Сьюзен Джонсон 4 страница

– Как вам угодно, – холодно отозвался Адам. Потом он рывком встал, шагнул к Флоре, чуть пригнулся, сгреб ладонью ее платье у колена и хозяйским жестом потянул вверх.

– Могут войти!

– Принимать это как «нет»? – спросил он. Кривя губы в дерзкой улыбке и глядя на Флору с насмешливым прищуром, Адам разжал руку, отшагнул – и вдруг снова опустился в кресло.

– Принимать это как «нет»? – в свою очередь спросила она с такой же дерзкой улыбкой. Краем глаза Флора видела, что его лосины по‑ прежнему топорщатся в паху.

Он усмехнулся – возбуждающе, чарующе…

– А не закрыть ли нам дверь вдвоем? Она улыбнулась своей маленькой победе.

– А чем плоха моя спальня – или ваша?

С ним случился новый припадок задумчивости. Но, слава Богу, короткий.

– Нейтральная территория предпочтительней, – наконец произнес молодой человек.

Тут Флора с такой стремительностью обрушилась к нему на колени, что он даже крякнул от неожиданности. Обвив его шею руками и приблизив губы к его лицу, она прошептала:

– Было бы славно, окажись на этой нейтральной территории хорошая кровать!

В его объятиях был сущий рай. Она упивалась нежной теплотой и ароматом его кожи, а ягодицами чувствовала его растущее возбуждение – растущее в самом прямом смысле слова. Покуда Флора находилась в нескольких шагах от него, он еще мог сопротивляться. Но когда они были вот так близко…

– Выбирай любую из десятка, – нежно произнес Адам и припал к ее губам. После долгого поцелуя он добавил: – Или выбирай все десять, если предпочитаешь марафон.

– Ммммм… – Она снова потянулась к его губам и в последний момент шепнула: – Показывай!

Отчаянно шурша кринолином платья о деревянные стенные панели, он проворно нес ее вверх по узкой и плохо освещенной лестнице для слуг, не желая случайно столкнуться в коридоре с лордом Халдейном. На первой же площадке молодой человек остановился и приник к губам девушки. Они едва не задохнулись в долгом и страстном поцелуе.

– Скорее! – взмолилась Флора, палимая огнем торопливого желания. – Ради Бога, скорее!!!

Темные бархатистые глаза Адама выразительно блеснули в полумраке. Было очевидно, что он распален не менее сильно.

– Подожди самую малость. – Необоримая дрожь в его голосе обещала минуты дикой страсти. – Мы почти у цели.

Он зашагал еще стремительнее, могучими руками ловко ворочая томно расслабленное тело Флоры – чтобы ненароком, в спешке, не ударить ее о перила или о стену. В секунду Адам преодолел несколько ярдов до ближайшей пустой комнаты на втором этаже.

Ногой он бесшумно прикрыл дверь, в темноте нашел дорогу к кровати и опустил Флору на шелковое покрывало.

Пока она резким движением вздергивала платье до пояса, он рвал ремень своих лосин.

Еще мгновение – и Адам уже вошел в нее.

Больше двух недель оба томились желанием, и поэтому сейчас они словно с ума сошли. Это первое соитие после разлуки было таким стремительным и сумбурным, что оставило по себе лишь бессвязное воспоминание. Оба двигались навстречу друг другу с бешеной скоростью, задыхаясь и хрипя.

Все кончилось так быстро, что каждый из них про себя подивился краткости этого жгучего наслаждения. Прекрасно… и все‑ таки слишком мгновенно!

– Прошу… прощения, – пробормотал Адам. Его дыхание еще не пришло в норму, и сердце молотом колотилось в груди.

– Не стоит… из… ви… нений, – таким же прерывающимся голосом отозвалась Флора. – Честное сло… во… Было пре… красно…

Он попытался ответить улыбкой, но и на это не хватило сил.

Улыбнулся Адам много позже, когда опять стал хозяином собственного тела и мозга, когда зажег лампу в изголовье и снова лег, так и не раздевшись, на измятое голубое покрывало.

– Если я ошибаюсь, то лучше солги мне в ответ… – сказал он, лениво и нежно водя указательным пальцем по ее обнаженной ключице, – но мне кажется, что эта комбинация… ну, я и ты… словом, по остроте ощущений то, что между нами, не идет ни в какое сравнение с тем… с тем, что бывало. Я прав?

– А зачем мне лгать? – ответила Флора с шаловливой улыбкой. Измятое платье, вместе с нижними юбками скомканное у самой талии, бесстыже оголяло ее ноги – и кожа повыше шелковых чулок была того же цвета, что и Флорины распаленные щеки.

– Ладно, подправлю вопрос, – произнес Адам, сдвигая подушечку пальца на верхний край ее груди. – Просто скажи мне: я прав или нет?

– Прав, – прошептала она, подаваясь вперед таким образом, чтобы его палец скользнул по лифу платья и оказался на соске. – Пра‑ а‑ ав… мммм… совершенно прав!

– Однажды ночью меня так разобрало, – жарким шепотом признался он, поглаживая сквозь тонкую ткань острый холмик соска, – что я чуть было не вскочил на коня – хотел скакать в Виргинию и повидаться с тобой!

– Это было бы замечательно! Зря ты сдержался! – Я хотел ощутить, как твоя ножка прижимается к моей…

– Но потом благоразумие взяло верх, – усмехнулась Флора, – и ты подумал: а стоит ли ради такого пустяка трястись в седле добрый десяток часов!

– Ради «такого пустяка» я трясся в седле хороших три часа – опомнился и повернул назад только у брода через Пайн‑ Крик.

– Досадно. Ведь я так томилась по любви!

– Тебе хотелось мужчины?

– Я хотела тебя.

Он слегка защемил ее сосок двумя пальцами и строго спросил:

– Спала с кем‑ нибудь?

– Фу, ты ревнуешь!

– Была бы охота ревновать! – воскликнул Адам, отпуская сосок. Затем, уже с обычной надменной небрежностью уверенного в себе мужчины, осведомился: – Так с кем же ты спала?

– Не твое дело. А чью плоть услаждал ты на протяжении этих двух недель?

– Соревнуемся в пошлости? – уже совсем отчужденным голосом спросил Адам и окончательно убрал руки с ее тела. Теперь он смотрел на Флору с хорошо знакомым циничным прищуром.

– В этих играх я тебе не товарищ, – возразила девушка. – Не путай меня со своей супругой.

– Ты, конечно, совсем другая?

– Две недели я мечтала лишь о тебе и о твоем теле. Как я могла целоваться с кем‑ то другим? Не говоря уже о прочем! Я не люблю эрзацы.

– Ты уж меня прости, но после нашего ураганного знакомства в доме судьи Паркмена мне не очень‑ то верится, что ты способна быть паинькой целых две недели!

– Хочешь верь, хочешь не верь – меня это не заботит. Что для меня важно, – тут Флора опять перешла на чувственный шепот, – так это измочалить тебя к утру до полусмерти. Сегодняшняя ночь наша – и я сполна расквитаюсь с тобой за две недели воздержания!

Адам расплылся в довольной улыбке.

– Люблю, когда женщина называет вещи своими именами.

– Когда говорит о телесной любви?

Его улыбка стала еще шире.

– Когда она говорит о телесной любви – со мной.

– А моя страсть к мистеру Адаму Серру стала бы и вовсе безмерной, если бы он от слова перешел к делу.

– Видал ли свет более нетерпеливую проказницу!.. Ну, я тебе покажу, чертовка!

Он перекатился со спины на живот – и очутился над ней. Флора легонько поцеловала его в губы.

– Да, я ужасно нетерпелива!

Она обхватила шею Адама ладонями и всем телом прижалась к нему.

– Чувствую, ты готов, совсем готов. Ну так иди сюда…

Возбуждающим движением бедер и паха девушка еще выше задрала нижние юбки, а затем взяла его снова отвердевший член и направила в свое горячее лоно.

Адам закрыл глаза, чтобы упиться каждой секундой неспешного проникновения. Казалось, сердце на мгновение‑ другое замерло…

Затем, с трудом разлепляя веки, он тихо процедил:

– Посмотрим, кто кого измочалит. Быть может, это я задолблю тебя до смерти!

– В претензии не буду, – кокетливо отозвалась Флора, – если вашему сиятельству угодно задолбить меня до смерти. Извольте начинать, граф! К делу, поменьше слов!

Адам властно обхватил и стиснул ее талию. В его темных глазах полыхнуло недоброе пламя.

– А ты, однако, любительница покомандовать! – промолвил он и больно сжал бока девушки.

– Временами. А ты против? – Ее обворожительные глаза смотрели прямо и бесстыже.

Ладонями она ощутила движение его мускулов – Адам отреагировал на ее задиристое «А ты против? » сперва слабым пожатием плеч, а затем осторожным «Как когда». Он был не в том положении, чтобы дерзить.

– Что значит это твое «как когда»? – спросила Флора и легонечко повела бедрами. От этой короткой фрикции обоих окатило такой волной наслаждения, что в едкой пикировке случилась долгая пауза.

– Команды бывают разные, – наконец сказал Адам – уже иным тоном и с мягкой, томной улыбкой.

– Стало быть, ты умеешь проявлять гибкость, – шепнула Флора.

Он поднял ее словно пушинку и начал медленное движение.

– До определенной границы, – рассеянно ответил молодой человек, весь сосредоточенный на месте приграничного контакта их тел.

– А мне будет позволено узнать, когда граница… рядом? – с многоговорящей хрипотцой спросила она. Ее голос гулял из стороны в сторону, как плохо закрепленное на оси колесо – в прямой зависимости от движений Адама. И эти модуляции в цепочке слов очень его возбуждали.

Он замер, проказливо держа ее на самом кончике своего члена.

– При случае узнаешь. – И начал постепенно углубляться в нее.

Затем последовала серия коротких махов, в которых, казалось, участвовали только мышцы его ягодиц. Флора застонала от удовольствия, задышала часто‑ часто и наконец‑ то упустила нить беседы. Она вся отдалась накатам наслаждения. Когда через долгую минуту Адам остановился и она, немного приходя в себя, подняла веки и посмотрела на него, он тихонько и ласково сказал: «Привет! », улыбнувшись уверенной и спокойной улыбкой мужчины, который умеет доводить женщин до экстаза и без спешки полностью удовлетворять их.

– А теперь, моя сладкая биа, снимем‑ ка это платье. Оно мне так мешает.

– Только платье? – усмехнулась Флора и тоном бесшабашной куртизанки тихо воскликнула: – Долой все!

Ее глаза горели огнем такого откровенного, такого бесстыжего вожделения, какого не увидишь в глазах и последней бордельной шлюхи.

Однако наглость этого взгляда была ему по нраву – волк овечке не товарищ! Подавай волчицу! Да чтоб поклыкастее! В постели именно такой – бордельный – взгляд должен быть у настоящей женщины, то есть у женщины, которая понимает и любит свое тело и знает толк в наслаждении!

– Начнем, пожалуй, вот так, – сказал Адам, чувственно ухмыляясь, – и будем продолжать в том же духе. Времени у нас предостаточно. Вся ночь впереди…

Завтракали за небольшим круглым столом в специальной комнате, которая в то утро утопала в золотистом свете. Живая трескотня умненькой Люси была такой же солнечной, как и занимавшийся за окном новый день.

На фарфоре и посверкивающем серебре лежали пшеничные лепешки, овсянка, бекон и ветчина, вареные яйца, тосты со сливочным маслом, многоцветные джемы. В центре стола красовалась вазочка цвета морской волны с лавандово‑ голубыми ирисами. Все достаточно скромно, непомпезно, да и прислуги поутру было совсем немного – пара лакеев и три горничных. Поэтому беседа носила раскованный характер.

Адам и Флора сидели друг против друга, переглядывались поверх трогательных цветочков ириса и скрытно обменивались улыбками. Спать каждому довелось не больше часа. Их тела еще гудели от нескончаемых ночных упражнений, и оба, даром что разделенные столом, каждым нервом ощущали взаимную близость.

Для посвященного взгляда исходивший от них густой жар так до конца и не растраченного желания казался почти зримым, словно на холодной заре пар над крупами разгоряченных лошадей.

– Папочка, а можно мы поедем смотреть на лисят? – стала клянчить Люси. При этом она размешивала сливки в своем горячем шоколаде с такой энергией, что расплескала чуть ли не полчашки.

– Только после уроков, – строго отозвался отец. Не обращая внимания на коричневые пятна на скатерти, он спросил малышку: – Еще сливок?

– После утренних уроков? – гнула свое Люси.

– Ну да, – сказал Адам, степенно добавляя сливки в свой шоколад и помешивая его серебряной ложечкой. – Если мисс Маклеод пожелает сопровождать вас – я не против.

Речь шла о бывшей при Люси с первого дня ее рождения няне, мисс Маклеод, которая теперь была возведена в чин гувернантки и начальницы целого штата молоденьких нянек. Будучи особой тучной, до суровости строгая мисс Маклеод, добрая педантка, частенько глядела тучей, за что и получила в конце концов прозвище на индейский лад – Добрая Туча. Люси ее обожала. Отец – высоко ценил. Но оба не упускали случая пройтись по поводу размеров и эксцентрических замашек чудной ирландки.

– Добрая Туча не любит лошадей, – сказала Люси. – Она ездит через «не хочу».

– А лисят любит. Она мне сама говорила.

Адам принялся нарезать ветчину на дочкиной тарелке.

– Мисс Маклеод может поехать на Чарли, – заявила Люси.

– Чарли – это рослый гнедок, да? – спросила Флора. При этом она тайком любовалась Адамом: какой другой мужчина способен выглядеть таким свежим и таким царственно красивым после почти бессонной ночи? Бодрый и ясноглазый, волосы еще влажные после ванной, ворот белой отутюженной и накрахмаленной сорочки завлекающе распахнут. Красивый сюртук из добротного ирландского твида. Из кармашка для часов солидно свисает тяжелая золотая цепь. Впечатление, что его утренним туалетом любовно занимался опытный камердинер.

– Угу, – утвердительно тряхнула кудряшками Люси. И с полным ртом ветчины пояснила: – Вы должны помнить. Чарли – это который яблоки обожает.

Флора снова встретила пылкий взгляд Адама… И думалось ей сейчас вовсе не о Чарли, который яблоки обожает. Память вновь и вновь возвращалась к ночному урагану страстей.

– Пусть мисс Маклеод возьмет подбитое монгольское седло, я разрешаю, – сказал Адам, с усилием переключая внимание на дочь.

– Добрая Туча жирная‑ прежирная, настоящая корова! – с простодушной детской жестокостью пояснила Люси, поворачиваясь в сторону Флоры. – Поэтому она всегда ездит в экипаже или в бричке. А лисья нора между холмами, высоко. Туда дороги нет. Но лисята такие хорошенькие, такие забавные… Ради этих пушистиков Добрая Туча наверняка изменит своим привычкам и рискнет взгромоздиться на старичка Чарли. Он спокойный.

Флора в который раз подивилась развитию Люси: девчушка складывала слова в весьма сложные предложения!

Вполуха слушая болтовню дочки, Адам разглядывал Флору. Она казалась ему прекрасной даже в простенькой рыжевато‑ коричневой шелковой блузке и саржевой юбке. Впрочем, голой она была еще лучше, невольно подумалось ему. Сейчас ее волосы – пышные, с медным отливом – были аккуратно собраны в пучок на затылке. Девушка выглядела прекрасно, однако он не мог не заметить легкие тени под глазами: ему стало чуточку стыдно, что он так измучил ее. Не стоило быть таким эгоистом – пусть бы она поспала немного подольше!

– Папа, а можно положить на Чарли сразу два монгольских седла? У Доброй Тучи такая большая попка – ей ни за что не поместиться на одном седле!

Адам отвлекся от своих размышлений, чтобы ответить назойливой проказнице:

– Фу‑ у! Не дурачься, Люси! Неприлично говорить такие вещи о достойной мисс Маклеод. Намазать тебе тартинку клубничным джемом?

– А можно мы устроим пикник?

– Идея хорошая, – с добродушной улыбкой отозвался Адам. – Устраивайте.

Люси в восторге захлопала в ладоши – при этом ее локотки заходили ходуном в опасной близости от чашки с шоколадом, но отец только посмеивался и не беспокоился о скатерти.

– Для пикника я хочу лимонный пирог, обсахаренное печенье и такие маленькие вкуснющие штуковинки – ну как шарики, а вовнутри орехи.

– Надо говорить не вовнутри, а внутри, – терпеливо поправил ее отец. – И нехорошо думать только о себе. Возможно, не всем нравится лимонный пирог и обсахаренное печенье. Насчет еды для пикника ты должна посоветоваться и с леди Флорой, и с лордом Халдейном. – Поучая Люси, Адам по‑ прежнему видел только свою возлюбленную.

Флора поспешно отвела глаза. Она не могла выдерживать столь страстный взгляд в присутствии дочери Адама и своего отца, который в продолжение завтрака был непривычно молчалив. Когда Адам смотрел на нее так, ей казалось, что он прикасается к ее телу, и по жилам мгновенно разливался упоительный жар, с которым она ничего поделать не могла. Сейчас ей понадобилось добрых пять секунд, чтобы справиться с наплывом чувства и не допустить в голос предательскую дрожь. После этой странной заминки и не очень светской паузы Флора обратилась к отцу:

– Папа, ты ведь не против пикника? Прихватить для тебя что‑ нибудь особенное?

– Разве что фляжку с коньяком, – шутливо отозвался Джордж Бонхэм. – Других капризов у меня нет. А впрочем, – тут он с доброй улыбкой повернулся к Люси, – «маленькие штуковинки с орехами внутри» – это звучит весьма заманчиво. Они и впрямь такие вкусные?

Флора как зачарованная наблюдала за загорелой рукой Адама – неспешным и мерным жестом он размазывал широким ножом клубничный джем по тартинке Люси. Это была та самая рука, которая упоительно ласкала ее еще два часа назад… Слова лорда Халдейна едва доходили до сознания дочери.

– Джордж, они так и тают во рту! – ответила Люси, комично закатывая глазки. Жизнь на ранчо не приучила ребенка к церемониям – и лорд Халдейн превратился у нее в просто Джорджа уже на второй день знакомства. – Эти штуковинки сразу как торт и как печенье. Раз попробуешь – за уши не оттащат! Но ты, главное, не зевай: Добрая Туча любит их больше всего на свете и может стрескать целую сотню за раз!

– Хорошо, я учту, – с серьезной миной кивнул лорд Халдейн. – Раз такое дело, я обязательно постараюсь оказаться первым у корзинки с едой и мигом стрескаю все те вкусные штуковинки.

Отхлебывая кофе, он любовался девочкой. Люси напоминала ему Флору в детстве. Его дочь была такой же неотразимой обаяшкой и непоседой: та же тысяча вопросов наготове и такой же острый язычок, но душа непосредственная, чистая и беззлобная.

– Не бойся, Джордж, твоя непременно возьмет, – солидно заверила его Люси. – Ты хоть и старенький, но можешь потягаться с мисс Маклеод, потому что она вообще не умеет бегать. И я побегу с тобой – если, конечно, Добрая Туча не раскричится. Она говорит, что леди не пристало носиться как угорелой. Папа, а правда, что на пикнике не обязательно быть как леди?

Адам не слышал ее вопроса. Его мысли были заняты тем, сможет ли он в течение дня улучить момент, чтобы где‑ нибудь и как‑ нибудь увлечь Флору в уединенный уголок…

Флора, в свою очередь, замечала его многозначительную рассеянность и косые взгляды. Нетрудно было догадаться, о чем он думает. Ее соски отзывчиво отвердели под тонкой тканью сорочки, и она ощутила горячую пульсацию между ног.

Девушка невольно заерзала на кресле. Нет мочи ждать до полуночи!.. Такая же самоуверенная, как и Адам, она нисколько не сомневалась в том, что ее визави умирает от желания снова и побыстрее остаться с ней наедине.

– Ну, папа! Ты же не слушаешь!

– Да, куколка, все, что ты хочешь… все, что ты хочешь… – рассеянно откликнулся Адам. Поглощенный своими похотливыми мыслями, он мог дать «добро» на что угодно.

– Урр‑ ра! Спасибо, папа! – возликовала Люси. Адам даже слегка испугался: судя по реакции дочки, его угораздило согласиться на что‑ то из ряда вон выходящее.

– Я побежала к Доброй Туче, – заявила Люси, проворно спрыгивая со своего кресла. – Она лопнет от злости, когда узнает, что ты разрешил. Теперь она не посмеет ругать меня! Урр‑ ра! Флора, Джордж, пикник будет прелесть! Вы просто обалдеете!

С этими словами девочка выбежала из комнаты, оставив всех взрослых с улыбками на губах.

– Охо‑ хо, – произнес Адам, тихо посмеиваясь, – похоже, придется расстараться с пикником – дабы подобный энтузиазм не остался втуне.

– Люси у вас как комета! Такой живчик! – сказала Флора. А про себя подумала: вся в тебя, такая же неуемная… И снова рельефно вспомнились подробности нескончаемой ночи. – Отрадно, что она любит быть на природе!

– Это действительно огромное счастье – горячо согласился Адам. – Пойди она норовом в свою мать – только маялась бы на ранчо, вдали от людских толп и городской сутолоки.

– Ну, должна вам прямо сказать, – заметила Флора, – едва ли не все мои друзья любят раздолье отдаленных диких краев лишь на словах. А в действительности выносят природу только в гомеопатических дозах.

Этим она как бы защищала Изольду. Надо полагать, тут вмешалась Флорина больная совесть – после бурной ночи любви с Адамом вдруг потянуло сказать доброе слово о его супруге.

Адам раздраженно мотнул головой.

– Изольда здесь никогда не заживалась. Сезон в Париже, потом сезон в Лондоне, где у нее тоже хватает друзей. Ну и хвостик года – тут, в постылом семейном гнезде. Люси успевала ее забыть в промежутках.

Одно воспоминание о жене подняло в нем такую желчь, что аппетит немедленно пропал. Адам отодвинул тарелку и откинулся на спинку кресла.

– Думается, я имел честь встречать вашу супругу на балу в деревенской усадьбе семейства Дарси, – осторожно заметил лорд Халдейн. Даром что сам некогда счастливый супруг, он за свою долгую жизнь навидался неудачных светских браков, да и несветских тоже. – Ведь она урожденная Довиль‑ Обигон, не правда ли?

Адам кивнул.

– Семейство ее матери весьма гордится своей графской кровью и леонвильскими наследными виноградниками.

– Да, да, припоминаю, – подхватил лорд Халдейн. – Она что‑ то говорила о виноградниках. По‑ моему, тебя там не было, Флора. Очевидно, ты в то время ездила в Италию, к своей подруге Адели.

Флоре вдруг стало досадно, что она упустила случай познакомиться у Дарси с женщиной, имеющей законное право на место в постели Адама. Ей почудилось, что, знай она его жену, она бы другими глазами взглянула на него. Не то чтобы он показался ей лучше или хуже… просто к его портрету прибавилось бы что‑ то очень существенное.

И какая она, эта блондинка с портрета над каминной доской в претенциозном будуаре, исполненном розовых шелков? Как она говорит, как смеется, как жестикулирует, как перемещается в пространстве? Была ли она желанна своему мужу как женщина? Была ли холодна в постели? Часто ли надевала бриллианты? О, сколько вопросов могло бы задать любопытство Флоры!

Впрочем, не обошлось и без более низменного импульса, чем интерес больной совести.

Разве не приятно глянуть этак свысока на женщину, чей муж был так усерден всю предыдущую ночь, что позволил тебе лишь на часок сомкнуть глаза! И чем краше, чем желаннее соперница, тем острее извращенное удовольствие от триумфа!

– Искренне надеюсь когда‑ нибудь встретить ее, – произнесла Флора, скрыв всю гамму своих чувств за шаблонной светской фразой.

– Едва ли, едва ли вам это удастся, – почти грубо возразил Адам. – Разве что она так надоест барону Лакретеллю, что тот отправит ее обратно в Новый Свет. – Молодой человек помолчал и добавил с прежним раздражением: – Да и не сошлись бы вы – уж очень разные.

Нежданно‑ надменные нотки в его голосе задели Флору за живое. И она сразу же встала на дыбы.

– Плохо вы меня знаете, – заявила девушка. – Я с кем угодно найду общий язык.

– То же я могу сказать и о себе, – отрезал Адам с мужской категоричностью. – Но я знаю, что такое Изольда.

– Быть может, вы заблуждаетесь, – вежливо, однако упрямо возразила Флора. Девушку взбесила фамильярная небрежность, с какой он ставил ее на место – как муж, который не слишком высокого мнения о рассудительности своей жены. – Не исключено, что мы бы стали большими подругами.

– Поверьте мне, не тот у вас характер, чтобы дружить с Изольдой.

Он явно хотел завершить этот разговор.

Но его надменный лаконизм был для Флоры что красная тряпка для быка. Она люто ненавидела мужчин‑ деспотов, по мнению которых женщине пристало лишь помалкивать и внимать их мудрым речам.

Неустанный многолетний исследовательский труд под руководством отца и других археологов дал свои плоды, и Флора, невзирая на молодость, уже имела некоторую устойчивую репутацию в научных кругах. Впервые она проявила себя на раскопках под началом Людвига Росса. В то время ей только‑ только исполнилось семнадцать, но она уже сделала ряд существенных открытий касательно начальных этапов крито‑ микенской культуры – и успешно выступила перед Королевским научным обществом с докладом на эту тему.

Таким образом, Адам Серр мог быть царем и богом монтанских степей, но у нее не имелось ни малейших причин смотреть на хозяина ранчо снизу вверх.

С вызовом в голосе Флора заявила:

– Позвольте мне усомниться, что при данных обстоятельствах вы способны здраво и объективно оценивать характер своей жены.

– Послушайте, не будьте смешной, – сказал Адам, мрачно глянув на нее из‑ под насупленных бровей.

– Вы полагаете смешной всякую особу женского пола, которая имеет дерзость не соглашаться с вами?

В горячем упреке было много справедливого, но высказан он был как‑ то по‑ бабьи – не ко времени и слишком запальчиво. Флора и сама это почувствовала… и от этого еще больше рассердилась.

– Это просто глупо, – уже совсем не по‑ светски огрызнулся Адам.

Обсуждение сравнительно отвлеченной темы грозило перерасти в ссору. Поэтому лорд Халдейн счел нужным вмешаться, прежде чем спорщики перейдут на личности.

– Друзья, – сказал он с добродушной улыбкой, – позвольте предложить вам перемирие. Со стороны вы похожи на подростков, которые не поделили кусок пирога.

Адам с готовностью примирительно улыбнулся и разгладил морщины на лбу.

– Прошу извинить меня за некоторую горячность, – произнес молодой человек. – Я сказал лиш‑ нee. Так уж сложилось – даже упоминание об Изольдe имеет на меня самое дурное влияние.

«Ах, как он умеет сгладить углы, – подумала Флора, – каким обворожительным он может быть – при желании». Ох, негодяй, негодяй… но такой обаятельный!

Тем временем Адам, теперь сама любезность, предложил:

– Коль скоро мы сыты, не отправиться ли нам в конюшню? Думаю, настал час переговорить о лошадях.

Флора, все еще кипя благородным гневом, поджала губы и предоставила отцу вести разговор.

Так бы и огрела этого оборотня первым, что под руку попадет! Ишь как быстро успокоился! И опять эти неотразимые задорные искры в глазах! Погоди, отольются тебе Изольдины слезки… как и слезы всех прочих женщин, сохших по тебе!

Построенная из песчаника внушительных размеров конюшня и величиной, и внутренним оборудованием напоминала королевский конный завод. У хозяина все было поставлено на широкую ногу. Просторные центральные проходы. В каждом стойле – проточная вода, поступавшая по трубам из огромных резервуаров на вершине холма. Перегородки – из привезенного издалека красного дерева. А в самих стойлах такая безупречная чистота, что Флора невольно подумала: сколько же конюхов следует иметь, дабы обслуживать всю эту массу лошадей и так вылизывать конюшню!

Третий день она посещала чудо‑ конюшню, и всякий раз было впечатление, что стойла только что застлали свежим сеном, лошадей только что почистили, а каменные проходы только что вымыли. Не дуйся Флора на хозяина этого образцового конного завода, она бы засыпала его вопросами – до того ей было любопытно знать, каким образом и какой ценой все это содержится в идеальном порядке.

Но, ввиду обстоятельств, девушка ограничилась ролью вежливой, однако молчаливой посетительницы. Вместе с отцом она шла за Адамом, выслушивала его пояснения и при необходимости отвечала на вопросы – предельно лаконично и с натянуто‑ любезной улыбкой. Флора все еще горела желанием схватить грабли и хорошенько огреть ими самодовольного графа Шастеллюкса.

Лорд Халдейн тщательно отбирал лошадей для покупки: упряжных и ездовых, для охоты и для бегов. Флора помогала ему сдержанными замечаниями. Но энтузиазм ее отца был так велик, что его хватало на двоих. К тому же Джордж Бонхэм, в пылу восторга от выращенных Адамом великолепных лошадей, не обращал внимания на то, что дочь продолжает дуться.

– Клянусь Богом, у вас первоклассные экземпляры, один к одному! – вскричал он перед просторным стойлом, в котором находился особенно красивый и холеный трехлетний жеребец чистых кровей. Забывая про то, что нахваливать товар больше пристало продавцу, а не покупателю, лорд Халдейн восторженно продолжал: – Теперь понятно, отчего ваши кони берут призы в последние годы! Сколько стоит этот дивный красавец? Гарри Астон будет посрамлен, если я выставлю на беговую дорожку этакое чудо!

– Увы, Джордж, к этому трехлетку у меня особая привязанность. Он не продается.

– Да бросьте вы! – воскликнул Флорин отец. – За правильную цену что угодно продается! Называйте вашу цифру!

Адам решительно замотал головой.

– И рад бы, да не могу. Будущим летом Магнус возьмет для меня Большой приз в Лонгшампе.

Из этого замечания Флора заключила, что Адам Серр выставляет своих коней на бегах не только в Америке, но и во Франции. Стало быть, на парижских ипподромах, регулярно посещаемых парижской аристократией, он неизбежно сталкивается со своей супругой. Флора дорого бы дала, чтобы узнать, как происходят эти встречи. Они делают вид, что незнакомы? Или любезно кивают друг другу издалека? А может, Адам лжет, и на самом деле супруги до самого последнего времени вполне неплохо уживались, да и в постели у них все было прекрасно?

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒