Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 6 страница

Восточные грозы, косой завесою летящий ливень белых стрел и молний, что таятся в черном колчане…

Ветер! холодный чистый ветер собирал свою жатву!

Где-то там, внизу, мелькнуло белое пятно поднятого паруса: в портовой гавани корабль снялся с якоря. Ганзейцы уходили в шторм. Жуга усмехнулся. Камень на его браслете пылал. Восьмилучевая звезда — роза ветров; они сами выбрали свою судьбу, сорвав ее с браслета. Этот корабль не утонет, ему суждена другая судьба. Ему долго не увидеть берегов.

Очень долго.

Может быть, даже — вечно.

Жуга крепче сжал свой посох, смерил прищуром глубокие пасти и вновь обернулся к стене.

Они стояли у огня на вершине башни, плечом к плечу, отбивая атаку за атакой.

Четверо.

Вместе.

И почему-то на сердце у них было очень легко.

В старом доме на улице жестянщиков, в маленькой комнатке под самой крышей проснулся мальчик. Он долго лежал без сна, с замиранием сердца прислушиваясь к грохоту за окном, затем набрался храбрости и выглянул наружу, в любой момент готовый юркнуть обратно в спасительную темноту старого одеяла.

— Мама? — робко позвал он, щурясь на пламя свечи.

Мать — худая темноволосая женщина с серыми глазами, самый ласковый и добрый человек в этом мире, отложила вязанье и, поправив на плечах теплую серую шаль, подошла к его кровати.

— Что, сынок?

— Мне страшно, мама! — пожаловался он. — Что гремит?

Женщина вздохнула.

— Это гроза.

Глаза мальчишки округлились.

— Разве зимой бывает гроза?

— Бывает, — она улыбнулась. — Это зимняя гроза.

— А она нас не убьет?

— Не бойся, — она подоткнула одеяло, наклонилась и поцеловала сына в лоб. — Она нас не достанет. Спи.

Мальчик, успокоенный, откинулся на подушки.

— Только ты посиди со мной… — попросил он. — Ты не уходи.

— Я здесь, — она улыбнулась. — Я рядом.

Он долго лежал без сна, испуганно вздрагивая всякий раз, когда снаружи особенно громко бухало, но вскоре глаза его против воли начали слипаться, он зевнул раз, другой, улыбнулся и вскоре засопел, уснув. Мать еще посидела у кровати, затем осторожно высвободила свою руку из цепких детских пальцев и подошла к окну. Сдвинула занавеску и долго смотрела, как бьют раз за разом в вершину старой башни слепящие стрелы молний — прямо в огонь маяка. Вздохнула, перекрестясь, сняла щипцами нагар со свечи и снова было взялась за рукоделье, но работа не шла.

Она родилась в этом городе и прожила здесь всю жизнь, но никогда не доводилось ей видеть ничего подобного.

Ей было по-настоящему страшно.

И сотни других мужчин и женщин в Галлене вздыхали, молились, ждали и не могли дождаться, когда же, ну когда настанет утро…

Был день. Настоящий, солнечный и почти безветренный — из тех ласкающих душу дней, что случаются иногда посреди зимы, хотя до весны еще далеко. Жители Галлена открывали окна и двери, недоверчиво косились на небо — но нет, ни единое облачко не нарушало хрупкую чистую синеву до самого солнца, и море искрилось мелкими блестками, сменивши гнев на милость. Волны лениво набегали на берег, вороша песок и гальку, и с тихим шорохом откатывались обратно. Ожил и загомонил сперва робко, а затем — в полную силу притихший в ненастье рыбный рынок, а на берегу уже расправляли свои сети рыбаки, и мало кто заметил исчезновенье двух ганзейских кораблей — ушли, мол, и ушли, и бог с ними.

Обрывистый каменный нос далеко выдавался в море, скрывая и город, и порт, и даже — башню маяка. Голые скалы сменились обширными травянистыми пустошами, кустарником и чахлым редколесьем. На одной такой плоской бесснежной вершине холма сидели двое — рыжий парень в полушубке и с посохом в руках и девушка, одетая в мужские штаны и зеленую куртку. Слышался негромкий разговор.

— Яльмар корабль покупать надумал. Знаешь?

— Знаю, — паренек кивнул рыжей головой, — он мне уже хвастался. Сторговал чуть ли не за полцены какой-то кнорр, или как там его… С собой звал, да я отказался — не по душе мне море. Мне бы лес да горы, а если уж вода — так мне и озера хватит.

— Бр-р… — девчонку передернуло. — Не люблю леса. Все время кажется, будто кто-то за тобой следит из-за деревьев.

— А я наоборот — не понимаю, что ты в море находишь.

— Ты здесь летом не был. Вот где красота-то! Море теплое, ласковое; выйдешь поутру, посмотришь и душа не нарадуется — до чего ж хорошо!

— Может, еще когда побываю, — вздохнул тот и посмотрел на свою собеседницу. — А ты куда теперь? Или в город вернешься?

— Вернусь, — кивнула та.

— А жить где? Хотя, постой… — Паренек нахмурил лоб. — Та лачуга, где мы приютились… Неужто, твой прежний дом? Ну, конечно! — он хлопнул себя по лбу. — А я-то голову ломал, откуда там и дрова, и вода, и одеяла… Ну, останешься ты, а дальше что?

Девушка пожала плечами.

— Попробую еще раз.

— Еще раз… что? Уж не Веридиса ли вернуть?

— Да. Не смотри на меня так. Я теперь сильнее и, наверное, умнее, чем была.

— Ты гонишься за мечтой. Может, даже — за несбыточной.

— Я знаю, — негромко ответила та и вздохнула. — Но это лучше, чем вообще не знать, о чем мечтаешь… — Она вдруг встрепенулась. — Скажи-ка, Жуга. В тот раз, помнишь, ты говорил, что трижды открывал Дверь… Для кого?

— Всякое бывало. Не хочется вспоминать сейчас.

— Ну все таки. Хотя бы в первый раз для кого?

— Для себя.

Девушка закусила губу и потупила взор.

— Значит, ты… тоже побывал там? — Жуга не ответил. — Ну, а потом?

— Потом — для друга, но то вообще другая история. А в третий раз… Мне бабка-травница помогла. Мальчонку мы одного вернули, да только вот сама она заместо него ушла… Вот такое вот… — Он сжал до хруста пальцы и умолк. — Не надо бы тебе за это дело браться. Раз обожглась — и хватит. Вдругорядь так не повезет.

— Я буду осторожной. Обещаю.

Некоторое время лишь ветер да шелест прибоя нарушали тишину. Наконец Жуга поднял голову.

— Зерги…

— Что?

— Я хочу быть с тобой, — сказал он. — Ты знаешь, я давно хотел сказать… Не знаю…

— Не надо, Жуга.

— Почему?

— Все ушло. Это был сон. Забудь, не вспоминай об этом. Так будет легче и тебе, и мне.

— Мне будет трудно тебя забыть.

Та пожала плечами.

— Не забывай.

— Мне больно будет вспоминать.

— Не вспоминай.

— Но я так не могу! Тебя послушать, так все — проще некуда, а я все никак не научусь прощаться с теми, кого любил… Прости.

— Незачем просить прощенья: это я дура, всех запутала — и себя, и тебя тоже… А все оказалось не так. Я все еще люблю его.

— Как мне вернуть тебя?

— Заколдуй меня, — предложила та. Серые глаза смотрели прямо и серьезно, почти просительно. — Приворожи. Ведь ты можешь.

Тот помотал головой:

— Это будет нечестно.

— Зато просто и легко. Ты же знаешь мое имя. Или, все таки, нет?

— Знаю, — Жуга кивнул и улыбнулся грустно. — Знаю, Алина. Чтобы вернуть человека, всегда надо знать его истинное имя.

Зерги прищурилась в лукавой усмешке.

— Ты ошибся всего на одну букву.

— Да? Неужели? — Жуга склонил голову набок и придвинулся поближе. — Сказать, на какую, или не надо?

— Ну и хитрила же ты! — Зерги рассмеялась и замахнулась рукой в притворном гневе. Жуга поймал кулак на полпути, и оба, сцепившись, с хохотом и визгом покатились вниз по склону — небо и земля закружили в безумной карусели — и остановились только возле самой воды; сели, отряхиваясь и отплевываясь, продирая залепленные снегом глаза.

— Дурило гороховое! — буркнула Зерги, выскребая из-за шиворота мокрый снег.

— Ну так, с кем поведешься…

— Ну тебя! Смех один с тобой…

— Хорошо, хоть не слезы, — он вздохнул и улыбнулся. — Грустная у нас с тобой вышла история. С несчастливым концом.

— Только в сказке все хорошо кончается. В жизни веселого мало. Каждый ребенок, едва родился, а уже плачет. Хоть бы один засмеялся… — Зерги придвинулась ближе, взъерошила рукой его рыжие волосы. Холодные пальцы тронули шрам на виске. Жуга молчал, глядя девушке в глаза. — Глупый, глупый маленький лисенок… — Она улыбнулась. — Что тебя тянет? Куда ты идешь? Что за мечты тебя влекут?

— Если б я знал это сам… Да и нет у меня никаких мечтов… мечтей… мечт… тьфу ты, черт! — Вконец запутавшись, он рассмеялся и взял ее руку. Прижался щекой к ладони и умолк.

Зерги задумалась, вспоминая что-то, и вдруг встрепенулась.

— Что?

— Да так… Вспомнилось одно старинное присловье. Подумалось вдруг — а ну, как тебе пригодится.

— Какое присловье? — Жуга насторожился.

Зерги улыбнулась и прочла:

Четыре есть зверя и времени года

У каждого место свое и порода —

Волков встретишь к помощи,

Псину — к беде,

Медведь спросит строго и плату возьмет,

А лисы помогут, да все не тебе.

— Как-как? «Помогут, да все — не тебе? » — Он задумчиво потер подбородок. — Интересно… хоть и не совсем понятно. Скажи, там было сказано еще что-нибудь?

Зерги пожала плечами.

— Может, и было, да я не помню.

Взгляды их встретились, и оба как-то сразу умолкли.

— Береги себя, — как-то неловко сказала Зерги.

— Мы увидимся снова? — спросил, помолчав, Жуга.

— Кто знает? — ответила та и тихо повторила. — Кто знает…

Жуга ничего не сказал.

Они стояли мокрые, в снегу, стояли и смотрели друг на друга.

А ветер пел высоко вверху свою вечную песню.

Они стояли и смотрели.

А ветер пел высоко вверху.

Они стояли.

А ветер пел.

Они…

… и ветер.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒