Часть третья 4 страница

Впрочем, все это казалось неважным в сравнении с информацией, которую привезла «Крушинница».

Разведданные состояли из двух частей. Во-первых, они содержали уточненную информацию о новых границах зон. «Крушинница» осмотрела изменившиеся границы на протяжении нескольких тысяч лиг и отметила, что годные для жизни области расширились и заняли чуть ли не полностью территорию Напасти. Многое выяснить не удалось, карты мира потеряли актуальность, однако уже составлялись новые. Картографы Роя чертили новые границы: сплошной линией – если вопросов не возникало, пунктиром – если сомневались, и точками – если лишь строили догадки. Штриховка и цветовая градация отображали вероятное состояние каждой зоны, символы – что там работает, а что – нет.

Но самым важным было то, что «Крушинница» перехватила телеграфное сообщение. Далеко на восток от нынешнего места дислокации Роя сигнальная цепь возобновила работу или просто не прекращала передавать сообщения. Сигнальщики с Девятой Радиальной отбивались от черепов – по крайней мере, пока. Множество ретрансляционных станций бездействовали, но при благоприятных погодных условиях сообщения пролетают в два раза больше обычного расстояния. То есть станции хоть не в обычном режиме, но работали, и новости, пусть даже сбивчивые и разрозненные, по цепи передавали. После шторма направление передачи диаметрально изменилось – сейчас сообщения текли прочь от Клинка. Даже если бы сообщения не поддавались расшифровке, это означало, что на Клинке кто-то жив и очень хочет связаться с внешним миром.

Однако новости расшифровывались и совершенно не радовали. Как и подозревал Кильон, Клинок бился в агонии. Утешало лишь то, что он еще не умер.

Клиношные зоны резко сместились, сделав прежние районы и реалии пережитками. Говорить о различиях между Пароградом и Неоновыми Вершинами стало бессмысленно. Пароград раздвинулся как вверх, так и вниз и теперь занимал куда больше пространства на Клинке. Неоновые Вершины и Схемоград сжались. То, что называлось Небесными Этажами, растянулось до предела, истертые края уползли еще дальше. Конеград раскололся, то есть вокруг него не осталось пояса низкого технологического уровня, не осталось эффективного барьера для механизированного вторжения. Уже сообщалось о черепах, которые собирались у стилобата и устраивали рейды на нижние уровни – на первый и на второй витки спирали. По той же причине ангелы, или существа, очень похожие на ангелов, спускались ниже привычного уровня – ниже Небесных Этажей. Ангелы вторгались в зоны, прежде для себя неподходящие. Вторгались и не гибли.

Свет, энергоснабжение, бытовые условия, транспорт – ничего этого на Клинке не осталось. Все системы, приспособленные под конкретную зону, больше не работали. Вот почему ангелы спускались: Небесные Этажи погрузились во мрак – погасли и мерцающие символы бесконечных, захватывающих дух вычислений. На бывших Неоновых Вершинах бесшумно дымились электрогенераторы, трассовые машины и фуникулеры замерли, казалось, навсегда. Тепловые станции нижних уровней могли бы работать, но растопки не осталось, а персонал выкосило сильнейшее зональное недомогание. При таких обстоятельствах не верилось, что спецмероприятия проводятся полноценно. Даже если антизональные хранятся на засекреченных складах, четко провести их раздачу практически невозможно. Ответственные за антиаварийные действия сами пострадали от шторма. Из пунктов организованного распространения медикаментов больницы и клиники превратились в промозглые, полные страха приюты, полные умирающих, безумных, паникующих. Персонал и пациенты там не слишком отличались друг от друга. Неудивительно, что драгоценные запасы активно разворовывались. Ни в одной из бывших зон не работали ни органы управления, ни полиция, не действовали законы военного времени. В этом вакууме власти преступные элементы растаскивали все, что можно, и рвались к лидерству, пусть даже к местному, непрочному и недолгому. Они захватывали топливо и антизональные. Никто не представлял, когда кончатся лекарства и зональное недомогание одержит неминуемую победу. В зависимости от ряда малоизвестных факторов Клинок мог протянуть от нескольких недель до нескольких месяцев. Следующую зиму ему не увидеть почти наверняка.

Рано или поздно Девятая Радиальная падет. И передавать сигналы клиношных станций станет некому. До наступления этого момента оставался единственный рациональный выход, хотя, может, и бессмысленный. Крик в равнодушную тишину, отречение от многовековой независимости, – как ни назови этот шаг, сделать его стоило.

Итак, впервые за время своего существования Клинок звал на помощь.

В тот же день, когда откачка топлива еще не закончилась, Кильона вызвали в зал к Рикассо. Кильон уже справлялся о Мероке и обрадовался, услышав, что ей лучше, но огорчился, когда сказали, что она по-прежнему не желает его видеть. Обычно они с Рикассо встречались позднее, и он гадал, что хочет обсудить лидер Роя. Вариантов было много, Кильон с волнением обдумывал вопросы, которые ожидал от Рикассо. Атмосфера, царившая в зале, восстановлению спокойствия явно не благоприятствовала. Лидер Роя стоял у своего любимого окна, но его дородная фигура выглядела непривычно напряженной. Видимо, «Крушинница» привезла и другие новости, настолько удручающие и беспросветные, что делиться ими можно лишь на таком уровне – с людьми, одним секретом уже связанными. Потом Кильон увидел в зале Куртану, Аграфа, доктора Гамбезона, коммандера Спату и Мероку, которой явно не улыбалось сидеть ближе чем в десяти пядях от него, и подумал, что «Крушинница» тут ни при чем.

– Садись, доктор, – не обернувшись, велел Рикассо.

За окном сгущались сумерки, корабли все собирались у «кормушек», только теперь это стало опаснее, чем днем. К тому же с северо-запада наползал густой туман, протягивая к окрестным холмам молочно-белые щупальцы. Скоро плотное марево накроет хранилище. Впрочем, если настроение Рикассо и объяснялось этим, то лишь отчасти.

– В чем дело? – спросил Кильон, устраиваясь в привычном кресле.

Оно показалось ему неудобнее прежнего, хотя мебель не переставили.

– Нам известно про девочку, – объявил доктор Гамбезон. – Про отметину у нее на затылке. А также про то, что эта отметина означает.

– Девочка – тектомант, – медленно, по слогам произнес Рикассо.

– Следует ли понимать так, что именно эту тайну вы стремились сохранить? – продолжал Гамбезон. – Так старались, что рискнули жизнью – вызвали огонь на себя, раскрыв нам свою сущность?

– Про девочку я ничего не знаю, – ответил Кильон.

Спата встал и подошел к Кильону так близко, что тот почувствовал тепло его дыхания.

– Опустим эту часть, ладно? Давай закончим игру в наивное незнание, пока жареным не запахло. Ты осматривал мать и дочь, Кильон. И не мог не увидеть отметину или не понять ее значение.

– Видел он отметину, – вмешалась Мерока, заговорив впервые с тех пор, как вошел Кильон. – Он просто не всполошился из-за нее, в отличие от вас, тупые идиоты.

На лице Спаты мелькнуло подобие улыбки.

– Зачем же он скрыл ее от нас?

– Потому что знал, как вы отреагируете. – Невзирая на повязки, Мерока сжала кулаки и заняла боевую стойку, будто собралась драться и одолеть любого, кому хватит глупости заглянуть ей в глаза. – Из-за вас, уроды, я на пулю нарвалась. Ваш поганый аэростатик защищала. Но я по-прежнему считаю вас суеверными, двуличными тупицами. И пушки у вас, и умные гироскопы, а вы при виде родимого пятнышка готовы со страху обделаться. Я с Мясником сейчас почти не разговариваю, считаю лживым предателем, но хочу отдать ему должное: вас он знает лучше, чем вы сами себя знаете. Девчонку он защищал, потому что не верит в колдовскую белиберду. Он чувствовал, что вы не сдержитесь, и ужаснулся, представив, что вы с ней сотворите.

– Ну, не такие уж мы невежды, – отозвалась Куртана. – И, на секундочку, у нас не аэростаты, а дирижабли.

– Как угодно, мисс Небесная Принцесса. Но я вижу только уйму перепуганных суетливых ройщиков.

С царственной неспешностью Рикассо наконец отвернулся от окна.

– Так ты, Мерока, в тектомантов не веришь?

– А ты?

– Я не верю. – Рикассо выдержал эффектную паузу. – Ни во что не верю. Я задаю вопросы. И сомневаюсь. Сомневаюсь периодически и постоянно. Это называется научным мышлением.

– Надеюсь, сам-то ты понимаешь, что за чушь несешь, – потому что я не понимаю.

– Я и не жду понимания, дорогуша. Мир не благоприятствует научному мышлению. Однако он меняется, значит нужно и нам меняться. По крайней мере, тем, кто в состоянии.

– Это не ответ на мой вопрос о тектомантах, – заявила Мерока.

– Тектомант девочка или нет, в Рое она остаться не может, – заявил Спата. – Она станет дестабилизирующим элементом.

– Разве не я дестабилизирующий элемент? – удивился Кильон. – Или теперь вы нас троих планируете за борт выбросить?

– Скажи им, Мясник, – потребовала Мерока. – Объясни, что девчонка безобидна и бояться им нечего.

– Дело не в том, безобидна она или нет, – проговорил Спата.

Кильон посмотрел на Рикассо, пытаясь связать воедино все, что успел о нем узнать. В голове крутились обрывки бесед, впечатления о его подлинной сути, проглядывающей из-под бахвальства и политической бравады. Рикассо опасался влияния Нимчи на Рой, но ведь человек он любопытный, не склонный отказываться от интересной загадки. По крайней мере, Кильон надеялся на это. В руки Рикассо он отдавал не только свою судьбу.

– Нимча не безобидна, – проговорил Кильон. – Отнюдь не безобидна.

– Мясник! – прошипела Мерока. – Подумай хорошенько, чем это чревато.

– Это правда. Извини, Мерока, но иначе нельзя. Они должны понимать, в чем тут дело. Нимча – источник перемен. Из этого не следует, что она зло или даже разрушительная сила. Но она и не обычное дитя, каким кажется. Она нечто больше, чем любой из нас, больше, чем Рой или Клинок. По-моему, сейчас в мире нет никого важнее Нимчи, и они должны это узнать.

Рикассо набрал в грудь побольше воздуха:

– Ну, доктор, по-моему, ты в кои веки ничего не скрываешь.

– Нет, не скрываю.

– Вопрос в том, почему ты не выложил все это, прежде чем подняться на борт?

Кильон оглядел всех присутствующих. Во взгляде Куртаны читалась то ли враждебность, то ли восхищение. Аграфа происходящее забавляло: казалось, он с трудом сдерживает смех. Неумолимый Спата застыл с непроницаемым лицом. В глазах Мероки по-прежнему горела ненависть. Кильон чувствовал, что, останься они наедине, она постаралась бы вцепиться ему в глотку.

– Вам лучше было не знать, кто такая Нимча. На это я и уповал. Вместе с Мерокой и Калис я надеялся скрыть от вас ее сущность, но шансов у нас не было. Калис очень отважная… Мы просто не могли ее подвести. Не могли, пока существовала альтернатива. Теперь ее, увы, больше нет. Если внушить вам, что Нимча – просто девочка с интересной отметиной, что она похожа на тектоманта, а на самом деле им не является, у вас появится веская причина от нее избавиться.

– Не понимаю, почему бы Нимче не остаться на «Переливнице»? – сказала Куртана. – Кто она такая, за пределами этого зала никто не знает. И не узнает в будущем.

– Получится так же, как со мной, – проговорил Кильон. – Мою сущность в секрете сохранить не удалось. Вопреки вашим стараниям слухи разнеслись по «Репейнице» сразу после стыковки. Сейчас, наверное, тысячи ройщиков знают, кто я такой. Если не удалось сохранить этот секрет, есть ли шансы у Нимчи?

Куртана покачала головой:

– Мы бы что-нибудь придумали. Тем более – разве ты не уговариваешь нас оставить Нимчу в Рое?

– Да, но на других условиях. Не как пленницу, а как объект защиты. Пленных бросают на съедение волкам, когда провизия кончается, или на самосуд толпы, чтобы ее умиротворить.

– Мы действуем немного иначе, – ухмыльнулась Куртана.

– У каждого свои рамки. Но если я сумею убедить вас, что Нимча важнее любых предрассудков, может, удастся ее защитить. – Кильон посмотрел на Рикассо, гадая, верно ли его оценил. – Мы защитим ее?

– Признаюсь, доктор, ты меня заинтриговал. Но не хватает одной мелочи.

– Какой же? – спросил Кильон.

– Объективного доказательства. Веского подтверждения того, что это впрямь не родимое пятно. Пусть девочка сдвинет зоны, тогда я ею заинтересуюсь. – Рикассо устало пожал плечами, словно тектоманты встречались ему на каждом шагу. – Без доказательств она для меня лишь пассажирка, так что извини.

Кильон повернулся к Мероке:

– Ты была там. И знаешь, что случилось.

Мерока зло посмотрела на него. Ее взгляд обжигал ненавистью – и не за то, что он сделал, а за то, кого он олицетворял.

– Кильон прав, – ядовито процедила она. – В девчонке что-то есть.

– Они были сообщниками, когда попались нам, – напомнил Спата. – То, что Мерока с ним сейчас согласна, ничего не доказывает.

– Я представлю вам доказательства, – пообещал Кильон лидеру Роя. – Позвольте мне поговорить с Калис и Нимчей. Не уверен, что девочка в силах вызвать полноценный зональный сдвиг, но, если всколыхнет зоны, как в момент, когда нас едва не убили борги, вы это почувствуете. Мы все почувствуем.

Рикассо снова повернулся к окну. Туман уже обволакивал внешнюю часть Роя, превращая корабли в серые пятна. Скоро они станут неотличимы от облаков и друг от друга.

– Думаю, стоит попробовать, – проговорил он.

Глава 17

Свободы – в нынешнем ее проявлении – Кильона не лишили, что вызвало у него удивление, благодарность и подозрение в равных пропорциях. Не брать его под стражу решили с подачи Спаты, что у Кильона в голове не укладывалось. Ему по-прежнему позволяли находиться в определенной части «Переливницы ивовой», помогать Гамбезону, навещать Калис и Нимчу. Разумеется, мать и дочь знали о случившемся, правда только в общих чертах. Гамбезон осматривал Нимчу и, обнаружив отметину, не сдержал удивления. Калис не сказала ничего лишнего, хотя в глубине души сознавала: молчание сейчас ничего не изменит. Стараясь ее успокоить, Кильон заверил, что они с Нимчей в безопасности, но сам чувствовал, как неискренне звучат его слова. В безопасности он уверен не был и сомневался даже в том, не зря ли открыл правду Рикассо.

– Ты поступил, как счел нужным, – утешала Калис. Кильон понимал, что это он должен ее утешать, и еще сильнее мучился чувством вины. – Не кори себя. Рано или поздно они узнали бы правду. Люди всегда узнают. Поэтому мы нигде не задерживаемся.

– Я тебя подвел.

Калис сжала руку Кильона, тонкую и, как ни странно, более женственную, чем у нее самой. Ему казалось, что, если дернется, она кости ему переломает.

– Ты не виноват.

– По-моему, Рикассо нам друг. И Куртана, и Аграф, и Гамбезон, хотя они менее влиятельны, чем Рикассо.

– Я Рикассо еще не видела.

– Обязательно увидишь. Рикассо – человек любопытный; надеюсь, это нам поможет. Нимча уже его заинтересовала. Осталось лишь окончательно склонить чашу весов в нашу сторону, убедив Рикассо, что мы не ошибаемся насчет Нимчи. Тогда он защитит ее от всех и от всего на свете.

– Ты доверяешь ему?

– Я мало с ним знаком. Человек, которому я совершенно не доверяю, в Рое тоже есть, и это не Рикассо. Пожалуй, Рикассо стоит довериться. Думаю, намерения у него благие и Нимчу он не обидит. – Тут Кильон почувствовал, что Нимча смотрит на него во все глаза, выжидающе и испуганно, как на сверток, в котором не то подарок, не то бомба. – Рикассо знает, кто я такой, и не сделал мне ничего плохого. Конечно, гарантии не ахти какие, но ничего лучше у меня нет.

– А тот, кому ты не доверяешь, что он за человек?

– Его я тоже плохо знаю. Было бы очень здорово, если бы он интересовался не вами, а только мной. Ему что-то нужно, но что именно, я пока не понял.

– Будь осторожен, – велела Калис.

За порогом каюты Кильон увидел Мероку: та появилась в конце узкого, обшитого деревом коридора. Оба замерли как вкопанные. Кильон поднял руки – не трогай, мол.

– Я просто навещал их.

– Мясник, ты не должен передо мной отчитываться.

Девушка была в наброшенной на плечи тяжелой куртке, которую авиаторы носят вне гондолы. В руках она держала стопку книг.

– Тебе не понравилось то, что я наговорил в зале.

– С чего ты решил, что читаешь мои мысли?

– Казалось, тебе не терпится меня придушить. Я не виню тебя: представляю, как шокировали мои откровения. Но у меня не осталось выбора. Ты это, надеюсь, понимаешь?

Мерока переложила несколько книг из одной руки в другую. Кильон увидел яркие обложки, как и у тех, которые он уже листал.

– Мне следовало дать Рикассо повод защищать Нимчу. Он единственный отделяет нас от самосуда толпы. Видела ведь, что творит Спата! По-твоему, пусть лучше он решает судьбу девочки?

– Однако авантюра получилась еще та.

– Я очень хотел заранее обсудить все с тобой, но… – Кильон саркастически улыбнулся. – Сейчас мы хоть разговариваем. Это шаг вперед, да?

– По-прежнему у нас с тобой уже не будет. На случай, если ты надеешься.

Мерока приблизилась к нему настолько, что могла коснуться. Кильон не шелохнулся.

– Ненависть ко мне наверняка отнимает много сил. Может, разумнее направить ее в другое русло?

– Меня и это русло устраивает.

– Следовало бы ненавидеть тебя в ответ, но я не испытываю ненависти. Я по-прежнему благодарен тебе за то, что ты помогла мне сбежать. Разве это не вносит дисбаланс в наши отношения?

– Я много кого ненавижу и плевать хотела на то, ненавидят ли меня в ответ. – Мерока протиснулась было мимо него, но уронила несколько книг на пол. – Черт, Мясник! – выругалась она.

Кильон опустился на колени, собирая рассыпавшиеся книги. Некоторые из них раскрылись. Они мало отличались от тех, что он видел: красочные, посвященные самолетам иллюстрации плюс несколько строк примитивного текста – сказки о чудесах и приключениях в воздушных королевствах.

– Куда ты их несешь? – спросил Кильон.

Девушка вырвала у него книги и пристроила их сверху на стопку, которую несла.

– Матери с дочерью.

– Смысла нет. Калис, похоже, неграмотная, а Нимча еще не научилась читать. Ройский для них не родной язык.

– Знаю.

– Тогда зачем…

– Кто-то же должен. От тебя помощи не дождешься.

Мерока протиснулась мимо него, открыла дверь и исчезла в каюте, захлопнув дверь перед носом Кильона.

За ночь туман окончательно окутал Рой, словно ватной оболочкой. Ветер стих, что немного упростило зависание, но теперь корабли могли столкнуться с колонками или между собой. Небольшое возгорание уже возникло из-за фрикционной искры, когда выносной кронштейн корабля чиркнул по опоре колонки. Пожар быстро потушили, но как снять напряжение, возникшее между взвинченными капитанами и авиаторами? Хотелось и секретное хранилище защитить, и не попасться мародерам; положение-то уязвимое – вот ройщики и стремились заправиться поскорее. Единственным плюсом Кильон считал относительную чистоту топлива и воистину огромные его запасы.

Корабли охраны несли постоянную вахту, что из-за плохой видимости стало куда сложнее. Они двигались практически вслепую, направление и скорость регулировали, ориентируясь на гироскопы и мелькающие наземные ориентиры. Пару раз из туманной дали доносились артиллерийские залпы. Кильон не знал, учения это или обстрел едва различимого врага. Однажды «Киноварь» пала жертвой неведомой ошибки в управлении – и на крейсерской скорости влетела из клубящегося белого марева в самое сердце Роя. Лишь благодаря молниеносному изменению курса и реверсированию тяги она не протаранила два зависших танкера. Кильон понимал, что от неминуемого пожара пострадали бы десятки кораблей-соседей, включая «Переливницу ивовую». После ЧП напряжение еще усилилось. Кильон гадал, последуют ли дисциплинарное расследование, трибунал, порка, хождение по балке и еще более изощренные формы казни с использованием пропеллеров, крюков или проводки системы управления.

Стоя на балконе, он наслаждался или делал вид, что наслаждается, сигаретой – она была ройская, с привкусом машинного масла, но, подобно сестрам-клиношницам, успокаивала, – когда рядом появился Спата.

– В такой чудесный день только туманом любоваться, да, доктор? Или у тебя что-то другое на уме?

Кильон потушил пальцами окурок и спрятал в карман. Бог знает, что в такой ситуации может натворить одна-единственная искра.

– Спата, я вас ждал. Полагаю, хотите взять меня под стражу?

– Тебе разве свобода не по душе?

– По душе, но я гадаю, в чем подвох. Я лгал о Нимче. Скрывал информацию, стратегически важную для Роя. Разве за это меня не следует снова взять под стражу?

– Ты доходчиво разъяснил свою позицию. Девчонку следовало защитить, на твоем месте я поступил бы именно так. Когда прижали к стенке, ты поступил правильно, то есть признался.

– Это было не признание.

– Хоть как называй. – Спата вдохнул свежий прохладный воздух. – Главное, ты, доктор, человек здравомыслящий. Правильно делаешь, что девочку защищаешь.

– Теперь Нимча в руках Роя, а не моих.

– Почти. – Спата замолчал, глядя на силуэты соседних кораблей, то выступающие из тумана, то снова погружающиеся в него, как скалы – в море.

Даже гул двигателей казался Кильону тише и глуше обычного.

– Знаешь, Рикассо к тебе привязался, – добавил Спата. – Считает тебя интересным и как знакомого, и просто как диковинку. Ты идеальный гость к обеду: и на нас не похож, и загадочный.

– Что ж, рад, что пригодился.

– Рикассо – человек неплохой. В прошлом он верно служил Рою, с этим не поспоришь. Но времена изменились, а он не поведет нас на черепов. Предпочитает валять дурака в лаборатории, выжимает из боргов ту драгоценную сыворотку. Но сейчас, доктор, нам нужно другое. – В углу рта у Спаты вдруг прорезалась морщинка, нарушившая его безмятежный вид. – Сейчас нужны решительные действия. Прислушайся к кораблям, доктор. Слышишь звуки единства?

– Я слышу корабли.

– Это почти две дюжины капитанов, готовых действовать в интересах Роя. «Революция» – слово чересчур сильное. Я не назвал бы это даже переворотом или бунтом. Не будет ни крови, ни казней. Скорее уж, естественный переход власти, но лучше рано, чем поздно. На чьей стороне окажешься ты, вот в чем вопрос.

– Если за вас двадцать с лишним капитанов, то решение я уже принял.

– Лавину вызвать несложно. Ты прав: двадцать несогласных во главе с капитаном «Тонкопряда» – это мало. Но куда больше капитанов поддерживают Рикассо, испытывая ностальгию по старым временам. Как почуют, куда дует ветер, вмиг взгляды изменят. Их примеру последуют другие. Потом мы отправимся бить черепов. Наконец-то сведем с ними счеты, пока есть снаряды и огнесок.

– Иначе говоря, вы хотите крови, в то время как Рикассо старается помочь людям. Что же вы не убили его, и гора с плеч?.. – Кильон осекся, внезапно сообразив, в чем дело. – Погодите, кажется, понял. Вы хотите, чтобы я его убил, верно?

– Нет, доктор, ты неверно понимаешь наши методы. Устранение Рикассо не даст нам почти ничего. Он в курсе, поэтому так легкомысленно относится к собственной безопасности. Во-первых, устранение нужно планировать предельно аккуратно, чтобы не было похоже на нападение или расправу. Во-вторых, мы рискуем вызвать лишнюю симпатию к нему. Если убьем его или раним, то усугубим собственное положение. Поэтому нет, я не хочу, чтобы ты его убивал. – Спата выдержал эффектную паузу и добавил: – Но кое-что ты для нас сделать можешь.

– С чего вы решили, что я стану вам помогать?

Начальник охраны придвинулся ближе, словно закадычный друг, решивший пооткровенничать:

– Буду максимально прямолинеен. Я знаю правду о тебе и девчонке, которая пока известна немногим. Но ситуация может измениться. Слово здесь, слово там – и новость о том, кто такая девчонка, облетит Рой быстрее сигнала гелиографа. Если тебе невдомек – гостям редко такое рассказывают, – история Роя не только игры котят в лунном свете. Случались и волнения. Перевороты. Страшные, кровавые мятежи. Корабли – единственное, что у нас постоянно. Во времена кризисов – а спровоцировать их проще, чем тебе кажется, – власть может быстро очутиться в руках толпы. Сам видел, как получилось на твоем драгоценном Клинке. Головорезы тут же из всех щелей выползают.

– А вы, значит, еще не выползли.

– Оцени реально свое положение, доктор. Да, Куртана и Рикассо хорошо с тобой обращаются. Но фактически ты до сих пор пленный, хоть и с огромными привилегиями. Сомневаешься во мне – попроси разрешения покинуть Рой. Посмотрим, далеко ли убежишь.

– У меня нет желания покинуть Рой.

– Я лишь о том, что этим людям ты ничем не обязан. Спас тебя Рой, а не лично Куртана. Она только выполняла свою работу.

– Вот и мне хотелось бы продолжить свою.

– Ты продолжишь. Продолжишь и после изменения структуры власти, если сейчас сыграешь правильно. Если нет, придется считать тебя идеологически ангажированным… Ну и я, конечно, не смогу тебе гарантировать безопасность после того, как твоя сущность и сущность девчонки станут общеизвестны.

– Интересно, кто это устроит? – вздохнул Кильон, понимая, что выбора нет и нужно смириться. – Объясните, что я должен делать.

– Ничего ужасного. У Рикассо есть один документ, очень нас интересующий. Это синий блокнот с кожаным корешком. Рикассо хранит его на полке под столиком, где сам с собой играет в шашки. Мы думаем, что в нем записи, касающиеся опытов, которые он лично ставит над боргами, записи куда правдивее и точнее тех, что представлены на суд общественности.

– Вы надеетесь, что эти записи его дискредитируют?

– Они покажут, по его собственному выражению, продолжительную неэффективность его опытов. Дальше пусть граждане решают сами.

– Раз знаете про блокнот, почему просто не возьмете его?

– Потому что в присутствии Рикассо к нему не подберешься, а в отсутствии Рикассо доступа в зал у нас нет.

– Замки взламывать умеете?

– Слишком много мер предосторожности, доктор. Рикассо – слюнтяй, но не дурак. А ты его новый друг. Вы уединяетесь в зале, беседуете. Наверняка он спиной к тебе поворачивается.

Кильону вспомнились долгие речи, которые Рикассо произносил, глядя в окно или готовя напитки.

– Я не стану губить его исследования. Если записи в блокноте настоящие, им нет цены.

– У Рикассо наверняка есть копия. К тому же мы не собираемся рвать или жечь документ, который его изобличает. Блокнот перейдет в собственность Роя. Когда новый режим установится окончательно, его получишь ты – почему бы и нет? – чтобы при желании продолжить опыты Рикассо.

– Я так не поступлю, – отрезал Кильон. – Не смогу. Даже если бы захотел и получил возможность, незаметно для Рикассо мне блокнот из зала не вынести.

– Ну, тут ты не прав. Мы с тобой непременно найдем варианты. – Спата похлопал Кильона по спине, по ложбинке между крылопочками. – Чудесно поболтали, доктор. Разумеется, о нашей беседе никому ни слова. Проговоришься – я непременно узнаю.

Кильон посмотрел Спате вслед, потом снова уставился на туман – на древние силуэты, которые едва в нем просматривались.

Рикассо наклонился над столом и долил Кильону напиток из графина, украшенного резьбой – воздушными кораблями и гигантскими вздымающимися облаками. Дело было вечером, они только что поужинали вместе с Куртаной, Аграфом и Гамбезоном. Мерока либо не получила приглашения на ужин, либо не приняла его. Второй вариант казался Кильону вероятнее.

Беседы за столом получились краткими и пустыми, словно важных тем предпочитали не касаться. Тому немало способствовали адъютанты, которые непрестанно являлись в зал и шепотом сообщали Рикассо свежие разведданные. Разговору мешало и минутное замешательство, заметное лишь по колыханию напитка в его бокале, с которым лидер Роя, затаив дыхание, внимал очередной порции новостей о погоде, топливе и легковоспламеняющихся летучих гигантах. Когда адъютанты удалялись, Рикассо старательно нащупывал нить беседы.

Поводов для тревоги хватало. На закате корабль охраны вернулся с сообщением о чужом корабле, таившимся в тридцати пяти лигах от топливного хранилища. Корабль появился в поле зрения всего лишь на несколько секунд, когда рассеялся туман, но чужака заметили сразу несколько наблюдателей, и сомнений о его принадлежности не осталось: летающий объект соответствовал всем характеристикам рейдера[10] черепов. Под устрашающе вычурными украшениями еще узнавался «Сатир семеле», ройский корабль, захваченный черепами пятьдесят лет назад вместе с экипажем. «Сатира» наверняка переименовали в «Потрошителя» или в «Хищника» – у черепов все названия на один манер.

В ответ Рикассо приказал усилить разведпатрули и охрану по флангам, то есть оторвать дополнительные корабли от самого Роя. Как он объяснил Кильону, решение было тактически рискованным. Где гарантии, что рейдер заметил корабли охраны? Вдруг он полетел дальше, не подозревая, что приближался к Рою? Даже если рейдеров несколько, может, они просто пережидают туман? Послав в патруль дополнительные корабли, Рикассо мог выдать месторасположение Роя.

– Я вынужден отдать такой приказ. Если черепа и впрямь таятся в тумане и натолкнутся на Рой, наполовину состыкованный с колонками, нас перережут, как свиней на бойне.

– По крайне мере, вас не обвинят в том, что вы игнорируете проблему черепов, – мягко сказал Кильон, радуясь, что услышал метафору Рикассо после ужина.

– Многие обвинят меня именно в этом. – Рикассо заткнул графин пробкой. – Они уверены, что несколько атак на позиции черепов, и проблема исчезнет, словно по волшебству. Им невдомек, насколько те рассредоточены. Пока существуют землеройки и наркотики, которые их дурманят, будут существовать черепа или кто-то подобный. – Рикассо уставился на Кильона, склонив голову набок, как пес, услышавший подозрительные шаги. – Удивительно, что тебя это интересует.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 15 16 171819 20 Следующая ⇒