Примечания 4 страница

Глава 9

Мэви Рид использовала магию, чтобы казаться человеком. Высокая и тонкая настолько, что изгиб бедер едва нарушал прямые линии широких бежевых брюк. Бледно-золотистая блуза с длинными рукавами расстегнута чуть не до пупа, дразня видом загорелого тела и краешков тугих маленьких грудей. Если б я попыталась надеть что-то подобное, я бы все вывалила наружу. Мэви была сложена как топ-модель, только ей для поддержания формы не приходилось голодать или мучить себя гимнастикой. Она просто такой была.
Тонкая коричневая лента скрепляла ее длинные светлые волосы. Прямые и гладкие, они спадали до пояса. Кожа сияла великолепным золотистым загаром – бессмертным не приходится опасаться рака кожи. Макияж был таким искусным и легким, что сперва я его даже не заметила. Прелестные скулы были тонко вылеплены, а глаза завораживали синевой.
Она была прекрасна, но прекрасна по-человечески. Она от нас пряталась. Может, просто по привычке, а может, намеренно.
Джулиан вскочил и подбежал к ней, что-то бормоча, – наверное, извинялся за Этана и его неудачную реплику о " нелюдях".
Она качнула головой, сверкнули крохотные золотые сережки.
– Если он действительно так относится к фейри, ему было бы удобнее работать в другом месте.
Этан тоже обежал диван.
– К вам я отношусь совсем иначе, миз Рид! Вы – из Благого Двора, Воплощения Красоты и Мечты. – Тут он указал на нас с несколько излишним, как мне представилось, драматизмом. – Этим же порождениям ночных кошмаров не место в вашем доме. Они опасны для вас и для всех вокруг!
– Какую ж долю бизнеса мы у вас перехватили? – вслух подумала я, и моя реплика пришлась на внезапную паузу.
Этан повернулся в мою сторону, явно с намерением сказать что-то еще более неудачное. Джулиан схватил его за руку, и схватил крепко – мне это было видно. Этан дернулся, как от удара, и пару секунд я ждала, что начнется драка.
– Лучше уйди, Этан, – тихо сказал Джулиан. Этан вырвал руку и сухо поклонился миз Рид.
– Я уйду. Я только хотел, чтобы вы знали: мне понятно отличие между благими и неблагими.
– Я уже столетие не ступала на земли Благого Двора, мистер Кейн. Мне никогда больше не будет там места.
Этан нахмурился: наверное, он ожидал, что миз Рид его поддержит. Он всегда был мрачным и неприятным типом, но не до такой степени. Похоже, мы нанесли их бизнесу очень серьезную рану. Этан пробормотал еще какие-то извинения и протопал на выход.
– Часто с ним такое? – поинтересовалась я, когда дверь за ним закрылась.
Джулиан пожал плечами.
– Этан слишком многих людей слишком сильно не любит.
– Знаете, Джулиан, – заговорила Мэви, – я так несчастна... вот и Этан меня покинул, и вообще...
Я с недоумением посмотрела в ее искусно красивое, беспомощно улыбающееся лицо. Она казалась настолько искренней, что голубые глаза буквально искрились силой чувств. Только она слегка переигрывала в стремлении очаровывать, оставаясь человеком. Ей было бы не в пример легче, сбрось она гламор, который тратила на то, чтобы казаться по-человечески – ни в коем случае никак иначе! – красивой.
Джулиан коротко глянул на меня и тут же обратил к Мэви свою улыбающуюся ипостась. Он, собственно, тоже " включил" обаяние на полную катушку. В некотором шоке я осознала, что он обладает личным гламором. Может, он использовал эту магию сознательно, но мне так не казалось. В большинстве случаев личный гламор, усиливающий харизму, применяется людьми неосознанно. Да, в большинстве случаев.
Глядя во все глаза, как они стараются обаять друг друга, я вдруг поняла, что спектакль был рассчитан не на нас. Я обернулась к Фрэнку. Он таращился на Мэви так, будто впервые в жизни видел женщину, ну или по крайней мере такую женщину. Мэви Рид старалась быть нечеловечески обаятельной, но человечески красивой не для нас, а для собственных телохранителей. Если бы шоу планировалось в нашу честь, она использовала бы спецэффекты покруче.
– Миз Рид, – выпевал Джулиан, беря ее под локоток и потихоньку уводя от нас подальше, – мы никогда, никогда вас не покинем. Вы для нас не просто клиент, вы – одна из величайших драгоценностей, которые нам доводилось охранять. Мы с готовностью пожертвуем за вас жизнью. Разве могут мужчины сделать больше для женщины, которую боготворят?
Я подумала, что с лестью он явно переборщил, но я видела Мэви впервые в жизни. Может, ей нравятся преувеличенные комплименты.
Она сумела мило порозоветь, в чем ей точно помогла магия. Я ощутила чары. Иногда очень простые физические изменения требуют наибольших количеств магии. Она скользнула рукой ему под локоть и понизила голос так, чтобы мы не слышали ее слов. Ох, конечно, мы могли бы подслушать, но это было бы невежливо, а она, наверное, почувствовала бы заклинание. Вызывать гнев богини нам не хотелось. Пока, во всяком случае.
Они снова повернулись к нам, одинаково сияя улыбками, она держала его за руку очень крепко. Джулиан вроде бы пытался что-то просигналить мне глазами, но его желтые очки здорово мешали распознать намек.
– Миз Рид настоятельно просит меня оставаться рядом с ней на протяжении вашего визита. – Говоря это, Джулиан иронически приподнял бровь.
И я наконец поняла, что он пытался мне сказать. Миз Рид наняла Кейна и Харта, чтобы защищаться от нас. Она боялась неблагих настолько, что не хотела оставаться с нами наедине без поддержки – и магической, и физической. Ее магия пронизывала здесь все – дом, землю, стены, а она нас боялась. Редко ожидаешь, что фейри могут быть настолько предубеждены, особенно к другим фейри, но так бывает часто. Мой отец говорил, что корни этого – в невежестве, в том, что никто не знает ничего об обычаях других фейри; все мы знаем только обычаи собственного рода. Невежество порождает страх.
Здесь, в поместье Мэви, магии было столько, что чуть ли не с момента, как мы въехали в ворота, я постаралась ее " не слышать". Такой навык быстро приобретаешь, если слишком много времени проводишь в окружении или по соседству с " большой" магией. Ее восприятие приходится приглушать, или за этим постоянным фоном не сможешь различить новые чары, более непосредственную угрозу. Это все равно что принимать сотню радиостанций разом. Попытаешься слушать их все – и не услышишь ничего.
Я посмотрела в улыбающееся, непроницаемое лицо Мэви Рид и покачала головой. Повернулась к Дойлу. Я попыталась спросить его глазами, насколько невежливой, насколько человеком могу я быть с Мэви. Он понял, похоже, потому что едва заметно кивнул. Я сочла это за позволение быть настолько грубой, насколько мне того захочется. Надеюсь, я поняла его правильно, потому что я собиралась не отходя от кассы нанести золотой богине Голливуда пару-тройку смертельных оскорблений.

Глава 10

Я обошла диван, чтобы приветствовать богиню. Китто пошел за мной как привязанный, и мне пришлось велеть ему остаться позади. Предоставленный сам себе, он жался к моему боку, как не в меру преданный щенок.
Я улыбнулась Мэви и Джулиану.
– Такая честь встретиться с вами, миз Рид. – Я протянула ей ладонь, и она отклеилась от руки Джулиана на время, достаточное для рукопожатия.
Она подала мне только самые кончики пальцев, это было не столько рукопожатие, сколько касание. Я встречала многих женщин, которые не умели пожимать руку, но Мэви даже не попыталась это сделать. Может, она ожидала, что я преклоню колени и запечатлею почтительный поцелуй? Ну, в таком случае ей пришлось бы ждать долгонько. У меня была одна, и только одна королева. Пусть Мэви Рид – королева Голливуда, это не одно и то же.
Я знала, что выгляжу озадаченной, но я никак не могла понять, что же таится за прекрасной маской ее лица. Нам нужно было это выяснить.
– Вы на самом деле пригласили Кейна и Харта для защиты от нас?
Мэви обратила ко мне изумительно сделанный взгляд: милый, удивленный, недоверчивый. Глаза широко открыты, превосходно накрашенные губы сложились в кружок. Ее вид был рассчитан на камеру, на экран, который увеличит ее лицо до двадцати футов. Лицо, предназначенное для того, чтобы покорять публику и студийщиков.
Лицо было великолепно, но... недостаточно великолепно.
– Простого " да" или " нет" мне хватит, миз Рид.
– Прошу прощения? – переспросила она: голос извиняющийся, выражение лица мягкое, глаза чуть растерянные. Вот только за руку Джулиана она цеплялась немного слишком сильно, от этого ее растерянность казалась фальшивой.
– Вы пригласили Кейна и Харта, чтобы защититься от нас?
Она рассмеялась смехом, который журнал " Пипл" как-то назвал смехом на пять миллионов долларов: глаза прищурены, лицо сияет, губы чуть приоткрыты.
– Что за странная мысль! Уверяю вас, миз Джентри, я вас не боюсь.
Она уклонилась от точного ответа. Меня она не боялась – эта часть должна быть правдой, поскольку прямая ложь для нас под запретом. Если бы Дойл по дороге не предложил мне временно обнаглеть, я бы так все и оставила, потому что настаивать дальше было не просто невежливо, это можно было счесть оскорблением, а дуэли случались и по меньшему поводу. Но знания правил можно ожидать только от высокородных сидхе. Мы рассчитывали на то, что Мэви сочтет меня воспитанной варварами – неблагими и людьми.
– Так, значит, вы боитесь моих стражей? – спросила я.
Ее лицо все так же светилось от смеха и глаза сияли, когда она смотрела на меня в ответ:
– Кто подсказал вам такую абсурдную идею?
– Вы.
Она покачала головой, разметав вокруг тела длинное золотистое покрывало волос. Отблеск смеха все еще светился в лице, а глаза стали едва заметно синее. И вдруг я поняла, что вовсе не смех освещает ее лицо – смех исчез, – это был слабый гламор. Она намеренно придавала себе сияние, очень нежное. А это значило, что она использовала магию, чтобы заставить меня поверить ей.
Я нахмурилась, потому что я не смогла различить используемую против меня магию. В норме всегда чувствуешь, если другой сидхе пытается колдовать.
Я бросила взгляд за спину, на стражей. Дойл и Холод стояли неподвижно, и лица у обоих были непроницаемые, даже застывшие. Китто так и остался у дивана, где я его поставила. Одна ручка намертво вцепилась в белую спинку, как будто держаться хоть за что-нибудь было лучше, чем стоять без всякой поддержки.
Я подумала, не чувствует ли он то, что мне недоступно. Я лишь частично принадлежала к фейри и всегда держалась мнения, что я что-то потеряла из-за смешанной наследственности. Кое-что я приобрела, конечно – способность творить волшебство в окружении металла, например, – но где находишь, там и теряешь.
– Миз Рид, я спрошу еще раз: вы наняли Кейна и Харта для защиты от моих стражей?
– Я сказала Джулиану и его людям, что у меня есть слишком фанатичные поклонники.
Я даже не взглянула на Джулиана ради подтверждения.
– Полностью верю, что вы сказали это Джулиану, миз Рид. Но по какой же причине вы его наняли в действительности?
Она уставилась на меня с показным ужасом, а может, ужас был неподдельным. Переведя взгляд на Дойла и Холода, она поинтересовалась:
– Разве ее не учили, как следует себя вести?
– Она ведет себя так, как ей следует себя вести, – ответил Дойл.
В глазах Мэви что-то мелькнуло – страх, возможно. Она снова взглянула на меня, и отблеск страха остался, глубоко запрятанный в мягко светящихся синих глазах. Она боялась. Очень сильно боялась. Но чего?
– Вы действительно наняли Джулиана и его людей из-за слишком назойливых поклонников?
– Прекратите, – прошептала она.
– Вы на самом деле думаете, что мы причиним вам вред? – Я была неумолима.
– Нет, – ответила она слишком быстро, будто на радостях, что наконец может дать прямой ответ.
– Тогда почему вы нас боитесь?
– Почему ты так со мной поступаешь? – спросила она, и в ее голосе была вся мука, которую вкладывают в этот вечный вопрос уходящему возлюбленному брошенные девушки.
Слушать ее было мучением. Джулиана это совсем выбило из колеи.
– По-моему, ты задала достаточно вопросов, Мередит.
Я покачала головой:
– Нет еще. – Я посмотрела прямо в наполненные болью синие глаза и сказала: – Миз Рид, вам нет нужды таиться от нас.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Вот это уже слишком близко ко лжи, – тихо проговорила я.
Ее глаза вдруг засияли хрустальным блеском, и я поняла, что смотрю в их синеву через готовые пролиться слезы. Потом капли медленно потекли по золотистой коже щек, и одновременно с этим синева затуманилась, замерцала – и глаза переменились, оставшись синими, но уже трехцветными, как мои собственные.
По внешнему краю радужки шло широкое кольцо насыщенного синего цвета, как яркий сапфир, затем гораздо более тонкое кольцо расплавленной меди и в центре – почти такое же тонкое кольцо жидкого золота, окружавшее темную точку зрачка. Но что выделяло ее глаза даже среди глаз сидхе – это штрихи меди и золота, рассыпанные по всей радужке, будто цветные прожилки в ляпис-лазури, так что даже безупречно синее внешнее кольцо сияло металлическими отблесками.
Ее глаза походили на грозовое синее небо, прошитое цветными молниями.
За сорок лет ее карьеры кинозвезды ни одна камера не запечатлела этих глаз. Ее настоящих глаз. Уверена, что какой-нибудь агент или продюсер много лет назад убедил ее скрыть наименее человеческие черты. Мне пришлось скрывать свою натуру и свою внешность всего три года, и это что-то убило во мне. Мэви Рид делала это десятилетиями.
Она отворачивалась от Джулиана, словно не хотела, чтобы он увидел ее глаза. Я сняла ее руку с локтя Джулиана. Она попыталась воспротивиться, и я не стала упорствовать. Просто удерживала пальцы на ее запястье, пока она не подняла руку по собственной воле. Тогда я обхватила ее ладонь, нежно сжимая. Я опустилась перед ней на колени и поднесла ее руку к губам. Чуть коснувшись губами золотистой кожи, я сказала:
– Я не видела глаз прекраснее твоих, Мэви Рид.
Она отняла у Джулиана вторую руку и застыла, глядя на меня. Слезы хрустальными капельками катились по ее щекам. Очень медленно она убрала еще остававшийся гламор. Загар бледнел, менялся, пока не стал из медово-коричневого мягко-золотистым. Волосы посветлели до почти белых. Понятия не имею, почему ей захотелось изменить цвет волос на более обычный желтоватый: ее природный цвет тоже соответствовал людским нормам.
Я обеими руками держала ее ладони, пока она освобождалась от столетней лжи, и вот она предстала мне во всем своем сияющем великолепии. Комната вдруг наполнилась красками, ароматами благоуханных цветов, растущих за тысячи миль от этих пустынных мест. Она вцепилась в мои руки, словно я была ее единственным якорем, словно отпусти я ее – и она могла бы раствориться в этом свете и благоухании.
Она запрокинула голову, закрыв глаза, и ее золотое сияние залило комнату, будто взошло маленькое солнышко. Она светилась, и плакала, и сжимала мои руки до боли. В какой-то момент я поняла, что тоже плачу, и ее сияние воззвало к моему, так что моя кожа засияла, словно наполненная лунным светом.
Она упала на колени возле меня, ошарашенно глядя на наши ладони: соприкасающееся сияние... И залилась смехом, чуточку истеричным.
В ее смехе я с трудом различила слова:
– А я-то думала, что... опасными... будут мужчины.
Она внезапно наклонилась ко мне, прижавшись губами к моим губам. Я настолько поразилась этому поцелую, что просто застыла на секунду. Не знаю, что бы я сделала, если бы она дала мне время на размышление, но она отпрянула от меня и выбежала в ту же дверь, из которой появилась.

Глава 11

Джулиан помчался следом за Мэви. Юный Фрэнк остался стоять у выхода с потрясенным видом, и глаза на побледневшем, растерянном лице казались больше, чем нужно. Вряд ли Фрэнку случалось видеть сидхе в полной силе.
Я все еще стояла на коленях, но сияние моей кожи уже начало слабеть, когда Дойл подошел ко мне.
– Не нужна ли принцессе моя помощь?
Я посмотрела на него и поняла, что у меня тоже, должно быть, потрясенный вид. Губы горели там, где коснулись ее губ, – как будто я глотнула весеннего солнца.
– Принцесса?
– Я в порядке, – кивнула я, но голос вышел сдавленным, и мне пришлось прочистить горло, прежде чем сказать: – Я просто никогда... – Облечь это в слова было сложно. – Она на вкус – как солнце. Солнечный свет. До этой минуты я не представляла себе, что солнечный свет может иметь вкус.
Дойл опустился на колени рядом со мной и проговорил сочувственно:
– Всегда нелегко, когда к тебе прикасается тот, кто наделен подобной силой, силой стихий.
Я нахмурилась.
– Она сказала, что считала, будто ей следует опасаться не меня, а мужчин. Что она имела в виду?
– Припомни, как ты себя чувствовала всего после нескольких лет, проведенных здесь в одиночестве... и умножь это на сто человеческих лет.
У меня помимо воли широко раскрылись глаза.
– Ты хочешь сказать, что ее потянуло ко мне... – Я качнула головой и сама возразила прежде, чем он успел ответить: – Нет, ее просто потянуло к первому же сидхе, которого она коснулась за сотню лет.
– Тебе не стоит себя недооценивать, Мередит. Впрочем, я никогда не слышал, чтобы Конхенн считали любительницей женщин, так что – да, она жаждала прикосновения плоти сидхе.
– Я ее понимаю, – вздохнула я. И тут мне в голову пришла другая мысль. – Ты не думаешь, что она позвала нас сюда спросить, не поделюсь ли я с ней одним из вас?
Темные брови Дойла взметнулись выше края его солнечных очков.
– И предположить не мог ничего подобного... – Он за думался, потом ответил: – Наверное, это возможно. – Между темными бровями появилась складка. – Но просить о таком – верх неприличия. Мы не просто твои любовники, любой из нас – потенциальный муж. Это не обычная краткая связь.
– Ты сам сказал, Дойл, она была одна целый век. Сотня лет может истощить чью угодно приверженность приличиям.
За нашими спинами послышался звук шагов; мы повернулись и увидели, что Холод уже стоит лицом ко входу. К нам шел Рис.
– Чем это вы здесь заняты, ребята?
– О чем ты? – спросила я.
Он обвел рукой меня и Дойла, коленопреклоненных на полу. Моя кожа еще сохраняла слабое свечение, как воспоминание о лунном свете.
Я позволила Дойлу помочь мне подняться: почему-то ноги не очень меня держали. Мэви застала меня врасплох, это верно, но я ведь касалась других сидхе далеко не однажды и никогда не испытывала такого потрясения.
– Мэви Рид сбросила гламор, – сообщила я.
Глаза Риса расширились.
– Я почувствовал это на крыльце. И ты говоришь, что она всего лишь сбросила гламор?
Я кивнула.
Он присвистнул:
– Светлая Богиня...
– Вот-вот, – заметил Дойл.
Рис перевел взгляд на него:
– О чем ты?
– Нам всем поклонялись в прошлом, но большинству из нас – в далеком прошлом. А вот для Конхенн промежуток был не так велик, лет триста. Ее еще почитали в Европе, когда нам предложили... переселиться.
– Так ты говоришь, что из-за почитания у нее прибавилось силы? – уточнил Рис.
– Не силы, – задумчиво проговорил Дойл, – но...
– Драйва, – предложила я.
– Мне не знакомо это слово, – сказал он.
– Завода, напора, натиска. – Я развела руками. – Не знаю, как объяснить. Рис поймет, что я имею в виду.
Он сделал пару шагов к гостиной.
– Да, я понимаю. Ее магия получила дополнительный заряд.
Дойл наконец кивнул.
– Соглашусь.
Холод подошел к нам. Дойл посмотрел на него из-под своих черных очков, и Холод замялся, нахмурившись.
– У меня есть небольшое дополнение к сказанному, мой капитан.
Они посмотрели друг на друга оценивающими взглядами, и эти гляделки затянулись. Я вмешалась:
– Что с вами двумя стряслось? Если Холоду есть что добавить, так пусть говорит.
Холод по-прежнему смотрел на Дойла, будто ожидая его реакции. Наконец Дойл коротко кивнул. Холод слегка поклонился.
– Я смотрел у Мередит фильмы по телевизору. И видел, как люди реагируют на кинозвезд. Это обожание актеров – разновидность поклонения.
Мы все уставились на него. Первым прозвучал шепот Риса:
– Богиня и Консорт! Если кто-то докажет, что ей до сих пор поклоняются... – Его голос замер.
Дойл закончил мысль за него:
– То появится предлог изгнать нас всех из этой страны. Единственное, что нам запрещено, – это основывать культы поклонения нам как богам.
Я покачала головой.
– Она не основывала своего культа как божества. Она просто пыталась заработать на жизнь.
Мужчины задумались на пару секунд, затем Дойл кивнул:
– Принцесса права с точки зрения закона.
– Не думаю, что Мэви Рид намеренно пыталась обойти закон, – заметила я.
Дойл качнул головой.
– Я и не утверждал обратного, но какими бы ни были ее намерения, она явно получала дополнительные выгоды от людского обожания в течение последних сорока лет. Звезда-человек не может воспользоваться преимуществами от такого рода обмена энергией, но Мэви – сидхе, и она точно знает, как эту силу использовать.
– А как насчет моделей и актеров, у которых в жилах есть примесь крови сидхе? – спросила я. – Или даже европейских монархических семейств? Сидхе пришлось заключить браки чуть ли не со всеми королевскими домами Европы, чтобы скрепить последний крупный договор. Они что, все получают такую исключительную пользу от своих обожателей?
– Это не та тема, на которую я могу говорить, – сказал Дойл.
– А я позволю себе догадку, – заявил Рис.
Дойл взглянул на него угрюмо, что было заметно даже сквозь темные очки.
– Нам платят не за догадки.
Рис ухмыльнулся под своей фальшивой бородой.
– Считай, что мой наниматель получает это как бонус.
Дойл сдвинул очки достаточно, чтобы Рис увидел его глаза.
– О-о, – оценил Рис. Потом рассмеялся и сказал: – Могу поспорить, что любой, в чьих жилах достаточно крови сидхе, набирает силу от людского поклонения. Носитель крови сидхе может сам об этом не знать, но как еще объяснить, например, успешное царствование королевских семей с наиболее высокой примесью крови сидхе? Все они еще существуют и правят, тогда как дома, которые приняли нас лишь однажды, сочли чем-то вроде болезни и бросили это дело, – выродились и исчезли.
В комнату вернулся Джулиан.
– Миз Рид предлагает продолжить беседу у бассейна, если у вас не возникнет возражений.
– Почему бы и нет – в такой чудесный день, – ответила я.
– Согласен, – поддержал Дойл.
Остальные тоже согласились, все – кроме Китто. Он остался сидеть, скорчившись у дивана. Мне пришлось в конце концов подойти к нему и взять за руку.
– Там слишком открытое место и слишком светло, – прошептал он.
Китто провел века в темных узких туннелях в холмах гоблинов. Меня всегда занимало, почему в старых сказках гоблины непременно дерутся под темным небом, будто они выносят тьму с собой из-под земли. Если они все плохо переносили открытое пространство и свет, как Китто, может, они просто не могли сражаться без любимой ими темноты. А может, это было индивидуальной особенностью Китто. Нельзя делать такие широкие обобщения, основываясь всего на одном примере.
Я потянула его за собой за руку, как ребенка.
– Ты будешь рядом со мной. А если станет невмоготу, Холод отведет тебя обратно в фургончик.
– Какие-то проблемы? – спросил Джулиан.
– У него агорафобия.
– Ох, бедняга!
– Если он хочет остаться в Лос-Анджелесе, ему придется с этим справиться, – сказала я.
Джулиан кивнул головой, почти поклонился.
– Как скажешь. Он твой... сотрудник.
Китто был одним из немногих моих спутников, не работавших на агентство. Он просто не подходил для такой работы. Я не слишком представляла себе, для какой работы он подходил, но точно не для работы телохранителя и не для работы детектива. Но я не стала просвещать Джулиана насчет статуса Китто.
– Так вы уверены? – уточнил Джулиан.
Я сжала руку Китто потверже.
– Уверена.
– Тогда прошу за мной, принцесса, и вы, джентльмены. – Он направился к коридору, по которому убежала Мэви, и мы последовали за ним. Дойл настоял на том, чтобы идти первым, а Холода поставил замыкающим. Я оказалась в середине с Рисом по одну сторону и Китто по другую. Рис взял меня за свободную руку и попытался заставить идти вприпрыжку, пока он мурлыкал себе под нос: " Мы к Волшебнику идем... " ^[8]

Глава 12

Джулиан провел нас чередой шикарно обставленных комнат и вывел к бассейну. Голубая вода мерцала бликами света, как разбитое зеркало. Мэви сидела в тени большого зонтика, плотно завернувшись в белый шелковый халат. Бело-золотой купальный костюм мелькнул под халатом, когда она укуталась в него еще тщательнее, оставив на виду только ступни с идеальным педикюром. Она курила, яростно затягиваясь и бросая сигарету, едва докурив до половины. Джулиану досталась малоприятная задача зажигать для нее сигареты золотой зажигалкой с маленького подноса, на котором помимо зажигалки лежала еще пачка сигарет. Собственно, подносить зажигалку не было неприятной частью работы – сложным было пытаться успокоить Мэви.
Она вновь надела гламор, как хорошо сидящее платье. Она была почти так же красива, но выглядела уже как Мэви Рид – кинозвезда, хотя и очень взвинченная ее версия. Тревога расходилась от нее волнами.
Прочие телохранители, включая юного Фрэнка и Макса, заняли позиции вокруг бассейна и выглядели свирепо. Часть этой свирепости явно была направлена на нас, но мы не приняли это близко к сердцу, по крайней мере я не приняла. Я не была на сто процентов уверена насчет своих парней. Ну, что бы они ни чувствовали, они держали это при себе.
Мэви настояла, чтобы мы все уселись на самых освещенных местах. В общем, я догадывалась почему, хотя ручаться не стала бы. Старый предрассудок гласит, что неблагие не могут противостоять солнечному свету. На самом деле некоторые действительно его не выносят, но ни один из моих спутников таких проблем не имел. Разве что у Китто была некоторая светобоязнь, но черные очки вполне устраняли это неудобство.
Я решила не действовать Мэви на нервы.
Она еще не отошла от потрясения, то и дело проверяла, все ли ее чудесное тело надежно укрыто шелковым халатом, и перешла от курения к алкоголю, пока мы рассаживались по стульям. Ну и ладно. Алкоголь хотя бы не попадает мне в желудок без моего согласия. Так что лично я сочла это удачной переменой. Может, я изменю свое мнение, если Мэви напьется.
Джулиан сидел на низеньком стуле рядом с ее шезлонгом. Она велела ему расположиться так близко, что плечом он касался спинки шезлонга. Остальные телохранители стояли за ее спиной, словно три этакие мускулистые, вооруженные до зубов фрейлины.
Мэви настояла на том, чтобы я заняла второй шезлонг. Для шезлонга я была коротковата, как и моя юбка, но я согласилась без возражений. Мне просто пришлось проследить за тем, чтобы не слишком открывать ноги и не сверкать трусиками. Если бы вокруг были только фейри, я бы вообще не беспокоилась, но среди людей мы старались вести себя как у них принято. Кроме того, я уже давно обнаружила, что, если я позволяю незнакомым мужчинам-людям увидеть мое белье, у них появляются неверные представления... Мужчины-фейри в таких случаях попросту наслаждаются зрелищем и ничего больше.
Дойл и Холод стояли за моей спиной, как и положено хорошим телохранителям. Рис ушел с секретарем, Мари, снимать свою маскировку. Мэви была очарована тем, что он воспользовался для защиты от внимания прессы людской маскировкой вместо гламора.
Либо она владела гламором лучше, чем мы, либо репортеры просто не представляли себе ее иначе, чем Мэви Рид, кинозвезду. Слово " гламурный" пришло именно из представлений о нашем гламоре – так, может, журналисты и не стремились разглядеть правду за глянцевым обликом киноактрисы.
Китто сидел рядом со мной на специально для него поставленном стульчике, но изо всех сил старался хоть одной рукой дотягиваться до моего шезлонга. Джулиан тщательно сохранял дистанцию между собой и Мэви, Китто же приложил все усилия, чтобы постоянно касаться какой-нибудь части моего тела.
Женщина-человек, лет шестидесяти, вышла из домика по соседству с бассейном. На ней была форма горничной, с кокетливым передничком, хотя юбка была длинной, в соответствии ее возрасту, и туфли разумного фасона. Она предложила нам напитки, мы отказались. Только Мэви продолжала пить неразбавленный скотч. Начинала она с виски со льдом, но когда лед растаял, она не попросила его заменить. На наших глазах она расправилась уже с пятой порцией скотча, но на ней это никак не отразилось. Ну, она – фейри, а мы можем выпить довольно много и оставаться трезвыми как стеклышко, но пятый скотч – это пятый скотч... Я понадеялась, что она выпила уже достаточно, чтобы успокоить свои нервы, и на этом остановится. Она не остановилась.
– Я хочу рома с колой. Кто-нибудь присоединится?
– Нет, спасибо, – отказалась я.
– Я понимаю, что мужчины на работе, и твои, и мои, так что пить они не могут. Замедляет реакцию. – В ее голосе появился намек на прежние мурлыкающие интонации Мэви Рид – бледное подобие присущей ее речи двусмысленности. Похоже, я не совсем ее убила. – Но мы с тобой можем это себе позволить.
– Я не хочу, но спасибо за предложение.
Маленькая складочка появилась между ее совершенных бровей.
– Терпеть не могу пить одна.
– Я не особенно люблю ни скотч, ни ром.
– У нас огромный винный погреб. Уверена, там найдется что-нибудь на твой вкус. – Она улыбнулась, не той ослепительной улыбкой, как в начале нашего визита, но все же улыбнулась. Это был обнадеживающий признак, но я отрицательно качнула головой.
– Прости, Мэви, но я действительно не пью так рано.
– Рано... – повторила она, подняв изумительно выщипанные брови. – Лапушка, сейчас вовсе не рано по стандартам Лос-Анджелеса. Если время ленча миновало, для выпивки рано быть не может.
Я улыбнулась, слегка пожав плечами.
– Еще раз спасибо, но мне на самом деле не хочется.
Она нахмурилась, но кивнула горничной – и та направилась в дом. За выпивкой для Мэви, наверное.
– Терпеть не могу пить одна, – снова сказала Мэви.
– Но ведь твой муж должен быть где-то поблизости?
– С Гордоном вы потом познакомитесь, когда закончим с делом. – Теперь она была серьезна, никакого поддразнивания.
– Так что за дело? – спросила я.
– Дело конфиденциальное.
Я покачала головой:
– Мы это уже проходили с твоим гонцом у меня в офисе. Где я, там и мои стражи. – Я взглянула на ее собственную живую стенку. – Уверена, что ты меня в этом понимаешь.
Она нетерпеливо кивнула.
– Да-да, понимаю, но не могут ли они отсесть слегка подальше, чтобы мы могли немножко поболтать... о своем, о девичьем?
Я подняла брови при этих словах, но воздержалась от комментариев. Посмотрела на Дойла и Холода.
– Как полагаете, мальчики?
– Думаю, мы можем посидеть у столика в тени, пока вы с миз Рид будете беседовать... о своем, о девичьем. – Дойлу удалось вложить бездну недоверия в последнее словосочетание.
Я спрятала улыбку, отвернувшись к Китто. Гоблин не собирался покидать меня даже ради тени от зонтика, я и спрашивать не потрудилась.
– Дойл и Холод уйдут к столику, но Китто останется со мной.
– Это неприемлемо, – покачала головой Мэви. Я пожала плечами.
– Это максимум, на что ты можешь рассчитывать, если настаиваешь на пребывании на открытом пространстве.
Она склонила голову набок.
– Это ужасно невежливо для принцессы сидхе. Ты вообще невероятно невежлива, если не сказать груба, для принцессы крови.
Я поборола желание оглянуться на Дойла.
– Я могла бы напомнить, что меня воспитывали люди.
– Могла бы, но я не поверю, будто причина в этом. – Ее голос был очень тихим и почти злым. – Будь ты настолько человеком, Богиня и Консорт не одарили бы тебя своей милостью так сильно, как я почувствовала всего несколько минут назад. – Она вздрогнула и плотнее натянула халат на плечи. Было около 80 градусов^[9] – мягкая теплая погода. Если она и мерзла, то не от того холода, с которым мог справиться халат.
Мой поклон был лучшим из тех, что можно отвесить, сидя в шезлонге.
– Благодарю.
Она тряхнула головой, так что волна длинных золотистых волос скользнула по ее телу.
– Не благодари. Я вовсе не испытываю благодарности за то, что ты сотворила со мной.
Я хотела уже сказать, что это все было неожиданным для меня, но вовремя остановилась. До меня дошло. Мэви использовала магию намеренно – чтобы склонить меня на свою сторону. Это было смертельным оскорблением между благородными сидхе. Мы никогда не пользовались подобными трюками по отношению друг к другу. Ее поведение ясно доказывало, что она считала меня низшей и полагала, будто правила знати сидхе ко мне не относятся.
Она смотрела на меня выжидательно, и я поняла, что молчу слишком долго. Я сумела выдавить улыбку.
– Сидхе столетиями пытались отгадать, почему ты нас покинула.
– Я не покинула двор, Мередит. Меня изгнали.
О, наконец что-то интересное для меня.
– Твое изгнание было страшилкой для всей молодежи Благого Двора. " Не угодишь королю – кончишь, как Конхенн".
– Значит, так они думают? Что меня изгнали за то, что я не угодила королю?
– Если на то пошло, именно так сказал король. Что ты ему не угодила.
Она рассмеялась, и в ее смехе было столько издевки, что он причинял почти физическую боль.
– О, это можно и так описать, но неужели никто не задумался, что ссылка настолько строгая была несколько чрезмерным наказанием за такой проступок?
Я кивнула.
– Мне говорили, что кое-кто задавал такой вопрос. У тебя было немало друзей при дворе.
– Союзников. Настоящими друзьями придворные не бывают.
Я ей поверила на слово.
– Как скажешь. У тебя хватало союзников, и мне говорили, что они спрашивали о твоей судьбе.
– И?.. – В этом коротком слове было чуть многовато нетерпения.
Кажется, ей действительно хотелось это знать. Я подумала, не сказать ли: " Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой", но это было бы грубовато. Нет, здесь стоило действовать потоньше. Тонкость никогда не была присуща моей природе, но я научилась. В конце концов.
– Меня избили за то, что я о тебе спросила, – сообщила я.
Она удивленно моргнула.
– Что?
– Еще ребенком я поинтересовалась, почему тебя изгнали, и король собственноручно избил меня всего лишь за один вопрос.
Она выглядела озадаченной.
– И никто не задавал этот вопрос раньше?
– Задавали, – ответила я.
Выражения ее лица было достаточно, чтобы побудить меня продолжить, но я удержалась – и не закончила мысль. Я боялась дать ей увести разговор в сторону, я хотела знать причину ее изгнания. Она хранила молчание сотню лет, и я не ожидала, что она с легкостью нарушит его теперь.
– Ко времени моего появления при дворе спрашивать уже перестали.
– Что случилось с моими союзниками?
Это был прямой вопрос. Я больше не могла притворяться, что не понимаю.
– Король убил Эмриса. После этого спрашивать о тебе боялись.
Не могла бы сказать наверняка, но кажется, она побледнела под своим золотистым загаром. Мэви быстро отвела взгляд, но я успела заметить, как широко раскрылись у нее глаза. Она поднесла ко рту стакан, но он оказался пуст.
– Нэнси! – крикнула она.
Горничная появилась почти как по волшебству. В руках у нее был поднос с парой солнечных очков в белой оправе и ромом в высоком стакане темного стекла. Через руку были перекинуты три купальных костюма. Очень дорогих, красивых и... крошечных. Едва ли не любой комплект моего белья прикрывал больше, чем эти купальники, а белья у меня было много и разного. Выглядели они вполне обычно, хотя и элегантно, но внешнему виду в таких случаях доверять нельзя. На одежду можно наложить чары, которые подействуют, только когда ее наденут. Среди таких заклинаний есть и весьма неприятные. Я впервые задумалась не о том, хочет ли Мэви быть принятой к нашему двору, а о том, нет ли среди благих таких, кто хочет моей смерти? Может ли моя смерть заслужить ей прошение? Только если моей смерти хочет сам король. Но, насколько я знаю, Таранис меня не любит, но и не боится – так что моя смерть ему безразлична.
Мэви молчала. Ее взгляд был устремлен на бассейн, но не думаю, что она видела хоть что-нибудь. Она молчала так долго, что мне пришлось разбить паузу.
– К чему эти купальники, миз Рид?
– Я просила называть меня Мэви. – Но она так и не повернулась ко мне, и фраза прозвучала механически, будто она говорила не думая. Я улыбнулась.
– Прекрасно. Так зачем нужны купальники, Мэви?
– Это на случай, если тебе захотелось бы устроиться с большим комфортом, только и всего. – Ее голос все еще звучал совершенно невыразительно, как в заранее выученном диалоге, смысл которого уже забылся.
– Спасибо, но мне и так хорошо.
– Думаю, для джентльменов костюмы тоже найдутся. – Она наконец взглянула на меня, но голос был по-прежнему лишен интонаций.
– Спасибо, не нужно. – Я сделала достаточно выразительное ударение на слове " спасибо", так что она должна была уловить намек.
Мэви поставила пустой стакан на поднос, надела очки и только потом взяла принесенный напиток. Она выпила чуть не четверть стакана одним длинным глотком и посмотрела на меня. Большие очки в круглой широкой оправе были ко всему прочему еще и зеркальными, так что я видела лишь собственное искаженное отражение. Ее глаза и немалая часть лица были теперь полностью скрыты. В гламоре она уже не нуждалась, у нее было новое средство защиты.
Она стянула ворот халата поплотнее и отхлебнула рома.
– Даже Таранис не решился бы казнить Эмриса. – Ее голос был тихим, но ясным. Видимо, она старалась не поверить мне. Своей заготовкой с купальниками она выгадала достаточно времени, чтобы подумать над моими словами. Они ей не понравились, так что она пыталась их опровергнуть.
– Он не был казнен, – подтвердила я и снова не стала продолжать, ожидая ее следующего вопроса. Часто чем меньше говоришь, тем больше узнаешь.
Она посмотрела на меня, оторвавшись от своего стакана, стекла очков блеснули на солнце.
– Но ты сказала, что Таранис велел его убить.
– Нет. Я сказала, что он убил Эмриса.
За очками было не понять, но мне показалось, она нахмурилась.
– Ты играешь словами, Мередит. Эмрис был одним из тех немногих при дворе, которых я действительно могла бы назвать друзьями. Если его не казнили, что тогда? Ты намекаешь на преднамеренное убийство?
Я покачала головой.
– Не совсем. Король вызвал его на личный поединок.
Она дернулась, словно я ее ударила, ром выплеснулся на белоснежный халат. Горничная протянула ей льняную салфетку. Мэви отдала ей стакан и принялась вытирать руки, но мысли ее явно были далеко от этого занятия.
– Король никогда не принимает личных вызовов. Он представляет слишком большую ценность для двора, чтобы подвергать его жизнь риску на дуэли.
Я пожала плечами, наблюдая, как мое отражение в ее очках делает то же самое.
– Я только сообщаю факты, а не объясняю их.
Она бросила салфетку на поднос, но не попросила стакан обратно. Потом она наклонилась вперед, все так же комкая халат у горла и на бедрах.
– Поклянись мне, торжественно поклянись, что король сразил Эмриса на дуэли.
– Я клянусь тебе, что это правда.
Она вдруг откинулась назад, будто вся энергия вытекла из нее. Руки еще слабо цеплялись за халат, но казалось, что она на грани обморока.
Горничная спросила:
– Вам нехорошо, миз Рид? Принести вам что-нибудь?
Мэви слабо махнула рукой.
– Нет, ничего. Все нормально.
Она ответила на вопросы в обратном порядке: небольшая увертка, потому как с ней, очевидно, не все было нормально.
– Значит, я была права, – проговорила она очень тихо.
– Права в чем? – спросила я так же тихо, подвинувшись поближе – чтобы она точно меня услышала. Она улыбнулась, но слабо и совсем нерадостно.
– Нет, мой секрет так легко тебе не достанется.
Я нахмурилась, и вполне искренне:
– Не понимаю, о чем ты.
Она заговорила более уверенно и твердо:
– Почему ты приехала сюда, Мередит?
Я слегка подвинулась назад.
– Потому что ты просила об этом.
Она испустила громкий и долгий вздох, на этот раз не для показухи, но думаю, просто потому, что ей это было нужно.
– Ты рискнула вызвать гнев Тараниса только ради визита к другой сидхе? Вряд ли.
– Я наследница Неблагого трона. Ты действительно думаешь, что Таранис осмелится поднять на меня руку?
– Он вызвал Эмриса на дуэль всего лишь за вопрос о причине моего изгнания. Тебя саму в детстве избили за интерес к моей судьбе. И все же ты сидишь здесь и разговариваешь со мной. Он никогда не поверит, что я не сказала тебе, почему он меня изгнал.
– Но ты не сказала, – ответила я, пытаясь не выдать своего нетерпения в языке тела, но безуспешно, по-видимому.
Она еще раз чуть улыбнулась.
– Он никогда не поверит, что я не поделилась с тобой своим секретом.
– Пусть думает, что ему угодно. Поднять на меня руку – означает войну между дворами. Не думаю, что твой секрет, каким бы он ни был, того стоит.
Она снова издевательски расхохоталась.
– О, полагаю, король за него рискнет войной между дворами.
– Ну, возможно, и рискнет – если сам сможет спокойно сидеть далеко от линии фронта, – но королева Андаис имеет право вызвать его на единоборство. Я не поверю, что Таранис отважится на такое.
– Ты – наследница темного трона, Мередит. Ты не представляешь, какая сила заключена в свете.
– Я бывала при Благом Дворе, Мэви, и понимаю, что если однажды свет поверг тебя наземь, ты станешь его бояться, но все боятся тьмы, Мэви, все абсолютно.
– Не хочешь ли ты сказать, что верховный король Благого Двора боится неблагих? – В ее голосе звучало гневное недоверие.
– Я знаю, что все благие боятся Воинства.
Мэви откинулась на спинку шезлонга.
– Их боятся все, Мередит, при обоих дворах.
Она была права. Если Неблагой Двор сам по себе был тьмой и страхом, то слуа были еще хуже. Им привычно было такое, чего даже неблагие страшились. Слуа были воплощением таких кошмаров, что даже вообразить невозможно.
– А кто управляет Воинством? – спросила я.
Она смешалась, но сказала все же:
– Королева.
– Она может послать Воинство для наказания преступника без суда или предупреждения – за определенные преступления. Одним из таких преступлений является убийство ее кровного родственника.
– Такое делают не часто.
– Но разве она не припомнит этот маленький параграф закона, если Таранис убьет ее наследницу?
– Даже Андаис не осмелится наслать слуа на короля.
– Повторюсь – даже король не осмелится убить наследницу Андаис.
– Думаю, ты ошибаешься, Мередит. За эту тайну он может решиться.
– Как и Андаис решится натравить на него слуа за это преступление. Даже Король Света и Иллюзий не найдет иного выхода, как бежать от них.
Она взяла стакан с подноса, который горничная все еще держала наготове, и сделала большой глоток, прежде чем сказать:
– Боюсь, что король не осознает этого так ясно. Я... Я не хотела бы стать причиной войны между дворами. – Она еще раз отпила из бокала. – Я всей душой желаю, чтобы Таранис годами терпел наказание за свое высокомерие, но не от Воинства. Такого я не пожелаю никому, даже Таранису.
Меня однажды преследовали слуа, так что я могла согласиться, что они ужасны. Но не настолько все же. По крайней мере они убивают быстро – ну, могут, конечно, съесть заживо, но это все равно не так уж долго. Они не пытают. Не растягивают смерть. Бывает смерть и похуже, чем попасться Воинству.
И еще я знала то, чего Мэви знать не могла. Царь слуа Шолто, Властелин Всего, Что Проходит Между, которого именовали Отродьем Тени, но никогда – в лицо, не был слишком предан Андаис – да и вообще никому другому, кстати. Он выполнял свои обязательства, но политика Андаис скатывалась в последние годы все ниже и ниже, и сейчас королева зависела, слишком сильно зависела от слуа в качестве средства устрашения. А они должны были быть действительно последней угрозой. В беседах с Дойлом и Холодом я выяснила, что Воинство стали использовать слишком часто. Они для этого не предназначались, и такое частое обращение к их помощи демонстрировало слабость позиции Андаис.
Но Мэви этого не знала. Никто при Благом Дворе этого не знал, разве что у них были хорошие шпионы... а шпионы должны были быть, если подумать. Но Мэви не знала точно.
– Ты считаешь, что королю станет известно о нашем разговоре? – спросила я.
– Не уверена, но он – бог или был им раньше. Я боюсь, что он нас обнаружит.
– Что ж, я хочу знать причину твоего изгнания – но и ты хочешь чего-то от меня. Хочешь так сильно, что рискнула ради этого своей жизнью. Так что это, Мэви? Что может быть настолько важным для тебя?
Она наклонилась вперед, все так же запахивая халат. Наклонилась так, что меня обдало ароматом масла какао от ее кожи и резким запахом рома изо рта. И она прошептала прямо мне в ухо:
– Я хочу ребенка.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒