Патриция Корнуэлл 19 страница

Мы лежали обнявшись, пока он не уснул. Осторожно встав, я подошла к окну и долго сидела на стуле. Курила. Думала.

Небо на востоке порозовело.

Я прошла в душ. Горячая вода помогла хоть немного расслабиться. Сомнения улеглись, решимость окрепла. Накинув халат, я вышла из окутанной паром ванной. Марк уже встал и заказывал по телефону завтрак.

— Возвращаюсь в Ричмонд, — твердо сказала я, опускаясь рядом с ним на кровать.

Он нахмурился.

— Не самая хорошая мысль, Кей.

— Рукопись у меня, ты уезжаешь, а оставаться здесь и ждать одной, пока появится Фрэнки, Скотт Партин или сам Спарачино, мне не хочется.

— Фрэнки еще не нашли, — запротестовал он. — Возвращаться в Ричмонд слишком рискованно. Я договорюсь, за тобой здесь присмотрят. Или переезжай в Майами. Так даже лучше. Поживешь с семьей.

— Нет.

— Кей…

— Марк, Фрэнки, может быть, уже умотал из Ричмонда. Сколько его будут искать, неизвестно. А если не найдут вообще? И что тогда? До конца жизни прятаться во Флориде?

Он молчал.

Я взяла его за руку.

— Не хочу ломать себе жизнь из-за какого-то мерзавца. Не хочу и не позволю. И запугать себя ему не дам. Я позвоню Марино, чтобы встретил меня в аэропорту.

Марк обнял меня за плечи и привлек к себе.

— Возвращайся со мной в Вашингтон. Или побудь какое-то время в Квантико.

Я покачала головой:

— Со мной ничего не случится.

Он вздохнул:

— У меня из головы не выходит Берилл. То, что с ней случилось…

Я тоже не могла об этом забыть.

* * *

Мы попрощались в аэропорту Майами. Я поцеловала Марка и, не оборачиваясь, зашагала к самолету. Сил уже не оставалось, ни физических, ни эмоциональных, и большую часть времени, за исключением пересадки в Атланте, я проспала в кресле.

Марино встретил меня в зале ожидания. Заметив мое состояние, он не стал приставать с расспросами, и мы молча направились к выходу. Яркие рождественские огни и предпраздничное настроение окружающих только усугубляли охватившую меня депрессию. Ничего хорошего праздники не предвещали. Я не знала, когда снова увижу Марка и увижу ли его вообще. Настроение совсем упало, когда, простояв с полчаса у лениво ползущей карусели, мы с Марино так и не дождались моего чемодана. За это время лейтенант успел провести короткий допрос. Терпение мое в конце концов лопнуло. Заполнив бланк, на что ушло почти столько же времени, я села в свою машину и поехала домой. Марино следовал за мной на своей.

Вечер выдался темный и дождливый, так что я не слишком огорчилась при виде своего разгромленного дворика. Марино уже поведал, что поиски Фрэнки пока ни к чему не привели. Свою миссию мой «ангел-хранитель» выполнил до конца. Сначала он с фонариком обошел дом и лишь тогда, когда окончательно убедился, что с домом все в порядке, позволил мне войти. Потом мы вместе проверили все комнаты. Марино всюду включал свет, открывал шкафы, а в спальне даже заглянул под кровать.

Завершив обход, мы прошли в кухню, собираясь выпить кофе, но тут на портативной рации лейтенанта замигал глазок вызова: «— Двести пятнадцатый, десять — тридцать три…»

— Чтоб тебя! — пробормотал Марино, выхватывая рацию из кармана пиджака.

Код десять — тридцать три означал «мэйдей», срочный вызов. Между стенами кухни рикошетом, как пули, запрыгали короткие, пронзительные радиосигналы. Патрульные машины, приняв призыв о помощи, срывались с места. Неподалеку от моего дома, в ночном магазине, ранили офицера полиции.

— Семь-ноль-семь, десять — тридцать три! — рявкнул Марино, уведомляя дежурного, что принял вызов. — Сволочи! Уолтерса подстрелили. Он же еще совсем мальчишка. — Лейтенант выбежал за дверь и, повернувшись, крикнул: — Запри дверь, док, и никому не открывай. Я пришлю сюда пару ребят в форме.

Вернувшись на кухню, я прошла из угла в угол, потом плеснула виски и села у окна. По крыше и стеклам уныло барабанил дождь. Мой чемодан потеряли, а с ним и револьвер. Я не стала говорить об этом Марино. О том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Хорошо еще, что рукопись Берилл лежала не в чемодане, а в сумочке. В ожидании обещанных полицейских я решила перечитать некоторые места рукописи.

Звонок прозвенел около полуночи, изрядно меня напугав. Я приникла к «глазку», но вместо полицейских увидела бледного молодого человека в темном дождевике и форменной фуражке. Повернувшись спиной к ветру, мокрый и продрогший, он прижимал к груди планшет.

— В чем дело? — крикнула я.

— Курьерская служба «Омега». Из аэропорта Бэрда, мэм, — отозвался он. — У меня ваш чемодан.

— Слава богу! — облегченно вздохнула я и, отключив сигнализацию, открыла дверь.

Ужас пронзил меня секундой позже, когда он, войдя в прихожую, поставил на пол мой чемодан. Я вдруг вспомнила, что, заполняя бланк, указала не домашний, а служебный адрес!

Из-под козырька на лоб свисала черная прядка.

— Вам только нужно расп-п-писаться здесь, мэм, — сказал он, не глядя мне в глаза, и протянул планшет.

В моей голове звучали другие голоса.

* * *

Они опаздывали, потому что в аэропорту потеряли багаж мистера Харпера.

У тебя такие чудесные светлые волосы. Натуральные или ты их осветляешь, Кей?

Все они ушли. Все умерли.

В прошлом году нам попалась нить, во всех отношениях идентичная данной, оранжевой. Исследовал ее тоже Рой. Нить обнаружили в «Боинге-747».

Это было уже после того, как мальчик доставил багаж.

Рука в коричневой кожаной перчатке… Я взяла предложенную ручку и планшет.

— Будьте добры открыть чемодан. — Чей это голос? Неужели мой? — Я ничего не подпишу, пока не удостоверюсь, что все вещи на месте.

В его глазах отразилось смятение. Взгляд метнулся к чемодану, и в этот момент я его ударила. Среагировать он не успел. Край планшета врезался в горло, и я сорвалась с места, как испуганный зверь. Сердце колотилось бешеным галопом. Я добежала до столовой, когда услышала за спиной его шаги. В кухню! Гладкий линолеум едва не сыграл со мной злую шутку. Я пролетела мимо стола, сорвала висевший на стене возле холодильника огнетушитель и успела развернуться, так что, когда он ворвался в комнату, его встретила упругая струя сухого порошка. Он ахнул и инстинктивно вскинул руки, защищая глаза. Нож выпал из разжавшихся рук и скользнул по полу. Я схватила с плиты сковородку и, размахнувшись ею, как теннисной ракеткой, ударила его в живот. Он согнулся, и второй удар пришелся в лицо. Что-то хрустнуло. Наверное, хрящ. Похоже, я сломала ему нос и, возможно, выбила пару зубов. Если его это и остановило, то лишь на пару секунд. Ослепленный порошком, он с хрипом рухнул на колени и, шаря одной рукой по полу, другой успел схватить меня за лодыжку. Я рубанула его сковородкой сверху, отшвырнула нож и выскочила из кухни, успев зацепиться бедром за острый угол стола и въехать плечом в дверной косяк.

Всхлипывая, глотая слезы и совершенно потеряв ориентацию, я все же добралась до чемодана, выкопала из-под одежды револьвер и загнала в барабан два патрона. И тут он набросился на меня. Я слышала шум дождя и его хриплое дыхание. Видела острие ножа в нескольких дюймах от моего горла. С третьего раза боек ударил наконец по капсюлю. Из дула полыхнул огонь. Уши заложило от грохота выстрела. Пуля разорвала живот и отбросила моего противника на пару футов. Он еще попытался подняться, глядя на меня остекленевшими глазами. Еще попытался сказать что-то и даже шевельнул ножом. В ушах у меня звенело. Держа «рюгер» двумя дрожащими руками, я набрала в легкие воздух, задержала дыхание и послала вторую пулю ему в грудь. Едкая пороховая вонь смешалась со сладковатым запахом крови, и свет померк в глазах Фрэнки Эймса.

За окном завывал ветер, дождь бил в стену, и кровь Фрэнки медленно растекалась по полированному дубовому полу, а я сидела, дрожа и плача, пока телефон не зазвонил, должно быть, уже в пятый раз.

— Марино, — прошептала я. — О боже, Марино!

Я вернулась на работу только после того, как тело Фрэнки Эймса забрали из морга, а его кровь смыли со стального стола и прогнали по трубам в сточные воды городской канализации. Я не жалела, что убила его. Я жалела лишь о том, что такая тварь жила в нашем мире.

— Судя по всему, — рассказывал Марино, глядя на меня из-за скопившейся на столе груды бумаг, один вид которых вгонял меня в депрессию, — Фрэнки объявился в Ричмонде год назад, в прошлом октябре. По крайней мере, именно с этого времени он снимал квартирку на Редд-стрит. Пару недель спустя поступил на работу в службу доставки утерянного багажа. У «Омеги» контракт с аэропортом.

Я молча вскрыла еще один конверт и, скользнув взглядом по первым строчкам, отправила в мусорную корзину очередную бумажку.

— Парни, что работают на «Омегу», пользуются собственными машинами. У Фрэнки был «меркьюри-линкс» тысяча девятьсот восемьдесят первого года выпуска. В январе у него полетела трансмиссия, а деньжат на ремонт не хватало. А без машины нет работы. Вот тогда-то, я думаю, он и обратился за помощью к Элу Ханту.

— А раньше они контактировали? — безразлично спросила я.

— У меня на этот счет сомнений нет, — ответил Марино. — Бентон того же мнения.

— И на чем основываются твои предположения?

— Начнем с того, что полтора года назад, как выясняется, Фрэнки жил в Батлере, в Пенсильвании. Мы просмотрели телефонные счета старика Ханта за последние пять лет. Представляешь, он их все хранит — на случай проверки. За то время, что Фрэнки жил в Пенсильвании, Хантам пять раз звонили из Батлера. Еще раньше им несколько раз звонили из Дувра, что в Делавере, и неоднократно из Хейгерстауна, Мэриленд.

— Звонил Фрэнки?

— Проверяем. Но я почти уверен, что Фрэнки время от времени позванивал своему приятелю и рассказывал, что он сделал со своей мамочкой. Вот почему Эл Хант так много о нем знал. Так что никакой он был не ясновидящий. У меня такое впечатление, что чем сильнее у Фрэнки съезжала крыша, тем ближе он подбирался к Ричмонду. А потом — бац! Год назад этот ублюдок появился в нашем милом городке, и все началось.

— Как насчет автомойки Ханта? Фрэнки там часто бывал?

— Ребята рассказывают, что парень, соответствующий описанию Фрэнки, приезжал туда время от времени начиная примерно с января. Мы нашли февральскую квитанцию на переборку двигателя «меркьюри». Работа на пятьсот баксов. Оплатил, по-видимому, Хант.

— Ты не выяснил, Фрэнки был там в тот день, когда туда приезжала Берилл?

— Думаю, именно тогда все и началось. Первый раз он ее увидел, когда привозил багаж Харперов в дом Мактига в прошлом январе. Предположим, что второй раз он мог увидеть ее на мойке, когда приезжал клянчить деньги у Ханта. И вот тогда его осенило. Он решил, что Берилл послала ему сама судьба. Допускаю, что Фрэнки начал за ней следить. Может быть, увидел ее в третий раз в аэропорту, когда она улетала в Балтимор.

— Как, по-твоему, Фрэнки разговаривал с Хантом о Берилл?

— Трудно сказать. Но я такой вариант вполне допускаю. Тогда и самоубийство Ханта легче объяснить. Он понимал, что случилось. Понимал, что его психованный дружок убил Берилл. Хант наверняка чувствовал себя виноватым.

Я повертела головой — лежавший секунду назад под рукой календарный штемпель таинственным образом исчез. Болело все тело, а правое плечо было бы неплохо проверить на рентгене. Что касается душевного состояния, то тут помощи ждать не приходилось. Я и сама не знала, что со мной происходит, и чувствовала себя словно в чужом теле. Напряжение не спадало, мне не удавалось расслабиться, и я даже не могла усидеть спокойно на одном месте.

— В силу бредового мышления Фрэнки приписывал некое серьезное значение своим встречам с Берилл. Он видит ее в доме Мактигов. Видит на автомойке. Видит в аэропорту. Это побуждает его к дальнейшим действиям.

— Ага. Шизик воображает, что с ним говорит Бог, что Господь приказывает ему выйти на контакт с хорошенькой блондинкой.

Вошла секретарша. Я молча взяла у нее розовый листок с очередным телефонным сообщением и добавила к стопке таких же.

— Какого цвета у него машина?

Еще один конверт. Машина Фрэнки стояла у меня во дворе. Я видела ее, когда к дому с включенными мигалками подкатили полицейские, но цвет не запомнила. В памяти вообще не осталось никаких деталей.

— Темно-синяя.

— И никто из соседей не заметил возле дома Берилл темно-синий «меркьюри»?

Марино покачал головой:

— В темноте, если ехать с выключенными фарами, тебя никто не заметит.

— Ты прав.

— А что касается другого вечера, то он, скорее всего, оставил машину где-то у дороги, не доезжая до дома Харпера, а остаток пути прошел пешком. — Лейтенант помолчал. — Обшивка на водительском сиденье почти что сгнила.

— Извини, что? — Я подняла глаза от письма.

— Обшивка сгнила, и Фрэнки подложил одеяло. Умыкнул, должно быть, с какого-то самолета.

— Ты имеешь в виду оранжевую нить?

— Тесты еще не все провели, но мы думаем, что так оно и есть. В одеяло вплетены оранжево-красные нити. Фрэнки, наверное, сидел на нем, когда ехал к Берилл. Вот тебе и террористы. Кто-то делает пересадку и прихватывает с собой одеяло с оранжевой ниткой. В результате оно попадает на тот злополучный самолет в Греции. Раз — и сошлось! Нитка прилипает к обритому морпеху. Представляешь, сколько волокон переносится с самолета на самолет?

— Даже и думать об этом не хочу. — Я раздраженно отложила письмо — похоже, почтовый мусор целой страны стекался прямиком в мой офис. — Так вот почему Фрэнки притащил с собой столько волокон. Работал в багажном отделении. Шатался по всему аэропорту, и не исключено, что даже забирался в самолеты. Одному Богу известно, сколько всего к нему цеплялось.

— Ребята в «Омеге» носят светло-коричневые форменные рубашки. Из динела, — добавил Марино.

— Интересно.

— А то ты не знаешь. — Лейтенант пристально посмотрел на меня. — Как раз в такой он к тебе и заявился.

Но я действительно не помнила! В памяти остались только темный дождевик и окровавленное лицо с белыми пятнами порошка из огнетушителя.

— Ладно. Пока все складывается. Но вот что непонятно: откуда у него номер телефона Берилл? В справочнике его нет. И как он узнал, что она возвращается в Ричмонд из Ки-Уэста именно вечером, двадцать девятого октября? И раз на то пошло, то как, черт возьми, он пронюхал, что я тоже прилетела?

— Все просто — компьютеры. Там вся информация о пассажирах, включая домашние адреса и номера телефонов, расписания рейсов. Скорее всего, Фрэнки удавалось подбираться к компьютерам, когда вокруг никого не было. Может быть, ночью или рано утром. Ты же знаешь, что такое аэропорт. А на Фрэнки никто особенно и внимания не обращал. Болтуном он не был, держался тихо и незаметно. Шнырял себе, как кот по дому.

— Судя по тесту Стэнфорда-Бине, — заметила я, хлопая сухим штемпелем по очередной бумажке, — уровень интеллекта у него выше среднего.

Марино промолчал.

— Ай-кью за сто двадцать.

— Да, слышу, — раздраженно бросил лейтенант.

— Я просто сообщаю.

— Черт! Ты что, док, серьезно воспринимаешь всю эту чепуху с тестами?

— Это хороший индикатор.

— Но не откровение свыше.

— Нет, я этого и не говорю.

— А я, может, даже рад, что не знаю, какой у меня коэффициент.

— Пройди тестирование. Это никогда не поздно сделать.

— Надеюсь, результат будет получше, чем в боулинге. Все, больше мне сказать нечего.

— Вовсе не обязательно, что лучше. Тем более если ты и шары катаешь плохо…

— Про последний раз и вспоминать не хочется.

Я сняла очки и осторожно потерла глаза. Голова раскалывалась, и мне казалось, что боль поселилась в ней навечно.

— Пока мы с Бентоном остановились на том, что номер телефона Берилл он взял из компьютера, а уже потом начал отслеживать ее полеты. Таким же, наверное, образом узнал, что она улетела в июле в Майами. Ну, после того, как он выцарапал «привет» на дверце.

— И когда он мог это сделать? — Я пододвинула мусорную корзину.

— Когда Берилл летала в Балтимор, то оставляла машину в аэропорту. Последний раз в начале июля, меньше чем за неделю до того, как она обнаружила то сердечко.

— Так он сделал это, пока машина находилась на стоянке в аэропорту?

— А ты что думаешь?

— Вполне возможно.

— Вот и я того же мнения.

— Потом Берилл летит в Ки-Уэст, — продолжала я, не прекращая сражения с почтой. — А Фрэнки проверяет по компьютеру, на какое число у нее обратный билет. Больше ничего и не надо.

— Да. В тот вечер, двадцать девятого октября, он все рассчитал, разложил по полочкам. У него был доступ в багажное отделение. Вероятнее всего, багаж Фрэнки забрал, когда его поставили на конвейерную ленту. Нашел по биркам и незаметно снял. Из заявления Берилл мы знаем, что пропала коричневая дорожная сумка.

Точно тот же прием он повторил и в случае со мной. Выяснил по компьютеру, когда я возвращаюсь из Флориды. Украл мой чемодан. А потом предстал у меня на пороге. И я его впустила.

Еще одно письмо. Приглашение от губернатора на прием, состоявшийся неделю назад. Наверное, меня заменял Филдинг. Приглашение полетело в корзину.

Марино рассказывал, что́ именно полиция обнаружила в квартире Фрэнки Эймса в Нортсайде.

Пропавшую сумку Берилл нашли в спальне; в ней лежали окровавленная блузка и белье. В служившем столом сундуке рядом с кроватью валялись порнографические журналы самого откровенного содержания и мешочек со свинцовой дробью. Именно ею Фрэнки наполнил отрезок трубы, которым до смерти забил Кэри Харпера. Там же хранились конверт с компьютерными дискетами и фотокопия рукописи, включая оригинальную первую страницу двадцать пятой главы, которая попала туда по ошибке. Согласно теории Бентона Уэсли, Фрэнки читал рукопись в кровати, держа рядом с собой белье убитой. Может быть. Наверняка я знала одно: у Берилл не было ни единого шанса. Позвонив в дверь, он представился курьером и предъявил ее кожаную сумку. Даже если бы она вспомнила, что уже видела его однажды, когда он привозил багаж Кэри Харпера в дом Джозефа Мактига, для подозрений не было ни малейших оснований. В конце концов, я попалась на тот же крючок.

— Если бы она его не впустила…

«Пластмассовый нож для вскрытия писем пропал. И куда же он мог завалиться? »

— Все логично, — пожал плечами Марино. — Она клюнула на форму и улыбку. К тому же он принес ей сумку, а значит, и рукопись. Снял камень с души. Она рада. Благодарна. Открывает дверь, отключает сигнализацию и приглашает его войти.

— Но зачем тогда переустанавливать сигнализацию? У меня примерно такая же охранная система. И у меня тоже бывают порой курьеры. Если система включена, я отключаю ее и открываю дверь. Если человек внушает доверие, приглашаю его войти. Но при этом не переустанавливаю сигнализацию, чтобы через несколько минут, когда посыльный уйдет, снова ее отключить и переустановить.

— Ты когда-нибудь ключи в машине забывала?

— При чем здесь ключи?

— Сначала ответь на вопрос.

— Конечно, забывала.

«Вот и ножик — оказывается, он лежал у меня на коленях».

— Как это случается? В новых моделях есть всякие хитрые штучки, чтобы водитель не забывал ключи, но… — Марино выразительно развел руками.

— Верно. Штучки такие есть, и инструкции я знаю наизусть, но ситуация все равно повторяется: захлопываю дверцу и вижу, что забыла вытащить ключ из зажигания.

— У меня такое чувство, что с Берилл именно так и случилось. Сигнализацию она поставила после того, как посыпались угрозы. А чтобы не забыть включать систему, доводила прием до автоматизма. И довела. Как только закрывалась дверь, Берилл сразу же вводила код. — Он вздохнул и перевел взгляд на мой книжный шкаф. — Чудно́. Оставляет оружие в кухне и выключает систему, впустив в дом незнакомого человека. Надо ж так себя накрутить. Думаю, с психикой у нее было не в порядке.

Я поправила стопку токсикологических отчетов. Отодвинула свидетельства о смерти. Посмотрела на выросшую рядом с микроскопом гору распечаток. От всего этого опускались руки.

— Господи, — недовольно проворчал Марино, — да ты хоть минутку спокойно посидеть можешь? Подожди хотя бы, пока я уйду.

— Не забывай, у меня первый рабочий день. Я ничего не могу поделать с собой. Посмотри на эти груды бумаг. Можно подумать, меня не было здесь по меньшей мере целый год. Да я и за месяц их не разгребу.

— Загляну к тебе завтра, часиков в восемь вечера. Ставлю десятку, что ты со всем справишься.

— Большое тебе спасибо.

— Народ у тебя хороший. Сами знают, что делать. Ну что тебе не нравится? В чем дело?

— Ни в чем. — Я закурила и тут же стала искать пепельницу.

Марино взял ее с края стола и поставил поближе.

— Перестань, ты же знаешь, что нужна им.

— Незаменимых нет.

— Точно. Я так и знал, что ты об этом и думаешь.

— Ни о чем я не думаю. Я просто сегодня очень рассеянная. Несобранная.

Я потянулась к полке слева, чтобы достать ежедневник. До конца недели все мои встречи были отменены, об этом позаботилась Роза. А потом наступит Рождество. Хотелось плакать.

Марино стряхнул пепел.

— Скажи-ка лучше, док, что там за книгу написала Берилл.

— Это история ее жизни. Пронзительная и откровенная. Рвет душу и наполняет радостью сердце. — Слезы все-таки навернулись на глаза. — Невероятная книга.

— Ну, надеюсь, ее все же издадут. В каком-то смысле Берилл останется с нами. Ну, ты понимаешь.

— Можешь не объяснять, я прекрасно тебя понимаю. — Я перевела дыхание. — Марк обещал помочь разобраться, что к чему. Спарачино к бумагам Берилл точно не подпустят.

— Да уж. Тем более что ему грозят большие неприятности. Марк рассказал про письмо?

— Да, рассказал.

Одно из писем Спарачино, обнаруженных Марино в доме Берилл, приобрело новое значение после того, как Марк прочитал рукопись.

Мне было очень интересно узнать, что Джо помог Кэри. Тем более что я сам их познакомил вскоре после того, как Кэри купил этот прекрасный дом. И должен сказать, для меня сия новость не стала сюрпризом. Джо всегда был одним из самых щедрых людей, которых я когда-либо имел удовольствие знать. С нетерпением жду от вас новых весточек.

Скорее всего, Берилл и сама не понимала, о чем идет речь. Упоминая в своей книге о Джозефе Мактиге, она вплотную подошла к опасной и запретной теме незаконных махинаций своего адвоката, занимавшегося помимо прочего созданием фиктивных корпораций для отмывания грязных денег. Марк полагал, что Мактиг, имевший обширные связи в деловых и финансовых кругах, по меньшей мере догадывался о преступных комбинациях Спарачино и что его помощь отчаянно нуждавшемуся Кэри Харперу была не вполне законной. Не зная о содержании рукописи и опасаясь, что Берилл может ненароком раскрыть какие-то его тайны, адвокат пустился во все тяжкие, чтобы раздобыть книгу. Так что за его стремлением во что бы то ни стало заполучить рукопись стояла не только жадность.

— То-то, наверное, обрадовался, когда узнал, что Берилл убита. Он же мог делать с книгой все что угодно. Например, изъять опасные места. А потом обстряпать дельце, продать рукопись да еще и руки на этом нагреть. Желающих ее купить — после такой-то шумихи! — думаю, нашлось бы немало. Толкнул бы какому-нибудь таблоиду вместе с фотографиями мертвых Харперов…

— Тех фотографий, что сделал Джеб Прайс, Спарачино так и не получил, — напомнила я. — Слава богу.

— Не важно. Я к тому, что за чертовой книжкой выстроилась бы очередь. Хватали бы даже те, кто раньше на нее бы и не глянул. Может, даже я…

— А жаль, — пробормотала я. — Книга великолепная. Тебе бы стоило почитать.

Дверь открылась, и мы оба повернулись. На этот раз Роза внесла длинную белую коробку, перевязанную роскошным красным бантом. Оглянувшись и не найдя свободного места, она просто сунула ее мне в руки.

— Какого еще… — начала я, но остановилась и, положив коробку на колени, развязала атласную ленту. Роза и Марино с любопытством наблюдали. Внутри, на мягкой подстилке из зеленой тисненой бумаги, лежали две дюжины великолепнейших, сияющих, как рубины, красных роз. Закрыв глаза, я наклонилась и вдохнула их аромат. Потом открыла маленький белый конвертик.

«Когда становится невмоготу, пора становиться на лыжи. В Аспене, после Рождества. Сломай ногу и присоединяйся. Люблю, Марк».

[1] Игра слов: Key West и Queer (англ. — похожий на гомика) West. (Здесь и далее, за исключением специально оговоренных случаев, примечания переводчика. )

[2] Имеется в виду Вашингтон, округ Колумбия. (Прим. ред. )

[3] У э б с т е р Уильям Х е д ж к о к — государственный деятель, юрист. В 1978–1987 гг. — директор Федерального бюро расследований.

[4] Ч а р л ь з Миллз М э н с о н (род. 1934) — американский преступник, лидер коммуны «Семья», отдельные члены которой в 1969 г. совершили ряд жестоких убийств. (Прим. ред. )

[5] Теодор Роберт «Т е д» Б а н д и (1946–1989) — американский серийный убийца, известный под прозвищем «нейлоновый убийца». Точное число его жертв неизвестно: оно колеблется в пределах от 26 до более 100, общее количество преступлений — 35. Банди был признан виновным в десятках убийств и казнен на электрическом стуле во Флориде. (Прим. ред. )

[6] Отделение части конечности. (Прим. ред. )

[7] «Дочери американской революции » — женская общественная организация, объединяющая потомков участников Войны за независимость. Создана в 1890 году. Выступает за «сохранение идеалов американизма».

[8] Д ж о н Джозеф Г о т т и Младший (1940–2002) — босс семьи Гамбино в 1986–1992 гг., получил прозвище «тефлоновый дон», так как длительное время ему удавалось избегать наказания. (Прим. ред. )

[9] Томас Ч и п п е н д е й л (1718–1779) — крупнейший мастер английского мебельного искусства эпохи рококо и раннего классицизма. (Прим. ред. )

[10] «Анатомия Грея » — популярный англоязычный учебник анатомии человека, признанный классическим. Впервые учебник был издан в Великобритании под названием «Анатомия Грея: описательная и хирургическая теория» в 1858 году, через год — в США. (Прим. ред. )

[11] «Невероятный Халк » — американский фантастический боевик, снятый по одноименному комиксу, главный герой которого в гневном состоянии мутирует, превращаясь в зеленого монстра. (Прим. ред. )

[12] Х ь ю г о Лафайет Б л э к (1886–1971) — американский политик и юрист.

[13] «Ромашка » (daisy wheek — англ. ) — лепестковый литероноситель, печатающая головка с металлическими или пластмассовыми печатающими элементами у лепестковых принтеров. Имеет форму ромашки, на каждый лепесток которой нанесены литеры.

[14] АКН — сокр. от Агентства США по контролю за применением законов о наркотиках.

[15] БАТО — Бюро по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием.

[16] УАТ — Управление автомобильного транспорта.

[17] Так часто называют Нью-Йорк. (Прим. ред. )

[18] Анютины глазки — по-англ. pansy. Это слово имеет также значение «гомосексуалист».

[19] Тифозная Мэри — Мэри Маллон. Повариха-ирландка, которая, работая во многих американских семьях, заразила брюшным тифом более 50 человек, из которых трое умерли. Была бациллоносителем, однако сама обладала иммунитетом к болезни. Вошла в историю под прозвищем Тифозная Мэри. В 1907–1910 и в 1914–1938 гг. принудительно содержалась в изоляции в одной из больниц Нью-Йорка.

[20] …Как Боги и Баколл… — слова из песни Берти Хиггинса «Ки-Ларго». Боги и Баколл — Хамфри Богарт и Лорен Баколл.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 15 16 17 1819