Сьюзен Джонсон 1 страница

Сьюзен Джонсон

Чистый грех

Сюзан Джонсон

Чистый грех

Виргиния, штат Монтана Апрель 1867 года

С Адамом Серром она познакомилась вечером того дня, когда от него сбежала жена.

Оказавшись одновременно в холле особняка судьи Паркмена – Адам входил с улицы, она отдавала лакею свое манто, – молодые люди приветливо кивнули друг другу и обменялись светскими равнодушными улыбками.

Затем они разом двинулись ко входу в бальную залу.

– Для апреля погода весьма и весьма недурна, – сказал Адам и улыбнулся все той же рассеянной и быстрой улыбкой.

– А что, обычно в это время холоднее? – отозвалась Флора, сосредоточенно поправляя длинные белые лайковые перчатки. Лишь из приличия девушка подняла взгляд на собеседника, да и то на кратчайшее мгновение.

Адам слегка пожал широкими плечами под отменно сшитым и прекрасно сидящим на нем сюртуком. Душой он уже находился с толпой гостей в бальной зале, стены которой были задрапированы красным, белым и голубым – цветами национального флага. Столь ярый патриотизм был следствием того, что судья Паркмен на днях получил назначение в Верховный суд Соединенных Штатов Америки.

Внимательно ища глазами хозяина дома, Адам рассеянно обронил:

– Весна в этом году ранняя. А впрочем, каприз тёплого ветра может оказаться недолговечным.

В столь полном взаимном равнодушии было даже нечто забавное. Адам попросту не успел прийти в себя после горестного сумбура последних часов. Что до Флоры, то девушка, проделав долгий путь из Лондона, едва добралась до Виргинии и прямо с дороги устремилась на праздник в дом судьи Паркмена, где уже находился ее любимый отец. Ни о чем другом, кроме предстоящей встречи с отцом, она и не думала.

К началу торжества в доме судьи и Адам, и Флора опоздали.

Однако не это было причиной того, что при их одновременном появлении на пороге бальной залы среди гостей вдруг воцарилась неловкая тишина, которую сменил шелест недоуменных или возмущенных перешептываний.

– Он таки явился!

– Боже, он с женщиной!

– И кто же эта особа?

Довольно скоро прерванные разговоры возобновились. Тем не менее, леди Флора, дочь и единственный ребенок лорда Халдейна, известного археолога графа Джорджа Бонхэма, успела пережить несколько малоприятных секунд.

Сперва она решила, что в ее туалете какой‑ то постыдный непорядок, – и запаниковала. Однако понемногу до девушки дошло, что все смотрят исключительно на ее случайного спутника. Пришлось и ей посмотреть на него внимательней, чтобы понять причину столь жадного интереса.

Первое, что бросилось в глаза: красив! невероятно красив! Правильные классические черты лица, темные чувственные глаза с соблазнительной «безуминкой». Но прежде чем девушка смогла полностью оценить обаяние молодого человека, незнакомец с плавной грацией поклонился ей, церемонно произнес «Прошу извинить» и оставил ее одну.

Почти тотчас же она заметила в толпе отца. Он шел по направлению к ней, ласково улыбаясь и раскинув руки. Флора расплылась в ответной улыбке и радостно устремилась в его объятия.

Вот и все, что можно сказать о ее первой встрече с Адамом. Тогда Флора провела в обществе черноглазого красавца от силы пару минут. И если бы она не заметила повышенный интерес присутствующих к этому человеку, так бы он и остался всего лишь смутным воспоминанием.

– Выглядишь чудесно! – воскликнул отец, отстраняясь от Флоры и вбирая восхищенным взглядом ее блистательную красоту. – Похоже, тяжелый путь от форта Бентона никак на тебе не сказался!

– Чему тут удивляться? – прощебетала она. – Нам с тобой случалось жить в таких медвежьих углах, по сравнению с которыми Монтана чуть ли не верх цивилизации! Если мне и пришлось из сочувствия к бедным лошадям выбираться из фургона и брести в гору по колени в жидкой холодной грязи, то это случалось раз десять, не больше. Через реки мы переправлялись практически без приключений, да и проводник был почти трезв. Так что жаловаться не на что. После горячей ванны в гостинице я как новенькая!

Отец довольно улыбнулся.

– Хорошо, что мы снова вместе!.. Позволь мне представить тебя местной публике. За несколько месяцев я перезнакомился едва ли не со всеми. А вон и хозяин бала, многоуважаемый господин судья. Идем! Я с радостью похвастаюсь дочкой!

Они подошли к ближайшей группе гостей. Посыпались обращенные к ее отцу шумные приветствия, завязался разговор, но все это время Флора краем сознания улавливала неутихающий всеобщий интерес к человеку, с которым она равнодушно обсуждала в холле апрельскую погоду. Казалось, едва ли не все гости следили за его перемещениями по вощеному итальянскому паркету просторной залы.

Никто не ожидал, что Адам сегодня вечером объявится на балу.

Вполголоса и с оглядкой, возбужденные пересуды вокруг его поступка продолжались все то время, пока виновник переполоха шествовал через залу к хозяину дома – перекидываясь случайной фразой здесь, здороваясь улыбкой там, по пути отвесив чинный поклон старенькой миссис Алворт, которая вытаращила на молодого человека глаза с прямо‑ таки неприличным изумлением.

– А ведь нынче жена его… как говорится, только пыль за каретой!

– И, видать, не без причины! Довел, голубчик!

– Поговаривают, что она удрала с бароном Лакретеллем.

– Стало быть, той же монетой. Адам‑ то своих любовниц дюжинами считает!

Мужчина в возрасте позволил себе заметить:

– А он не из робких, раз пришел сюда после того, как у него вся жизнь перевернулась. Глядите, ведет себя как ни в чем не бывало.

– Это все примесь индейской крови, – шепотом прокомментировала молодая женщина, стоящая в двух шагах от Флоры. Пожирая глазами статную фигуру Адама, дамочка прибавила с пикантной дрожью в голосе: – Они такие! Никогда не покажут своих чувств!

Однако именно в этот момент центр всеобщего внимания в разговоре с хозяином довольно явно выказывал свои эмоции: он смеялся! Поначалу на бронзовом от загара лице то и дело возникала широкая улыбка, а кончилось тем, что Адам внезапно расхохотался. Да так искренне, так заразительно, что Флора, и без того счастливая, вдруг ощутила накат безудержного веселья и желание расхохотаться на пару с этим человеком.

– Кто он такой? – обратилась она к блондинке, которая не отрывала взгляда от длинноволосого красавца.

И на мгновение не сводя глаз с предмета созерцания, та ответила:

– Адам Серр, граф де Шастеллюкс. Полукровка.

Похоже, экзотический элемент в происхождении графа как‑ то особенно волновал эту впечатлительную особу.

– А сегодня, когда он освободился от супруги, к нему еще легче подступиться.

– Подступиться? – недоуменно переспросила Флора.

Идет ли речь о возможности вступить с ним в брак? Обычно прямая в своих высказываниях, Флора не всегда разгадывала цепочки намеков, из которых состояла речь большинства женщин. И в данном случае ее вопрос был вежливым способом добиться уточнения.

– Да вы сами понимаете! – сказала собеседница, наконец соизволив повернуться. Подмигнув Флоре, она добавила: – Достаточно поглядеть на него…

И блондинка томно вздохнула – как и многие женщины, в тот вечер тайком наблюдавшие за Адамом, в то время как молодой человек беспечно переходил от одной группы гостей к другой.

Официально Флору познакомили с Адамом Серром только после ужина, когда для желающих потанцевать заиграл струнный квартет.

Его подвел судья Паркмен. Пока звучала обычная формула представления. Флора поймала себя на том, что она, обычно такая невозмутимая, сейчас взволнована. Кругом шла голова от одной лишь мысли, что Адам в двух шагах от нее.

– Как поживаете, мистер Серр? – каким‑ то чужим, почти дрожащим голосом произнесла девушка обязательную реплику, метнула робкий взгляд на его лицо, встретилась с ним глазами – и у нее перехватило дыхание. С близкого расстояния красота графа показалась такой совершенной, такой убийственной, что Флора вдруг почувствовала ее как страшную опасность, как занесенный нож.

– Спасибо, замечательно, – ответил Адам. Судя по искренней открытости улыбки молодого человека, пересуды общества по поводу бегства его супруги никак не портили ему настроение. – Вы впервые в Монтане?

– Да, – ответила уже взявшая себя в руки Флора. Казалось, Адам не осознавал, какое сильное впечатление производит на женщин его красота. – Монтана напоминает мне степную Маньчжурию. Простор, много неба, величавая рамка далеких гор.

Пока она говорила, Адам глазом знатока спокойно оценивал дочь лорда Халдейна. Недурна, воистину недурна. Копна золотисто‑ каштановых волос, темные, магнетически притягивающие громадные глаза, смугловатая нежная чистая кожа – похоже, девушка привыкла проводить много времени на открытом воздухе. Всем было известно, что лорд Халдейн на протяжении последних месяцев не раз посещал лагеря абсароков, местных индейцев, и подолгу там жил, и Адам краем уха слышал, что прежде в большинстве подобного рода путешествий дочь сопровождала отца.

– Очень верное сравнение, – сказал Адам. – К тому же, как и в азиатских степях, у нас здесь тоже лошадиный край. Случалось ли вам быть на берегу Байкала?

– А вы там бывали? – с живым интересом осведомилась Флора. Неожиданный поворот разговора покончил с ее досадной скованностью.

– Много лет назад.

– Когда именно?

Он на мгновение‑ другое задумался.

– Сразу после окончания университета – выходит, в 1859 году.

– О нет!

– Как? Вы тоже были там в пятьдесят девятом? А точнее? – Его несколько заинтриговало волнение, которое легко прочитывалось в ее глазах.

– В июне.

– Наш лагерь был на западном берегу, возле Крестовки. Только не говорите, что вы были как раз в этом поселке – и мы разминулись!

– Мы с отцом находились в нескольких милях от вас – в Листвянке.

Молодые люди улыбнулись друг другу как старые друзья, которые встретились после долгой разлуки.

– Немного шампанского? – спросил Адам, беря два высоких бокала с подноса степенно плывущего мимо лакея. – Давайте присядем… И что же вам в Листвянке пришлось по сердцу? Церковь? Или графиня Армешева? Или тамошние низкорослые лошадки?

Говоря о церкви, они сошлись на том, что это истинная жемчужина российской провинциальной архитектуры. Что до графини Армешевой, то увлеченная искусством миловидная россиянка пришлась больше по вкусу молоденькому и уязвимому для женских чар путешественнику, чем семнадцатилетней путешественнице, главной страстью которой на тот момент были лошади. Адаму вспомнился тонкий стан графини, а Флоре – необычная стать азиатских скакунов. Поскольку было бы неловко вдаваться в подробное обсуждение первого предмета, то у них завязалось долгое обсуждение второго. Из дальней‑ шего разговора выяснилось, что им обоим случалось бывать в Стамбуле и в Санкт‑ Петербурге, в Палестине и на севере Сахары, а также в только что открывшейся для иностранцев Японии.

– Как досадно, что наша встреча состоялась лишь сейчас, – сказал Адам с многозначительной и рассеянной улыбкой завзятого покорителя женских сердец. – Приятная беседа – слишком большая редкость.

«Большинство женщин ищут в вас отнюдь не хорошего собеседника», – подумалось Флоре, которая не прекращала исподтишка упиваться властной таинственной красотой Адама Серра. Даже сейчас, когда он сидел в раскованной позе, небрежно скрестив ноги, от молодого человека исходила мощная чувственная сила. К тому же из пересудов вокруг его имени, которые не стихали на протяжении всего вечера Флора успела понять, что и он в женщинах ищет отнюдь не хороших собеседниц… и верные своим мужьям жены у него не в чести.

– Да, – сказала Флора, – приятная беседа такая редкость, как, скажем, постоянство в браке.

Брови Адама слегка взлетели.

– До сих пор никто так открыто и дерзко не намекал на мой брак! Вы имеете в виду мои приключения или поведение Изольды? – Этот вопрос он заключил озорной улыбкой великовоз‑ растного шалопая.

– Папа говорит, что вы француз.

– По‑ вашему, этим все сказано? На самом деле, в отличие от супруги, я француз только наполовину; потому ко мне следует быть лишь вполовину снисходительнее. А Изольду, судя по всему, потянуло из нашей американской глуши в Париж и в Ниццу, где находятся владения ее папаши, барона Лакретелля.

– Насколько я понимаю, случившееся не вогнало вac в черную меланхолию. Ведь так?

Он рассмеялся.

– Вам бы раз увидеть Изольду – и вы бы не стали задавать подобный вопрос!

– Зачем же было жениться?

Адам поднес свой бокал почти к губам и чуть исподлобья, поверх его кромки, пару секунд смотрел прямо в глаза Флоре.

– Неужели вы так наивны? – мягко произнес он и резким движением осушил бокал.

– Я прошу прощения за свой вопрос. Это действительно не мое дело.

– Да, согласен.

Расположение улетучилось из голоса и взгляда Адама: одно воспоминание о причине, по которой он связал себя узами браками с Изольдой, вызвало приступ удушающей ярости.

– Более неловко, чем сейчас, я не чувствовала себя в продолжение многих лет, – почти шепотом произнесла вконец смешавшаяся Флора.

Он еще несколько мгновений прожигал ее бешеным взглядом, затем взял себя в руки, притушил ярость, потупил глаза и вернул на губы прежнюю дружелюбную улыбку.

– Вы не слишком виноваты, моя милая. Откуда вам знать, что я так болезненно отношусь к теме своего брака! Поделитесь лучше своими впечатлениями от храма святой Софии в Стамбуле.

Молодой человек изящно сгладил ее светский промах, и, ободренная, девушка приступила к рассказу:

– Было раннее утро. Солнце только‑ только поднялось над линией горизонта…

Адам внезапно интимно наклонился к ней.

– Пойдемте потанцуем. Это мой любимый вальс. – Он взял ее руки в свои и с живостью добавил: – Я так долго ждал возможности вас обня… – тут он осекся, будто испугавшись дерзости чуть было не вырвавшегося слова и спешно заменяя его другим, – то есть я так долго ждал возможности сделать с вами тур вальса… – Расплываясь в коварно‑ озорной улыбке, граф встал и протянул ей руку. – Как видите, со мной тоже случаются досадные оплошности. Но сегодня вечером, благо свежо воспоминание о скандале в моей жизни, я намерен быть паинькой и тщательно следить за своей речью.

– Ах, поверьте мне, я скандалами не интересуюсь и скандалов не боюсь.

Он все еще удерживал руку Флоры, и они стояли почти неприлично близко друг от друга. На восхитительного рисунка губах Адама, в считанных дюймах от ее лица, играла задорно‑ двусмысленная улыбка.

– Вы серьезно? – спросил он, нарочно задерживая девушку на такой дистанции от себя, что позволительна лишь во время вальса, который старшее поколение не без оснований считает в высшей степени непристойным изобретением.

– Когда столько путешествуешь, как я, – сказала Флора, – кожа дубеет, и становишься менее восприимчива к светским тонкостям. – Это была лишь фигура речи, потому что Адам видел маняще близко перед собой нежнейшую молочную белизну ее оголенных плеч и груди, быстро вздымающейся и соблазнительно круглящейся под морем кружев. – Если постоянно тревожиться о том, кто и что подумает или скажет о твоем поступке, лучше вовсе не пускаться в дальний путь. Волнуйся я о злых языках – я бы и шагу не сделала из Англии.

– Но вы его сделали…

– О да, – буквально прошептала Флора. Затем последовал короткий обмен стремительными репликами, причем каждый совершенно по‑ своему трактовал то, что подразумевал собеседник.

– Вы только сыплете соль на мои раны, – в тон ей тихим голосом произнес Адам. – Я поклялся напрочь исключить женщин из своей жизни… хотя бы на какое‑ то время.

– Даете время ранам затянуться?

– Слишком поэтично сказано. Просто мне предстоит трезвая переоценка ценностей.

– Выходит, я слишком поздно прибыла в Виргинию?

– Слишком поздно? – переспросил он, удивленно вскидывая густые черные брови.

– Да, опоздала снять сливки с вашего прежнего поведения.

Адам молча тяжело сглотнул. Столь долгая близость ее горячего тела, с его пьянящими ароматами, возбудила молодого человека.

– Однако смелости вам не занимать, мисс Бонхэм, – наконец произнес он.

– Мне двадцать шесть лет, мистер Серр, и я женщина во всех отношениях независимая.

– Не думаю, что после брака с Изольдой меня когда‑ либо потянет связать свою жизнь с еще одной своенравной аристократкой.

– Как знать, может, я смогла бы вас переубедить!

Некоторое время граф задумчиво изучал лицо девушки, после чего его губы дрогнули в улыбке – пусть и насмешливой, но такой чарующей!

– Что ж, как раз вам успех мог бы и сопутствовать.

– Крайне любезно с вашей стороны, спасибо за комплимент, – не менее лукавым тоном отозвалась Флора.

– Послушайте, быть любезным – это последнее, о чем я сейчас думаю… А впрочем, на нас уже обращают внимание. Мне бы не хотелось бросить тень на репутацию очаровательной девушки в первый же вечер ее пребывания в Виргинии. Но я по‑ прежнему намерен закружить вас в вальсе. Подарите мне свой первый танец в нашем городе.

Сейчас ему, похоже, было спокойнее вальсировать с ней, чем продолжать разговор, который нежданно‑ негаданно принял чересчур пикантный оборот.

Как он заблуждался!.. Кружение по зале с Флорой в объятиях лишь усугубило взволнованную растерянность Адама. Да и все вокруг не могли не заметить, какой почти ощутимый жар вожделения исходит от этой восхитительно красивой пары. Ошарашенно вертя головами, гости провожали молодых людей напряженными взглядами.

На Флоре было украшенное болотно‑ зелеными лентами лиловое тюлевое платье с кружевами цвета слоновой кости – оно выгодно оттеняло здоровую бледность её кожи и составляло резкий и восхити‑ тельный контраст с черным как ночь сюртуком партнера и с золотисто‑ каштановой копной ее замысло‑ вато уложенных волос, в которых посверкивали бриллиантовые заколки. Временами непокорный локон падал девушке на лоб, и тогда Адам легким дуновением отгонял его. И каждый раз от интимной наглости этого жеста у многочисленных наблюдателей мурашки по спине пробегали.

Самой же Флоре казалось, что по ее жилам течет не кровь, а жидкий металл из плавильной печи.

Стоило ей томно закрыть глаза, дабы полнее ощущать его дыхание у своего уха, как объятия Адама стали ещё крепче, будто он уловил степень ее взволнованности. И тут она поняла, благодаря чему он так неотразим для слабого пола. Красота красотой, но она ничто без вот этого умения последовательно и беспардонно взвинчивать чувства женщины неторопливой дерзостью. Соблюдая какой‑ то минимум внешних приличий, он поступал как хотел – то есть шел напролом. Бесстыжий, наглый, прямой. Вот и сейчас Флора ощущала плотно прижатый к ее животу огромный орган – но не таков был Адам, чтобы прийти в смущение или хотя бы деликатно отстраниться.

Впечатление от красоты его новой знакомой было так велико, что Адаму пришлось усилием воли возвращать себя к реальности. Думай, брат, головой, а не другим местом! Еще какой‑ то час назад он дал себе слово держаться подальше от избалованных аристократок. И вдруг… Но тут вступала в дело похоть и начинала услужливо нашептывать: где ты видишь капризную светскую даму? Эта девица годами кочевала с отцом и жила в палатках у черта на рогах. В разряд кисейных барышень ее никак не зачислишь!

Его решимость действовать возрастала в прямой пропорции с силой эрекции. Мало‑ помалу все мысли Адама сосредоточились на том, что им с Флорой следует немедленно и по возможности незаметно улизнуть из бальной залы. Он стал прикидывать в уме варианты.

– Вы можете прямо сейчас уйти со мной? – спросил граф с откровенной наглостью, намеренно опуская все привычные околичности опытного соблазнителя. В глубине души ему претило собственное возбуждение. Так скоро возникшее непреодолимое влечение к этой женщине смущало его своей неуместной силой. Дерзкая лаконичность непристойного предложения была призвана спровоцировать дочь лорда Халдейна на отказ – и положить конец вышедшей из‑ под контроля ситуации.

– Да, я могу уйти с вами, но ненадолго, – ответила Флора с такой же прямотой.

Мгновенное и недвусмысленное согласие девушки вызвало в нем не радость, а удивление и досаду: она отрезала ему путь к отступлению.

Очевидно, его истинное чувство отразилось на лице, потому что Флора, смело заглянув партнеру в глаза, поспешила сказать:

– Чтоб вас поменьше мучила совесть – извольте, я могу соблазнить вас.

– Привычное для вас дело? – холодным тоном осведомился Адам, хотя его рука еще сильнее сжала ее талию.

– Нет, это впервые.

Однако нарочитое прикосновение ее бедра к его бедру при очередном медленном туре вальса, казалось, говорило противоположное.

– Достоин ли я сего блаженства? – спросил он с саркастической усмешкой – опять‑ таки отлично понимая, что испытывает ее терпение.

– Если вы делаете это не из‑ под палки, то вполне достойны, – спокойно парировала Флора. – Хотя, смею добавить, я сторонница обоюдного наслаждения.

Последние два слова, как видно, тронули верную струну. Теперь Адам как с цепи сорвался.

– Я полагаю, – произнес молодой человек деревянным голосом, – мадемуазель будет интересно совершить экскурсию по новому саду нашего достопочтенного хозяина.

– Смотря что мсье намерен показать мне.

Губы Адама дернулись, ноздри дрогнули – и при первой же возможности он прекратил танец и повлек Флору к выходу в сад.

У двери граф растерянно остановился.

Подняв лицо ему навстречу и задорно улыбаясь, девушка промолвила:

– Не думайте, я вас не дурачу.

– А я и не думаю, – буркнул он. – Так мне что… взять вашу накидку? – Первое поползновение на вежливость за Бог весть сколько времени.

– Вы истинный рыцарь, – все с той же усмешкой ответила Флора. – Но, по‑ моему, вальс нас в достаточной степени разгорячил.

– Я бы сказал, даже чрезмерно, – процедил Адам. Его слова были в странном противоречии с огненным взором, которым он смотрел в глаза Флоры. – А впрочем, танец тут ни при чем…

И он почти вытолкнул спутницу из дома. В залитом лунным светом саду было пусто и голо: там и сям выбивались ранние цветы, на деревьях только‑ только лопнули. почки. Не отпуская Флориной руки.

Адам с террасы быстрым взглядом окинул холодный апрельский пейзаж, принял решение и потащил безмолвную девушку за собой на задний двор, в сторону каретного сарая, зиявшего распахнутыми широкими воротами.

Как только они очутились внутри, молодой человек поспешил увлечь Флору дальше, прочь от прямоугольника лунного света. Но в поначалу непроглядной темноте он двигался вполне уверенно, с явным знанием конечной цели. Проворно лавируя между черными массами различных экипажей, граф подвел девушку к самому большому из них, затем схватил в охапку и могучими руками рывком поднял вверх. Флора вдруг оказалась в ландо, на атласном сиденье, похожем на широкий диван.

– Не поднять ли нам верх? – предложила она, деловито и проворно стаскивая длинную перчатку с левой руки.

– Не стоит, – сказал Адам, захлопывая за собой дверцу и усаживаясь рядом с Флорой. Потому он и выбрал именно ландо, что это вместительная четырехместная карета с открывающимся верхом: ему случалось заниматься любовью в закрытых крохотных экипажах, коих теснота – коварный враг удовольствия. – А отец вас случайно не хватится?

– Нет, он согласен с тем, что я сама себе хозяйка: во‑ первых, совершеннолетняя, а во‑ вторых, у меня есть свой независимый капитал, – с лукавой улыбкой отозвалась соблазнительница.

Ее глаза успели привыкнуть ко мраку, и поэтому она могла вдоволь позабавиться выражением растерянности на лице графа Серра.

– М‑ да… вы действительно необычайное существо, – выдохнул Адам.

– Но ведь и вы, согласитесь, не из неприметных, – сказала Флора, расстегивая кнопки второй перчатки.

– Да, и жизнь неустанно напоминает мне об этом, – сухо заметил Адам. – Нынешний губернатор Мигер и его волонтеры‑ пропойцы выбираются из салуна Кона Оуэна только для того, чтобы в алкогольном дурмане гоняться за абсароками… – С тех пор как они забрались в ландо, он не переставал ерзать на диванчике: то разваливался и закидывал руки на затылок, то садился прямо. Правильно ли он поступает, идя на поводу у собственной похоти? – Эта мысль не давала ему покоя. – Индейцы моего племени старательно избегают встреч с этой пьяной шантрапой.

– Похоже, у вас руки опустились.

– Если они и опустились, то оружие в них все‑ таки осталось. Мои соплеменники всегда начеку. Так оно безопасней.

– Вы часто бываете здесь, в городе?

Адам отрицательно мотнул головой.

– Предпочитаю собственное ранчо. Но судья Паркмен мой друг… – Тут он вздохнул и добавил: – Ну и конечно, Изольду постоянно тянуло в Виргинию – какое ни есть, а все‑ таки светское общество.

– Она на самом деле сбежала от вас с бароном?

Этот вопрос был задан нерешительным тоном в момент, когда Флора наконец справилась со второй перчаткой.

Добрый десяток секунд Адам хранил молчание, и Флора сделала вывод, что любопытство опять побудило ее выступить из границ вежливости. Но тут он рассмеялся – благодаря темноте его теплый смешок приобрел будоражащую интимность.

– Искренне надеюсь, что она удрала с бароном. Как говорится, туда ей и дорога…

Словно в трансе Адам легонько прикоснулся кончиками пальцев к щеке девушки.

– Послушайте, – сказал он другим, серьезным тоном, – зря вы сюда пришли. Да и я напрасно привел вас сюда. Вся эта прогулка в сад была неразумной затеей. Лучше нам вернуться.

– А мы и вернемся… потом.

Губы Флоры были едва ли в локте от него. Он уловил чувственные нотки в ее голосе. И можно было сойти с ума от одного того, как безразлично она уронила на пол свои длинные белые перчатки.

Адам весь напрягся и сделал глубокий вдох.

– Боже, как вы мучаете меня! Вы так желанны…

Голая кожа плеч и рук девушки будто светилась в темноте. От ее волос исходил дурманящий аромат жасмина.

– Поцелуйте меня, – прошептала она, всем телом подаваясь к Адаму и горя тем же желанием, что и он

– Нет.

Однако молодой человек не делал попытки отодвинуться.

– В таком случае я поцелую вас.

Он ощутил ее легкое дыхание на своих губах. В висках стучало от вожделения.

– Как много у нас времени? – тихо спросил Адам. Вопрос был равнозначен капитуляции.

– Вам виднее.

Отзываясь на игривую двусмысленность ее ответа, граф сказал:

– А впрочем, сколько бы времени у нас ни было – его меньше, чем нужно.

И он не лгал. Ему действительно хотелось быть с ней – возле нее, в ней, на ней – на протяжении бессчетных часов. Желание для него новое, странное… Однако его анализом Адам сознательно не желал сейчас заниматься!

– Как я понимаю, вам не шестнадцать…

Этой фразой он не просто намекал, что для опытной женщины короткое удовольствие – одна досада. Это был прежде всего скрытый вопрос, которым граф, не раз обжигавшийся на молоке, машинально, для формы и наспех проверял, не является ли он первым мужчиной в ее жизни. Однако, в сущности, от ее ответа уже ничего не зависело, ибо его слух сразу же отключился. Если она и сказала что‑ то – смысл сказанного все равно не дошел до Адама: ее руки уже притянули его голову, ее губы уже впились в его губы… а его сметливые пальцы уже скользнули к пуговицам штанов.

В следующее мгновение он подмял ее под себя и, не отнимая жадного рта от ее губ, торопливо задирал пышное платье и нижнюю юбку. Его нетерпение чудным образом совпадало с ее нетерпением. Но, когда неловкая рука Флоры хотела поучаствовать в процессе расстегивания его штанов, он высвободил край губ для едва внятного «нет». Сам он быстрее справился.

Как только искомое оказалось на свободе, молодой человек не стал терять время даром и тут же вошел в нее, гонимый адским нетерпением.

Флора вскрикнула – сперто, дико, торжествующе – и вся прижалась к Адаму, ощущая жгучую сладость в каждой клеточке своего существа.

Сперва бешеная сила его проникновения вскинула тело девушки, после чего он сам сдвинул ее еще дальше в том же направлении – вверх по спинке мягкого сиденья. Теперь он удобно полулежал на девушке.

В темноте каретного сарая элегантное рессорное ландо бесшумно заходило ходуном. Мощные движения Адама Серра, который торопливо утолял страсть Флоры Бонхэм и свою собственную, сопровождались лишь приглушенными стонами девушки и громкими вздохами графа. Порой Адам что‑ то шептал на родном языке своей матери – удивительные слова, которые он до сих пор не шептал ни единой женщине. А Флора снова и снова, не в силах оторваться, исступленно целовала его.

Адам не смог бы объяснить, почему и чем она возбудила в нем такую страсть. Никогда прежде им не владело настолько исступленное вожделение. Он едва ли не терял сознание от наслаждения – и вместе с тем хотел, чтобы это чувство, нестерпимое в своей остроте, длилось, и длилось, и длилось бесконечно. Контроль над собой куда‑ то исчез, словно в горячке. Ритмичные движения Адама имели характер чего‑ то непроизвольного, едва ли не судорог. Только не останавливайся! Только‑ не‑ оста‑ навливайся!.. Каждый мах нижней части его тела будто колоколом отдавался под гулкими сводами черепа: дьявольская музыка под стать литании наслаждения. Казалось, вдох отныне опережал выдох. Упоение почти болезненно стиснуло веки Адама, будто зубастые дуги капкана, в который попалось удовольствие…

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒