История шестая 5 страница

— Второй готов к разговору. Смотреть будете?

— Второй? — удивился я. — Вы смогли взять двоих?

— К сожалению, только двоих. Их, в отличие от остальных, поймать оказалось не так уж и сложно. Я приставил к ним людей сразу после нашего с тобой разговора.

Мы прошли в соседний зал, зеркальную копию предыдущего, и я увидел старого аптекаря. Он сидел за столом, его руки и ноги были зафиксированы широкими кожаными ремнями, а голова засунута в механизм крайне неприглядного вида. Тиски плотно охватывали нижнюю челюсть и темя.

— Хорошо, — похвалил Роман палача и склонился над Филиппом. — Удобно ли вам, мэтр?

Тот не смог ничего ответить, лишь промычал что-то нечленораздельное и умоляющее.

— Думаю, что не слишком. Наверное, странно спрашивать такое у человека, находящегося в череподробилке. Давайте я немного расскажу вам, что это такое. На самом деле, мэтр, все предельно просто. Палач крутит винт, и тиски начинают сдавливать вашу голову. Сперва ломаются зубы, а быть может, нижняя челюсть. Если честно, я никогда не вникал в детали. Затем лопнет череп, но, поверьте, после этого вы проживете достаточно долго, чтобы пожалеть о глупостях, которые учинили.

Филипп заплакал, замычал активнее.

— Мой вам совет, аптекарь. Если хотите избежать лишней… головной боли и заслужить прощение кардинала, на которого вы так бездарно покушались, покайтесь, сознайтесь и начинайте сотрудничать. — Роман похлопал узника по плечу. — Я вернусь через полчаса и с радостью услышу правильный ответ. Идем, Людвиг.

Мы покинули пыточную, поднявшись на два этажа вверх, пересекли пустой тюремный двор, миновали охрану и вышли на улицу. Это была окраина города, в двух шагах от внешней стены.

— Поговорим. — Он забрался на гору кирпича, сваленного рабочими, собиравшимися ремонтировать укрепление.

— Здесь? — удивился я, но присоединился к нему.

— Видно всю округу. Уж лучше, чем кабинет начальника тюрьмы, где каждый дурак может подслушать.

— У вас есть официальная версия произошедшего в городе?

— А когда ее не было? — Он усмехнулся в усы. — Люди уже работают языками, слухи один хуже другого летят по дорогам да множатся в трактирах. За месяц узнают все и везде. Это случилось очень не вовремя. Хотя когда подобные события вообще могут быть к месту? Нам придется приложить массу усилий, чтобы сгладить последствия происшедшего.

— Нам?

— Я служу кардиналу, а он — Церкви. Так что в данном контексте даже колдуну и ругару можно говорить «нам». Насколько я понял, всех собак повесят на злобного дьяволопоклонника, который хотел испортить радость верующим, осквернить святыню, попрать законы Божьи и прочая, прочая, прочая.

Я ожидал чего-то подобного:

— В общем, сказка о чудовище, решившем устроить бессмысленное убийство.

— Или какой-нибудь жертвенный ритуал. Людям совершенно незачем знать настоящих причин.

— А мы их знаем? Эти самые причины?

Роман не ответил, и это говорило о том, что он, как и я, теряется в догадках.

— Считаешь, что колдун уровня Вальтера способен устроить огненный вулкан в центре города? — задал я еще один вопрос.

Он посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом:

— И ты думаешь точно так же. Запомни это, если дорожишь своей шкурой. — И, чуть смягчившись, произнес: — Есть вещи, о которых не стоит болтать, Людвиг. Например, я стараюсь помалкивать, что полная луна не слишком хорошо влияет на меня в последнее время.

Мы оба усмехнулись только нам понятной шутке.

— Так что виноват Вальтер. Пока не будет доказано обратное. А оно, как ты понимаешь, доказано, скорее всего, не будет. Во всяком случае, толпе.

— Но ты не веришь, что колдун маркграфа Валентина имеет столько сил.

— Разве это так важно? — Он устало потер веки.

— Для меня — важно.

Цыган сдался:

— Не верю. Я знаю о темном искусстве не понаслышке. На мой взгляд, подобное не может провернуть никто из тех, с кем я знаком. Здесь нужна мощь велефа или какого-нибудь легендарного чародея из Темнолесья. Или очень серьезного демона. Такого, кто одним щелчком пальцев сжигает пять сотен душ и едва не проламывает щит десяти готовых к отражению атаки клириков. Колдуны на такое не способны. Иначе миром правили бы они, а не князья и церковники.

— Если он был настолько силен, что не боялся клириков, то почему отступил? Почему не убил всех, кто находился на площади?

— Я не знаю.

Я задумался.

— Но если это был не Вальтер, а кто-то иной, то случившееся на площади — совпадение? Команда заговорщиков, пытавшихся убить кардинала, и неизвестный, решивший устроить локальный апокалипсис?

— Иного объяснения у меня нет. И не только у меня. Инквизиция чешет в затылке, разводит руками и лихорадочно листает гримуары. Только думается мне, что без толку это все. Никого мы не найдем. Но им нужен козел отпущения. Лучше всего тот хагжит, о котором ты говорил. Отличная кандидатура для костра. Обыватели не жалуют чужеземцев и иноверцев, с радостью сожгут злобное чудовище, восхитятся тем, что возмездие Церкви настигло преступника, и успокоятся. Ну а если не поймаем этого хагжита, найдем другого. Или же придется использовать беднягу-аптекаря. Морщишься? Не стоит. Это звучит жестоко, но иначе просто нельзя. Символы веры и силы должны оставаться незыблемы. Иначе начнется хаос.

— Когда вы поняли, что след ангела — фальшивка?

Роман сложил узловатые пальцы в кулак, потер им затылок:

— Слишком поздно для того, чтобы все остановить. Слухи полетели, а паломники и местные клирики-тупицы уже сколачивали крест да жгли свечи. Первый же инквизитор с магией все раскусил.

— Вальтера нельзя назвать наивным. Он не верил, что его обман продержится долго, значит, знал, что вы не остановите представление.

— У нас не было выбора. Что мы должны были делать? Объявить во всеуслышание, что кучка мошенников решила надуть верующих? Что никакого чуда нет, а последнего ангела видели полторы тысячи лет назад? Зачем рубить сук, на котором сидишь, Людвиг? Люди хотят верить в чудеса, и кто мы такие, чтобы разрушать их иллюзии?

Я лишь невесело рассмеялся:

— Мне повезло, Роман. Моя работа гораздо проще.

— А моя не ждет. — Он встал и протянул руку. — Ты спас мне жизнь в тех проклятых горах, и я не люблю быть должен. Я собираю слухи и информацию. Старая ферма в четверти лиги за городом, если ехать через Кошачьи ворота. Я смогу придерживать эту новость пару-тройку часов, не больше. Увези женщину как можно дальше, если не хочешь, чтобы она сгнила в подвале.

— Они будут предупреждены. Все.

— И что с того? Мы их поймаем. Но если стража не будет среди них, ее никто не станет искать. Обещаю.

— Спасибо, Роман. Мы в расчете.

— Боюсь, что нет. Это была услуга за услугу.

Ферма выглядела заброшенной, но в ее окошках горел приглушенный свет.

Небо быстро темнело.

Я направился к воротам, думая, что снова действую наобум, прыгаю в омут головой и Вальтеру в общем-то ничего не стоит сделать то, что не получилось у наемника.

Я заметил, как дрогнула занавеска — наблюдавший за дорогой увидел меня. Тем лучше.

Ворота были не заперты. Я вошел во двор — грязный, с двумя огромными лужами и телегой, перевернутой набок. Дверь в дом открылась, и на пороге появился Чезаре. Посмотрел на меня тяжелым взглядом, не убирая руки с висящей на поясе даги:

— Ты один?

— Как видишь.

Он посторонился и, когда я вошел, остался на улице, решив проверить, не пришел ли за мной кто-то еще.

Внутри пахло старым заплесневевшим домом, пол был земляной. Большую часть единственной комнаты занимал остывший очаг. Скудная крестьянская мебель, а также прялка оказались сдвинуты к дальней стене. В углу, завернувшись в тонкое одеяло, спал хагжит. Колдун, до этого что-то писавший, теперь смотрел на меня.

Кристина порывисто бросилась ко мне, крепко обняла:

— Я думала, ты погиб! Вальтер сказал, что там, где ты стоял, никто не выжил!

Бывший слуга маркграфа Валентина встретил мой красноречивый взгляд с понимающей улыбкой:

— Как видно, я ошибался. Этот Чезаре вечно все путает.

— И недоделывает. Они пытались избавиться от меня.

— Что?! — Она гневно нахмурила брови, резко повернувшись к Вальтеру. — Ты же обещал!

— Эй! Эй! Успокойся.

— Успокоиться?! — разозлилась Кристина. — Ты сукин сын, Вальтер! Не только завалил дело, но и хотел убить того, кто согласился помочь нам!

— Это была инициатива Чезаре. Я не давал ему таких распоряжений. Клянусь!

Она шагнула к нему с явным намерением ударить, но я взял ее за предплечье:

— Мы уходим. Прямо сейчас.

— Неужели? — вкрадчиво сказал он, положил перо на стол и встал.

Я воспринял это как угрозу и опустил руку на кинжал.

— Думаешь, амулет твоей ведьмы спасет тебя от магии?

— Проверим?

— Прекратите! Оба! — крикнула Кристина, разбудив Адиля. — И так все плохо. Столько месяцев работы насмарку! Мы не знаем, где отец Готтход и Филипп, они до сих пор не пришли. Шанс выйти на кузнеца потерян! А вы думаете только о том, как пустить друг другу кровь!

Вальтер миролюбиво поднял руки вверх и вновь угнездился на стуле:

— Прежде чем ты примешь решение, узнай у ван Нормайенна, как тот нашел нас. Он, наверное, великий волшебник, раз оказался здесь. Ведь ты ему не говорила о нашем убежище?

— Не говорила. — Она вопросительно посмотрела на меня. — Так как, Людвиг?

Этот ублюдок чудесно перевел разговор на другую тему.

— Неважно. Я здесь. А у вас мало времени. Надо вывезти тебя отсюда, Кристина. Останешься с ним — пропадешь.

— Пфф! — Колдун проворно начал собирать вещи, а бритоголовый хагжит застегнул на сюртуке пояс с кривой саблей.

Я почувствовал, как затылок укололо что-то холодное.

— Чезаре! — крикнула Кристина. — Стой!

— Я не слушаю твоих приказов, женщина. Вальтер? — Кондотьер подобрался ко мне совершенно незаметно.

— Оставь его, — попросил колдун, окончательно собрав сумку. — Нам он не нужен. Зачем расстраивать Кристину? Пора уезжать. И начинать все сначала.

— Не будет никакого начала. Ты уже проиграл.

— Ты все-таки просто тупой громила, альбаландец. У меня не было выбора. Жизнь целого мира поставлена на карту. Я пошел бы даже в пасть дракона, если бы это приблизило меня к темному кузнецу. Как ты не поймешь такую простую вещь: все, что я говорил тебе о темных кинжалах, — правда. Я найду новый глаз серафима. И попробую снова. А ты можешь бежать в Арденау, зарыть голову в песок и думать, что я лгу, раз тебе так легче.

— Так и поступлю. Но сначала заберу ее.

— Я не поеду с тобой, Людвиг, — тихо сказала Кристина.

— Хочешь остаться с ними? Знаешь, что случится, когда тебя поймают? Страж будет обвинен в заговоре против Риапано. Это ударит по Братству. По каждому из нас, где бы мы ни находились. Уедем, пока не поздно. Оставь их. Ты должна жить, а не умереть на дыбе. Это последний шанс.

Кристина взяла из рук Вальтера свою куртку, надела, дрожащими пальцами, немного неловко, застегнула пуговицы:

— Тебе я точно ничего не должна, ван Нормайенн. Все, что было между нами в далеком прошлом, теперь не имеет значения. У меня свой путь, а у тебя свой. Уходи, Людвиг. Прямо сейчас. И больше не ищи меня.

Я посмотрел ей в глаза, понял, что все бесполезно, что я не смогу переубедить ее, что Кристину, человека, с которым я когда-то учился, рос, жил и сражался плечом к плечу, уже не вернешь. И вышел из дома, плотно прикрыв за собой дверь…

Я шел по темному пустому тракту к Крусо, а на душе у меня скребли кошки.

Что же. Я хотя бы попытался. Она приняла решение. Выбрала свою судьбу, свою жизнь, свою цель. И бессмысленно ловить руками ускользающую тень. Тратить время и силы. Я узнал ответы на вопросы, которые меня волновали, и теперь следует двигаться дальше. Идти вперед и не оглядываться.

Впереди показались два знакомых силуэта. Один высоченный и долговязый, другой невысокий и сухонький.

— Не вышло? — негромко спросил Проповедник. — Почему?

— Я не могу спасти ее от самой себя, дружище.

— Тяжело ввести людей в Царствие Небесное, если они не желают спасения, — пробормотал он и сказал куда громче: — Но теперь Церковь найдет ее и накажет как заговорщицу.

— Или не найдет, если удача будет на ее стороне.

Я сунул руки в карманы, шагая дальше, и они пристроились рядом.

— И что теперь? — не выдержал Проповедник.

— Займусь делами. В мире полно темных душ. Съезжу в Арденау. Я не был на родине несколько лет. Встречусь с Гертрудой. Расскажу обо всем, что здесь произошло, старейшинам. Братство должно быть готово к неприятностям.

Мы со старым пеликаном сделали еще несколько шагов, прежде чем поняли, что Пугало нас не сопровождает. Оно стояло на дороге, вытянувшись в струнку, точно терьер, почуявший лису, и смотрело туда, откуда я пришел.

— Эй, Соломенная голова! — окликнул его Проповедник. — Забыло, куда надо идти? Э-эй! Мы здесь. Иисусе Христе, ты не только онемело, но и оглохло?!

— Погоди, — нахмурился я и подошел к Пугалу.

Оно мелко дрожало, и в узких глазах то загорались, то гасли два маленьких уголька.

— Что там? Что ты видишь?

Оно положило мне на плечо тяжелую, костлявую руку и развернуло, предлагая смотреть не на него, а на мрачную дорогу, бархатное звездное небо и темные силуэты деревьев, выступающие на этом фоне. Вокруг была последняя ночь зимы, странная той зловещей тишиной, которая застигает одинокого путника на пустынном тракте. Я, кажется, не дышал, вместе с Пугалом смотря во мрак. И тот ответил мне.

Золотистой искрой. Золотой вспышкой. Золотым светом.

Огонь цвета жидкого золота поднялся выше древесных крон и тут же опал, оставив в небе золотое зарево.

— О, Господи! — ахнул Проповедник.

Но я уже не слушал его. Бежал обратно.

Золотые костры, такие теплые, прекрасные, похожие не на обычный огонь, а на расплавленный драгоценный металл, горели повсюду. В лесу, на огромном пустом поле и там, где еще совсем недавно стояла старая ферма.

Их было несколько десятков, хаотичных, разбросанных по округе, совершенно невероятных. Волшебных. И смертельно опасных.

Это было то же пламя, что свирепствовало на площади в Крусо, пускай и менее яростное. Оно горело, попирая все законы мироздания, само по себе, не нуждаясь в топливе и не завися от капризов ветра.

Пугало не стало подходить к ближайшему костру, а остановилось как вкопанное и, казалось, нюхало воздух, пахнущий тяжелой гарью и, чуть уловимо, пережаренным мясом. Затем оно опустило голову, ссутулилось и с некоторым разочарованием село на землю. На его взгляд, тут уже не было ничего интересного.

Проповедник не пошел со мной по иной причине — он боялся, хотя ни один огонь не мог причинить душе вреда.

— Может, не стоит тебе туда лезть?! — крикнул он мне в спину.

Но я не мог поступить иначе.

Первое тело, обугленное до головешек, все еще дымящееся, я нашел рядом с мертвыми лошадьми. Лишь по кривой полосе металла, в которой трудно было опознать саблю, я понял, что это хагжит.

В дом я зайти не смог, тот все еще полыхал, поэтому направился от костра к костру, по выжженной земле.

И едва не споткнулся о труп Чезаре. Он лежал на животе, и в его спине была прожжена сквозная дыра величиной с два моих кулака. Глаза оказались распахнуты, на лице застыли удивление и обида.

Я все дальше отходил от фермы, продолжая искать, и в глазах постепенно начинало двоиться от золотых огней. Их было куда больше, чем мне показалось вначале.

Я бы прошел мимо, если бы она меня не окликнула. Ее лицо почернело от копоти, правая рука напоминала обгоревшую ветку, а на то, что было ниже груди, нельзя смотреть без слез — один сплошной ожог.

Она попыталась улыбнуться, показать, что все хорошо, но получилось это неважно. Кристина сплюнула темно-коричневую слюну, я ощутил пряный, едкий запах и понял, что она только что съела корень золотого льва, сильный хагжитский наркотик, избавляющий от любой боли.

— Не повезло, — только и сказала она. — Мы искали его, а он нашел нас.

Было понятно, о ком она говорит.

— Ты видела темного кузнеца?

— Издали. — Страж уронила голову на землю. — Я не смогу тебе помочь. Пообещай мне сделать кое-что.

— Обещаю.

— Отправляйся в Клагенфурт. Там живет дочь Вальтера. Улица Стены. У нее дар. Я поклялась ему, что Братство ее примет. Не перебивай. Слушай.

Она взяла из распотрошенной сумки еще один корень, отправила его себе за щеку:

— Под полом в его доме есть книга. Сожги ее. Это важно. Сделаешь?

— Да.

— Возьми себе Вьюна. Больше я никому его не доверю.

— Хорошо.

Я видел, как мутнеют ее глаза от наркотика, и представлял, какую боль она должна испытывать сейчас.

— Третье. Не ищи темного кузнеца. Иначе он придет и за тобой. Как пришел за нами. Поклянись!

— Клянусь. — На этот раз я лгал.

Она устало закрыла глаза и сказала чуть заплетающимся языком:

— И скажи Мириам: мне ужасно жаль, что я ее подвела.

— Это не так. Но я передам.

Я достал из сумки кинжал, вложил в ее руку:

— Прости, что не смог сделать этого раньше.

По ее щеке сбежала одинокая слезинка:

— Я не понимаю…

— Уже неважно, Кристина. Главное, что твой клинок теперь с тобой. Ты не потеряла его.

Она улыбнулась призраком своей прошлой улыбки, шепнула:

— Спасибо. В том монастыре, где погиб Ганс… Там кузнец, что кует нам кинжалы. Эту тайну он узнал, и поэтому его убили. Не говори Мириам, хорошо? Ей не стоит знать. — Кристина прервалась, проваливаясь в забытье, но с усилием закончила: — Иначе будет беда. Для всех нас. Я посплю немного. Разбудишь меня к утру?

— Конечно. Ни о чем не волнуйся, — сказал я, но не был уверен, что она меня еще слышит.

Я сидел рядом с ней, ощущая точно такую же злую беспомощность, как когда умирала Ханна. Я ничего не мог для нее сделать.

Только быть рядом…

Москва

Август 2011 — сентябрь 2012

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 23 24 25 262728 Следующая ⇒