направлении, к ее мозгу. Внезапно виток зацепляется, словно дрогнувшие струны гитары, и я дергаюсь от удивления. На мгновение я растерялась, не получив входного сигнала от тела Пенелопы. Я снова нацеливаю своё фокусирование на ее мозг, и сдерживаю удушье, внезапно сильно почувствовав Кайла и Хлою спиной. И чувствую опухоль в том же месте, и большую. Я мгновенно понимаю, что не смогу её удалить. Энергия уже пытается раствориться и отступить. Никогда не чувствовала это прежде, но я понимаю, что это означает со странным пониманием. Я задаюсь вопросом, является ли это тем, что почувствовала моя мама, когда излечила своего бойфренда в нашей квартире той ночью или мальчика с лейкемией, прежде чем она покинула Форт Аптон. Я не могу вылечить болезнь внутри Пенелопы, но если поднажму немного сильнее, то смогу это удалить. Она покинет ее тело, но не исчезнет насовсем. Эта убийца найдет кого-то еще, если я извлеку это из её тела. Она найдет кого-то близкого к ней, кого-то с подобным составом, чтобы уцепиться. Не знаю, откуда об этом узнала, но я знаю.
Я медленно убираю от неё руку. Я прижимаю сжатые пальцы к груди, наблюдая, как ее глазки теряют фокус и постепенно закрываются.
— Это сработало? — прошептала Хлоя позади меня. — Она исцелилась?
Повернуться к ним лицом - самое жёсткое, что мне приходилось сделать когда-либо. Я борюсь со своим раскаянием, когда встречаю их обнадеживающие, выжидающие пристальные взгляды. Затем качаю головой.
— Нет? Почему нет? — требует Кайл, делая шаги в моём направлении. Хлоя поднимает руку ко рту и начинает рыдать.
Я не хочу говорить при Пенелопе. Так что, я встаю и выхожу в коридор, затем иду в гостиную. Кайл прямо позади меня, а Хлоя нерешительно отстаёт от него. Его сердитое поведение противоречит правде в его глазах. Он напуган тем, что я собираюсь сказать.
— Я не могу помочь ей. — Теперь я позволяю слезам катиться по моим щекам. — Мне очень жаль.
Хлоя начинает всхлипывать, прежде чем громкие рыдания сотрясут ее тело.
— Скажи мне почему! — Кайл схватил мою руку.
Я спокойно переношу гнев Кайла, зная то, что собираюсь сказать, опустошит его ещё больше. Но она - его дочка. Он должен знать. — В ее мозге опухоль.
Его гнев превращается в шок, а его хватка на моей руке ослабевает.
— Она слишком большая. Я не могу её удалить.
Он отпускает меня и отступает, выглядя ошеломленным.
— Я сожалею, — я беспомощно повторяю.
— Ты лжёшь! — крикнула на меня Хлоя. — Ты не знаешь, о чем говоришь. — Она поворачивается к Кайлу. — Что умеет делать твоя семья - противоестественно. Это зло, и я больше не желаю видеть его в своём доме!
Кайл протягивает к ней руку и притягивает к себе её сотрясающееся тело. Я не хочу расстраивать ее и дальше.
Убитая горем, я медленно пячусь к своей комнате. Как только оказываюсь внизу, я ложусь на кровать и сворачиваюсь в клубок, ожидая пролития большего количества слез. Но они не появляются. Вместо этого я чувствую себя потерянной. Чувствую так, словно обманывала себя семнадцать лет, притворяясь, будто я могла быть нормальной, думала, что могла с лёгкостью игнорировать целебную силу в своём теле так же, как и владеть, а также помалкивать о ней. До ужаса хочу поговорить с мамой об этом, что меня до боли выворачивает наизнанку. Теперь, когда я могу наконец-таки понять, через что она прошла за всю свою жизнь, но она ушла, и я тону.
Я не собираюсь говорить Хлое и Кайлу, что могу извлечь болезнь из Пенелопы, но тогда один из них мог бы быть ей поражен. Держу пари, что они с радостью согласились бы принести себя в жертву. Но я не сделаю этого. Не собираюсь сознательно передавать эту болезнь кому-то, независимо от того, насколько тяжко думать о страданиях Пенелопы. Я не наложу смертный приговор на кого-либо еще.
Я провожу весь день, скрываясь в своей комнате. Не представляю, как столкнуться с ними, и я знаю, Хлоя не хочет видеть меня. Я должна уехать, но мне некуда пойти. Я получала сообщения и звонки весь день, но не брала трубку. Даже не проверяла, кто звонил. Я уверена, что это Гвен, которая желала поговорить про выпускной, и почему Лукас быстро сбежал по среди вечера. И Лукас, наверное, тоже звонил. Но какая-то часть меня просто не может вынести и слуха о том, как его маме стало лучше, когда нет ничего, что смогла бы сделать, чтобы помочь Пенелопе.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒