Скалы Довбуша 3 страница

Кто не прошел испытания пригородным львовским автобусом, тот недостоин высокого звания спецназовца. До этого я считал, что максимальная концентрация людей и углекислоты достигается во львовских трамваях. Так вот, я ошибался. Я намеревался добраться этим общественным транспортом до улицы Сверчинского, не торопясь, осматривая город и не навлекая подозрений. Ничего этого мне не удалось. Кондукторша, глядя на меня, заорала, не поднимаясь со своего места:

– Пройизд оплачуем!

Когда я, протиснув руку между потными рубахами, попросил ближайшего пассажира: «Передайте, пожалуйста», весь салон обернулся на меня, насколько это было возможно в чудовищной давке. Пассажир же, к которому я обратился, прореагировал особенно болезненно:

– Вам трэба спэршэ мову вывчыты, а потим вжэ йиздыты дэ люды йиздять.

Пришлось сурово на него посмотреть и напрячь руку, прижатую в давке к его боку. Он ощутил и давление руки, и давление взгляда и заткнулся.

И все же я вышел на ближайшей остановке. Несмотря на теплый день, окна в автобусе были плотно задраены, и я почувствовал кислородное голодание, хотя спирометрия у меня была не хуже, чем у водолаза. Я стал на обочине и выкинул руку. Не успел еще ни один частник притормозить на мой сигнал, как мимо меня пронесся асфальтовый «пежо», виденный мной во дворе Рыбнюка и, похоже, принадлежавший охране. И точно, я успел рассмотреть сквозь стекло коричневые униформы частных охранников. Кто‑ то их освободил – то ли сменять пришли так рано, то ли горничная, почувствовав угрызения совести, притащилась стирать хозяйскую пыль. Шоссе было прямое, насколько я помнил, без поворотов. Боцман вынужден был вести медленно, чтоб не угробить подвеску, так что далеко уйти он не мог. Какие‑ то минуты, и «пежо» его догонит.

Я вывесил на вытянутой руке приманку в виде зеленой бумажки, и первый же «бомбила» клюнул, притормозил.

– В город, быстро!

«Бомбила», человек, принадлежащий безграничному миру капитализма, а не узколобому мирку национализма, никак не прореагировал на мой русский язык, а послушно дал по газам. Через четверть часа, при подъезде к городу, я увидел наш «фольк», прижатый к обочине, и Боцмана с Бородой, положенных на землю. Все трое недавно связанных охранников возвышались над ними, поигрывая помповиками. Будь Боцман один, он давно бы ушел от них, но не мог же он бросить слабака Бороду! Я думаю, он мог бы и обезоружить всех троих, но, очевидно, не стал этого делать, не зная, как Борода поведет себя, не подставится ли он под пулю. Вот и лежал носом в пыль обочины, ждал момента. А охраннички, в свою очередь, не торопились, ждали подкрепления, скорее всего, ментовского.

Я приказал водиле остановиться, дал ему зеленый чирик и подошел к месту происшествия.

– Проходь, – сказал мне охранник и махнул стволом, указывая направление обхода.

Плохой солдат. Не обучен держать ствол как положено – или дулом вверх, или дулом на задержанного. А то машет тут...

– Мужики, – сказал я, – это моя машина. Ее, мою ласточку, сегодня утром с дачи угнали...

– Видийды вбик, чэкай на милицию.

– Точно, моя. – Я все же подходил к «своей ласточке», нервно жестикулируя, как настоящий владелец, пострадавший от угона. – Я вам сейчас документы покажу.

Охранник был выше меня ростом и поэтому решил, что со мной можно обращаться, как со школьником. Он опустил ствол, взял меня за шиворот и назидательно сказал:

– Будэш стояв там и чэкав на милицию.

За эти слова стоило оставить его без оружия. Остальные секьюрити, возмущенные моим неуважением к их коллеге, решили сделать мне замечание о моем плохом поведении, и оба подставили спины Боцману, который только этого момента и дожидался.

Теперь нужно было быстро‑ быстро сматываться, а сейф бросать не хотелось. Мы отъехали на полкилометра и принялись ловить грузовик. Водитель первого же газона подрядился доставить груз в любую точку города за пятерку баксов. Борода сел в кабину, я запрыгнул в кузов, Боцман погнал «фольк». Ему нужно было скрыться до прибытия ментов. При въезде в город был пост ГАИ, на котором наверняка уже висели приметы нашей тачки, поэтому Боцман двинул в обход города. Машину нужно было либо пригнать в безопасное место, либо уничтожить.

Начальник грузовичка, конечно, видел, что мы везем дорогой хромированный сейф. Борода по ходу сочинил для него легенду – что мы‑ де слесари, что сейф заклинило у богатого буратино из коттеджного городка, а мы взялись его ремонтировать, да вот тачка села на грунт под такой тяжестью. Водила помог нам выгрузить груз и дотащить до лестницы. В мастерскую его пускать было нельзя – сразу бы понял, что она не слесарная. Так что в подвал сейф мы тащили вдвоем с Бородой. Кое‑ как перетащили, но у Бороды от напряжения открылись раны, и он чуть не плакал от боли и досады. Но довольно быстро взял себя в руки и пошел одалживать «болгарку» и покупать алмазные диски. Вернулся он только с половиной оборудования: «болгарку» одолжил, диски не купил – все магазины были закрыты.

Расстроенный Борода сел на пол перед сейфом и с мрачнейшим видом снова принялся за маховики. И тут наконец появился Боцман, пеший и злой. Он поведал грустную историю «фольксвагена».

– Погибла тачка, – сказал он. – Там дальше по дороге городская свалка. Там я ее и бросил. Номера свинтил, документы сжег, движок попортил, чтобы не на ходу была. Там полна свалка умельцев – шастают, ищут, чем бы поживиться, они ее быстро оформят на запчасти.

– Стволы?

– Припрятал в надежном месте. – Боцман помялся. – В относительно надежном. Хорошо бы сегодня за ними вернуться. Помповики и газовый. Только патронов мало.

Я посмотрел на Бороду. Как ни был он увлечен сейфом, но взгляд почувствовал и отозвался:

– Попробуем достать.

– Только без уголовщины! Уголовщины с нас хватит.

– Купим.

– Если в сейфе что‑ то есть, – усмехнулся Боцман.

– Есть, – сказал Борода. – Я денежку чую.

По лестнице прошли люди и, видимо, много. Во дворе завелась машина.

– Борода, кто это может быть?

– Хрен его знает.

– Я во двор не заглядывал, тачки не видел, – сообщил Боцман.

Минут пять стояла тишина, только щелкали маховички сейфа. И вдруг Борода пропел протяжно:

– А‑ а‑ а‑ а, сука!

И тут в дверь постучали. Все, что мы могли сделать, – это прикрыть сейф барахлом. Борода открыл. Лариса. Возбуждена, на лице сменяют друг друга разнообразнейшие эмоции, губы закушены, глаза сверкают.

– Что вы такое сделали со Шкрабьюком? – напрямую спросила она.

– Мы? – изумился Борода. – А что с ним такое?

– Он умер.

– Какой ужас!

– Только не говорите, что вы здесь ни при чем, я все знаю!

Как же, голубушка, знаешь ты. Вся хваленая бабская интуиция базируется на этом «я все знаю». Вот дураки и раскалываются. Но Борода не повел себя как дурак.

– Да, мы его убили, – сказал он. – Топором. Специальным, горным. Ледоруб называется.

– Не прикидывайтесь, он от инфаркта умер, когда от меня ехал.

– Это большая потеря для нации. Лариса, но это, наверное, ты виновата! Ты небось заставила пожилого человека проявлять юношескую прыть! С тебя и спросят. Но ты не бойся, мы тебя не выдадим!

– Андрей, я знаю, что ты тут затеваешь что‑ то опасное. С тобой рядом находиться всегда было опасно. Я думала, что я от тебя как‑ то оградилась, но ты втягиваешь меня в какую‑ то авантюру.

– Лариса, – пришел я на помощь Бороде. – Вот, положа руку на сердце, скажу: не трогали мы Шкрабьюка. Мы приехали сюда отдохнуть, а не авантюры затевать.

– А почему вы все вместе не уехали в Карпаты?

– Ну, это уже становится похоже на допрос...

– Это у меня только что был допрос! – Лариса, было успокоившаяся, опять взвинтилась: – Следователь, оперуполномоченный, двое из УНА. Почему‑ то я должна отвечать?!

– Лариса, сядь и успокойся, – посоветовал ей Борода. – Ребята, у нас деньги есть? Лариса, хочешь коньяку?

– И кофе!

– Так зачем шуметь? Сейчас все устроим! Борода побежал гонцом, а Лариса поднялась к себе и принесла большие коньячные рюмки и кофемолку – этих аксессуаров у Бороды в заводе не было.

Коньяк Ларису успокоил, но кофе она потребовала приготовить по‑ венски. Борода рассыпался бисером. Несмотря на то что он сгонял и за коньяком и за кофе, причем не в ближайший гастроном, а куда‑ то подальше, чтоб не нарваться на подделку, он подвигнулся раздобыть и яйца для «видэньськой кавы». Ни у него, ни у Ларисы этого продукта не оказалось, пришлось Бороде ломиться к Деду. Но Дед словно испарился, и Борода, кривя рожу, отправился на второй этаж. Второй этаж, как я понял, вел вялые военные действия против первого и подвала с целью захвата территории. Когда‑ то верхняя семейка уверенно выжила своих соседей по этажу, объединила две квартиры, а теперь надеялась прибрать к рукам всю виллу. Тем не менее Борода разжился пятком яиц, отделил желтки, взбил их с сахаром и подал кофе по‑ венски. Лариса разомлела, окосела и разоткровенничалась.

Сначала рассказала сильно отредактированную историю своего падения (у нее получалось – восхождения к вершинам мастерства). Потом наговорила дружеских гадостей о Бороде. Говоря о своем бывшем муже, вдруг заметила, что у него перебинтована рука. И то заметила только потому, что после упражнений с сейфом Борода замотал пальцы сам и кое‑ как. Повязка постоянно сползала, и он то и дело поправлял ее то зубами, то здоровой рукой.

– Андрей, где ты руку поранил? – спросила Лариса таким тоном, что всем стало понятно: не вырвись он из‑ под мудрой опеки заботливой жены, ничего бы с ним не случилось.

– Обжег. Снимал с плиты решетку, а она еще не остыла.

– Ну конечно!

Лариса посмотрела победно. Все видели? Этот ребенок решил вести самостоятельную жизнь!

Есть натуры, которых алкоголь делает нудными. Выпив, они зацикливаются на какой‑ нибудь идее фикс. Лариса к их разряду не относилась. После очередной рюмки коньяку ее переключало – она вдруг вспоминала, что она Мата Хари.

– Я знаю, зачем вы приехали и чем тут пытается заниматься Андрей, – сказала она ни с того ни с сего. – Только вы не с тем связались. Ему из этого подвала ничего не видно. Он тут строит из себя Джеймса Бонда, а сам хватается за горячие плиты! Он никого в городе не знает, кроме своих алкашей‑ художников. Если кто и может вам помочь, так это я. Я знаю всех нужных людей в городе. Я могла бы вам многое рассказать, но вы меня не просите. Меня просто нужно попросить...

Лариса так посмотрела на Боцмана, что того аж передернуло.

– Ладно, не хотите просить, я и так скажу. Но не все. Я скажу вот что. Ты знаешь, Андрей, что тебя давно раскусили?

– Кто это меня раскусил? Что раскусили? – Борода пожал плечами.

– Этого я не скажу. Просто хочу, чтобы ты знал. Ты нарываешься на большие неприятности. Я тебе это говорю потому, что когда‑ то тебя любила.

Борода еще раз пожал плечами и пробормотал равнодушно:

– Мне бояться нечего, я ничего такого не делаю.

И тут в дверь постучали. Вошел длинный тощий тип с лицом без выражения, не поздоровался, нагло пропер в комнату Бороды, увидел Ларису и остановился.

– А! Витя! – обрадовалась Лариса. – Это Витя, – представила она нам своего упыря. – Я ему записку в дверях оставила, что буду внизу. Заходи, Витя, садись! Ребята, налейте ему!

Ради Вити пришлось открывать вторую бутылку, благо Борода был запаслив, взял две. С Витей посидели минут десять, за которые он не произнес ни слова, только лупал своими оловянными глазами. Стакан коньяку, однако, выжрал. Лариса и сама почувствовала, что ее знакомый как‑ то не вписывается в интерьер, и поспешила его увести в свой храм любви.

Борода тут же отставил свой коньяк, который весь вечер планомерно посасывал, и сказал не без гордости:

– Ребята, если есть еще цифровые сейфы, давайте их сюда, пока рука не зажила. А то второй раз резать не буду!

Он сходил в мастерскую и принес содержимое сейфа. Денег оказалось не слишком много – неполных шесть тысяч баксов. Были два слитка золота по полкило и пригоршня ювелирки, очень старинной и, вероятно, страшно дорогой.

– Что это за Витя? – спросил я.

– Впервые вижу. Лариса осваивает новый тип мужчин. Такого у нее еще не было.

– Он пешком, что ли, пришел?

– Я слышал машину, – вставил Боцман. – Пойду посмотрю.

– Ты не забывай, тебе еще за оружием ехать. Нужны помощники?

– Сам справлюсь.

Боцман вернулся удивленный. Неговорящий Витя прибыл на сравнительно новом «БМВ»‑ пикапе.

– Да? – обрадовался Борода. – Подождите, может быть, сейчас решим проблему транспорта для доставки оружия.

Он поднялся к Ларисе, проторчал там не больше трех минут и спустился обратно.

– Можно ехать, Витя завис до утра.

– Как узнал?

– Элементарно. Во‑ первых, он пил. Но на такой тачке можно и пьяненьким по ночному городу погонять. Во‑ вторых, он неженат, этим Лариска сразу похвасталась. Но это тоже ненадежно. Мало ли, может, он плохо спит на новом месте и, сделав свое дело, все же отправится домой. Так что главное – это в‑ третьих. Лариска попросила поднять ей остальной коньяк, если, разумеется, мы больше пить не хотим.

– Не хотим.

Борода доставил боеприпасы наверх, а мы с Боцманом доставили сейф в машину. Боцман страшно обрадовался, обнаружив в багажном отсеке пикапа лебедку.

– Ци, командир! Я один справлюсь! Выдерну этот сундук тросом – и все дела!

На том и порешили.

– Борода, ты этого Витю раньше никогда не видел?

– Кажется, видел, но не вспомню где. Львов – город тесный...

– А ну‑ ка дай мне наши копии по СНПУ.

Так и есть! Сэнькив Виктор Богданович, начальник отдела связи партии. Фотография при копировании сильно исказилась, но угрюмое выражение лица проступало и сквозь контрастные пятна.

– Вот куда Лариса забралась! – засмеялся Борода. Я просмотрел дело. Странный человек был этот Сэнькив, и странный из него получался партайгеноссе. Шестьдесят четвертого года, женат, имеет дочь, образование восемь классов, умом не блещет, исполнителен, но требует неусыпного контроля – может все напутать. Бестолочь. Зато молчалив (ну, это‑ то мы видели), ненавидит всех неукраинцев (кроме Ларисы? ), абсолютно предан и бесстрашен. Борода, читая, только головой качал:

– Ну, Лариска, ну, извращенка!

Я подошел к Вите несколько с другой стороны.

– Для главного связиста он слишком бестолков. И у него слишком крутая тачка.

Я полез в бумаги и нашел еще один листок, о котором вспомнил только сейчас, раньше не придавал ему значения.

– Посмотри, это приказ по партии о проведении кампании борьбы за нравственность, приуроченной к визиту папы. Шкрабьюк тоже знал об этом приказе, но он нервничал, боялся попасться. Возможно, это и был третий фактор, о котором говорил Док и который подвел Шкрабьюка под инфаркт.

– В самом деле! – схватил на лету Борода. – Сэнькив не боится, это видно. Ларисе врет, что не женат. Шкрабьюк знал Ларису до кампании, знал меня, остальных Ларискиных друзей. А Витя светится перед незнакомыми людьми, и хоть бы хрен ему.

– Завтра наведешь справки об этом Вите.

– Попробую, но вряд ли. Не тот круг. Он не так давно приехал в город из села.

– А где он мог подцепить нашу Мэрилин Монро?

– Ну, это‑ то просто. Она зав по кадрам Львовского радиовещательного предприятия. А он – связист.

– На Казанову он что‑ то не похож.

– Ну, положим, от него инициативы и не требовалось.

– Трудно предположить, что он агент эсэнпэушной спецслужбы. Но откуда такая тачка?

– Богатые родственники, волосатые руки...

– Но для чего‑ то его держат на должности, хотя он почти ни на что не годен!

– А может, взять его в оборот?

– Я смотрю, ты пришел в себя после инцидента со Шкрабьюком.

– Все ведь обошлось...

– Надеюсь. Но Сэнькива похищать не стоит. Если он действительно тупой, нужной информации мы у него не получим. Если он суперагент – прикинется шлангом, и результат будет тот же.

– Ну, тогда я не знаю, что делать.

– Ты писал в Москву о каком‑ то Дуркальце.

– Он рядовой, ничего сам не знает.

– Выходит, источников больше нет.

– Как – нет? А Зайшлый?

– У нас нет возможности его захватить.

– Дед говорил, что можно.

– Деду все кажется, что он молодой.

– По‑ моему, ты его недооцениваешь.

– Давай лучше подведем итоги. Что у нас есть? О чем говорят добытые документы? Мы знаем, что переброска войск в Чечню должна начаться в понедельник, восемнадцатого. Специальный поезд отправляется из Сколе в семь тридцать утра. Другой поезд, из Коломыи, на три часа раньше. Далее оба следуют в Одессу. Оттуда морским путем на Кавказ. На морском участке они для нас недосягаемы. И хотя нам известен их маршрут по суше, противник знает, что эта информация попала в чужие руки. Значит, дата, время, а возможно, и место формирования эшелонов и маршрут будут изменены. Где базируются бандиты, мы пока не имеем ни малейшего понятия. Наша группа обследует подозрительные районы Карпат, но, в сущности, ребята ищут иголку в стоге сена. Источники информации на сегодня исчерпаны. Времени до отправки эшелонов – ровно семь суток.

– Вагон времени.

– Меня радует твой оптимизм, но это время нужно использовать с толком.

– Я все же советую поговорить с Дедом. Он хорошо знает город и область знает местный контингент. В конце концов, он опытный разведчик.

– Хорошо, завтра с утра тащи сюда своего Деда.

– Есть!

Вернулся Боцман. С каким‑ то громадным свертком.

– Вот, – сказал Боцман. – Позаимствовал у Ларисиного ухажера чехол от машины, чтоб не блестеть стволами. Надо вернуть. Машину я оставил метров за сто отсюда. Пойдем, командир, поможешь. Дотолкаем ее до дома, чтоб мотора не было слышно.

Боцман со своей задачей справился безукоризненно. Во‑ первых, вытащил с помощью лебедки сейф из машины, а потом еще и сбросил его в сточную речушку. Во‑ вторых, привез оружие и даже дозаправил тачку, чтоб расход бензина не вызвал у Вити подозрений. Из чехла мы извлекли пять помповых ружей и газовый пистолет. Поскольку охрана Рыбнюка не успела по нам пострелять, боекомплекты были полные.

Дед

Деда на месте утром не оказалось. Я растолкал невыспавшегося Бороду и послал к Николаю Ивановичу. Того как корова языком слизнула, что меня не удивило. Люди того поколения, тем более военные, – они ранние пташки.

Я сделал Бороде перевязку. Не так умело, как ее сделал бы Док, но все‑ таки я тоже чему‑ то был обучен. Сегодня нам предстояло сбыть ювелирку и изобрести динамит. Вообще шести тысяч, найденных в сейфе у Рыбнюка, могло и хватить на проведение нашего мероприятия. А могло и не хватить. Конечно, приятнее иметь дело с деньгами, но идти еще на одну «акцию» очень уж не хотелось. Значит, у нас не было иного выхода, кроме реализации найденного там же золота и изделий из него.

Посовещавшись с Боцманом, я решил, что нам не помешают несколько килограммов доброй взрывчатки. Очень было бы заманчиво дождаться, пока новые бандеровцы погрузятся в свои литерные эшелоны, а потом пустить эти поезда под откос. Я сильно сомневался, что этот номер пройдет, но другого плана пока придумать не мог. Борода уверял, что и с золотом, и со взрывчаткой нам поможет один и тот же человек.

... Шестнадцатый " Б" корпус Львовского политехнического института выглядел снаружи как двухэтажный домик с четырьмя окнами по фасаду и семью по боку. Однако, когда мы вошли внутрь, я убедился, насколько обманчивым может быть впечатление, полученное от внешнего вида. Мы петляли метров двести по коридорам да еще поднимались по нескольким лестницам столько, что, по самым скромным подсчетам, должны были оказаться на шестом этаже. В результате мы добрались до помещения, в котором лаборантствовал некий Серега Тяньшанский. Серега этот не выглядел человеком в своем уме.

К странным подходам Бороды я начал было уже привыкать. Но тут он меня ошарашил как никогда:

– Серега, – сказал он. – Нужно помочь русскому сопротивлению.

Серега, двухметровый, отечный, без признаков растительности, но со следами глубоких ожогов на лице, с кривыми пальцами и ладонями со следами многочисленных хирургических швов, оскалился лошадиной улыбкой и потер от удовольствия руки:

– Что, надо нацистов прижать?

– Да, Серега, и без тебя не обойтись. Вот человек прибыл к нам по этому делу из Москвы, а я ему помогаю. Вот, решил с тобой познакомить.

Мы с тезкой церемонно раскланялись и обменялись рукопожатиями. Тяньшанский сел, но не успокоился – все так же потирал руки и скалился.

– Серега, нам нужна взрывчатка. Мощная и много.

Серега сжал кулаки, затряс ими и захохотал страшно. Так, наверное, хохочут восставшие из гроба, поймав запоздалого прохожего.

– Что, взрывать будем? Взорвать их всех, гадов! Всех фашистов!!!

– Серега, успокойся. Взрывать будем, только ты не кричи.

Замогильный хохот тут же прекратился. Серега сосредоточился.

– Нитроглицерин у меня не получается. Вот. – Он тут же нашел клочок бумаги и карандаш и поехал чертать формулы.

– Ну так получи что‑ нибудь другое, – остановил его Борода.

– Аммонал могу сделать. Но кислоты мало. Азотной. Аммиак еще нужен, но с ним проще.

– Мы найдем кислоту. Аммиак купим. Нашатырный спирт сойдет?

– Сойдет, но его нужно много.

– Будет. Еще, Серега, нам надо золото переплавить.

– Буржуя замесили?

– Да, и очень крупного.

– Сделаем, муфельная печь работает.

Борода вывалил на стол перстни, запястья и цепи. Серега преобразился. Постоянная страшноватая ухмылка слетела с лица. Руки из чудовищных кочерег превратились в умелый инструмент. Даже голос у него изменился.

– Не жалко?

– Все это будет в розыске.

– Камушки красивые... Хочешь оставить?

– Хочу, но нежелательно. Лучше уничтожить.

– Рыжье пойдет как лом. Даже не как лом, а как сырье. По девять сдам, но не все сразу. Тут много, граммов двести пятьдесят.

– Золото есть еще. Надо сдать все сразу. Можно по восемь, по семь, даже по шесть.

– Тогда не плавить. Тогда азотной кислотой. Только ее очень много надо. Растворить, порошок осадить, его и толкать.

– Сколько кислоты надо?

– Сколько золота?

– Еще килограмм.

– Двадцать литров концентрированной. Для начала.

– И на аммонал.

– Да, надо еще.

– Будем искать. Я рыжье у тебя оставлю. Ты его для начала переплавь, а камушки сожги.

– Жалко...

– Надо, Серега.

– Сожгу.

Прощание с Серегой выглядело странно. Отворяя нам дверь, он прошептал:

– Смерть фашистам!

– Смерть! – откликнулся Борода и посмотрел на меня.

– Смерть! – пришлось отозваться и мне.

... От Тяньшанского я вышел несколько обалдевший.

– Борода, это что, еще один подпольщик?

– Это подпольщик‑ одиночка.

– Ты доверяешь ему довольно серьезные вещи...

– Он не будет работать ради денег. Он экстремал. Ненавидит все, что связано с национализмом. За идею расшибется в лепешку. Он учился со мной в школе на год старше.

– Старше?

– У него борода не растет. Он в детстве переболел страшно, даже не знаю чем. И сам он не знает, родители ему не говорят. У него беда с половыми признаками, он женщинами не интересуется. Но интеллект мощнейший, память феноменальная. Он аспирантом был. Химик. Знает больше любого академика. Но защититься ему не дали, придрались, хрен уже помнит к чему, и перевели в лаборанты. Ты не бойся, он нас не выдаст. Видел его руки? Это он взрывал «фашистов». Слава богу, не нарвался по‑ крупному. Готовил заряд под Шкеля, бывшего шефа УНА‑ УНСО. Спешил, и взрыватель сработал у него в руках. Руки ему разорвало на куски, еле потом сшили. Но главное, основной заряд не сдетонировал, а то бы...

– Слушай, а он в своем уме?

– Ну конечно же нет. С головой у него проблемы во всем, что не касается химии. Но не выдаст и под пытками. Будет кричать: «Смерть фашистам! » – и с этими словами на устах и умрет.

– Что он с золотом собирается делать?

– Он бодяжит вот уже лет шесть.

– Это как?

– Здесь все предприятия остановились как раз лет семь назад. Многие из них были оборудованы электронными приборами, содержащими золото. Все это потихоньку разворовывалось. Нашлись умельцы, которые стали сами добывать золотишко из разъемов, микросхем и прочего хлама. Серега как раз тогда оказался в лаборантах. Он разработал свои методы, и хлам понесли к нему. У него потери были меньше, чем у других, в расчетах он абсолютно честен, так что клиентов хватает. Собственно, с этого он и живет. Имеет процент.

– С нас он сколько возьмет?

– Нисколько. Но будет правильно, если мы ему отстегнем.

– Где мы возьмем столько кислоты?

– Купим.

– Где?

– Поехали.

* * *

Кислоту мы купили в НИИ полиграфии и недорого. Пойманным микроавтобусом доставили три двадцатилитровые фляги, заколоченные в реечные переплеты и укутанные стружкой, в политех. Нашатырь купили оптом у фармацевтов. Серега просил зайти через два дня. Аммонал уже будет, а вот с деньгами сложнее. Его покупатели не рассчитаны на такие объемы.

Я отправился в нашу штаб‑ квартиру, а Борода пошел на поиски боеприпасов для наших помп.

* * *

Борода пропадал где‑ то до вечера и ввернулся ни с чем. А вскоре явился и Боцман, у которого было задание установить наружное наблюдение за Тарасом Зайшлым, нашим последним шансом на информацию. Зная Боцмана как человека, который при любых обстоятельствах сохраняет полное спокойствие, могу утверждать, что он был сильно потрясен.

– Насколько я понял, – докладывал Боцман, – в СНПУ было совещание. Вышли толпой около половины восьмого. Зайшлый с холуями проследовал через проспект к пятачку, где парковал машину. Сказал что‑ то холуям, и они разошлись. Сел в тачку. В это время к нему подошел дворник. Этакий дедок. Идет, машет чего‑ то руками – видимо, решил доложить владельцу богатой машины о попытках местной шпаны снять зеркальца или вынуть магнитолу. Надо понимать, хотел огрести пару гривен в виде чаевых без особых физических затрат. Потом Зайшлый почему‑ то посадил дворника в машину, и они уехали вместе. Я помчался на Саксаганского, к дому Зайшлого, но он туда не прибыл. Несколько раз выходила жена, смотрела вдоль улицы, но он так и не приехал.

– Дед, – сказал Борода. – Это Дед. Он сделал «генерала». Это была его специальность в войну. Звиздец Зайшлому.

– Дед – дворник? – спросил Боцман.

– Ну конечно! Если Дед косил под немецкого офицера, под полицая, под черта лысого, почему бы ему не закосить под дворника!

– Значит, Зайшлый сейчас в сарае?

– А где ж ему быть?

Мы бросились к Деду, но его и на этот раз дома не оказалось. Я влез к нему в квартиру через балкон, открыл изнутри и впустил Бороду. Он быстро нашел ключ на гвозде от сарая, и мы пошли убеждаться в наличии Зайшлого.

Дверь сарая действительно оказалась тяжелой – из досок в три слоя, да еще обитая жестью. Но сарай был пуст. Стояли вдоль стен грубо сколоченные стеллажи, заваленные хламом, необходимым старому человеку для нормального существования, стояли банки с какими‑ то вареньями‑ соленьями. Но не лежал на полу партайгеноссе Зайшлый с кляпом во рту и с безумными от страха глазами.

Осмотрев все, мы обнаружили в углу сарая небольшое вздутие земляного пола – здесь совсем недавно что‑ то то ли откапывали, то ли закапывали. А потом трамбовали ногами, не слишком аккуратно.

– ТТ, – догадался Борода. – Дед как‑ то обмолвился, что у него есть спрятанный с войны ТТ.

Теперь было ясно, почему дворник сел в машину вместе с высоким боссом. Любого бомжа в тачку посадишь, если он на тебя ствол наставит.

Местонахождение Зайшлого и Деда было загадкой, которую желательно было решить как можно скорее.

* * *

... Самым дерзким делом Николая Соколова было похищение генерала фон Габица в 1944 году в Тернополе. Фон Габиц командовал бригадой СС и, в сущности, возглавлял борьбу с партизанским движением в регионе. Все оружие лейтенанта Соколова составляли документы унтер‑ офицера Августина Шмита, снятые с трупа владельца. По документам Шмит возвращался из госпиталя на фронт, но, согласно заключению врачебной комиссии, до полного восстановления здоровья должен был проходить службу на хозяйственных работах. Хирург партизанского отряда ювелирно нарисовал скальпелем шов на груди фальшивого немецкого сержанта. С этими бумагами и доказательствами героических схваток с русскими тот и явился к коменданту Тернополя и был определен в офицерскую столовую помощником начальника. Здесь его и заметил фон Габиц.

Габиц имел дурную привычку заводить себе личных шоферов из числа юных унтер‑ офицеров, да еще и менять их, как перчатки. Такого рода привычки в то время в нацистской Германии уже не поощрялись, но и не преследовались. Группенфюрер был покорен юным Шмитом, которому по документам едва исполнилось восемнадцать. Коле Соколову было на самом деле уже почти двадцать, но выглядел он моложе. Габиц мгновенно перевел красавчика в свое подчинение, не зная, что тот при одной мысли о масленых глазках Габица ругается про себя отборным русским матом. Правда, при этом он не забывал сохранять приятную глазу группенфюрера плавность движений, а также тупить взор и заливаться румянцем под взглядом этих самых омерзительных глазок.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒