Часть первая 3 страница

– Можно, Ксения Алексеевна?

– Да, пожалуйста!

Голос нежный, мягкий, мелодичный. «Хороший психолог! » – подумал Ярослав и вошел в кабинет.

Миловидная женщина лет около тридцати на вид. В реальности побольше. Спокойная, располагающая улыбка – сдержанная, но не формальная, что приятно. Глаза вот только… Ярослав не стеснялся внимательно рассматривать то, что его интересует. Он надолго уставился Ксении Алексеевне прямо в глаза.

* * *

Веру разбудил нежный поцелуй в губы. Она отреагировала, не открывая глаз, еще слабо соображая, где находится и с кем. Отвечая все более жарко, Вера заметила, что мужчина как‑ то странно обнимает ее: только за шею, и еще больно упирается чем‑ то в ее колено. Она поняла, что сидит, а мужчина стоя наклонился к ней. Глаза под закрытыми веками не улавливали света. Вера судорожно вздохнула, и они открылись.

– Жорка, ты?! – вырвалось у нее. Она с опозданием прикусила язык.

– Кого ж ты ожидала увидеть? – ехидно поинтересовался муж. Просто пошутил – никаких подозрений! Он отлично знал, что жена никогда не позовет чужого в их общий дом.

В комнате царил сумрак, только мягкий свет уличного фонаря подкрашивал темноту теплыми оранжево‑ розовыми оттенками. Жора выпрямился. Его голень по‑ прежнему жестко прижимала коленку жены. Он не замечал. Он ждал ответа, и Вера не могла разглядеть, то ли он весел, то ли огорчен. Она нащупала выключатель и зажгла бра. Белый свет жестко полоснул по глазам. Вера зажмурилась. Пока успела привыкнуть к новой яркости пространства, Жора сел рядом и обнял жену за плечи. Когда Вера взглянула на него, он улыбался – задорно и чуточку утомленно одновременно.

– Ну, что, Верк, тяжелый выдался денек? Ты еще ни разу не засыпала вот так, сидя на диване, сколько я помню. Защитили хоть этих мучеников?

– Каких?

– Аспирантов, или вы там кого‑ то еще сегодня мучили?

– Жор, а где фонарики?!

Муж молча смотрел на нее. Испытующе: мол, о чем это ты? И обреченно: блицкриг сорвался, спонтанной близости не случилось, а Верка, кажется, чем‑ то недовольна, значит, предстоит разборка. Веру укололо угрызение совести: она последнее время так мало уделяет Жоре внимания, так мало проводит с ним времени, так нетерпима и вспыльчива! А он терпит… пока. Прежде Вера была убеждена в том, что это муж ответственен за охлаждение, которое она испытывает к нему. Теперь обиды как‑ то стерлись, претензии она научилась обращать скорее к себе, чем к близким людям. Но охлаждение осталось. Удивительным образом судьба чудесных фонариков, свалившихся с неба к ее ногам, сейчас волновала Веру гораздо живее, нежели судьба ее отношений с мужем: как‑ то было понятно, что Жора в ближайшее время никуда не денется, а вот небесные фонарики исчезли из поля зрения!

Вера заглянула за пазуху. Нету.

– Куда ты их положил? – спросила, стараясь быть максимально дружелюбной и не выказывать раздраженного нетерпения.

Жора, явно не чувствуя за собой никаких провинностей, развеселился:

– Подруга дней моих суровых, ты о чем?!

Вера растерянно обвела глазами комнату. Свет от стосвечовой лампочки, недавно вставленной в прозрачное бра за неимением выбора, до сих пор казался слишком ярким. В этом резком свете проступали потертости и застарелые пятна на обоях в давно не модный цветочек, щели дешевого мебельного гарнитура, который был куплен к свадьбе в начале девяностых и почти сразу стал рассыхаться. Взгляд царапнули дареные вазы, которые не подходили друг к другу и не имели права стоять рядом. Безупречно красивая черно‑ белая фотография на стене, сделанная отцом, тащила за собой хвост воспоминаний о непростом Верином детстве – среди творчества и нищеты, богемного веселья и пьянок…

Вера почувствовала, что чудо, едва блеснув, безнадежно ускользает из рук. Глаза стремительно налились слезами.

– Нет? Ты не брал мои фонарики? Не находил? – всхлипнула она. Уже поверив, что муж ничегошеньки не понимает, добавила: – Такие фонарики, как елочные игрушки из фольги. Серебристые, блестящие.

– Понятно.

Тактичный Жора не стал вдаваться в подробности: откуда взялись, зачем нужны, что в них особенного… Сразу взялся за дело:

– Где ты их оставила? Давай поищем! Когда раздевалась – в прихожей на тумбочке? – Он метнулся было к двери.

– Нет! – надрывным выкриком остановила его Вера. Даже ухватила за руку, чтобы не уходил. – Они были здесь: у меня в руках, у меня за пазухой! Ты, когда вошел, ты делал что‑ нибудь в комнате? Ты… ты…

Она остановилась. С языка рвалось абсолютно немыслимое: «Ты меня не трогал? » Муж сочтет ее безумной и будет прав!

– Верочка, – сказал Жора мягко и ласково, – послушай меня. Я пришел – темнота, тишина в квартире. Думал, и ты, и Юрка еще где‑ то бродите. Разделся. Иду мимо комнаты, смотрю – ты. Дрыхнешь, как сурок. Я прогулялся по коридору налево, – муж употребил эвфемизм, обозначавший в их семействе санузел, – выключил свет в прихожей и – к тебе… будить.

Он выразительно вздохнул. Вот, мол, я старался, рассказывал, и рассчитываю на достойную награду.

– А… Жорочка, а… загляни, пожалуйста, под диван. Там ничего не валяется?

Муж как ни в чем не бывало поддернул свои приличные, собственноручно им отутюженные брюки, опустился коленями на метенный три дня назад пол и внимательно обследовал пространство под диваном, под креслом, под шкафом. Вера невольно улыбнулась. Такое вот бесшабашное, бескорыстное добродушие она любила в нем когда‑ то, прощала ему за это многие глупости. По сей день эта черта рождала в ее душе уважение к супругу, даже нежность.

Жора между тем поднялся на ноги и принялся отваливать от стены спинку дивана, чтобы заглянуть за нее.

Вера судорожно вздохнула, сказала бесстрастно:

– Я поняла. Это был сон… Жорка, можно я тебе расскажу мой сон?!

Муж, завершивший бесплодные поиски, тут же сел рядом. Сказал с лукавой небрежностью:

– Ну, так и быть, расскажи!

Вера принялась рассказывать, как спаслась от ливня, как любовалась им с балкона, как посыпались к ее ногам серебристые небесные стрелы. Как жадно собирала их – нежные, тонкой работы, так похожие внешне на елочные игрушки из фольги, а на ощупь упругие и прочные, будто из металлического сплава. Как совала их за пазуху и в подол и благоговейно несла в дом…

Убогий желтый свет заливал убогое жилище… Вера судорожно расплакалась на мужниной груди. Жора – все‑ таки умница! – ее поглаживал, молча утешал, не делая никаких попыток поприставать.

– Верк, завтра пойдем в дом обоев и купим, какие тебе понравятся. – Приземленная фраза прозвучала удивительно легко и уместно. – К ним люстру присмотрим, торшер. Мне дали премию. Потом насчет мебели подумаем.

Вера судорожно вздохнула, муж не дал ей заговорить:

– Насчет Юрки не беспокойся! Мы с тобой уже достаточно отложили ему на учебу и еще отложим! Нам хватит и на то и на другое – я посчитал!

– Жорочка, спасибо, мой родной!

Вера уже возвращалась к жизни. Ей хотелось отблагодарить мужа – не за обои только, хотя приятно! – за его чуткость и такт. Но она вовремя сообразила: не сегодня!

Вскоре вернулся безобразно долго болтавшийся неизвестно где сын и застал родителей за совместным приготовлением ужина под необычайно теплую и дружественную беседу.

* * *

Определенно Ксении Алексеевне было не меньше тридцати пяти. Но и не больше тридцати шести. То есть его, Ярослава, ровесница. Она сидела за столом боком к вошедшему, и Ярослав отчетливо видел, как она стройна. Облегающая блузка, короткая юбка подчеркивали достоинства фигуры и ног. Офисный стиль на этом заканчивался. Волнистые каштановые волосы, некогда коротко стриженные, теперь, отрастая, беспорядочно обрамляли шею – непослушные кончики торчали в разные стороны. Макияжа почти никакого, а лицо‑ то бледное, чтобы не сказать «блеклое». Улыбка красит, но не улыбается же она двенадцать часов подряд! Ярослав успел приметить и низковатый для офисной обуви каблук изящных туфель.

Помимо хозяйки кабинета, его взгляд притягивала обширная лужа чистой воды под закрытым наглухо окном.

Ярослав представился, получил заверения, что женщина наслышана о его визите, и приглашение садиться. Она сама вышла из‑ за письменного стола и расположилась во втором кресле у низкого чайного столика вполоборота к Ярославу. На губах ее уже рождалось: «Чай? Кофе? Угощайтесь: мед, печенье…»

Но Ярослав снова смотрел ей в глаза.

– Ну что, Ксения Алексеевна, собрались развалить на хрен всю организацию вместе с руководством? Они, – он вздернул подбородок к потолку, – как я успел заметить, вас нежно любят.

– Меня все любят, – произнесла главный психолог «ЧеНепа» с ироничной гримасой, – кроме отдельных, особо устойчивых экземпляров… Почему развалить?

– Вы своей вселенской скорбью прошибли здоровенную дырку в энергетической структуре вашей богоспасаемой фирмы. Это невообразимо! Чтоб один человек страдал минимум на двадцать метров в диаметре с такой интенсивностью, что энергия в дыру так и сифонит! – Ярослав, увлекшись, говорил с искренним восхищением.

Сильно припухшие от слез веки открылись так широко, как только могли. В глазах, покрытых красными прожилками и розовыми пятнами кровоизлияний, тоска сменилась живым интересом.

– На двадцать метров? Так мало? Я хотела бы, чтоб моя печаль хоть краешком коснулась кое‑ кого. Но этот человек ничего не замечает и находится уже гораздо дальше.

– Так это вы его пытаетесь извести?

– Только не извести! Мне не за что на него злиться. Я бесконечно ему благодарна. – Губы задрожали. – Я люблю его. – Глаза привычно наполнились слезами. – Я бы хотела, чтобы он узнал, как мне плохо без него, как больно. Что я никогда не желала ни обижать его, ни командовать им. – Ксения Алексеевна теперь судорожно всхлипывала на каждом слове. – У меня одна‑ единственная мечта: чтобы он узнал, как я на самом деле к нему отношусь. Я всей душой ему открыта. Я, как инструмент, настроена под его руки!..

Она достала платок и принялась приводить в порядок нос и глаза.

– Словами ему говорить бесполезно – не поверит, – добавила женщина шепотом, чтобы не рыдать в голос. – Если бы душой почувствовал… Или рассказал ему кто… Все… Больше не буду. Я просто ответила на ваш вопрос.

Был момент, когда Ярослав хотел утешительно подержать ее за руку. Но, даже доверчиво размазывая слезы по щекам, главный психолог «ЧеНепа» не выглядела человеком, нуждающимся в утешении.

– Неудивительно, что мужик сбежал. Обида ни при чем. Кто ж вас выдержит с вашей силищей?! – неожиданно ляпнул Ярослав. – Кстати, это вы вон ту лужицу наплакали? – Он кивнул в сторону окна.

Она нервно хихикнула:

– Я открывала створки: любовалась ливнем… Он тоже сильный, – добавила без перехода. – Очень сильный маг, как вы! – Глаза ее посветлели от гордости. – Только не знает об этом. И не желает знать.

– «Сильный маг»! – развеселился Ярослав. – Терминология из книжки «Гарри Поттер в ночном дозоре и кольцо Всевластья»?

Собеседница весело расхохоталась. Слишком звонко, с истеричными нотками.

Ярослав вздохнул:

– Простите, Ксения… Можно без отчества?

– Разумеется. Даже лучше!

– Ксения, я должен извиниться перед вами. Я вызвал вас на откровенность, но любовные проблемы – это не мой профиль. Я не помогу вам их решить.

Она собралась что‑ то сказать, но только кивнула в ответ – и Ярослав продолжал:

– Тем не менее, мне нужна от вас некоторая информация и согласие сотрудничать. Ваши переживания угрожают энергетической безопасности фирмы. Как вы только это делаете?!

– Извините, Ярослав, а моей собственной, сугубо личной безопасности они разве не угрожают? Я хочу сказать… Исходя из ваших слов, масштабы бедствия так велики, что я давно должна была бы сгинуть в бездне собственной скорби.

– Вот именно! Ни хрена пока концы с концами не сходятся! Не может один человек… Почему вы сказали, что он – сильный маг?

– Думаете, он как‑ то влияет? Вряд ли. Если бы его еще интересовала моя персона! Это я без него дышать не могу… Простите. Он жутко злился, когда я отвечала вопросом на вопрос. Отвечаю на ваш: он облака разгонял.

– Ничего себе!

– Может, простое совпадение. Он очень хотел, чтобы мы погуляли. А дождь – как из ведра! Целый день, обложной. Такой обычно надолго. Говорит: все равно поедем, хоть на машине прокатимся! Через двадцать минут подъезжаем на место… долго объяснять… ну, где гулять хотели – дождь прекратился. Еще пять минут пешком – солнце сияет, небо чистое, голубое.

Она замолчала, а Ярослав даже забыл кивнуть. Воздействие на погоду свидетельствует и о недюжинной силе, и о способности входить в резонанс с природными явлениями, так называемыми стихиями. История могла оказаться простым совпадением. Но она, совершенно точно, была подлинной! Любящая женщина ничего не преувеличила, не добавила от себя. Это Ярослав считал с легкостью! Он с огромным интересом ждал продолжения.

В кармане завибрировал мобильный телефон. Ярослав воспринимал подобные события в процессе работы как знаки. Почему два часа подряд его никто не беспокоил, а тут, в самый увлекательный момент… Он ответил, не глядя, кто вызывает.

– Слушаю.

– Ясь, привет! – Мужской голос, чужой, абсолютно неузнаваемый. Но только один человек на свете, помимо сестры, называл его так. Ярослав открыл рот, чтобы ответить, но человек на том конце неосязаемой линии заметил заминку: – Это Гриша.

– У тебя что‑ то случилось?

Григорий редко звонил ему сам, а словечко «привет» использовал, только когда бывал напряжен или расстроен, оно у него всегда звучало тревожно.

– Да. Мне только что чуть башку не проломили!

– Кто?

– Потом расскажу. Одна из версий милиции – что это связано с моим бизнесом.

– Понял. Ты в больнице?

– Нет, дома. Мне уже наложили швы. Вся голова в бинтах, только ухо торчит. Я специально попросил оставить, чтобы разговаривать по телефону.

Наконец в голосе старшего товарища пробились знакомые шутовские нотки!

– Ну вот! Ты и с милицией успел пообщаться, и медицину на уши поставил. А говоришь «только что»!

– Часа три назад. Самый ливень был.

– Ясно. Ну что, я тебе нужен как специалист по защите?

– Ясь, я буду очень тебе признателен, если ты поможешь мне разобраться с этой историей!

– Помогу! Я сейчас приеду. Спать еще не будешь?

– Какое там спать!

– Сейчас тут с делами закончу. Минут пятнадцать еще. И еду. Жди.

– Ясь, голодный?

– Жутко! То есть… – Человеку с разбитой головой лучше не возиться у плиты. – Ничего, терпимо. У тебя в холодильнике что‑ нибудь есть?

– Конечно!

– Ну вот и ладно. Приеду – сам разогрею. Слышишь?

– Хорошо. Жду тебя. Спасибо!

В процессе разговора Ярослав вскочил: не любил рассиживаться, и теперь обнаружил себя стоящим у окна с видом на бескрайние огни московских пятиэтажек. Он мысленно прикоснулся к другу, успокаивая, поставил защиту ему лично и на всю квартиру. Страшно чудно было заботиться об этом гордом и замкнутом недотроге. Никогда Григорий не проявлял при нем в открытую растерянности и испуга.

– Ксения, все на сегодня. Поеду друга выручать. Завтра я вернусь, и продолжим разговор. Хорошо?

Он хотел сохранить сдержанность, но против воли улыбнулся женщине тепло и ободряюще.

Ксения явно была разочарована: она бы с наслаждением продолжила рассказ о любимом!

– Я не возражаю, – вежливо улыбнулась в ответ.

Ярослав со смешанным чувством удовлетворения и сострадания понял, что женщина будет нетерпеливо ждать его прихода.

Евгению Ильичу и его свите он сообщил, что дела в главном офисе компании в целом обстоят благополучно, однако есть небольшая локальная проблема. Он еще не очень разобрался в природе явления, поэтому денег за диагностику пока не возьмет. В следующий раз ему понадобится только главный психолог: обсудить тонкие, деликатные вопросы о «самой душе организации».

– Да, Ксюшенька – наша душенька! – сказал размякший от коньяка президент.

Ярослав внимательно на него посмотрел. Плохо, что нет времени с мужиком поговорить!

– Евгений Ильич, еще пять минут наедине.

Помощники стремительно удалились.

– Вы знаете, что у вас со здоровьем творится?

Собеседник не удивился.

– Приблизительно, – ответил осторожно.

– У вас сосуды – как авоська с картошкой. Сгустков до черта! Вам надо срочно лечиться. Просто вот сейчас начинать!

– Я лечусь.

– Ни хрена! Не знаю, что за дрянь вы принимаете… Какие‑ то капсулы желтого цвета, так?

– Есть такие.

– Только организм засоряют.

– Вы можете что‑ то сделать? – В голосе президента появились нотки раздражения.

– Не мой профиль. – Ярослав задумался.

Он принципиально не занимался целительством. Во‑ первых, знаний недостаточно и нет времени на их приобретение. Во‑ вторых, когда лечишь, отвечаешь за больного двадцать четыре часа в сутки; а его основная работа содержит столько опасностей! Сильные удары, направленные в него самого, могут ударить и по пациентам. «Я лечу землю», – отвечал он, если упрашивали полечить, укоряли. И еще. Вылечить серьезную болезнь – это ведь не только подремонтировать организм. Надо найти ее подлинные причины, может, коренящиеся в сознании человека, может, в его прошлом, а может, и в других жизнях. У Ярослава под такую тонкую деятельность просто не заточены мозги!

Чем же помочь? Он знал многих целителей и экстрасенсов, но мало кого ценил. Здесь дело было серьезное: с края света человека вытаскивать! Вспомнил о Любе. Назвал Евгению Ильичу имя.

– Не знакомы с такой?

– Нет.

Значит, ошибся, не Люба создавала для фирмы защитные покровы. Он отрекомендовал целительницу наилучшим образом и продиктовал президенту ее телефон. Тот вежливо записал. При этом на лице бизнесмена ясно читалось сомнение: не разводят ли его на денежки? Надо подождать, послушать, какой диагноз великий специалист по энергоэкологической защите поставит «ЧеНепу» и сколько запросит за исцеление компании – тогда будет яснее, насколько честную игру он ведет.

– Не тяните время, – попросил Ярослав. – Я с этой бабой не в доле, а клиентов у нее без вас хоть отбавляй!

Еще Ксенин пробой может его подсасывать, хотя кабинет Евгения Ильича, к счастью, далеко от ее вотчины. Ярослав решил все‑ таки поставить ему защиту от отсоса энергии, но крепкий защитный покров сдувало, как перышко, дуновением от близко подступающего края бездны. «Я предупредил! – с досадой подумал Ярослав. – Ну, прими же ты правильное решение! »

Дольше задерживаться не стал. Любимый старший друг, учитель, Григорий Матвеев в кои‑ то веки обратился к нему с серьезной просьбой и ждал – наедине со своей бедой! Ярослав поспешил на помощь.

До «Войковской» Ярослав добрался только к половине первого ночи: полузатопленная необычайно сильным ливнем автомобильная Москва встала. Пробки и заторы рассасывались так же медленно, как просачивалась в трещины и выбоины асфальта обильная небесная влага. Водители, обезумевшие от усталости, голода и тоски по мягким постелям, орали друг на друга гудками и матом из открытых окошек, сталкивались бамперами, почем зря разбивали друг другу фары и со скрежетом выкорчевывали наружные зеркала. Останавливались выяснять отношения, увеличивая хаос и неразбериху.

В животе урчало. Ярослав достал из бардачка припасенные на такой случай пакеты с сухариками, чипсами и прочей дрянью. Не помогло. Он вспомнил мясо по‑ матвеевски – одно из фирменных Гришиных блюд. Слюнки потекли ручьем. Потом Ярослав сообразил, что Григорий редко готовит впрок и разогревать ему сегодня предстоит, скорее всего, банальные пельмени. Живот одобрил мысль о пельменях очередным приступом урчания.

Интересно, как Матвеев представляет себе деятельность своего младшего приятеля?

В молодости Ярослав, увлеченный своим делом, порывался рассказать о нем дяде Грише, но нарвался на глухое и жесткое сопротивление. «Магия? Эзотерика? Ясь, лучше бы ты не занимался такими вещами! Я всего этого не люблю и боюсь! » Ярослав кидался спорить, горячо отстаивать свои убеждения. Григорий замыкался: «Я не хочу дискутировать с тобой на эту тему», – бросал раздраженно, надменно и надолго умолкал. Ярослав маялся: он привык откровенно обсуждать с дядей Гришей все на свете; немилость самого близкого ему друга и наставника к делу, которое казалось дороже жизни, обескураживала и обижала. Но оставалось только смириться. Заметив, что старший товарищ стал вроде бы даже сторониться его, Ярослав принял меры, чтобы избежать раскола столь дорогой ему дружбы. Он придумал обтекаемый термин: «биоэнергетическая защита в сфере экологии и бизнеса», уболтал Григория малозначащими фразами о научном подходе, сказал, что работает с точными приборами в руках, попросил помощи в освоении химии, которая, в отличие от физики, так тяжело ему давалась. Григорий постепенно оттаял, а Ярослав больше никогда о содержании своей деятельности с ним не заговаривал. Недосказанность по взаимному умолчанию так и осталась между ними зарубцевавшейся трещиной.

Теперь Григорий рискнул обратиться к Ярославу за помощью. Ярослав стал прикидывать, в какой форме обсуждать с ним все, что сумеет выяснить, чтобы не спугнуть, не дать повода пожалеть об оказанном Ярославу доверии? Со своими клиентами Ярослав так не церемонился: раз пригласили, значит, готовы поверить любому слову нетрадиционного специалиста. Усомнятся – пусть пеняют на себя! В запасе для сомневающихся всегда оставалась простая и убойная техника: считать информацию о семье, о здоровье, словить пару‑ тройку немудреных мыслей, наконец. Но с Гришей надо быть предельно осторожным. Упаси боже от подобных фокусов!

«Не люблю и боюсь! » – резко, как удар хлыста, звучало в ушах. Он не сказал: «Не верю».

Поток автомобилей тем временем поредел, и Ярослав вскоре свернул на тихий пустынный бульвар. Голые деревья приветствовали позднего гостя активной отмашкой ветвей. Ох и сильный же поднялся ветер! Снова шквалистый, как тот, что принес непогоду. Теперь, судя по редеющим клочьям облаков, несущимся по небу низко‑ низко – в свете огней города, тот же ветер прогнал непогоду прочь.

Ярослав заскочил в круглосуточный продуктовый магазин на углу, быстренько похватал там каких‑ то полуфабрикатов, овощей, зелени, фруктов. От продавщицы почему‑ то неслась волна смятения и любопытства. Ярослав кинул быстрый взгляд вниз: все ли в порядке с одеждой? Изъянов не нашел.

Белая бинтовая повязка аккуратной шапочкой охватывала голову, спереди из‑ под нее трогательно выбивались пегие пряди со следами модельной стрижки, сзади оставался открытым затылок. Удар пришелся по темени. Ярослав успел заметить бескровную белизну лица, даже с оттенком серости, прежде чем оказался в объятиях друга.

– Здорово, Ясь! – наконец‑ то громким, узнаваемым голосом. – Рад тебя видеть! Проходи.

Ярослав нетерпеливо умылся и бегом рванул на кухню.

– Бери тарелки, рюмки, – распорядился Григорий. – Я ничего не доставал: мне запретили много двигаться. Вино в холодильнике. Выбирай, какое хочешь. Под рыбу.

Ярослав, не веря своему счастью, осознал, что на плите стоит сковородка, из‑ под плотно закрытой крышки которой просачивается аромат почти готовой семги.

– Гриша, ну зачем ты готовил, если нельзя?

– А с ней возни немного, – протянул Григорий с деланной небрежностью. – Просто положил на сковородку – и все. Ну, специи, конечно, посыпал. Посолил.

Ярослав демонстративно застонал. Григорий – мастер простой и здоровой еды, которую он фантастически быстро готовит и которую невероятно вкусно есть!

Только успел помыть овощи, как Григорий объявил, что семга готова и ее надо срочно выключать, пока не пережарилась.

– Мне совсем немного положи. Просто чтобы тебе не скучно было одному есть. Я не голодный; специально для тебя готовил.

– Ну, рассказывай, что с тобой случилось! – предложил Ярослав, хватаясь за вилку.

– Давай сначала за встречу! – Григорий разлил по бокалам вино. – Сколько ты не был у меня здесь? Полгода?

– Больше. Летом я на дачу к тебе приезжал. С тех пор и не виделись. Так что стряслось? Излагай!

Маленький музыкальный центр на столе довольно громко проигрывал какой‑ то диск с классическим роком. Еще в ранней юности Ярослав был приучен дядей Гришей понимать эту жесткую, вредную для барабанных перепонок музыку и даже любить ее. Поэтому Ярослав не стал вовсе выключать звук – только сделал потише, чтобы не мешал разговору.

Он наслаждался вкуснейшей рыбой и смаковал каждый глоток хорошего итальянского вина.

– Да рассказывать почти нечего. Ко мне подошли двое пьяных мальчишек…

Матвеев рассказывал с заученными интонациями человека, которому уже пришлось участвовать в составлении милицейского протокола.

– Мальчишек?

– Лет по восемнадцать. Чуть больше, чуть меньше – не знаю. Подошли спереди. Ударили. Они, наверное, хотели оглушить и вытащить кошелек. Но я отбился и побежал…

– Не понял. Подошли спереди и ударили по темечку?

– Нет. Один попытался ударить по голове, но я успел отбить его руку. Другой хотел меня схватить за одежду. Я увернулся от обоих и отскочил в сторону.

Зная отличную спортивную подготовку Григория, Ярослав в принципе не удивился. Но все же уточнил:

– Как тебе удалось?

– Не сложно. Они были в хорошем подпитии. Я хотел банально убежать. Прости, история совсем не героическая!

Григорий обезоруживающе улыбнулся. Любому другому человеку Ярослав в продолжение диалога ответил бы веселой репликой типа: «Старая ты кокетка! Мне твой героизм даром не нужен; засунь его себе куда‑ нибудь и излагай по существу! » Григорию он тепло улыбнулся:

– Гриш, ну при чем тут героизм? Что было дальше?

– Я повернулся и успел пробежать шагов десять, по‑ моему. А дальше меня ударили по башке.

– Догнали?!

– Ясь, понимаешь… Милиция их уже схватила, я их опознал. Хотя лица из‑ за дождя плохо разглядел, но по одежде, по волосам. Собственно говоря, они сами сразу сознались. Но они пьяные вдрабадан, шатаются. Так что вряд ли догнали.

– Ты не слышал шагов за спиной?

– Как я мог слышать шаги?! Ливень был!

– Извини. Я понял. То есть в тебя чем‑ то бросили?

– Ну да. Попали, видимо, чисто случайно: метко прицелиться ни один из них не смог бы. Я добежал до магазина. На углу, знаешь? Там мне дали стул. Весь пол им кровью залил! У них есть аптечный киоск. Они меня перекисью мазали, пока милиция и «скорая» не приехали.

Ярослав вспомнил продавщиц с блестящими от возбуждения глазами. Усмехнулся:

– Да, развлечение ты устроил ночной смене магазина! Так чем в тебя швырнули‑ то? Бутылкой?

Григорий подобрался. Пообещал отрывисто:

– Сейчас покажу.

Он с усилием поднялся и вышел в коридор. Через минуту появился на кухне с белым полиэтиленовым пакетом, внутри которого угадывался некий маленький, но тяжелый предмет. Сел, медля передавать пакет в руки Ярослава.

– Я решил пока оставить это у себя – не отдавать в милицию. Понимаешь, пока не найдено орудие, вину мальчишек можно доказать только частично: нападение – да, сами сознались, а телесные повреждения – как, чем? Я не хочу через пару лет получить на свою голову двух матерых уголовников, которые будут мстить. Хорошо бы их засадили ненадолго – так только, попугали. Я сделаю широкий жест. Тогда они мне еще и благодарны останутся за то, что я их спас от более сурового наказания.

Ярослав с огромным удивлением воззрился на Матвеева:

– Хитрый ты змей! Как сумел все так быстро сообразить, да еще с пробитой башкой?!

– Ну какой хитрый. – Григорий почему‑ то искренно смутился и оттого продолжал с нотками досады в голосе: – У меня было полно времени до приезда опергруппы, пока я сидел в магазине с перекисью и льдом на макушке. Позвонил знакомому юристу и проконсультировался.

Ярослав рассеянно кивнул. Предмет в целлофановом пакете стянул на себя все его внимание. Появились азарт и собранность: началась настоящая работа! Сквозь непрозрачный пакет он уже почти видел…

– Ясь, у меня нет резиновых перчаток. Вот, возьми целлофановые пакетики, надень на руки.

Григорий стоял, опираясь ладонью о стол, и старался другой рукой, в которой все еще сжимал спеленатое орудие преступления, дотянуться до икеевской торбы с целлофановыми пакетами, висевшей над помойным ведром.

– Там отпечатки пальцев… их и мои… Будь аккуратен, пожалуйста: не сотри и не наставь своих!

Он говорил странно замедленно, растягивая слова. И слишком долго, слишком трудно тянулся к пакетам.

Ярослав успел вскочить как раз вовремя, чтобы подхватить друга под руки и, едва переставляющего ноги, почти что на себе оттащить в комнату. Укладывая Григория на диван, обнаружил, что тот по‑ прежнему сжимает в ладони свое убийственное сокровище. Несколько секунд, пока Григорий объяснял, что у него кружится голова, что так уже было сегодня и виной тому всего лишь несильное сотрясение мозга, Ярослав смотрел попеременно на телефон – не вызвать ли скорую? – и на стиснутую руку Матвеева.

Потом бросился в кухню, напялил на пальцы два первых попавшихся куска целлофана, метнулся обратно в комнату и выхватил наконец у хозяина таинственный сверток.

Ярослав сидел в глубоком белом кресле. Руки – на коленях, на ладонях – почтительно – белый пакет, который он уже не торопился разворачивать. Он осваивался с мощью маленького тяжелого предмета, от которой неподготовленному человеку становится дурно.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒