Часть третья 4 страница

Вперед, Лиз! Давай, подружка, давай! Давай, круши все! И преврати в привлекательную бабочку этого шалопая с потешной фамилией, с которым ты познакомилась в Риме!

Книга была прекрасна, одновременно трогательная и забавная, и действительно начала приобретать успех. Для меня стало сказкой переживать вместе с ней, день за днем, этапы триумфа «Есть, молиться, любить», радоваться с Лиз и за Лиз по мере того, как я получал от нее воодушевляющие сообщения о продажах и реакции читателей и критиков. Можно было открывать по бутылке шампанского в день!

Однако же я продолжал задаваться вопросом, когда я смогу снова увидеть ее.

Это произошло в июле 2007 года, когда Лиз возвратилась в Италию для презентации итальянского издания ее книги «Есть, молиться, любить». Ей предстояло приехать на три дня, которые мы, естественно, должны были провести вместе. Мы отправились бродить по Риму, я, она и Джулиана, так же, как и четыре года назад, смеясь и перекусывая, попивая вино и слоняясь по улицам. И именно гуляние завело нас на площадь Санта‑ Мария‑ ин‑ Трастевере.

Как только мы ступили на площадь нашей первой встречи, я повернулся посмотреть на Лиз и встретился с ее взглядом и нежной улыбкой соучастницы. В этот момент я понял, что Лиз осталась той же Лиз, огромный, невероятный успех ее книги ни на йоту не изменил мою старую знакомую, и до тех пор, пока будет существовать в Риме эта площадь с фонтаном, я никогда не потеряю Лиз. Мы поклялись самим себе не ждать еще четыре года до следующей встречи и сдержали его.

В середине декабря этого года Джулиана и я вылетели самолетом в Нью‑ Йорк, чтобы провести рождественские праздники вместе с Лиз. Мы пребывали в величайшем возбуждении. Мне еще никогда не доводилось навещать Нью‑ Йорк на Рождество, и, более того, на этот раз у меня был особый гид.

Первые три дня мы провели с ней на Манхэттене, действительно в фантастической атмосфере. В магазинах звучала мелодия «Let It Snow», а рождественское убранство и нагруженные подарками люди придавали всему еще более романтический вид. На этот раз роль хозяйки исполняла Лиз: она водила нас повсюду и, естественно, в свои любимые рестораны и пабы, пока мы не перебрались в ее дом в Нью‑ Джерси, где наконец познакомились с Фелипе. Я с нетерпением ожидал этого часа. Лиз посылала нам различные фотографии, включая снимки их свадьбы, и Фелипе мне нравился, хотя я еще не был знаком с ним. У него было доброе лицо и вид человека, оберегающего женщину, но прежде всего одна удивительная особенность, которая не могла не понравиться мне: он несколько смахивал на Джеймса Тейлора!

И когда мы вошли в дом и его голос встретил меня радостным и теплым восклицанием: «Лука Лукиссимо! » – я понял, почему Лиз вышла за него замуж.

Фелипе, кроме того что был чрезвычайно симпатичной личностью, обладал и другой основательной добродетелью: хоть он и был бразильцем, но оказался лучшим поваром… Нью‑ Джерси! Его фажолада[114] была непревзойденной. Мы прогостили в доме Лиз пару дней, в течение которых вместе приготовили лимончелло, с тем чтобы оно настоялось в течение двух недель, к тому времени, когда мы вернемся в Нью‑ Джерси на Рождество. Ибо наше путешествие предусматривало важный этап: штат Коннектикут, где мы должны были познакомиться с родителями Лиз, которые трудились на их фирме «Рождественская елка». Мы приехали в потрясающее место, где Джон и Кэрол, отец и мать Лиз, посадили сотни елок для продажи придирчивым покупателям, имеющим счастливую возможность лично выбрать свою рождественскую елку.

Они были всех видов и размеров. Я не успел выйти из автомобиля, как кто‑ то вложил мне в руку электропилу. Да, так как было принято решение, что я окажу помощь в спиливании деревьев, выбранных покупателями: и это при том, что мне в жизни не попадалась на глаза ни одна электрическая пила! Мне объяснили: прежде чем пилить ствол, следует освободить ветви от покрывающего их снега и льда, в противном случае возникает риск их поломки, когда елка упадет набок. Постепенно я набил руку в этом деле и начал вовсю развлекаться.

Джулиана, которая любит Рождество больше любого другого праздника, казалось, обалдела от радости. Кэрол выдала ей все материалы и инструменты для изготовления рождественских украшений. Я тем временем обходил с Лиз заснеженный холм, одетый ряженым из фирмы «Рождественская елка»: зеленые штаны, красная куртка и шапочка эльфа на голове.

Работа была утомительной: после спиливания деревья подлежали упаковке с помощью машины, оборачивавшей их сеткой, и затем погрузке на автомобили клиентов, число которых все прибывало. Когда подъезжал очередной, Лиз приглашала его присмотреть дерево, объяснив, что как только дерево выбрано, надо закричать: «Лука! » – и немедленно появится красавчик из Рима, готовый свалить дерево. В результате мое имя выкликали каждые две минуты с разных сторон холма, и приходилось пробегать километры по снегу для удовлетворения всех покупателей.

На третий день я изнемог. Я был доволен, но совершенно разбит. И не мог не сказать самому себе: «Лука, ты столько учился и работал, ты обладатель ученой степени бухгалтера‑ аудитора, владелец специализированной конторы в Риме. Но какого хрена ты делаешь здесь, на заснеженном холме в Коннектикуте, срезая рождественские елки с шапочкой эльфа на голове? »

Это была милая месть Лиз. После того как я вынудил ее есть бычий хвост, пайату и требуху, пришла ее пора поразвлечься.

На фирме «Рождественская елка» царила прекрасная атмосфера. Кэрол прекрасно исполняла роль немногословного руководителя. Хозяйка раздавала всем задания с ласковой непререкаемостью и не повышая голоса; после общения с ней в течение нескольких дней я убедился в том, что она не повысила его ни разу в жизни. Джон был необыкновенно симпатичен, и на одной из стен дома я увидел вывешенную статью из газеты, написанную про него: он прошел весь «Аппалачский переход»[115], подобно мне, любил пешие прогулки и обожал горы. Кроме того, занимался выращиванием рождественских елок. Одним словом, нечто вроде коннектикутского Санта‑ Клауса.

Чтобы отпраздновать окончание сезона продажи елок, мы отправились в ресторан неподалеку, где разделили с Джоном одно из самых странных блюд, которое можно себе представить, – по меньшей мере для итальянца: пицца с цыпленком баффало[116]! После чуда с перцами в поезде «Эмтрэк» я уже решил, что повидал все, но это превосходило всякое воображение: пицца с кусочками цыпленка и соусом барбекю… Самым удивительным было то, что блюдо оказалась вовсе недурным.

После закрытия фирмы «Рождественская елка» мы все отправились в Филадельфию, чтобы провести 24 и 25 декабря в доме Кэтрин, сестры Лиз. Это были особые дни, в течение которых мы по большей части восседали вокруг стола, сервированного Кэтрин с таким высоким классом и изяществом, что у нас захватывало дух.

В день Рождества Лиз решила представить обществу подарок, который мы привезли ей из Италии: деревянную кружку‑ гроллу.

Кружка‑ гролла, название которой происходит от слова «Грааль», – деревянный сосуд с боковыми носиками, числом обычно от четырех до двенадцати, используемый для кофе, приготовленного так, как это делают в Валь‑ д'Аоста[117], с граппой[118], сахаром, апельсиновой кожурой и зернышками гвоздики. Он хорошо согревал и желудок, и сердце. Кружка‑ гролла известна как «чаша дружбы», которую передают от одного человека к другому, от друга к другу, чтобы каждый отпил из своего носика дивный кипучий напиток. Это был прекрасный и возвышенный момент, а также любопытная новинка для всех наших друзей.

Рождественские праздники пролетели. Фелипе и Лиз отправились в Нью‑ Джерси, а мы с Джулианой остались еще на пару дней в Филадельфии, перед тем как съездить в Бостон, чтобы отведать тамошнего супа из моллюсков, а затем опять возвратились в Нью‑ Йорк. Когда мы опять оказались в доме Лиз, то обнаружили там ее подруг, Дебору и Софи: через четыре года после нашего римского Дня благодарения мы вновь встретились! Фелипе попотчевал гостей изысканным обедом, который завершился приготовленным нами лимончелло, созревшим после двух недель выдержки, тонкого вкуса и ужасно крепким.

Было просто невероятно видеть библиотеку в гостиной, забитую экземплярами «Есть, молиться, любить» на всех языках мира. Лиз недавно была гостем ток‑ шоу Опры Уинфри, где продемонстрировала нашу фотографию, так что в тот день я получил восторженные послания от всех моих американских друзей.

Книга пользовалась необыкновенным успехом, и даже было принято решение сделать из нее фильм с Джулией Робертс в роли Лиз. Самое забавное и прозвучавшее для моих ушей насмешкой судьбы было то, что практически самым частым вопросом, который задавали Лиз, оказался такой: существую ли я в реальной действительности? Кто бы мог поверить в это? Мне казалось, я избавился от бремени моей фамилии, и вместо этого узнал: полмира искренне верят, что человек с такой смешной фамилией – всего‑ навсего удачная выдумка!

Два дня спустя мы с Джулианой вернулись в Рим, но накануне провели памятный вечер с Фелипе и Лиз. Не без содействия лимончелло мы принялись изливать друг другу душу. Фелипе и Джулиана были вынуждены пару часов выслушивать песенное представление Луки – Лиз, прервавшееся только тогда, когда Лиз заставила меня и Джулиану спеть песенку «Roma, nun fa' la stupida stasera»[119], которую она открыла для себя этим вечером и немедленно влюбилась в нее. Я перевел весь текст, слово в слово, рассказывая о Риме, таком прекрасном, что он помогает тебе влюбиться в девушку, с его звездами на ночном небе, которые освещают Тибр, с ласковым дуновением вечерних слегка резковатых ветерков и весенними вечерами, оживляемыми нескончаемым и меланхолическим пением сверчков…

– Лиз, – заявил я, – эта песня – настоящий гимн Риму и его необычайной красоте. Она нежнее и романтичнее любовного стихотворения.

Естественно, для объяснения по‑ английски, что такое «крошечная частичка луны» или как «западный ветерок‑ разбойник» может стать «пощипывающим порывом», мне пришлось приложить титанические усилия. Но я уверен, что Лиз и Фелипе уловили очарование этого творения.

Для меня и Джулианы настал момент возвращения домой после самых прекрасных в нашей жизни праздников. Расставание с Лиз и Фелипе далось нам с трудом. Но было ясно, что вскоре мы увидимся вновь, и мне также будет не хватать как моей подруги, так и Фелипе, этого доброго человека с приятным лицом, столь напоминающим Джеймса Тейлора.

Кстати, что касается Джеймса Тейлора, то я никогда не забуду историю, имеющуюся у меня про запас, героями которой являются он и экземпляр книги «Есть, молиться, любить». Шел 2009 год, и Джеймс опять, как и пять лет назад, пел в «Кавеа». Было чрезвычайно жаркое воскресенье июля, и, в то время как половина города отправилась на море, я уже за несколько часов до концерта стоял на посту. Лука Спагетти – самый преданный поклонник Джеймса Тейлора.

До тех пор пока охрана позволяла, я бродил по территории «Кавеа», прикидываясь туристом, потом уселся рядом с микшером в надежде, что сойду за техника и смогу присутствовать при настройке звука. Я использовал метод «таращиться на стены», как делал это в школе. Для того чтобы меня не спрашивали, я старался как можно меньше смотреть в глаза учителю.

Но появился тип с бородкой, который удивился, что меня еще не выставили отсюда, и дал соответствующее указание персоналу «Аудиториума».

Но на сей раз я был вооружен. И оружие было убийственным: экземпляр «Есть, молиться, любить», соответствующим образом подготовленный мной. Я напечатал и наклеил внутри все фотографии, которые сделал с Джеймсом за все прошедшие годы, а на первой странице написал несколько строк благодарности, но действительно душещипательных!

Если бы мне была дозволена всего одна минута, я подарил бы ему книгу, показал фотографии и сказал, что я – один из персонажей этой книги, разговоры о которой он определенно слышал, и имя мое – Лука Спагетти!

Как он мог забыть его? Понял, Джеймс? Спагетти! Ты не можешь забыть его! Возможно, когда ты вернешься сюда в будущем, то вспомнишь меня. И от моей фамилии, в конце концов, будет какой‑ то толк.

Но затеянное предприятие оказалось тяжким. Пока мой умоляющий вид оказывал воздействие на сотрудника охраны, я старался тянуть время, показывая ему книгу и фотографии.

– Прошу тебя, видишь? На этих фотографиях мы вместе, он и я! Дай мне подойти к нему только на секунду, когда он выйдет из уборной, для того чтобы подарить ему эту книгу и поблагодарить за его музыку. Клянусь, что потом исчезну! – До следующего раза…

Никаких уступок.

«Черт побери, всему конец! » – подумал я.

Именно в этот момент чудесным образом появился Джеймс Тейлор собственной персоной и направился к сцене для настройки звука.

– Вот он! Прошу тебя, мы на расстоянии всего тридцати метров, и на всей площадке я один. Подведи меня к нему. Клянусь, я отдам ему книгу, поприветствую его и уйду. Если тебе не понравится, что я делаю, разрешаю дать мне оплеуху по лицу прямо в его присутствии!

Охранник с минуту поколебался, прежде чем ответить:

– Хорошо, пошли. Быстро!

Я никогда не действовал в своей жизни быстрее. За десятую долю секунды я оказался под сценой и вежливым голосом, исполненным надежды, окликнул его:

– Джеймс.

– Да.

– Извини меня, я займу только одну секунду. Это небольшой сувенир для тебя. Я – один из персонажей книги, и меня зовут Лука Спагетти. В книге ты найдешь фотографии…

Он не читал «Есть, молиться, любить», но выглядел приятно удивленным подарком и несколькими словами, которые я написал внутри.

– Но это я и ты, здесь!

– Да, Джеймс, это фото четырехлетней давности, как раз на этих ступеньках…

– Спасибо, Лука, я действительно ценю твой сувенир.

Лука! Черт возьми, он сказал «Лука»! Он назвал меня по имени! Какой сладкой музыкой мне показался голос Джеймса, произносящего «Лука»!

– Джеймс, прежде чем я уйду, можно сделать еще одно фото вместе?

– Конечно!

Из‑ за нахлынувших на меня чувств на этой фотографии я получился с ярко выраженным видом придурка. Но на этом все не кончилось.

Пока я протягивал ему руку, чтобы попрощаться, Джеймс снял с себя пропуск с надписью «Джеймс Тейлор и оркестр», который висел на шнурке у него на груди, и неторопливо надел мне его на шею, проговорив:

– Лука, сегодня этот пропуск мне не нужен. Можешь забрать его. С ним ты становишься членом оркестра.

Я чуть было не лишился чувств. Теперь сотрудник из службы охраны «Аудиториума», который сопроводил меня сюда, улыбался и явно сопереживал мне.

Я не уверен, что правильно понял его.

– У меня нет слов. Тогда… значит, тогда, возможно, я не помешаю, если устроюсь тут в уголке и буду слушать настройку звука?

– Лука, ты теперь участник оркестра и можешь идти куда хочешь!

У меня закружилась голова. Первым побуждением было пойти поискать субъекта с бородкой, который прогонял меня, и заявить ему на не скованном никакими условностями римском диалекте:

– Эй, милок, это тебе теперь надо уматывать отсюда! – Но сейчас я испытывал симпатию даже к нему.

Сидя в первом ряду в «Аудиториуме», один как перст, я прослушал самую прекрасную настройку звука в истории.

В конце Джеймс дал мне знак подойти поближе, а сам направился к вокалистке, Кейт Марковиц, и спросил ее, читала ли она книгу. И она ее уже прочитала! Тогда Джеймс сообщил ей, что я – Лука Спагетти, тот самый Лука Спагетти.

Кейт проявила исключительную любезность, спустившись со сцены, и уделила мне минут десять, пытаясь помочь очнуться от состояния очумелости, в котором я пребывал и которое углублялось по мере того, как мне представляли членов оркестра, которые, естественно, были мне хорошо известны.

Подписав десятки автографов за пределами «Кавеа», Джеймс позвал меня, чтобы нанести окончательный удар:

– Лука, пошли с нами!

Каждый раз, когда он окликал меня, у меня дрожали ноги. Я вошел, на сей раз на законном основании, подтвержденном пропуском.

– Через некоторое время мы пойдем с ребятами поужинать, если ты не против, можешь присоединиться и пойти с нами перекусить.

Если я не грохнулся на землю в этот момент, то, полагаю, больше никогда не грохнусь в своей жизни. Мне потребовалось минут десять на то, чтобы осознать происходящее. За эти десять минут, однако, мне бросилась в глаза одна деталь, которую я сначала упустил из вида. Они работали. Кто репетировал, кто подписывал бумаги, а кто лихорадочно готовился к этому событию.

На меня в этот день обрушилось слишком много, чрезмерно много всего сразу. Я боялся оказаться лишним, незваным гостем, обязанным своим присутствием только любезности Джеймса и без которого, возможно, большая часть его группы охотно обошлась бы.

Итак, призвав на помощь все мое чувство меры, я, тронутый до глубины души, с благодарностью отказался. И, переполненный радостью, на сей раз действительно вернулся домой.

В те часы, которые отделяли меня от начала концерта, я рассказал о моем невероятном приключении Джулиане, своему брату и всем друзьям: количество бранных слов, излитых на меня за то, что я отклонил приглашение, превышало всякое воображение. Некоторые даже дошли до того, что угрожали мне физической расправой.

Но меня это не волновало. У меня все еще звучал в ушах голос Джеймса, который окликнул меня: «Лука! » – и пение которого я вновь услышал спустя несколько часов.

Я не мог удержаться от того, чтобы не написать немедленно об этом Лиз, поведать ей, что благодаря ей и книге «Есть, молиться, любить» я осуществил одну свою мечту. И она, являясь истинным другом, была счастлива как ребенок.

Последний сюрприз, который Лиз преподнесла мне, относится к прошлому лету – тому самому, когда на несколько часов Лука Спагетти самым настоящим образом стал членом оркестра Джеймса Тейлора.

В середине августа я поехал с Джулианой в отпуск в Прованс, именно в то время, когда Джулия Робертс со своей космической улыбкой приземлилась в Риме со всем персоналом, чтобы начать съемки фильма «Есть, молиться, любить».

Мы вернулись из отпуска во Франции отдохнувшие и довольные, и я считал дни, отделявшие меня от встречи с Лиз: в первых числах сентября она должна была прибыть в Рим, чтобы провести там неделю с Фелипе по приглашению продюсеров фильма.

Естественно, я не упустил ни одной секунды ее свободного времени. Пока в один прекрасный день не произошло нечто незабываемое.

Я сидел с Лиз на террасе ее гостиницы на улице Джулия и, пока мы рассеянно взирали на крыши Рима, размышлял о том, что случилось со мной с тех пор, как я познакомился с ней. В моей памяти воскресали все моменты, проведенные с ней: первая встреча в Трастевере, ужины и обеды, завершаемые лимончелло, необычные уроки итальянского языка, стадион, церкви, улицы, пройденные вместе в поисках наиболее зачаровывающих мест Рима, а затем Анцио, День благодарения с индейкой «алла Лука Спагетти», слезы по поводу ее отъезда, ее книга и фирма «Рождественская елка».

Я подумал о том, как щедра оказалась ко мне жизнь, даровав эту дружбу, и во мне зрело намерение прошептать ей на ухо: «Лиз, у тебя есть друг».

Именно в этот момент она посмотрела мне в глаза и с любящим и немного шаловливым выражением лица спросила:

– Лука, ты хотел бы пойти на съемочную площадку, чтобы познакомиться с Джулией Робертс?

Я с улыбкой обнял ее:

– Конечно, Лиз! Давай опять выйдем за рамки!

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 678 Следующая ⇒