Послесловие автора 17 страница

– Почему же?

– Потому что Черный принц, сын короля, женился на ней, вот почему. Но все это к делу не относится. Король Эдуард поднял подвязку, взглянул на хитрые, понимающие улыбки придворных и сказал: «Honni soit qui mal у pense».

– Стыдно тому, кто это дурно истолкует.

– Ты все-таки знаешь эту историю! – обвинила Габриель.

– Я вспоминаю ее урывками, – признал Кэм.

Наступило молчание.

– И? – ободрил он.

Грубо фыркнув, Габриель быстро закончила историю.

– Король пообещал, что наступит день, когда эти самые придворные будут мечтать носить такую подвязку. Так был основан орден рыцарей Подвязки. О чем вы говорили с принцем Уэльским, когда я ушла с Кларенсом?

Сдержав улыбку, Кэм уклончиво ответил:

– О том, о сем. Ничего такого, о чем тебе следует беспокоиться.

Спустя некоторое время он задумчиво продолжил:

– Габриель, я вот что думаю. Возможно, нам стоит остаться в Лондоне на пару месяцев. Раз уж мы проделали долгий путь из Корнуолла, сейчас, похоже, идеальный момент, чтобы представить тебя обществу.

Слова мужа повергли ее в шок.

– О Кэм, нет! Пожалуйста! Я еще не готова к этому!

– Не готова? Дорогая моя, ты готова лучше, чем когда-либо. Этим вечером ты была просто великолепна. Я гордился, что являюсь твоим супругом. – Он нашел ее пальцы и сжал их. – Ангел, не в моей власти сейчас покинуть Лондон.

– Тогда отправь меня в Корнуолл.

– Чего ты боишься?

– Ничего! Всего! Ты же видел, что произошло сегодня вечером. Я почти выдала себя.

– Но ты быстро исправилась. Ты не повторишь одной и той же ошибки дважды.

– Но Кэм, разве ты не думал, что кто-то может узнать меня? Ты забыл, что этих английских джентльменов, лорда Уайтмора и его советников, мне представили в замке Шато-Ригон.

– Я не забыл. Это не важно. Я попрошу помощи у Питта. Он придумает что-нибудь. – Кэм улыбнулся и разгладил нахмуренный лоб жены. – Не удивлюсь, если лорда Уайтмора с компанией отправят в Ирландию до тех пор, пока не закончится наша небольшая вылазка.

– Если бы проблема была только в этом!

Кэм услышал, что голос его жены дрогнул, и обнял Габриель, утешая ее.

– Ах, Кэм, я никогда не буду счастлива в высшем обществе.

– Почему?

– Леди! – Это слово было произнесено словно проклятие. – Я не способна стать леди. Ты сам так сказал.

Габриель взвизгнула, когда в тусклом свете экипажа Кэм внезапно протянул к ней руки и перетащил ее к себе на колени.

– Дьявол, я слишком много говорю, – хрипло сказал он, чуть не задушив ее в медвежьих объятиях. – И не очень-то милосердно с твоей стороны, Ангел, бросать мои глупые слова мне же в лицо.

– Но ты говорил серьезно!

– Глупая! Разве ты не поняла, что я просто боролся с твоими непобедимыми чарами? Я был прижат к стене! Нельзя обвинять упавшего воина за то, что он использует любое попавшееся под руку оружие. Клянусь честью рыцаря Подвязки, это неправда от первого до последнего слова.

Ошеломленная, Габриель прошептала:

– Кэм, ты рыцарь Подвязки? Это правда?

– В какой-то степени. Я думал о подвязках своей жены. – Его рука скользнула под модные юбки и прошлась от лодыжки к колену. Габриель убрала ногу. Кэм сомкнул пальцы вокруг подвязки и потянул ее вниз.

– Кэм? – голос Габи прозвучал обманчиво чувственно.

– Гм-м? – его губы задержались на чувствительной точке у основания шеи и на плече.

– Похоже, я все-таки леди! Отпустите меня немедленно, сэр!

– Нет, пока не получу подвязку, – сказал Кэм, и, чтобы слова не расходились с делом, снял туфлю с ножки Габриель.

Секунду спустя он уже овладел своим трофеем.

– У меня чулок спадет, – сердито предупредила Габриель.

– Не искушай меня, – отозвался Кэм и подарил жене одну из своих грешно-сладких улыбок.

– Что ты собираешься делать с моей подвязкой?

Габриель зачарованно смотрела, как Кэм надел подвязку на запястье и стал поднимать ее к локтю до тех пор, пока ее уже невозможно было натянуть выше.

– Вот так, – сказал он, последний раз поправив подвязку. – Я только что основал рыцарский орден Подвязок Габриель.

– По-моему, все англичане слегка сумасшедшие, – холодно произнесла ее светлость.

– А теперь испытание. – Кэм торжествующе потер руки.

– Испытание? – повторила Габриель, с нескрываемым подозрением взирая на мужа. Она никогда еще не видела герцога в таком игривом настроении.

Кэм учтиво осведомился:

– Разве ты не знаешь? Рыцаря Подвязки должны испытать, ну, например, огнем или чем-нибудь еще в этом роде.

Габриель начала понимать, к чему ведет Кэм. В глазах у нее загорелись озорные огоньки, и она заявила:

– Тогда мне должно быть позволено установить собственное испытание, раз уж это мой рыцарский орден.

– Вполне закономерное требование, – сказал Кэм. – Так в чем же будет заключаться испытание?

Габриель наклонилась к мужу и шепнула что-то ему на ухо. Не успела она отодвинуться, как Кэм схватил ее за плечи.

– Согласен, Ангел. Но предупреждаю здесь и сейчас, что только один рыцарь должен проходить это испытание – твой собственный супруг и повелитель.

Герцог быстро задернул занавески.

– Но не здесь, Кэм, – не на шутку испугалась Габриель. – Что подумает кучер?

– Honni soit qui mal у pense, – лукаво улыбнулся Кэм. – Что-то еще? – спросил он и склонил голову, целуя жену.

Спорный вопрос, будет ли Габриель представлена высшему английскому обществу, был, по сути, решен. Об этом знал только Кэм. Возможно, ему следовало рассказать обо всем Габриель, но он не хотел лишний раз волновать ее. Не могло быть и речи о том, чтобы покинуть Лондон, после того как королева ясно дала понять, что желает, чтобы они остались. А после беседы tete a tete с принцем Уэльским стало очевидно, что предстоящий сезон, по меньшей мере, запомнится им надолго. Одна только мысль об этом повергнет Габриель в смятение.

Кэма не так легко было запугать. Он не боялся представить Габриель высшему обществу. Герцога волновало только то, что настоящее имя жены рано или поздно станет известно. Иначе и быть не могло, если только он не собирался навечно сделать ее своей пленницей в Данрадене. Последняя возможность имела свои преимущества, размышлял Кэм. Он сделал потрясающее открытие: его собственнические инстинкты так же глубоко укоренились в нем, как это происходило у животных. Эта женщина принадлежала ему. Он никому ее не отдаст. Она была его собственностью. «Варвар», – подумал Кэм и улыбнулся, представив, как стала бы отчитывать его Габриель, если бы могла прочитать его мысли.

Когда экипаж качнуло на повороте, Кэм крепче обнял спящую жену. Габриель вздохнула и прижалась к нему. Она была его собственностью и в то же время его судьбой. Он никому не позволит омрачить ее счастье или обидеть ее.

Враги заставили его изменить планы, но через несколько недель настоящее имя Габриель не будет представлять угрозы. Кэм с огромным удовольствием откроет его всему миру, начиная с принца Уэльского и мистера Фокса. В данной ситуации никто не станет винить его за маленькую хитрость, к которой ему пришлось прибегнуть, чтобы скрыть имя деда Габриель от французских властей. Но этот день наступит только после того, как Маскарон будет надежно укрыт на английской земле.

Уже сейчас Родьер начал заниматься подготовкой отъезда Маскарона из Франции. Кэм был уверен, что тот отправится в Англию по своей воле, поскольку, когда о положении Габриель станет известно, ее дед, по меньшей мере, окажется под подозрением. Только дурак может предположить, что Маскарону удастся и дальше работать в Морском министерстве, не вызывая вопросов. А Маскарон был далеко не дурак. Он должен понимать, что во Франции ему не на что рассчитывать. Там он может только потерять, и очень многое.

В памяти Кэма всплыли слова Лэнсинга: «Если Фуше начнет подозревать, что Габриель похитили, он может сообразить, что к чему».

Кэм понимал, что было бы ошибкой недооценивать Фуше. Было время, когда герцог думал, что бывший министр сообразит, что к чему. Было время, когда он хотел, чтобы французские власти обнаружили, что Маскарон передает информацию британской разведке. Но это было до того, как счастье Габриель приобрело для Кэма первостепенное значение. Маскарон. При мысли о нем у герцога каждый раз подкатывал ком к горлу. Но ради Габи он решил отказаться от мести. Ни для кого больше он не сделал бы этого.

В конечном счете, решил герцог, все складывалось вполне благополучно. Кэм не сомневался в способности жены занять свое место в высшем обществе. А когда этот короткий сезон закончится, он увезет ее в Корнуолл, где в новом году появится на свет их ребенок. Жизнь никогда не была такой сладкой.

Позже этим вечером принц Уэльский принимал в Карлтон-Хаусе нескольких близких друзей. Ожидали Фокса и Шеридана. Вместе с ними прибыл молодой французский immigre, Жерве Десаз. Принцу не по душе было присутствие этого молодого человека. По какой причине, однако, Георг и сам не мог сказать. Но раз уж мистер Фокс позволил себе расширить круг доверенных лиц, его высочество настоял на том, чтобы его брат, Кларенс, тоже присоединился к ним.

– Я никогда не смогу привыкнуть к пронизывающему холоду Виндзора, – жалобным тоном сказал принц, объясняя пылающий в камине огонь и то, что все окна наглухо закрыты от сквозняков. – Я промерз до костей.

Мистер Фокс огромным льняным платком промокнул пот со лба.

– Какое впечатление на вас произвела герцогиня Дайсон, наше высочество? – сразу переходя к делу, спросил он.

Ричард Шеридан отыскал графин бренди на буфете хепплуайт. [65] Наполнив сначала свой стакан, драматург предложил графин остальным. Слуг не было: немного ранее принц отпустил их в целях соблюдения секретности.

Принц обратился к герцогу Кларенсу:

– Замечательная девушка, ты так не думаешь, Уильям?

– Очаровательная, – ответил герцог.

Он не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то с таким неподдельным интересом внимал каждому его слову. «Билли-дурачок» называли его за глаза, в том числе и присутствующие сейчас в комнате. А эта девушка заставила его почувствовать себя мудрейшим человеком во всем христианском мире. Уильям, несмотря на союз с миссис Джордан, жалел только о том, что Дайсон, а не он увидел Габи первым. Кларенс не питал теплых чувств по отношению к герцогу Дайсону, но Фокса и Шеридана он любил еще меньше.

– Не удивлюсь, если она покорит светское общество, – добавил он с налетом злорадства.

– Все может быть, – сказал Фокс, обратив пронизывающий взгляд в сторону Кларенса. Герцог немного сильнее прижался к спинке кресла. – Но все это предприятие затевалось главным образом для того, чтобы определить, зачем Дайсон фактически сделал ее пленницей в своем замке в Корнуолле.

– Мы не знаем этого наверняка, – мягко поправил Шеридан.

Мистер Фокс вопросительно посмотрел на Десаза. Француз тихонько откашлялся. Именно по его совету, преподнесенному в виде шутки, Фокс уговорил принца Уэльского использовать свое влияние, чтобы заставить герцогиню Дайсон появиться в обществе. Фокс и его соратники только хотели найти способ дискредитировать Дайсона или хотя бы поставить его в неловкое положение. Его собственные намерения были более тщательно завуалированы. Десаз не скрывал своего интереса к герцогине Дайсон. Согласно указаниям Фуше, Десазу следовало подружиться с девушкой. Он прекрасно справлялся с этой задачей: сначала завоевал доверие мистера Фокса, а потом раздул угли подозрений политика, когда костер, казалось, уже совсем потух. С напускной небрежностью француз заметил:

– Как вы, возможно, помните, источником информации невольно стал юнга Дайсона. Похоже, что Дайсон до крайности грубо обошелся с девушкой, когда похищал ее.

– Он никогда и не отрицал, что девушка не хотела покидать Францию, – сказал Шеридан.

– И, – продолжил Десаз, наклоняясь вперед, словно чтобы добавить значимости своим словам, – Луиза Пельтье, любовница Дайсона, проговорилась о некоторых, наводящих на размышления, вещах.

– Каких вещах? – спросил Кларенс.

– О, что эта девушка дика, словно лесной зверь.

– Не могу поверить, что Дайсон мог связать себя с такой женщиной, – сказал Шеридан.

– Он и не связывал, – отозвался принц. – Габриель была… Кларенс, скажи им лучше ты. Ты провел с этой девчушкой больше времени, чем я. Но если вам интересно мое мнение, джентльмены, я думаю, что мы шли по ложному следу.

Принц смолк. Его взгляд стал блуждать по комнате и остановился на некоторых изящных предметах обстановки времен Людовика Пятнадцатого, некогда украшавших залы Версальского дворца. Агенты его высочества не замедлили воспользоваться распродажей личной сокровищницы французского короля. Георг знал, что герцогиня Дайсон не одобрит этого, когда впервые переступит порог Карлтон-Хауса. Эта мысль развеселила принца, но только на мгновение.

Его высочеству начинало надоедать обсуждение герцога Дайсона. Георга сейчас волновали гораздо более важные вещи. Например, будут ли парадные залы в Карлтон-Хаусе расположены на уровне улицы или этажом выше? Принц никогда не смирится с нынешним положением вещей.

Под монотонные звуки голоса Кларенса мысли его высочества полетели дальше, в Виндзор. Однажды он станет королем. Георг размышлял, стоит ли тогда заняться превращением Виндзора в лучший замок Европы. Если он решит так поступить, то начнет с создания комнаты, которая могла бы сравниться с Зеркальным залом в Версале. Нет. Эта комната должна превосходить любое творение французских королей. Он не удовлетворится вторым местом. Но пока не наступил этот час, Георг посвятит всего себя украшению своего павильона в Брайтоне. Потомки оценят его по достоинству.

– Брак по любви, говорите?

Этот насыщенный иронией комментарий прозвучал из уст Ричарда Шеридана.

– Они цвели как апрель и май, – уверенно заявил Кларенс.

– По-моему, все это дурно пахнет, – протянул, миролюбиво улыбаясь, Шеридан.

– Знаете, что я думаю? – спросил Фокс у всех присутствующих. – Я думаю, что запугал Дайсона так, что тот женился на девушке. И по какой-то причине, которой мы пока не знаем, он не хочет, чтобы она появлялась в обществе. Она останется в Лондоне, ваше высочество?

– М-м?

– Я бы хотел взглянуть на эту девчушку.

Принц Георг с трудом заставил себя вернуться к разговору.

– Останется в Лондоне? Ах! Эта девушка! Да, конечно. Дайсон даже поблагодарил меня за участие в ее судьбе. Он вполне охотно согласился с пожеланиями ее величества. Все это вздор, Чарльз. Тебе придется найти какой-нибудь другой путь, чтобы добраться до герцога.

Прошло еще несколько часов, прежде чем завершилась эта маленькая вечеринка. Его высочество настоял на том, чтобы продемонстрировать гостям последние изменения в Карлтон-Хаусе, и попросил их совета по поводу своих грандиозных планов превратить довольно скудную обстановку Холланда[66] в нечто более роскошное. Никто не посмел ему возразить.

За несколько часов до рассвета, когда принц наконец отпустил своих гостей, только один из них не счел вечер убийственно скучным. Жерве Десаз был настолько воодушевлен, что не смог сразу заснуть.

Герцогиней Дайсон была не Габриель де Валькур. Не существовало человека с таким именем, сообщил ему Фуше по самому секретному каналу. Было подозрение, что это внучка Маскарона, которая якобы утонула. И герцог Кларенс, ни о чем не подозревая, упомянул в частной беседе, что у деда герцогини есть замок в Нормандии. Все сходится.

Десаз неподвижно лежал на кровати, вперив взгляд в балдахин. Если он правильно разыграет свою карту, сам первый консул наверняка в знак благодарности пожалует ему такие почести, каких он даже и представить себе не мог. Француз предался любимой грезе – он станет спасителем Франции. Страшно даже подумать, какие государственные тайны Маскарон, занимая пост заместителя морского министра, мог передать британцам. Девушка была ключом к разгадке. Фуше подозревал, что она заложница, хотя это и не было похоже на правду, учитывая то, что рассказал им сегодня вечером герцог Кларенс. В любом случае ее следует вернуть во Францию.

Первые лучи солнца коснулись крыш, когда Десаз наконец отдался сну.

Солнце начинало садиться за черепичные крыши Парижа, его приглушенный свет создавал ощущение загадочности и возвращал самый красивый город Европы к таинствам ночи. Из окна своего кабинета в Морском министерстве Антуан Маскарон наблюдал за игрой света и размышлял над жизненными парадоксами. Его жизнь, с горечью думал он, состояла из одних парадоксов. И вот финальный парадокс – невинность искупает грехи виновного. Он думал о Габриель. Он думал о Дайсоне. И проклинал богов за их каприз.

Казалось, Провидение или Парки[67] снова со злорадным удовольствием вырвали у него победу, когда та была уже почти в руках. Власть ускользнула от него. Богатство не помогло Маскарону. Угроза оказаться в опале всегда преследовала его по пятам. Призрак смерти уже стал его хорошим знакомым. Но Маскарон решил не прятаться больше от судьбы, потому что теперь, как он думал, Габриель была в безопасности в Англии, о ней заботился человек, полюбивший ее. Голиаф вернулся абсолютно убежденным в этом. Господи, как же глупо было с их стороны доверять этому англичанину! Как парадоксально, что он, Маскарон, потерял бдительность именно тогда, когда следовало быть наиболее осторожным.

Антуан не верил, что мог быть настолько слеп. Не верил, что так долго не мог во всем разобраться. На самом деле все было очевидно. Дайсон. Элоиза де Валькур. Тюрьма Аббей. Годы травли. Похищение Габриель. Все это части единого целого. А теперь нависшая угроза разоблачения. Интересно, это Дайсон намеренно выдал его или Фуше сам все разнюхал? В любом случае конечный результат один и тот же. Маскарон надеялся, Господи, как же он надеялся, что перед тем, как его поставят к стенке, Голиаф как-нибудь успеет сообщить, что их последнее отчаянное предприятие увенчалось успехом. Если Габриель все же нужно было спасать, Голиаф должен был устранить англичанина. Маскарон не стал опускаться до молитвы богам, которые никогда еще не прислушивались к его прошениям. Он надеялся только на Голиафа.

Открылась дверь, и вошел его клерк.

– К вам месье Фуше, сэр.

Маскарон улыбнулся застенчивому молодому человеку, чей привычный занятой вид сейчас уступил место тревожной неловкости.

– Успокойтесь, Монтейн, – сказал Маскарон. – Мы с месье Фуше знаем друг друга уже долгое время. Я давно ждал этого визита. Проведите его сюда.

Маскарон не спеша сел за стол. Хотя Антуан ожидал худшего, он очень старался ничем не выдать себя. Однако подобные меры мало что значили, если за дело брался Фуше, и Маскарон прекрасно это понимал. Когда возникала необходимость, Фуше добывал нужные ему доказательства из ниоткуда. И, опять же, Дайсон вполне мог указать бывшему министру путь прямо к его столу. Но это не важно. Теперь только судьба Габриель имеет значение.

Когда Фуше вошел, Маскарон не подал ему руки. Тридцать минут спустя Фуше призвал на помощь клерка. Когда Монтейн вбежал в комнату, то обнаружил, что Маскарон без сознания распластался на собственном столе. Молодой человек старался не выказывать охватившего его ужаса.

– Не понимаю, что случилось, – сказал Фуше. – Все произошло так внезапно. Буквально только что мы распили бутылку рейнвейна, потом он пожаловался на головную боль и потерял сознание.

Монтейн не знал, что сказать. Он поднял пустой стакан, валявшийся у ног Маскарона, и поставил его на стол.

– Он… он мертв? – неуверенно спросил клерк.

– Просто без сознания, – ответил Фуше, положив руку на лоб Маскарона. – Похожему него жар. Позовите привратников. Я позабочусь о месье Маскароне и доставлю его домой.

Когда Фуше сел в свой экипаж и отпустил привратника, не было нужды давать указания кучерам. Они знали, что следует ехать в замок Шато-Ригон. Но они не знали того, что в игре, которую затеял их господин, ставка была гораздо выше, чем жизнь Маскарона.

Если бы дело было только в Маскароне, думал Фуше, он сразу же отвез бы его в Консьержери. [68] И, если бы не удалось найти улик, их легко можно было бы сфабриковать. Но его планы оказались гораздо честолюбивее. Маскарон был приманкой для девушки. Девушка была приманкой для английского герцога. Когда все эти три туза окажутся у него в руках, первый консул наверняка смягчится и возвратит ему прежний пост.

Но не стоит быть слишком самоуверенным, предупреждал себя Фуше. Возможно, Дайсона абсолютно не волнует судьба девушки. По этому поводу информации было недостаточно. Фуше философски пожал плечами. В этом случае в его сетях все равно окажутся две пташки. Но в надежде, что Дайсон приедет выручать свою герцогиню, Фуше очень тщательно продумал свою диспозицию. В Консьержери пробраться невозможно, а Дайсон не должен считать, что задача невыполнима. А вот замок Шато-Ригон… тут герцог может рискнуть. И когда Дайсон начнет действовать, он, Жозеф Фуше, поставит капкан.

Глава 18

Как только Кэм заметил Луизу Пельтье, он понял, что просчитался. И серьезно. Он был слишком самоуверен. И недооценил своих врагов.

Первая мысль была о Габриель. Потребовалось несколько минут, чтобы в этой толпе, втиснувшейся в гостиную Девоншир-Хауса, найти Габи взглядом. Она была с Жерве Десазом. Этот молодой человек входил в круг поклонников, образовавшийся вокруг Габриель за две недели, прошедшие с тех пор, как в газетах напечатали маленькое объявление о том, что герцогиню Дайсон приняла королева. Как и следовало ожидать, приглашения посыпались как из рога изобилия, а посетители регулярно оббивали порог их дома. Десаз был самым преданным почитателем Габриель.

Когда бывшая любовница Кэма стала пробираться к Габриель и ее собеседнику, глаза герцога угрожающе сузились. Ему определенно не понравилась улыбка Луизы – она была слишком уверенной, слишком злорадной, слишком знающей и слишком надменной, принимая во внимание тот факт, что француженка намеревалась обратиться к герцогине. Кэм собирался было прекратить эту ее игру с Габриель, как Луиза вдруг повернулась и примкнула к другой группе.

Герцог почувствовал, что часть напряжения спала с его плеч, но мышцы спины застыли, словно каменные, когда он встретился взглядом с мистером Фоксом. Этот джентльмен беседовал с принцем Уэльским и хозяйкой дома, Георгиной, герцогиней Девонширской. Девонширцы были не только самыми ярыми сторонниками Фокса, но и вносили наибольший вклад в его казну. Кэм находился в цитадели вигов, и, хотя на светских вечеринках и балах политическим взглядам не придавали большого значения, он не мог чувствовать себя комфортно в окружении людей, по его мнению, поровших полнейшую чепуху.

В противоположном конце танцевального зала Фокс подмял стакан в знак приветствия. Кэм ответил тем же и стал осматриваться по сторонам. Он заметил, что Шеридан валял дурака перед леди Бессборо, а ее любовник, лорд Граннилл Леверсон-Говер, ничего не мог с этим поделать. Муж леди, граф Бессборо, словно хищный зверь, притаился рядом. Девоншир прогуливался по залам – воплощение образцового хозяина вечеринки, но все знали, что леди, которую он ведет под руку, ему не жена, а любовница, хотя справедливости ради нужно признать, что Девоншир-Хаус действительно был ее домом. В подобных элитарных кругах этот интересный menage a trois [69] мало кого удивлял.

Здесь были поддерживающие вигов наиболее выдающиеся семьи, которыми могла похвастаться Англия: Мельбурны, Холланды, Оксфорды, Понсонби и множество менее важных персон, чьи имена, тем не менее, были у всех на слуху. Обводя взглядом толпу и мимоходом вспоминая различные скандальные истории, связанные со многими из присутствующих, Кэм поразился мысли, что его собственное поведение по отношению к Габриель будет всеми осуждаться. Герцог снова взглянул на Луизу Пельтье, и подозрение, что француженка пришла сюда сегодня вечером далеко не с добрыми намерениями, переросло в твердую уверенность. Она здесь, чтобы навредить ему. Кэм чувствовал это.

– Какого черта она здесь делает? – резко спросил он.

Джентльмен, стоявший рядом, проследил направление его взгляда.

– Луиза? – спросил лорд Лэнсинг.

– Да, Луиза!

– Ты разве не слышал? Она преуспела. Говорят, что она новая пассия принца Уэльского. Ее повсюду приглашают. Я думал, что говорил тебе об этом.

– Нет, ты мне об этом не говорил. И мне с трудом верится, что ее повсюду приглашают.

Несдержанность Кэма удивила Лэнсинга. Лорд с любопытством взглянул на друга.

– Луиза, возможно, и не вхожа в Виндзор и подобные элитарные места, но почти все остальные двери для нее открыты. Чтобы его королевское высочество принял приглашение на вечеринку, стоит лишь внести имя Луизы в список гостей. В чем дело, Кэм?

Кэм не спускал глаз с Габриель. Гости парами становились на паркете, готовясь танцевать кадриль. Габриель заметила мужа и улыбнулась ему. Невдалеке находились Луиза и ее партнер.

Лэнсинга осенило, и он похлопал друга по плечу:

– Что, Кэм? Тебе решили напомнить о былых грехах? На твоем месте я бы не переживал. Ты ведь рассказал Габриель, что исправился?

– Нет, я не говорил с ней об этом, – рассеянно ответил герцог. – Но как можно скорее я восполню этот пробел.

Он никогда не отрицал, что в его жизни были другие женщины, думал Кэм. С другой стороны, он не стал разуверять Габриель в ошибочном предположении, что исправился уже со дня свадьбы. Кэм вспомнил о доме, который снимал для Луизы в Фалмуте в первые дни после женитьбы, и проклял себя за глупость. Сильное выражение сорвалось с его губ.

Но Лэнсинг не обратил на это внимания.

– Она здесь, – выдохнул лорд.

– Кто здесь?

– Леди Каролина Понсонби, дочь графа Бессборо.

Кэм бросил взгляд на дальние двери. В зал в сопровождении двух молодых джентльменов входила светловолосая девушка.

– Леди Каролина и два ее сторожевых пса, – цинично сказал Кэм.

– Это ее братья, – возразил Лэнсинг.

Кэм поднял брови.

– Саймон! Чем, черт возьми, ты тут занимался в мое отсутствие?

Лэнсинг застенчиво улыбнулся.

– Не только в тебя угодила стрела этого смутьяна Купидона, – заметил он.

Кэм ничего не ответил, но взгляд его говорил о многом.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Лэнсинг.

– Действительно? – пробормотал Кэм.

– Ты думаешь, что семья Бессборо никогда не согласится на это, что они отдадут дочь замуж за человека, который унаследует титул и состояние какого-нибудь знатного рода вигов.

– Так и есть, – согласился Кэм.

На самом деле он подумал о том, что леди Каролина Понсонби была слишком своенравной для человека с таким мягким характером, как у Лэнсинга.

– Уильям Лэмб без ума от нее, – сказал Лэнсинг, не сводя глаз с изящной фигуры девушки, передвигавшейся от одной группы к другой.

– Я думал, что наибольшие шансы на успех имеет наследник Девоншира.

Лэнсинг язвительно фыркнул.

– Он всего лишь мальчишка, – усмехнулся он.

Маркиз Хартингтон был примерно одного возраста с леди Каролиной Понсонби, но Кэм предусмотрительно оставил этот аргумент при себе.

– Не думаю, что Уильям Лэмб имеет шансы на успех, – сказал Лэнсинг.

Спустя мгновение он, как бы объясняя, добавил:

– Их матери, леди Мельбурн и леди Бессборо, явно недолюбливают друг друга.

Кэм снова промолчал. По его мнению, леди Каролина Понсонби сама решит, за кого ей выходить замуж, и никто не станет ей перечить. И, несмотря на уверения Лэнсинга, насколько он слышал, именно Уильям Лэмб был претендентом номер один.

Несколько минут спустя прозвучали последние аккорды и кадриль подошла к концу. Лэнсинг извинился и ринулся по направлению к леди Каролине. Кэм более спокойным шагом направился к Луизе.

Улыбка сползла с лица Габриель, когда она увидела, что Кэм свернул в сторону и ловко отделил Луизу Пельтье от толпы. Габи заметила, как интимно близко склонились их головы, настолько близко, что участие третьей стороны исключалось. Габриель на минуту заколебалась на краю паркета, ища глазами дружеское лицо.

Чарльз Фокс поймал ее взгляд и чинно склонил голову. Габриель вздрогнула и стала искать глазами Кэма. Его нигде не было. Чей-то смех привлек ее внимание. Девушка как раз вовремя повернула голову, чтобы заметить, как ее муж выводит Луизу из бального зала.

Когда у Габриель над ухом прозвучал чей-то голос, она вздрогнула.

– Ваша светлость, – мягко произнес Чарльз Фокс, – позвольте предложить вам руку.

Габриель взглянула на протянутую руку так, словно этот джентльмен предлагал ей змею. Судорожно сглотнув, девушка осторожно положила на нее свою, затянутую в перчатку руку. Кэм обещал не отходить от нее как раз на тот случай, который сейчас произошел. Габриель чувствовала себя покинутой. Хуже, она чувствовала, что ее предали, поскольку Кэм оставил ее, в то время как сам искал общества красивой женщины.

– Бла… благодарю вас, – запинаясь, произнесла Габриель и позволила мистеру Фоксу вывести ее из бального зала.

– Здесь прохладнее, – сказал он, когда они вышли в длинный коридор.

Несколько пар прогуливались, другие сидели друг напротив друга в креслах, удобно расставленных вдоль стен. Кэма и Луизы нигде не было.

Габриель послушно села в кресло, на которое указал мистер Фокс, сложила руки и с некоторым волнением стала ждать начала допроса. Она хорошо заучила свою историю. Кэм позаботился об этом. Да и рассказывать было особо нечего. Чем меньше, тем лучше, как считал Кэм. Ей следовало сказать только, что она Габриель де Валькур, что Кэм насильно увез ее из Франции и стал ее опекуном. А когда и течение нескольких недель они страстно влюбились друг и друга, то решили сразу же пожениться. О своей жизни но Франции Габриель должна была наотрез отказаться рассказывать под тем предлогом, что упоминание некоторых имен и мест может подвергнуть опасности жизнь невинных людей.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒