|
|||
ПОЕДИНОК С ПРИВИДЕНИЕММного загадок задавал нам враг, а такого еще не бывало: среди лесов и скал Карельского фронта появился бронепоезд-невидимка. Всегда неожиданно, ночью или в метель, подкрадывался он поближе к нашим позициям, открывал ураганный огонь из всех орудий и скрывался. Не удавалось его накрыть ни артиллерии, ни авиации, никто его даже не видел, а потери наносил большие. Спрашивали пленных. Те отвечали, что действительно есть у них такой бронепоезд, который называется «белый призрак». И один загадочно сказал, будто он «ничего не боится, кроме собственной тени». И вот эту загадку разгадал один наш скромный разведчик, сибиряк Григорий Суровикин. Ничем он особенным не отличался и считался главным образом специалистом по ловле «языков». Тут у него был свой охотничий способ: ловил он их, как сусликов, силками. Действовал всегда один. Надев белый халат и став на лыжи, незаметно прокрадывался он во вражеский тыл, отыскивал лыжную тропу, по которой ходят фашисты от позиций к штабу с приказами и донесениями, и настраивал на ней, обязательно под горкой, петли из тонкой стальной проволоки. А сам затаивался рядом, припорошив себя снежком. Разогнавшись с горы, фашистский солдат или офицер попадал лыжей в силок и с разбегу летел носом в снег. И, не успев опомниться, фашист оказывался в железных объятиях охотника. Дав ему хорошего тумака, Суровикин затыкал пойманному рот, связывал руки и, спеленав простыней, укладывал на его же лыжи и тащил через линию фронта. А чтобы не замерз, по дороге давал глотнуть водки да оттирал нос снегом. И испуганный фашист лежал тихо, как кукла с открывающимися глазами. Так случалось Суровикину доставлять в штаб «языков» в большом офицерском чине. А тут попался охотнику не солдат и не офицер, а целый бронепоезд, да еще какой! Однажды забрался Суровикин далеко во вражеский тыл, вышел на гору, посмотрел в долину — и замер. Видит чудо не чудо, диво не диво, а необыкновенную крепость, словно вылепленную из снега. Орудийные башни белые. Пушки белые. Бронированные платформы белые. Тепловоз, закованный в белую броню, не дымит. И вся эта белая крепость катится по рельсам на белых колесах. — Ишь ты какой, настоящее привидение! — прошептал Григорий, много слышавший про разбойничьи налеты бронепоезда-невидимки. — Вот бы подловить такого!.. Сердце охотника сильно забилось. Хороша добыча, да как взять ее, когда в руках у него лишь тонкие силки из стальной проволоки да автомат на груди. И почувствовал себя Суровикин так же, как при встрече с тигром в уссурийской тайге, когда у него в руках оказалось ружье, заряженное мелкой дробью на рябчиков. Неужели же упустить такого зверя? — Врешь, не уйдешь! — сказал он и пошел следом, обдумывая на ходу, что же ему предпринять. Бронепоезд делал петли, а он шел напрямик, горой, а сверху разглядел, что на крышах бронированных платформ и тепловоза нарисованы черные полосы, как рельсы. Затаится бронепоезд на железнодорожном полотне, полосы сольются с рельсами, и сверху он станет невидим. «Вот почему его так трудно обнаружить авиации». Неожиданно подул ветер, облака разорвались и показалось солнце. Чистые снега вокруг заблестели нестерпимым блеском. Скалы и сосны бросили от себя фиолетовые тени. На вершинах и на ветвях деревьев заиграли морозные алмазы. Среди ветвей затенькали синицы. В природе сразу все ожило и стало красивым. Не обрадовался солнцу только «белый призрак». Его громадная тень отпечаталась на насыпи железной дороги так четко, что Григорий мог пересчитать все его башни и пушки. Словно испугавшись своей тени, бронепоезд ускорил ход и уполз в первый попавшийся туннель, как гады уползают в норы при виде солнца, которое помогает зорким орлам. «Так вот почему ты боишься своей тени! » Суровикин, скрываясь в тени деревьев, подобрался к скале, в которой строители дороги проделали проход для поездов, и стал наблюдать. У входа в туннель стояла охрана. Виднелись воронки от бомб. Одна неразорвавшаяся двухсотка лежала на склоне холма, рядом с небольшим стожком сена. Вероятно, наши летчики не раз загоняли бронепоезд в эту пещеру. «Но разве такую гору пробьешь? — подумал Суровикин. — Тут надо применить какой-нибудь другой способ». И стал соображать, как бы ему уничтожить этого бронированного зверя. Экое чудовище! Упустишь — многих ребят сиротами сделает. Но в силки его не поймаешь и из автомата не подобьешь. Пошарил Суровикин в карманах и перебрал запальные шнурки, хранившиеся у него в жестяной коробке. Случалось ему подрывать рельсы, небольшие мосты; для этого хватало небольшой порции тола или динамита, вынутого из трофейной мины, но для бронепоезда слишком много надо взрывчатки. А где ее возьмешь? Еще раз огляделся Суровикин вокруг и заметил внизу одинокую будку путевого обходчика. «Вот у кого гаечный ключ достать можно, — подумал он. — Наверно, этот стожок сена ему и принадлежит. Что ж, дождусь ночи да и развинчу рельсы на повороте. Тут высоко. Так и загремит вся крепость под откос, в речку, вместе со всеми башнями и пушками». С таким решением забрался Суровикин в стог сена, спрятался в самой середке, пригрелся да и заснул. Спит и видит во сне свой дом и козленка Ваську. И козленок, играя, больно бодает его в бок. — Пошел прочь, не балуй! — оттолкнул его Суровикин и проснулся. Смотрит, а в шинель ему впились не рога, а железные вилы. В один миг вывалился разведчик из стога и очутился лицом к лицу с финским ополченцем. Суеверному финну показалось, что он поддел на вилы самого лешего. Хотел крикнуть, но с испугу только лязгнул зубами, сел в снег, выронив из рук вилы. — Вот я тебе покажу, как баловаться! — закричал Суровикин, схватив его за грудь. — Рус, рус, у меня матка, у меня детки! — залепетал старый финн, знавший по-русски. — Я не сам, меня командир послал. Герман сена хочет… — Что ты глупости болтаешь, разве фашисты сено едят? Но тут Суровикин заметил лошадь, запряженную в сани, и смягчился: — А все-таки для чего же это немцам сено понадобилось? — Для матрацев. Немцы мягко спать любят, — ответил финн. — Это какие же немцы? — А вон там, в бронепоезде, — указал финн. Суровикин посмотрел вниз. Стояла белесая северная ночь. Не зажигая фар, к туннелю подходили грузовики, груженные ящиками со снарядами. По-видимому, «белый призрак» собирался в очередной разбойничий набег. — Если не привезу им сена через час, мне капут, — сказал ополченец, расстреляют. Суровикин окончательно пришел в себя и усмехнулся. У него мелькнула отчаянно смелая мысль. — Ладно, — сказал он финну, — приказ есть приказ. Надо его выполнять. Давай наваливай сено! Вначале ополченец ничего не понял. А потом, когда разведчик попросил помочь ему втащить в сани неразорвавшуюся бомбу, он задрожал так, что у него снова застучали зубы. — Да ты не трусь, — сказал ему Суровикин, — все будет хорошо, доставим им гостинчик, запрятанный в сенцо, в лучшем виде! Когда бомба была погружена в сани, он приладил шнур и взрыватель, сверху набросал сена, потом свернул две цигарки — одну дал финну, другую закурил сам. — Ты беги в лес, к тем финнам, которые в партизанах. Тогда твоя мамка тебе спасибо скажет, и детки тоже. А я сам немцам сено доставлю! Он хлестнул лошадь и, схватив в руки вожжи, побежал рядом с возом, бойко тронувшимся с горы. И, обернувшись, еще успел улыбнуться финну. Автомат у него висел на груди, а лыжи он воткнул в сено, из которого торчал наружу запальный шнур, похожий на поросячий хвост. Финн не мог тронуться с места и стоял как столб, не в силах отвести взгляд от солдата, затеявшего смертельное дело. Воз разгонялся с горы все быстрее. Суровикин бежал с ним рядом. А когда лошадь стала упираться и тормозить, он нахлестал ее как следует и пустил вскачь. Сам же ловко вскочил на запятки саней, пригнулся, прижег запальный шнур цигаркой и, не доезжая до туннеля метров сто, спрыгнул и покатился кубарем в глубокую долинку, прорезанную здесь ручьем: А направленный им воз с разгона въехал в туннель. Лошадь проскочила мимо солдат охраны и застряла среди грузовиков с порохом и снарядами. Увидев сено, немецкий офицер, ведавший хозяйством, взглянул на часы и сказал: — О, этот финн стал понимать немецкий порядок… И это были его последние слова. Огонек, бежавший по шнуру, добрался до взрывателя. Взрыв авиабомбы был такой силы, что один вагон с пушками и башнями даже выбросило из туннеля. А потом начали рваться сложенные в ящиках снаряды. Казалось, весь туннель превратился в громадное дуло пушки, из которого вместе с дымом и пламенем летят обломки рельсов, ящики, люди, колеса… Финну стало так страшно, что он вскрикнул, схватился за голову и бросился бежать в лес. Что стало с русским солдатом, он не видел. А Суровикин остался жив. Он выбрался к своим усталый, потрепанный и без «языка». — А где же пленный? — спросил его командир. И тут Суровикин начал объяснять, что ему было не до пленного, когда он встретился с бронепоездом. Он так волновался, так запинался и краснел, что рассказ его о поединке с «привидением» показался неправдоподобным. — У вас эти призраки и привидения от повышенной температуры, наверно! — рассердился командир. — И язык заплетается, и лицо красное… Идите-ка в госпиталь! Скромный Суровикин не стал настаивать. — Ладно, — сказал он, — бронепоезда — это не моя специальность. Я охотник по «языкам». Вот отдохну немного, я вам самых лучших представлю… из глубокого тыла. И охотно пошел в госпиталь, как в дом отдыха. Врачи нашли у него кучу болезней, но когда он отоспался в тепле, на чистой койке, все болезни сразу прошли. А бронепоезд-невидимка исчез и больше не показывался. Не отмечали его действий и на других участках фронта. Стали думать о представлении солдата к большой награде, но опасались, что не поверят, если написать в наградном листе, что он один на один победил бронепоезд. Вскоре Суровикину удалось поймать на лыжной тропе фашистского штабного офицера с ценными сведениями, и Григория за это наградили орденом Славы. А в конце войны в наше расположение вышел финский партизанский отряд, составленный из солдат, не желавших воевать за фашистов. Один партизан все разыскивал русского солдата по именному кисету, на котором вышиты в виде вензеля буквы «Г» и «С». Финн объяснял, что из этого кисета они вместе закуривали, когда подрывали фашистский бронепоезд, и сгоряча солдат забыл этот кисет у него в руках. Но это было на другом участке фронта, где Григория Суровикина не знали. Так они и не встретились. А финн уж очень хотел повидать своего нечаянного друга и все утверждал, что это самый храбрый и самый лучший солдат в мире. Наши с ним соглашались и говорили: — Это верно: храбрее русского солдата нигде не сыщешь. Держись к нам ближе — сам будешь лучше!
|
|||
|