Часть вторая 11 страница

Внезапно он схватил Кильона за голову и толкнул вниз так резко и сильно, что тот чуть не упал со стула.

– Что бы вы ни думали, я не шпион, – отозвался Кильон, хрипя от натуги.

– Тогда вопросы нужно формулировать аккуратнее.

– По-вашему, меня не подготовили бы лучше, будь я настоящим шпионом?

Спата снова дернул Кильона за голову, и бедняга почувствовал спазм – растянулись мышцы шеи. Кильон ловил воздух ртом, ощущая, что задыхается. Он подумал о Малкине, бармене Фрея: он ощущал то же самое, когда заполучил шрам на горле?

– Довольно! – грозно бросила Куртана. – Из мертвого много не выбьешь. Тем более Рикассо он наверняка очарует.

– Кто такой Рикассо? – поинтересовался Кильон, когда снова смог говорить.

– Хватит вопросов! – Для пущей убедительности Спата снова как следует дернул Кильона за голову. – Бросим его сейчас же, – предложил он Куртане. – Вышвырнем за борт, пока диверсию не устроил.

– Раз уж мы об этом заговорили, что делать с остальными тремя? – осведомилась Куртана с чуть заметным скептицизмом.

– Молодая женщина с ребенком даже не с Клинка. – Кильон цедил сквозь стиснутые зубы, потому что Спата снова дернул за голову. – С ними вам делить нечего.

– А другая клиношница? – осведомился начальник охраны.

– Мерока не имеет ко мне никакого отношения, мы знакомы лишь несколько дней. Ей просто следовало вывезти меня из города.

– Вдруг этот тип – приманка? – предположил Спата. – Диковина, чтобы отвлечь нас, пока другие делом заняты?

– Мы едва не погибли, – настойчиво проговорил Кильон. – Реши я всерьез проникнуть в Рой, думаете, стал бы рисковать так, что меня пришлось спасать от верной гибели?

– Тут он прав, – подтвердила Куртана. – Не вмешайся мы, все они через час стали бы жертвами боргов.

– Уловка, – пренебрежительно заявил Спата. – Кто знает, вдруг они были в сговоре с черепами?

Прежде чем ответить, Куртана обменялась взглядами с Гамбезоном, и, похоже, они молча пришли к какому-то решению.

– На этом пока закончим, коммандер Спата. Ваши опасения услышаны.

Резкое движение – аж запястья хрустнули, – и Спата выпустил Кильона. Бедняга захрипел от боли.

– Запомни – ты просто балласт, – сказал начальник охраны Кильону. – Ты нужен, пока мы высоту набираем. Потом будешь нужен в совершенно другой роли.

– Ну хотя бы так, – отозвался Кильон.

Глава 12

Кильона вернули к спутницам: распахнули дверь и швырнули вглубь каморки. Приземлился он на четвереньки. Кильон до сих пор чувствовал, как пальцы Спаты стискивают его голову, впиваясь в кожу, словно в сырую глину.

– Что с тобой стряслось, черт подери? – Мерока очнулась от полусна.

В руках девушка по-прежнему держала Библию.

Он неловко поднялся. Калис и Нимча все так же сидели на скамье, закутавшись в одеяла. Кильон не знал, кому спалось лучше, им или ему.

– Меня опросили. – Одной рукой он ухватился за потолочную балку, чтобы удержать равновесие. – Точнее, допросили. Они боятся, что я шпион. Я попытался разубедить их, но… Не знаю. – Кильон вытер слюну с подбородка. – Не уверен, что получилось.

– Ты неважно выглядишь, – недоуменно заметила Мерока, рассматривая его в упор. Куртка Кильона осталась в смотровой, и теперь выше пояса он был только в майке и рубашке. – Впервые вижу тебя при дневном свете и как следует, без шляпы и очков. Ты похож… На птенца, который из гнезда выпал. И не на миленького пушистого птенчика, а на голого сморщенного уродца. – Мерока не отводила взгляда, и Кильон постарался спрятать глаза, но не слишком явно.

– Что случилось, пока меня не было? – поинтересовался он, надеясь, что его голос звучит в меру беззаботно и невозмутимо.

– Мясник, с тобой что-то не так. Что-то явно не так.

– Как Нимча?

Окинув его долгим встревоженным взглядом, Калис ответила:

– Она плохо спала. Сны беспокойные.

– Ну вот! Сумку с препаратами у меня забрали! Будь она при мне, я, наверное, помог бы Нимче. Можно мне ее так осмотреть?

– Нет! – отрезала девочка, прячась в одеяло. – Не хочу, чтобы он меня трогал.

– Я тебя не обижу, – заверил Кильон.

– Ты похож на мертвеца. Я мертвецов видела.

Кильон оглянулся. Дверь была закрыта, и за решеткой окна никто не подслушивает.

– Калис, я хотел отвлечь внимание от твоей дочери. По-моему, в какой-то степени у меня получилось, но отвлекающий маневр – мера временная. Нужно серьезно подумать о том, как защитить секрет Нимчи.

– Я думала, что ты не поверил, – проговорила Калис.

– Не факт, что я верю. – Кильон постарался выразиться максимально аккуратно. – Я допускаю, что у Нимчи есть способности, которые нелегко объяснить. Тогда я действительно что-то почувствовал и от своих слов не откажусь. Но случившееся позапрошлой ночью, тот зональный сдвиг… Его впрямь вызвала она?

– Так ты об этом знаешь? – спросила Калис.

Кильон кивнул, радуясь, что вернулся к безопасной теме.

– Да, я в курсе. Когда именно случится сдвиг, никто не знал. Вот он и случился, когда случился; и повезло нам или нет, кто знает… Но ждали сдвига давно. Еще до моего побега с Клинка те, кому платят за беспокойство о таких вещах, сильно нервничали. Проверки они устраивали куда чаще обычного и суетились, готовя город к переменам. Их датчики фиксировали упреждающие сигналы, симптомы того, что зональная нестабильность растет, предвосхищая глобальную перестановку.

Кильон замолчал: обижать Калис не хотелось, но женщине следовало уяснить, что сила ее дочери намного меньше, чем она себе представляет.

– О приближении сдвига было известно давно, – добавил он. – Просто некоторые лишь недавно почувствовали беспокойство властей.

– Давно ждали сдвига? – спросила Калис.

«Какая разница? » – подумал Кильон, но ответил максимально честно, с учетом услышанного от Фрея и Мероки:

– Примерно два года.

– Нимче сейчас пять. Я говорила, что дар проявился у нее в неполных три года.

– Нет, это невозможно, – мягко, но решительно возразил Кильон. – Она всего лишь ребенок. Допускаю, что Нимча способна влиять на сиюминутное состояние зоны, в пределах которой находится. Отсюда не следует, что мне понятна суть ее влияния, но я помню, что чувствовал, и своим ощущениям должен доверять. Но пойти дальше, поверить, что девочка спровоцировала все случившееся за последнюю пару дней… что она готовилась к этому годами… Извини, но я не могу.

– Нимче пришлось вызвать шторм. – Калис говорила уверенно и спокойно, чуть ли не равнодушно, словно и не рассчитывала, что ей поверят. – Она знала, что черепа пострадают и у нас появится шанс сбежать. У нее получилось, не отрицай. Вы нашли нас. Если бы Нимча не вызвала шторм, вы этого не сделали бы.

– Мозги у девки, может, и набекрень, но она права, – отметила Мерока.

– В голове не укладывается, что все это дело рук пятилетнего ребенка, – признался Кильон. – Получается, чтобы выбраться из клетки, она погрузила Клинок во тьму, погасив маяк цивилизации, последний у нас на планете.

– Ну, своего она добилась, – пожала плечами Мерока.

– Дочка не хотела, чтобы так вышло, – призналась вдруг Калис. – Она сделала все правильно. Сила ее велика, а вот контролировать ее… Нимча пока умеет плоховато. – Женщина потупилась, уставившись на складки одеяла в ногах. – Сделано то, что следовало сделать. Я направляла дочь. Нимча была инструментом у меня в руках. Ее в случившемся винить нельзя.

– Никто никого не винит, – с нажимом проговорил Кильон. – Это лишь стечение обстоятельств. Ты велела дочери действовать, и в то же самое время случился зональный сдвиг. Для тебя естественно объяснить сдвиг силой Нимчи. Но это не так. Это не может быть так.

– Почему не может? – спросила Калис.

– Потому что, если Нимча та, кем ты ее считаешь, тогда… – Кильон осекся, старательно подбирая слова. – Тогда она не просто девочка с необычными способностями. Она – самый важный человек из живущих на свете, ребенок, способный все изменить.

– И ты не веришь, что это возможно?

– Я поверю во что угодно, если увижу доказательства. Впрочем, проблема здесь не в доказательствах.

– А в чем?

– Так просто неправильно.

Кильон не мог смириться с тем, во что ему предлагали поверить. Но распирала его не злость, а скорее возмущение тем, что его выбили из привычной колеи, сместили – как планету на второстепенную орбиту. С тех пор как на секционный стол к нему попал ангел, Кильон считал себя хозяином своей судьбы, главным героем истории собственного сочинения. Но если Нимча та, кем считает ее мать, то, выходит, с самого начала историю писала она! Это Нимча вызвала нестабильность, которая заставила Пограничный комитет заподозрить приближение шторма… Ту самую нестабильность, которая, по всей вероятности, вновь подогрела желание ангелов отозвать его с Неоновых Вершин. Другими словами, Нимча была косвенно ответственна за его побег из города. Кильон ощущал, что девочка притягивает его как магнит.

– Понимаю, что ты сейчас чувствуешь, – хмыкнула Мерока. – Ты думаешь: «Наше приключение было для меня и ради меня». А теперь получается, что нет. Ты лишь капля в море того, что творит девчонка. Привыкай, Мясник, большинство так чувствует себя всю жизнь – дерьмом, смываемым в канализацию.

– Нимча этого не хотела, – покачала головой Калис. – Она не выбирала свою судьбу.

– Не завидую я ей.

– И не надо. Жалеть тоже не надо. Просто… пойми. О большем не прошу.

– Я очень постараюсь. Ну-ка обернись, – вдруг велела Мерока.

Кильон постарался изобразить искреннее недоумение:

– Что?

– Обернись, Мясник. Покажи нам спину.

– Не понимаю…

– Обернись, мать твою! Живо! – Мерока подхватилась со скамьи, и Кильон замер, завороженный стальным блеском ножа в ее руке.

На миг все мысли заслонил вопрос: как она ухитрилась его спрятать?

– Кто же ты, Мясник? Очень хочу понять. Зуб даю, что не обычный человек!

Кильон отступил на шаг и поднял руки в подобии оборонительного жеста: слишком быстро сдаваться не хотелось.

– Не понимаю.

– Может, другие таких, как ты, прежде не видели, – начала Мерока. – Но я-то видела. Такие глаза нелегко забыть. Черт подери, ясно, почему ты так долго их прятал! Понимал ведь, на какие мысли они наводят.

– Все не так, как ты думаешь.

– Обернись! Больше повторять не буду.

Что-то в ее голосе заставило Кильона послушаться. Держа руки над головой, он повернулся лицом к двери, спиной к Мероке. Раз – и нож распорол ему рубашку и майку. Холодное лезвие скользнуло по спине. Мерока схватила вспоротую ткань за края и рывком разорвала ее.

Калис испуганно охнула. Нимча завизжала, не понимая, что происходит. Мерока сплюнула. Капля слюны попала Кильону меж лопаток.

– Я давно подозреваю тебя, Мясник.

– Все не так, как ты думаешь, – повторил Кильон.

Его голос звучал без просительной интонации: то, чего он боялся, свершилось. Холодное лезвие скользило у него по спине, и он догадался, что Мерока, мастерскому владению оружием вопреки, пустила ему кровь. Кильон представлял, как капли вереницей алых жуков бегут к пояснице.

Мерока шагнула к Кильону – теперь нож касался его горла.

– Объясни, что это за хрень. Коротко и ясно.

Нимча визжала без умолку. В ее воплях появились истерические нотки, словно девочку мучил кошмар. Но вряд ли ее так напугали крылопочки. Это Мерока понимала, что перед ней неоспоримое доказательство тайной сущности Кильона. Нимча же видела просто два симметричных, чуть обвисших бугорка у него на спине. Он, конечно, и без крылопочек выглядел странно, но неужели его худоба толкнула девочку в пучину кошмара? Если, конечно, странностей не набралось слишком много…

– Говори! – Мерока сильнее надавила на лезвие.

– Фрей знал, кто я. – Слова давались Кильону с трудом, он едва отваживался шевелить губами. – Он доверял мне, ты доверяла ему. Тебе этого недостаточно?

– К черту Фрея! Объясни, кто ты какой.

– Ангел, уподобленный человеку, только и всего. Я не враг тебе. Ангелы меня тоже ненавидят. Они хотят меня уничтожить. Так что это правда.

– Чем ты занимался на Неоновых Вершинах, мать твою?

– Старался выжить.

– Не умничай, Мясник!

– Это правда. На Неоновые Вершины меня послали уподобиться людям, доказать, что это возможно. Доказать, что модифицированные ангелы способны уподобиться людям и выживать в условиях чужой зоны. Я думал, это все мои задачи, но ошибался. Существовали задачи, мне неведомые. – Кильон попробовал сглотнуть, чувствуя, как нож упирается в кожу, стремясь ее рассечь. – Я… взбунтовался. С тех пор я дезертир. Фрей помог мне начать новую жизнь. Он с самого начала знал, кто я, и с самого начала понимал, что я не опасен. Это правда, Мерока. Фрею известно твое отношение к ангелам. Разве удивительно, что он скрыл от тебя мою сущность? Тебе ведь следовало вывезти меня с Клинка, только и всего.

Нимча не успокаивалась. Теперь она кричала иначе: вопли превратились в глухой ропот, в бормотание, как перед судорогами.

– Вели ей заткнуться! – гаркнула Мерока.

– Она не может, – отозвалась Калис.

– Позволь мне ее осмотреть, – проговорил Кильон. – Разберешься со мной позже. Сейчас позволь мне осмотреть Нимчу.

Мерока чуть-чуть ослабила нажим.

– Калис, ты согласна подпустить синеглазого уродца к своей девочке?

– Я не причиню ей вреда, – пообещал Кильон, стараясь говорить спокойно. – Иначе разве стал бы ее спасать? Позволь мне хотя бы взглянуть на нее!

Мерока убрала нож от его горла:

– Учти, мы еще не закончили, Мясник. Далеко не закончили, мать твою!

Кильон подошел к Нимче. Девочка умолкла, но судороги не прекращались. Она безостановочно молотила руками и ногами, пускала слюни и закатывала глаза. Лицо ее понемногу темнело. Калис изо всех сил пыталась удержать дочь.

– Нимча задыхается, – резко бросил Кильон. – Она проглотила язык. Держи дочери голову, Калис, я попытаюсь залезть ей в рот. Мерока, стучи в дверь! Скажи, нам нужен Гамбезон или моя сумка. И быстро!

– Мясник, да ты у нас, оказывается, командир, – съязвила Мерока.

– Я просто делаю свое дело.

Пальцы правой руки, укушенные черепом, были до сих пор перевязаны. Кильон правой рукой раскрыл Нимче рот, а левой потянулся за языком. Девочка отчаянно вырывалась, усложняя задачу, норовила укусить. Кильон засунул пальцы еще глубже, пока не нащупал язык. Уже не в первый раз он горячо благодарил судьбу за пальцы. Длинные, тонкие, они здорово помогали ему как доктору.

– Достал! – объявил он. – Сейчас ей станет легче дышать.

Успокаиваться Нимча начала почти мгновенно: судороги ослабли, вернулся нормальный цвет лица. Девочка глубоко дышала, не открывая глаз.

– Так худо ей еще не было, – проговорила Калис.

– Часто у нее приступы?

– Да, в последнее время участились. Да еще кошмары… Я боюсь за Нимчу. Отметина у нее с раннего детства, но прежде она приступов не вызывала.

– Еще не факт, что отметина и приступы связаны. – По-другому Кильон успокоить Калис не мог.

Если причина судорог не в тектомантии, то прочие варианты – эпилепсия и опухоль мозга – представлялись не утешительнее. Он только собрался расспросить Калис о кошмарах Нимчи, как дверь распахнулась. На пороге стоял Гамбезон с докторской сумкой Кильона, за спиной у него виднелся еще один член экипажа.

– Мне сказали, тут кричат. В чем дело?

– Мы поближе познакомились. – Кильон повернулся к Гамбезону спиной, чтобы доктор увидел распоротую рубашку и майку. – Мерока отреагировала примерно так, как я ожидал.

– Она вас ранила?

– Я в порядке. – Кильон посмотрел на Мероку: взгляд девушки до сих пор источал яд недоверия. – Нельзя винить ее в том, что моя сущность ей не по нраву.

– А мне нельзя допустить, чтобы клиенты грозили друг другу ножами. Тронешь его снова, Мерока, и я лично подпишу тебе смертный приговор, поняла?

– Как скажешь, – буркнула в ответ та.

– Заберите у нее нож, – велел Гамбезон сопровождающему его бойцу. – И обыщите ее, на этот раз как следует. – Доктор медленно переключил внимание на девочку. – Это она кричала?

– Малышку испугали мои крылья, – ответил Кильон. – Оно и понятно. Раньше она подобных мне никогда не видела, а теперь такое потрясение…

– Приступы вроде этого раньше не случались? – спросил Гамбезон у Калис.

– Нет, это впервые, – ответила та. Кильон стал гадать, расслышал ли Гамбезон неуверенность, мелькнувшую в ответе женщины. – Сейчас Нимча отдыхает. Приступ вряд ли повторится.

– Я очень постараюсь ее успокоить, – пообещал Кильон.

– Могу устроить ей личный осмотр, – предложил Гамбезон. – Не вижу повода относиться к девочке как к пленнице.

– Думаю, пока нам стоит держаться вместе, – сказал Кильон.

– Включая вас, доктор? – с сомнением поинтересовался Гамбезон. – Хотя наши клиентки… ваши спутницы… теперь знают о вас все?

– Надеюсь, мы сумеем прийти к мирному сосуществованию. – Кильон вопросительно глянул на Мероку. – Сумеем ведь?

– Отлично! – поспешно обрадовался Гамбезон. – Наверное, даже к лучшему, что никому из вас сию секунду не нужна моя помощь. Боюсь, капитан ожидает ближнего боя. Начаться он может в любой момент завтрашнего дня, и мы должны быть в полной боеготовности. – Гамбезон замолчал, снова разглядывая Кильона. – Думаю, вам, доктор, не помешает новая рубашка. Велю принести ее. Еще, пожалуй, темные очки, чтобы на каждом углу не объяснять, почему у вас такие глаза.

– Было бы очень кстати, – сказал Кильон.

Корабль летел над водной гладью. Южнее остались малонаселенные равнины, над которыми он двигался бесконечно долгие часы. Редкий пунктир заброшенного шоссе или железной дороги, спицы-развалины бесполезной телеграфной башни были единственными признаками того, что в эти края заглядывала цивилизация. Когда монотонность стала невыносимой, равнины сменились отвесными скалами, уходящими как минимум на лигу ниже прежнего уровня земной поверхности. Глубину того моря не определишь. Холодное, мрачное, черно-свинцовое, с островками льда, оно, по мнению Кильона, тянулось в меридианном направлении. Вдали на севере из воды поднимались не менее внушительные скалы, за ними снова начинались унылые равнины. До скал лиг пятьдесят, а то и сотня, то есть целый час полета. После полудня, когда солнце поплыло к горизонту, скалы окутала густая тень, превратив их пурпур в черноту.

Кильон вспомнил карту Мероки: Длинная Брешь и Старое Море, нанесенные черными чернилами. Они впрямь забрались в такую даль, раз уже летят над водой?

– У этого моря много имен, – сказала Калис. – Сейчас мы в его восточной части. Говорят, оно такое глубокое и длинное, что в нем можно спрятать весь ваш Клинок, если положить его на бок. Еще говорят, прежде оно было больше, тянулось до Ночного Лабиринта и Трех Дочерей. Так было до того, как мир остыл и моря начали высыхать. – Женщина пожала плечами, точно не слишком верила обрывкам знаний о планете. – Тех мест я никогда не видела и не встречала никого, кто видел. Не уверена даже, что они существуют, что когда-то мир был теплее.

– Я не знаю, во что верить, – уныло проговорил Кильон. – Да и сейчас особого значения это не имеет, верно? Раз мир изменился так, как мы видим, значит возможно все. Мир может стать прежним, деревья могут снова вырасти, мертвые моря – возродиться.

– Ну, если ты так думаешь… – с сомнением протянула Калис.

– А ты нет?

– На твоем месте я осталась бы в городе – там всегда будет теплее и безопаснее.

– Ты видела, что случилось с моим городом. Мне повезло: я успел ноги унести. – Кильон огляделся по сторонам. – Если такое можно назвать везением.

– Почему ты сорвался с места? – спросила Калис.

– Выбора не было. Меня хотели убить за мои прошлые поступки.

– А куда направлялся?

– В Гнездо Удачи. По крайней мере, так планировалось изначально.

– Я была в Гнезде Удачи. Ничего особенного.

– Меня заверили, что я найду там работу.

– Ну, может, и нашел бы… – проговорила Калис, но по глазам ее Кильон понял, как мало она в это верит. – В Отдушине тебе, клиношник, было бы лучше.

– На карте Отдушина казалась намного дальше.

– Сейчас она ближе, если мы летим над Длинной Брешью. Может, туда нас и везут.

– Ты бывала в Отдушине?

Калис покачала головой:

– Я слышала рассказы о ней. Что она куда больше Гнезда Удачи, что городские стены в два раза выше и отделаны золотом, а самая узкая улочка Отдушины в Гнезде Удачи выглядела бы настоящим проспектом. Что за стеной якобы живет столько людей, что одно и то же лицо дважды не увидишь. И что там, как на Клинке, машины, электричество и телевидение.

– Ты в это веришь?

– Не знаю. Я слышала, как в отдельных частях света то же самое рассказывают о Гнезде Удачи.

– А-а…

– Может, Отдушина сейчас больше. Говорят, что изначально города были одного размера, что оба они более древние, чем Клинок. Ты в курсе?

– Если честно, нет.

– Говорят, города эти основаны одновременно братьями-близнецами, которые к тому же были принцами. Принцы те явились из другого края, из дворца в другом королевстве. Случилось это до того, как луна раздвоилась.

– Понятно.

Калис глубоко вздохнула. По интонации Кильон понял, что историю эту она пересказывает далеко не первый раз.

– Дворец там из чистого серебра, с двумя башнями, самыми высокими в королевстве. Его построил король в память о жене, которая умерла, рожая ему сыновей. Когда враги разрушили дворец, король горевал: казалось, уничтожена память о его жене. Он испугался за сыновей и отослал их в пустыню построить по городу. Король горевал еще больше, понимая, что расстается с любимыми принцами на веки вечные. Он приказал отлить им серебряные доспехи. Король считал те доспехи талисманом удачи, ведь они были из того же металла, что разрушенные башни, из металла, который он собственноручно выкопал из развалин дворца. И отправились принцы в странствия по морям, по землям, а когда странствия наскучили, сняли доспехи, сложили из них холмы и на холмах тех построили по городу. Принцы возвели новые башни, выше низвергнутых, забрались на вершины и последние части доспехов, словно зеркала, подняли к солнцу. В старое королевство полетели их сигналы, и узнал король, что сыновья его живы и невредимы. Король, так и не оправившийся от горя, заснул спокойно: потерял он многое, но самое дорогое сберег. И той же ночью он умер, отошел с миром, а перед самой смертью увидел во сне жену в дворцовом саду и себя, молодого, любимого и любящего. Так принцы основали города. Одного из братьев звали Дух, или Душа, поэтому его город стал Отдушиной. Другого брата звали Фортуной, или Удачей, и его город стал Гнездом Удачи. Отсюда названия тех городов и их сходство. – Калис замолчала и пристально вгляделась в Кильона. – Вот такая история, – добавила она, словно чувствуя сомнения Кильона. – Байка. Но раз ты ее не слышал, я решила рассказать.

– Спасибо, – поблагодарил ее Кильон. – После таких историй мне хочется увидеть Отдушину. Посмотреть бы на башню древнее Клинка. Только не уверен, что нас везут именно туда. Члены экипажа говорили, что переправят нас в Рой, а не в наземный город.

– Они не любят наземные города и тех, кто в них живет, – проговорила Калис.

– Насколько я понимаю, клиношников они тоже не жалуют.

– Мы все для них крысы, мыши-землеройки. Даже ты.

Члены экипажа не уточняли, но Кильону казалось, что «Репейница» летит на запад, примерно тем же маршрутом, которым они с Мерокой следовали до шторма. Тени удлинялись противоположно ходу движения, Клинок постепенно удалялся.

– Как думаете, с какой скоростью мы летим? – спросил Кильон. – По-моему, лиг пятьдесят в час. Мы летели всю ночь и с утра ни разу не останавливались. Если я угадал, мы как минимум в пятистах лигах от дома и дня за четыре облетим планету. До сих пор не представлял, что она такая маленькая.

Он помолчал и спросил:

– Мерока, ты бывала так далеко на западе?

Как он и ожидал, Мерока не ответила. Девушка до сих пор кипела от злости – и из-за того, кем оказался Кильон, и из-за того, что от нее это скрывали. Еще она не могла смириться с тем, что у нее отняли Библию, и винила в этом тоже Кильона. В корешке книги бойцы Куртаны обнаружили тайник, где Мерока прятала нож.

Опасаясь испугать Нимчу, Кильон помалкивал, но сомневаться не приходилось: «Репейница» в небе не одна. На заре он видел еще один корабль, а вскоре вдалеке появились и другие. Подробностей из-за расстояния разглядеть не удалось, но «Репейница» рванула прочь, поэтому Кильон сомневался, что преследователи – члены Роя. Не забывал он и о грядущем ближнем бое, упомянутом Гамбезоном. До перестрелки уже точно доходило, отсюда и раненые, которыми занимался сейчас доктор. На земле «Репейница» поврежденной не казалась, впрочем, в дирижаблях Кильон разбирался плохо.

К вечеру погода изменилась. Безоблачное небо покрылось сначала перистыми облаками, потом грядами туч, превратившимися в туман. Туман быстро сгущался и вскоре облепил «Репейницу», словно плотная белая перчатка, скрыв из виду панораму Длинной Бреши. Кильон восторгался железными нервами штурманов, ведущих корабль вперед. Впрочем, о продвижении говорил лишь гул моторов. Пропеллеры, вращающиеся на концах опорных балок, Кильон различал с трудом и, только напрягая все органы чувств, улавливал регулярные изменения курса – повороты, виражи, подъемы и спуски. Не верилось, что они случайны, и Кильон объяснял их маневрами с целью нагнать неведомого, окутанного облаками врага или, наоборот, оторваться от него. Изредка стреляла тяжелая артиллерия, ее отдача чувствовалась в гондоле еще раньше, чем уши настигал грохот. Залпы длились всего несколько секунд, и Кильон подумал, что члены Роя, обманутые игрой света и тени, стреляли по призракам и, впустую истратив несколько снарядов, осознали ошибку. Очевидно, Куртана разрешила бойцам открывать огонь по собственному усмотрению, а опасность ситуации оправдывала расход боеприпасов.

С тех пор как Кильона лишили свободы, его опекали Куртана и ее команда, но лишь сейчас он понял, что из этого следует. Какая разница, пленный он или нет, если «Репейница» нарвется на превосходящие силы противника? Беспомощность ощущали все, – по крайней мере, так Кильону казалось по настроению спутниц. Нимча молчала, ее мать напряженно смотрела в одну точку, разглядывая нечто, видимое ей одной. Даже Мерока почти не разговаривала, а уж Кильона и вовсе не удостоила ни словом.

Прерывистый огонь продолжался – слышались одиночные выстрелы, треск очередей, гулкий грохот залпов. Дирижабль резко развернулся, двигатели взревели особенно громко, и за окном мелькнуло нечто серое, вроде раздутого кита. Не успел Кильон присмотреться, как оно скрылось в тумане. Однако сомневаться не приходилось – это не призрак, а другой корабль, и он очень близко.

Стрельба возобновилась. На этот раз чувствовалось, что ее ведут организованно и направленно. Экипаж Куртаны вычислял курс невидимого противника, опираясь на летное мастерство, отточенное кропотливым трудом, и секреты ведения воздушного боя. Сквозь рев двигателей Кильон различал отдаваемые приказы, щелканье ружей и грохот сапог по металлическому настилу пола. Потом послышалось нечто иное – звон металла, словно кто-то быстро-быстро простукивал гондолу снаружи.

Их обстреливали!

Резкий поворот, залп орудий «Репейницы» – снова из тумана выплыл серый гигант. На этот раз Кильон успел рассмотреть его орудия, броню и двигатели. Размером корабль был с «Репейницу», оснащен и вооружен не менее устрашающе. Впрочем, ее призрачного двойника тот корабль не напоминал. По сравнению с ним острые выступы и колья-тараны «Репейницы» казались безобидными приспособлениями. Гондолу того корабля покрывали шипы и волнистые накладки либо из настоящих костей, останков огромного страшного зверя, либо из дерева. Кости покрывали и оболочку – гирлянды черепов, бедренных и тазовых костей обвивали ударопрочный, обшитый металлом кожух. Нос гондолы украшала жуткая фигура – мумифицированный труп, жертва смертельных пыток. Руки широко раскинуты, в раскуроченной грудной клетке блестят внутренности, глаза выколоты, рот разинут в вечном крике.

– Черепа, – объявила Калис.

Кильон кивнул:

– Я надеялся, мы их больше не увидим. Впрочем, пока Куртана справляется. Она привыкла иметь с ними дело, раз черепа теперь тоже летают.

Стрельба продолжалась. Крики стали громче. Один вопль раздался слишком близко, чтобы приписать его черепу.

– Это ведь кто-то из экипажа, да? – Мерока впервые за несколько часов заговорила с Кильоном.

Еще один снаряд попал в гондолу. Появилась брешь, в которую сочился серый дневной свет. Нимча в ужасе отпрянула от пробоины и прильнула к матери.

– Лучше на эту сторону пересядьте, – посоветовал Кильон.

– Думаешь, важно, с какой стороны они сидят? – фыркнула Мерока.

Орудия с грохотом пальнули в туман. Кильон прищурился в клубящееся белое марево, но врагов не увидел. В том, что они до сих пор там, он не сомневался ни минуты.

– Нимча может снова изменить зоны, – предложила Калис. – Если изменит, вы перестанете сомневаться?

– Лучше не надо, – пробормотала Мерока.

– Если бы это помогло нам… – начал Кильон.

– Не поможет, уверяю тебя.

– Еще недавно ты вообще сомневалась, есть ли у девочки дар.

– Сейчас нельзя уповать на то, что я не права. Калис, послушай, если ты контролируешь дочь, вели ей ничего не делать, ясно?

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒