Виндж Джоан 15 страница

Она снова задрожала. Она слишком хорошо знала, какой репутацией пользуется церковная полиция. Глаза ее вновь наполнились слезами.

- Не реви. Пожалуйста, не надо. - Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась. - Я не позволю им сделать тебе больно. - Это был уже совершеннейший абсурд, но она почему-то поверила ему - чтобы не захлебнуться в волнах ужаса. - Послушай, - он попытался сменить тему, - раз уж ты.., здесь, может, хочешь послушать мою речь? Это, наверно, последняя такая возможность. Капельки пота блестели у него на лбу, под курчавыми жесткими каштановыми волосами.

Она не ответила; и, приняв ее молчание за согласие, он наполнил душное пространство фургона свежим воздухом своего безнадежного и прекрасного идеализма - планами о том, чтобы все люди жили вместе, как братья, чтобы женщины имели одинаковые с мужчинами права и свободы и несли одинаковую с ними ответственность за собственные поступки... Иногда фургон наклонялся и останавливался, и тогда их снова швыряло в реальную действительность, отвратительную, страшную, и она уже успела полностью убедиться, что, конечно же, этот человек абсолютно ненормальный.., и удивительно красивый.

Потом дверцы фургона с лязгом распахнулись, впустив в душную полутьму резкий дневной свет и грубые окрики охраны, выгонявшей своих жалких пленников в огороженный высокими тюремными стенами двор. Они спустились на землю последними; он успел лишь кратко сжать ее руку со словами: " Будь храброй, сестренка", и спросить, как ее зовут.

И она наконец решилась заговорить с ним - только для того, чтобы успеть назвать свое имя, прежде чем до них доберутся тюремщики. Она еще слышала, как он принялся объяснять им, что она ни в чем не виновата, а потом его потащили прочь, и он страшно закричал, а потом вдруг словно захлебнулся. Грубые тяжелые руки и ее поволокли куда-то вниз по лестнице, и она не могла уже видеть, что с ним сталось. Потом ее вместе с остальными загнали внутрь, и все кончилось.

Однако в тюрьме ее уже ждал отец, примчавшийся туда после отчаянного рассказа ее подружки, видевшей, как Элсевиер сунули в полицейский фургон. Она, рыдая, бросилась к отцу, и, выслушав множество угроз и заплатив изрядный штраф миссионерскому фонду, он увел ее из этой ужасной тюрьмы, пока церковники не успели окончательно испортить ее репутацию.

Она просидела дома почти две недели, едва осмеливаясь выглянуть за порог, пока испуг ее не начал понемногу проходить. И тогда она снова вспомнила о том безумном инопланетянине... Она с любопытством размышляла о его словах, о его добром отношении к ней, о его желании уберечь ее среди всего этого кошмара... Но еще больше хотелось ей узнать, жив ли он. Понимая, что она никогда не узнает этого, никогда больше его не увидит, Элси все-таки не могла изгнать из своих воспоминаний его сияющие глаза.

Несмотря на постоянные мысли о нем, она не узнала его в том незнакомце, который подошел и нагло уселся прямо на скамью у ворот. Мать послала ее спросить, что этому человеку нужно, и она, неловкая, застыдившаяся, предстала перед безжалостно изучающими ее глазами чужого мужчины. Он был одет очень просто, в рабочую одежду и плащ; лицо его отчасти скрывали широкие поля шляпы. Но та часть лица, которую ей удалось рассмотреть из-под своих шарфов и шалей, имела странный ярко-красный, а кое-где и зеленоватый оттенок.

Она вежливо ему поклонилась и, замирая от страха, стыдливо потупившись, сияла с головы свою темно-синюю шаль, чтобы он тоже мог рассмотреть ее лицо. Ожерелье из серебряных колокольчиков зазвенело в наступившей вдруг тишине.

- Элсевиер! Ты что, не узнала меня, да? - Голос его звучал глухо, хотя в нем явно слышалось разочарование. Он стащил с головы шляпу.

Но она уже узнала его, несмотря на надтреснутый голос и странные пятна на лице, и присела с ним рядом на скамейку, тихонько вскрикивая от изумления.

- Ты! Ах.., святой Калавре! - Она и не замечала, что ведет себя неприлично; даже подняла руку к его лицу, хоть и не коснулась его; теплая смуглая кожа инопланетянина была похожа на пятнистый коврик - так много там было порезов, ссадин и ожогов, а четкие линии его подбородка совершенно изменила ужасная опухоль.

- Я сказал твоему отцу, что попал в аварию, - он с трудом выговаривал слова; потом улыбнулся и пояснил:

- Говорить мне трудновато пока: челюсть сломана.

Она сморщилась от сострадания и стиснула лежавшие на коленях руки.

- Да ничего. Теперь уже почти не больно. - Церковники не передали его муниципальной полиции, а сами по очереди били смертным боем, сменяя друг друга, целый день и потом еще целую ночь, а к вечеру вторых суток выбросили его на улицу и велели уносить ноги, да поскорее. - Мне об этом даже вспоминать не хочется... - Он горько усмехнулся. Прошло немало лет, прежде чем он скупо рассказал ей о том, что с ним сделали в тюрьме. А тогда он только молча смотрел на нее, словно чего-то ждал. - У тебя что, тоже челюсть сломана, сестренка? Говорить не можешь?

- Могу! - Она смущенно покачала головой. - Я.., я о тебе вспоминала. Часто. Думала, никогда больше не увижу тебя; я за тебя боялась. - Она вдруг почувствовала непреодолимое желание прижать его избитое лицо к сердцу. - А зачем ты пришел сюда? - Она безжалостно теребила краешек своей шали. Нет, он не просить о чем-то пришел. Она так и не стала прикрывать лицо - не ощущала в этом ни малейшей потребности.

- Мне нужно было убедиться, что с тобой все в порядке. А с тобой действительно все в порядке? - Он чуть наклонился к ней.

- Да. Мой отец тогда... Ты был так добр ко мне! Мой отец непременно...

- Нет. Пожалуйста, не рассказывай ему обо мне. Ты мне вот что скажи: ты меня внимательно слушала? Заронил я какое-то зерно интереса в твою девственную душу или не заронил? Ну что, хотела бы ты узнать больше?

- Но почему?.. - Из всего множества вопросов, что теснились в ее душе и готовы были сорваться с уст, этот был совершенно невпопад. Но по его глазам она видела, что он понял.

- Почему? Потому что я хотел еще раз увидеть тебя.

- Ах, как это хорошо! - вырвалось у нее, и она глуповато засмеялась и прижала пальцы к губам. Потом посмотрела ему прямо в лицо. Женщина, завоевавшая любовь мужчины, сперва должна была завоевать его уважение. - Да, конечно, - она не отводила глаз, чувствуя, как от напряжения у нее на щеке дрожит мускул, - я очень хочу узнать больше. Пожалуйста, приходи еще.

Он улыбнулся.

- Когда?

- Мой отец...

- Когда?

- Завтра. - Она опустила глаза.

- Приду. - Он кивком подтвердил свое обещание.

- А.., сколько у тебя жен? - Она сама себя ненавидела за то, что спросила.

- Сколько? - Он, казалось, не понял. - Пока ни одной. На Харему считается, что одной вполне достаточно. Хватит, чтобы жизнь прожить.., если правильно выберешь, конечно. - Он сунул руку за пазуху и вытащил пачку брошюр. - Это я тебе принес, потому что самому мне пока говорить трудно. Вот эту я написал.., и эту... Может, почитаешь?

Она кивнула, чувствуя, что по руке от его прикосновения будто пробежали электрические искры.

- Сад у вас здесь красивый. - Что-то вроде зависти слышалось в его голосе. - Ты сама эти цветы выращиваешь?

- Ну что ты, нет. - Она помотала головой, отчего-то опечалившись. - Мне только иногда разрешают приходить сюда. Но никогда не позволяют возиться в саду, потому что я могу испачкаться: А цветы я люблю. Если б можно было, я бы все время здесь проводила.

Какая-то странная решимость была написана на его истерзанном лице, когда очень осторожно он протянул руку и сорвал пышный лиловый цветок с лозы, что вилась у них над головой. И подал ей.

- Все мы когда-нибудь умрем. Но лучше прожить короткую жизнь на свободе, чем так и увянуть на лозе.

Она зажала цветок в ладонях, вдыхая его аромат. И улыбнулась - скорее ему самому, чем в ответ на его слова.

Он тоже улыбнулся.

- Ну тогда до завтра. - И с трудом поднялся.

- Уже уходишь?..

- У нас сегодня вечером собрание в университете. - Он еще шире улыбнулся, видя, как она разочарована, и наклонился к ней с видом заговорщика. - Я у них внештатный агитатор, понимаешь?

- Но ты не будешь?.. - Она осмелилась даже коснуться его.

- Нет-нет! - Он нахлобучил шляпу, надвинул ее на самые глаза. - Больше никаких речей; по крайней мере до тех пор, пока не смогу снова как следует рот раскрывать... Пока, сестренка. - И пошел прочь, чуть прихрамывая; только тогда до нее дошло, что она так и не спросила, как его имя. Она посмотрела на пачку брошюр, которые держала в руке, и на одной из них прочитала: " Партнеры в Новом мире. ТиДжей Аспундх". Она вздохнула.

- Что это он тебе дал? - Мать подошла к ней и подозрительно уставилась на брошюры.

- Это.., любовные стихи. - Элсевиер торопливо сунула книжечки за пояс и прикрыла шалью. - Некоторые он сам написал.

- Хм, - мать покачала головой, колокольчики ее ожерелья зазвенели. - Но ведь он с Харему; он твоему отцу видеокомпьютер подарил, чтоб разрешил ему с тобой повидаться. Наш-то хозяин очень доволен был. Да все равно, в конце концов, решать-то ему.., не нам.

- Почему? - Элсевиер вскочила, брошюры рассыпались по земле. - Почему не нам?

Мать молча взяла у нее из рук цветок и повела обратно, на женскую половину дома.

ТиДжей был верен своему слову и каждый день приходил повидаться с ней; перед ее родителями он был прямо-таки образцом респектабельности, а наедине с ней - упрямым мечтателем, видевшим в ней не ту невежественную девушку, какой она была тогда, но прекрасную женщину, какой она только еще могла стать. Он притащил ей целую кучу революционных брошюр, которые упорно выдавались за любовную лирику; но прежде чем она успела сама начать исследование того нового мира, горизонты которого он с каждым днем все шире открывал перед нею, ее неудачные попытки доказать, что и она имеет собственные права, привели к тому, что родители обнаружили склад запрещенных брошюр, и ухажер был изгнан из их дома и из ее жизни.

- Но ведь ты же не позволила им разлучить вас? - Мун даже наклонилась вперед. - Ты, наверное, убежала, да?

- Нет, дорогая моя. - Элси покачала головой, с былой покорностью складывая руки на коленях. - Отец запер меня на верхнем этаже башни - он испугался, что я действительно убегу, прежде чем мне самой эта мысль в голову пришла. - Она улыбнулась. - Зато ТиДжею это пришло в голову сразу. И вот однажды ночью он забрался в окно моей башни и выкрал меня.

- И ты...

- Я чуть с ума не сошла! Я ведь была обыкновенной невежественной девчонкой; он ошибался, считая меня такой уж бунтаркой; своими выходками и нежеланием подчиниться родителям я, скорее, хотела доставить удовольствие ему...

А похитив меня, он мое доброе имя с грязью смешал. Я чуть не умерла от стыда в ту ночь. Но к утру мы добрались до космопорта, и пути назад не было. Она посмотрела в окно, хотя видела перед собой совсем другое время и место. И потом всегда было так, всю нашу совместную жизнь. Он твердо верил в девиз: " Если уверен, что прав, смело иди вперед", ну а моим девизом было: " Делай то, что велит тебе твой долг"... Но даже в ту ужасную ночь ни тени сомнения не возникло в моей душе; я была уверена, что он поступает так из самых лучших побуждений, что он любит меня так сильно, как я никогда и мечтать не осмеливалась. Потом - годы спустя - я как-то упрекнула его за то, что он повел себя тогда чересчур грубо, чересчур по-мужски, а он только рассмеялся в ответ и сообщил, что всего лишь пытался " действовать в рамках существующей системы социальных отношений".

Мы поженились буквально на космодроме с помощью одного из этих отвратительных механических нотариусов, и перелет на Харему был нашим медовым месяцем. Бедный ТиДжей! Мы пролетели половину галактики, прежде чем я позволила ему дотронуться до меня. Но раз и навсегда усвоила: все, что мне говорили - твердили всю жизнь! - о моем теле, это ложь. Куда легче было поверить, что и у меня есть мозги, которые требуют пищи... Мы были очень разными во многом.., но души наши были как одна душа. - Она вздохнула.

Тьма внезапно поглотила их - трамвай нырнул в одну из прозрачных " спиц", вакуумных тоннелей, которые выходили прямо в космическую " ступицу" городского колеса. История, рассказанная Элсевиер, странным образом преломилась в восприятии Мун - ей почему-то вспомнились огонь в очаге, ветер за окном, горячие поцелуи и два сердца, бившиеся рядом как одно. Черная пустота заполнила космос ее души, заползая в сердце, меняя лицо, обесцвечивая саму ее душу...

- Жаль, что я его не знал! - Во тьме на мгновение мелькнуло лицо Кресса он раскуривал тонкую длинную сигарету, какие здесь курили, кажется, все.

- С-с-сейчас-с-с его с-с-с нами нет-с-с-с, - спокойно просвистел Силки, словно отмечая очевидность этого факта. Он говорил на едва понятном сандхи, языке Харему, ставшем международным языком. Мун как раз учила его с помощью Элси. Однако, несмотря на сложности с произнесением человеческих слов, мыслил Силки как всегда ясно.

- В споре ТиДжей непременно припер бы тебя к стенке, Кресс, - любовно сказала Элси. - И он всегда был наготове. Зато ты гораздо лучше управляешь кораблем!

Кресс засмеялся, потом закашлялся.

- Тебе же запретили курить! - Элси потянулась и вынула из его пальцев тлеющий красный огонек; он не сопротивлялся.

- Нет его с-с-с нами, - снова сказал Силки. - Нет. Нет... - словно помешался на этом слове.

- Да, Силки, - прошептала Элсевиер. - Хорошие люди всегда умирают слишком рано, даже если им до ста лет жить на роду написано. - Она погладила одно из изуродованных щупалец, лежавших на спинке кресла. - Я больше никогда не видела его таким сердитым и веселым одновременно, как в тот день, когда он вытащил тебя из уличной толпы во время карнавала в Нарликаре. - Она покачала головой; раздался серебристый перезвон колокольчиков. - Он за каждого душой болел, всем помочь хотел; боль каждого как свою чувствовал. Благодарение богам, он был человеком сильным. И все равно - не знаю, как он с этим жил?..

Где-то сейчас Спаркс? Кто тот человек, что причиняет ему боль? И почему я не могу помочь ему? Своей изящно обутой ногой Мун беспокойно постукивала по краешку сиденья. Потом посмотрела на Силки с неожиданной симпатией. Хозяйка! Я не могу больше ждать! Домой! Костяшки ее пальцев побелели, так сильно она сжала спинку кресла.

-.. Подумать только, он оборвал все свои связи с революционерами только потому, что боялся ЗА МЕНЯ - а я ведь знала, что за свои убеждения он бы с радостью жизнь отдал. Я тогда сердилась, но и рада была тоже: он ведь был настоящим пацифистом среди тех, кто пацифистами только считались... - Элси затянулась сигаретой, отобранной у Кресса. - И тогда он занялся контрабандой. О боги!..

Трамвай снова вылетел на свет - уже на уровне космопорта. Стены космопорта были украшены сценами из жизни различных миров Гегемонии; на нижних уровнях комплекса, занятых складами, невообразимое количество товаров со всех планет ожидало, когда все это переправят на Харему. А мудреная техника, созданная технократами Харему, в свою очередь ждала отправки в иные миры. Здесь на стенах Мун видела изображения побед высокоразвитой технологии Харему, например в космосе. Эти картины были специально рассчитаны на то, чтобы сразу ошеломить гостей с наиболее отсталых планет. Мун уже знала, что их орбитальный город самый большой, хотя и не единственный, космопорт Харему. Существовали еще тысячи других посадочных станций, промышленных предприятий и прочих структур, тоже вынесенных на орбиту и обслуживаемых людьми, которые практически всю свою жизнь проводили как бы между небом и землей. Одна лишь мысль о том, чтобы жить всегда в этой черной пустоте, вызывала у Мун тошноту и депрессию.

Трамвай, покачиваясь, приблизился к остановке, где его уже поджидали пассажиры. Мун следом за Крессом и Силки молча выбралась из бурлившей толпы и стала ждать Элси, которая направилась к билетным автоматам.

- Ax... - Кресс уселся неудобнее, глядя на многочисленные телеэкраны. На них сейчас показывали внешнюю сторону гигантского космопорта: сперва появилась туманная, окутанная облаками поверхность планеты Харему; потом - общий вид ближайшего спутника; потом - похожее на абстрактную живопись экологически вредное пятно индустриального гиганта; потом - великолепие межзвездного грузового лайнера, напоминавшего ожерелье из блестящих монеток или отполированных ракушек на матово-черном фоне бездонного космоса. Силки сидел между ними так, чтобы Мун с Крессом отгораживали его от прохожих, и во все глаза смотрел то на медленно бредущих пассажиров, то на нефтяные пятна на поверхности воды, появившиеся на телеэкранах. - Вот за что я люблю Харему: ее обитатели всегда стараются чем-то занять свои и чужие мозги! - Голос Кресса прозвучал несколько фальшиво, хотя тон и был нарочито небрежным: в этот миг на телеэкранах как раз появились космические корабли. Элсевиер рассказывала, что Кресс когда-то был астронавигатором на одной из главных космических линий. Жаль, что нельзя посмотреть, как летит премьер-министр со своим эскортом: его возвращение ожидается только недели через две. Вот это действительно зрелище тебе бы полюбоваться, юная леди!

Мун отвела глаза от экрана.

- Почему ты все время называешь меня так? Меня зовут Мун!

- Как? - Кресс непонимающе посмотрел на нее и пожал плечами. - Я знаю, как тебя зовут, юная леди, - добавил он осторожно. - Но ты ведь сивилла; и я обязан тебе собственной жизнью. Ты заслуживаешь того, чтобы к тебе обращались с почтением. Кроме того, - он улыбнулся, - я боюсь влюбиться, ежели начну тут с тобой болтать по-свойски...

Она, пораженная, уставилась на него, но по его лицу невозможно было понять, шутит он или говорит серьезно. Она медленно отвернулась, не зная, как ему ответить, и снова принялась рассматривать картины на стенах.

Лишенные телесной оболочки чужие голоса что-то громко объявляли на сандхи и по крайней мере еще на десяти других языках, которых она не знала вовсе. Идеографическая письменность сандхи была ей пока совершенно недоступна, но она уже немного научилась понимать устную речь благодаря магнитофонным записям и занятиям с Элси. Элси инициировала ее восприятие с помощью музыкального ключа, а потом легко " записывала" новые слова и понятия прямо ей в подкорку; и теперь Мун понимала почти все, что слышала. Но в сандхи было невероятное множество разнообразных тонов и оттенков... - точно так же, как и в обществе тех людей, для которых этот язык был родным. Строго соблюдаемая кастовая система определяла роли людей в этом обществе с момента их рождения. На инопланетян подобные строгости не распространялись, пока те не нарушали закон - так, например, Мун вручили " штрафной билетик" за то, что она назвала хозяина одного из магазинов " хозяином", а не " гражданином". И не помогли никакие мольбы Элсевиер. Более серьезные нарушения правил могли караться строже, а для местных жителей нарушение этикета порой грозило даже потерей наследственного социального статуса. Существовали специальные магазины, рестораны и театры для представителей различных каст и классов - для технократов, интеллигенции и так далее; а те, кто занимал в обществе Харему самое высокое и самое низкое положение, то есть технократы и деклассированные, не могли даже просто разговаривать друг с другом без посредника. Мун недоумевала, сжимая в руке штрафной билетик, почему они мирятся со всем этим? Элси как-то раз с улыбкой сказала в ответ на ее возмущенные вопросы: " По инерции, моя дорогая. Большая часть этих людей просто еще не испытала особых несчастий, чтобы променять известную им жизнь на неизвестную. Этого ТиДжей как раз и не мог никогда понять".

Перед Мун, чуть было не заснувшей в мягком кресле, вдруг появилась бодрая Элси.

- Посадка уже идет. Нам, пожалуй, лучше поспешить. - Элси помахала зажатыми в руке билетами и направилась в сторону находящихся на противоположной стороне огромного зала дверей, за которыми пассажиры исчезали прямо в пустоте какого-то тоннеля. Кресс, Силки и Мун последовали за ней.

- Да не смотри ты так мрачно, юная леди; ты ничего и не почувствуешь. Здесь всем заправляют компьютеры; к тому же, " челнок" - это не космический корабль. Больше на самолет похоже.

- Там, внизу, очень красиво, Мун. Погоди, вот скоро увидишь сады КейАра... - обернулась к ней Элси.

- Не нужны мне никакие сады! - Взгляд Мун снова устремился к экранам, показывавшим открытый космос; ее тянуло туда, точно железо к магниту. - Мне нужно домой!

Кресс тяжелым осуждающим взглядом посмотрел на Элсевиер; та отвернулась.

- Подожди, вот поговорим с КейАром, Мун, и ты все поймешь...

Глава 20

Они погрузились на " челнок" почти последними, в самом хвосте длинной очереди. Через пневматические двери Мун видела бочкообразный внутренний салон, действительно похожий на салон самолета, как и говорил Кресс. Это был " самолет", который с помощью компьютера то сажали на планету, то снова выводили на орбиту. Посадочным " окном" для него служила специальная шахта диаметром 30 м, выходившая прямо в промышленную зону Харему.

Их проводили к рядам кресел на второй палубе. Стены были прозрачными, и Мун могла видеть под собой туманную поверхность планеты, основными цветами которой были голубой и хаки. Она попыталась представить себе ее величину и плотность, ее атмосферу и тому подобное, чтобы не думать, как немыслимо все-таки они далеко от земли. Здесь, на борту " челнока", ни один человек не " плавал" в невесомости над своим креслом; жители Харему говорили не без гордости, что избавляться от гравитационного притяжения вредно, а потому человек должен ощущать его всегда.

Наконец двери были плотно закрыты, " челнок" высвободился из объятий станции и начал падать вниз по скоростной шахте. Мун сидела, тупо слушая невнятный говор вокруг, по большей части ей непонятный; она и не пыталась вникнуть ни во что; ее заворожило зрелище поднимающейся им навстречу планеты, готовой встретить их и принять. Сейчас Харему напоминала довольно бесформенную тарелку, окутанную облаками, края которой все расширялись, а поверхность становилась видна все более четко. Наконец Элси вполголоса что-то сказала Мун и показала вниз, на блестящие синие воды моря и зелено-охряные пятна островов; острова были такие большие, что казались порой больше самого моря. Один из них, прямо под ними, все увеличивался, пока не заполнил собой все видимое пространство и не разделился на множество разных земель - гор, лесов, возделанных и освещенных утренним солнцем полей... А потом, прежде чем Мун успела осознать это, хрупкое кольцо города, огни которого расплывались в сумерках, выплыло из концентрических кругов, нарисованных посреди обширной, лишенной деревьев долины...

-.. И посадочная площадка! - услыхала она слова Элсевиер.

В последний миг у нее возникло такое чувство, будто рука неведомого гиганта выхватила их прямо из воздуха - еще до того, как " челнок" сел в самый центр светящейся сетки, которой было расчерчено поле, - перенесла куда-то в сторону, в одно из огромных, похожих на склад зданий, кольцом окружавших посадочную площадку, и, в конце концов, поставила на землю.

Толпа пассажиров хлынула из дверей выкрашенного приятными теплыми красками помещения космопорта. Мун чувствовала, что колени у нее подгибаются - здесь сила тяжести была немного больше, чем на Тиамат или в орбитальном городе, а может, просто затекли ноги... Ноги прямо-таки волочились по земле, хотя она очень старалась идти как следует.

Здесь, на поверхности планеты, утро еще только начиналось, воздух был холодным; Элси сунула руки в рукава своего кафтана. Мун тоже накинула винно-красное пальто и даже завязала кушак. Жители Харему отличались скромностью в одежде, и Элсевиер предупреждала ее, что вольное поведение, принятое на Воровском Рынке здесь, на самой планете, считается неприличным. Заря дивной красоты расцветала на востоке, хотя небо у них над головой по-прежнему было черным, беззвездным... У Мун перехватило дыхание, когда она подняла голову: тьма над ней вдруг скрылась под невиданными светящимися занавесями, в складках которых таились зеленовато-розовые, золотисто-желтые, морозно-голубые оттенки, сияли обрывки радуг, какие-то слепящие белоснежные лучи - да, их белизна как бы венчала великолепие волшебного мира света.

- Ты только посмотри, Силки, на это безобразие! - Элси внезапно перешла на сандхи, заметив восхищение Мун; в ее тоне восторгов не слышалось вовсе. - Это же просто неприлично!

- Можете еще разок повторить это, гражданка? - Трое пассажиров с их " челнока", смуглые стройные уроженцы Харему, стояли с ними рядом в ожидании такси. Один из них покивал головой в шлеме, на лице его тоже было написано отвращение. - Загрязнение окружающей среды чудовищное! Можно подумать, завтра здесь и жить будет некому! А впрочем, какая тут жизнь! Боги, там столько всякого мусора плавает!.. Не знаю уж, на что они надеются?.. И кто здесь что контролирует?.. По-моему, они соревнуются, кто больше разрушит и испакостит!

- Ох, ЭсЭн... - Его спутница звонко засмеялась и похлопала мужчину по плечу. - Ты пойми, эти граждане не местные, - она выразительно подняла брови, - и им вовсе не обязательно слушать твои бессмысленные вопли.

- Да уж, старичок, - поддержал ее второй мужчина, тоже в шлеме, - что-то ты увлекся! Тебе действительно пора отдохнуть. Ты прямо каким-то биопуристом заделался!

Первый мужчина, сунув руки за ремень брюк, с раздражением посмотрел на них.

- А что такое с вашим небом? - Мун неохотно отвела глаза от этой красоты. - Оно полно дивного света... Оно прекрасно! - Как и должно быть.

Мужчина перевел взгляд на нее и сперва нахмурился, но потом не смог сдержать улыбки. И покачал головой - скорее сокрушенно, чем сердито.

- О, счастливое неведение! Радуйся, что родилась не на Харему, юная гражданка. - Возле них остановилось такси, и он вместе со своими спутниками нырнул внутрь.

- Добро пожаловать на Харему! - Кресс нарочно говорил на языке Тиамат. Здесь боги и люди говорят на священном сандхи. - Он улыбнулся Мун.

Элсевиер взяла следующее такси; местный житель, но явно не технократ, сидевший за пультом управления, одарил их компанию взглядом, в котором явственно читалось тихое изумление, особенно когда Элси спросила, как проехать в поместье КейАра Аспундха, и продемонстрировала ему рубиновый перстень с печаткой, который всегда носила на своей изящной руке. Водитель потрясение молчал, объезжая по периметру огромное посадочное поле.

- И все-таки, что здесь такое с небом? - высунулась из окна Мун. Небо светлело, предрассветный туман рассеивался, гонимый светом дня.

- Промышленное загрязнение окружающей среды, - тихо отчеканила Элси. Неужели мы навеки приговорены повторять ошибки наших предков? Неужели сама история передается по наследству и непременно связана с конкретной средой обитания?

- Хорошо сказано, - заявил Кресс, оглядываясь назад со своего кресла рядом с водителем.

- Это ТиДжей так говорил, - Элси отмахнулась от его комплимента, как от мухи. - Харему уже обладала хорошо развитой промышленностью, когда Старая Империя начала приходить в упадок, хотя трудности здесь поначалу тоже были велики, как и везде, впрочем. Особенно пока Харему была лишена возможности вести межгалактическую торговлю, которая позже сыграла такую роль в ее развитии. Жители Харему научились полностью удовлетворять собственные потребности, избрав для этого, однако, весьма непродуманные, грубые и расточительные способы, а потом очень страдали от самых различных экологических проблем. Всего тысячу лет назад их мир был на грани гибели, однако они как-то умудрились спасти положение - в частности, научились чистой кислородной плавке металлов и вывели большую часть промышленных предприятий в космос. Впрочем, теперь прежние экологические проблемы сменились новыми пока, правда, не настолько серьезными, однако кто знает, к чему все это приведет в будущем? Причина и следствие - от этого никуда не деться.

Мун коснулась своей татуировки, скрытой широким ожерельем из эмалированных пластин, и посмотрела в окно, на море зеленой листвы. Она старалась не касаться Силки, сидевшего рядом: знала, что ему неприятны ее прикосновения, и, кроме того, втайне все еще побаивалась его щупалец и маслянистой блестящей шкуры. Они летели вдоль похожего на длинную ленту города - внизу, насколько она сумела разглядеть, виднелись по большей части склады и магазины, в основном еще не открывшиеся, а вот жилых домов было совсем мало. Потом показалась полоса леса с лужайками несколько искусственного вида, посреди которых стояли красивые особняки.

- Ты, по-моему, говорила, что они здесь страдают от перенаселенности, Элси? Но они живут даже более просторно, чем у нас на островах!

- Да, моя дорогая, проблема перенаселенности на Харему все еще существует, просто большая часть людей вместе с теми предприятиями, на которых они работают, переселилась в космос, так что оставшиеся могут располагаться достаточно свободно - настолько, насколько хотят и могут себе позволить. Они группируются вокруг таких городских центров, какой мы только что видели, где имеется все необходимое. Обычно, чем выше у здешнего жителя доход, тем дальше от города он живет. КейАр, например, живет весьма далеко.

- Значит, он богат?

- Богат ли он? - Элси хмыкнула. - О да, он настоящий грязный богатей!.. А вообще-то по закону все должен был унаследовать ТиДжей, старший из братьев; однако ТиДжей всегда не ладил со своими земляками, и, в конце концов, здешнее общество его осудило, вычеркнув из рядов высокорожденных. Я уверена, он этого добивался нарочно, потому что ненавидел кастовую систему Харему. А его брат, КейАр, напротив, всегда стремился сохранить в своих отношениях со здешней системой статус кво. Они с ТиДжеем даже порой подолгу не разговаривали друг с другом.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒