Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Патриция Маккиллип 14 страница



– Здесь ступеньки, – сказал он. – Они ведут к руднику. Хочешь отдохнуть?

– Нет, пойдем дальше.

Ступеньки были крутыми и такими же бесконечными, как до того тропа. Моргон, дрожа от холода и усталости, плелся за своим проводником. Наконец, еле переводя дыхание, Бере произнес:

– Мы наверху. Считай, пришли.

Мальчик остановился так неожиданно, что Моргон налетел на него, едва не сбив с ног.

– Вон там свет, в руднике. Это, наверное, Данан! Идем...

Моргон открыл глаза. Впереди он увидел сводчатый коридор, чьи стены неожиданно запестрели от колеблющегося где‑ то за поворотом огня. Бере сделал несколько шагов и тихонько позвал:

– Данан! – и тотчас же отпрянул назад, наткнулся на Моргона, а серо‑ зеленый клинок, словно молния, ударил его по голове. Мальчик упал, и меч зазвенел о камни рядом с ним.

Моргон взглянул на обмягшее, неподвижное тело – оно выглядело до странности маленьким. Неукротимая ярость сотрясала тело Моргона. Он увернулся от меча, кинувшегося на него, словно серебряная змея, сорвал с плеча ремень арфы и, отшвырнув ее в сторону, схватил меч, который лежал рядом с телом Бере.

Он нырнул в сводчатый проход, пройдя всего на волосок от двух клинков, которые просвистели в воздухе позади него, поймал третий на его пути вниз, отбросил его от себя и ударил своим мечом, не глядя. Брызнула кровь, заливая чье‑ то лицо цвета морской раковины. Вспышка огня привлекла внимание Моргона, и, резко обернувшись, он увидел, как к нему тянется еще одно лезвие, и мгновенным, сильнейшим ударом отбил его. Затем он начал крутить мечом, выписывая восьмерки, и Меняющий Обличья, скорчившись и кашляя, появился над струей крови, вытекавшей из его плеча и бедра. И все же еще один клинок ранил Моргона, опустившись на него серебряной нитью. Тут и настал бы последний час князя Хеда, если бы он не успел отпрянуть в сторону. Ответным ударом, не обращая внимания на боль в руке, он опустил меч, как топор на полено, и Меняющий Обличья, падая, вырвал его из рук Моргона.

Тяжелая тишина снова обрушилась на него. Он воззрился на звезды на рукоятке, последний вздох Меняющего Обличья заставил его вздрогнуть. Один из странных огоньков, что светили по стенам и потолку, упал и, не переставая гореть, лег как раз рядом с вытянутой неподвижной рукой Меняющего Обличья. Моргон, глядя на него, почувствовал, что начинает дрожать. Он быстро шагнул вперед, затоптал огонек и побрел по коридору – шел он до тех пор, пока у него хватало сил двигаться, а когда они иссякли, прижался лицом к твердой черной каменной стене и замер.

 

 

Рана на его руке заживала две недели. Когда рудокопы Данана, осветив пещеру факелами, нашли его, мертвого Меняющего Обличья и большой меч с тремя звездами, которые мерцали, точно кроваво‑ красные глаза, он ничего не сказал, хотя что‑ то шевельнулось в нем, когда Бере, ухватившись одной рукой за голову, по которой струилась кровь, спотыкаясь и моргая, вступил в круг света. Появился Данан, Моргон слышал его вопросы, но не отвечал на них.

Он нарушил молчание спустя несколько дней, когда лежал в своей комнате, стараясь не шевелить рукой, перевязанной от плеча до запястья, и наблюдал за Бере. Мальчик сидел, срисовывая гравировку с меча, и его лицо лучилось довольством. В ответ на просьбу Моргона Бере привел Дета и Данана. Моргон невыразительно, но точно рассказал им то, что они хотели знать о происшедшем в подземелье.

– Дети... – прошептал Данан. – Когда Ирт водил меня туда, я видел только камни. Откуда он узнал, что они там были?

– Я спрошу у него, – ответил Моргон.

– Неужели ты думаешь, он еще жив?

– Если он жив, я найду его. – Он сделал короткую паузу, взор его устремился куда‑ то в неведомое и недоступное. – Кто‑ то еще входит в игру кроме Основателя, кроме Меняющих Обличья – неизвестные имена, которые называли мне дети: Эдолен, Сек; еще кто‑ то, кого они называли Властелином Ветров. Возможно, они имели в виду Высшего. – Моргон взглянул на Дета: – Высший еще и Властелин Ветров?

– Да.

– И есть еще Властелин Тьмы, который, без сомнения, появится, когда будет готов. Эпоха Высшего подходит к концу...

– Но как это может быть? – возразил Данан. – Ведь наши земли погибнут без Высшего.

– Не знаю, как это может быть. Но я дотрагивался до лица сына Властелина Ветров, когда мы разговаривали с ним, и лицо это было из камня. Я думаю, если такое возможно, значит, возможно все, в том числе и гибель этого мира. Это не наша война – не мы начинали ее, и поэтому не в нашей власти ее закончить, не в нашей власти ее избежать. Выбора нет.

Данан хотел заговорить, но так и не произнес ни единого слова. Перо Бере остановилось, лицо мальчика повернулось к ним. После продолжительного молчания Данан медленно произнес:

– Конец эпохи... Как может кто‑ то положить конец эпохе, горе? Моргон, ты, наверное, не прав. Те, кто начал эту войну тысячи лет назад, не знали, что им придется считаться с людьми, которые будут сражаться за то, что они любят. Этих Меняющих Обличья можно уничтожить, и ты это доказал.

– Да. Доказал. Но зачем им драться с нами? Если они уничтожат Высшего, нам так и так конец.

– Тогда почему они пытаются убить тебя? Почему они все время нападали на тебя, а не на Высшего? Это же бессмысленно.

– Нет. Каждая загадка имеет ответ. Когда я начну складывать вместе все ответы на вопросы, которые должен задать, тогда я получу ответ и на твой вопрос.

Данан покачал головой:

– Как ты можешь это сделать, если даже чародеи не смогли?

– Я это сделаю. У меня нет выбора.

Дет говорил мало; когда они ушли и увели Бере, Моргон, преодолевая боль, встал и подошел к окну. Наступили сумерки; склоны горы, еще более недвижимые с приходом ночи, окрасились голубовато‑ белым цветом. Моргон стоял и смотрел на деревья, погружавшиеся в тень. Ничто не двигалось, лишь белая голова Исига медленно растворялась в черном, беззвездном небе.

Моргон услышал шаги на лестнице; полог из толстых шкур, занавешивающий дверь, раздвинулся. Он спросил, не оборачиваясь:

– Когда же мы пойдем к горе Эрленстар?

– Моргон...

Тут он повернулся:

– Вот что я редко слышу в твоем голосе – протест. Мы совсем рядом от горы Эрленстар, а я хочу задать тысячу вопросов...

– Эрленстар есть Эрленстар, – сдержанно ответил Дет, – это место, где ты либо найдешь, либо не найдешь нужные тебе ответы. Будь же терпелив. Ветра, дующие из северных пустынь через Исигский перевал, в разгар зимы могут быть безжалостны.

– Стоял я на этих ветрах и раньше – и даже их не почувствовал.

– Знаю. Но если ты отправишься в путь до того, как станешь достаточно сильным, чтобы перенести эту зиму, ты и двух дней не проживешь за Киртом.

– Я выживу, – свирепо рявкнул Моргон. – Вот в чем я лучше всего преуспел – в выживании, любыми средствами, любыми способами. У меня превеликие способности, необычные для князя Хеда. Видел ты лица этих рудокопов, когда они вошли в пещеру? При том что в этом доме бывает так много торговцев, как ты думаешь, сколько понадобится времени, пока эта история дойдет до Хеда? Я не только научился убивать, у меня еще есть для этого специальный меч с моим именем, меч, данный мне ребенком с каменным лицом. Меч этот отдал ему волшебник, выковавший его, который рассчитывал, что тот, чье имя он выгравировал, примет свое предназначение. Если уж я ничего не могу сделать, кроме того, для чего меня предназначили, так уж я сделаю это теперь же, как можно быстрее. Пока что нет и намека на ветер. Если я выйду сегодня ночью, то смогу дойти до горы Эрленстар за три дня.

– За пять, – поправил Дет. – Даже туру необходимо спать.

Дет подвинулся к огню, потянулся за дровами. На его лице, освещенном трепещущими языками пламени, появились тонкие морщинки, которых не было прежде.

– Далеко ли ты сможешь убежать с раненой ногой?

– Ты считаешь, что мне лучше здесь ждать смерти? Ведь они могут прийти и сюда...

– Меняющие Обличья напали здесь на тебя и проиграли. Дворец Данана охраняется. Меч с тобой, ответы, которые дали тебе дети с лицами из камня, маловразумительны – так что они, возможно, предпочтут подождать того часа, когда ты двинешься в путь.

– А если не двинусь?

– Двинешься. И ты это знаешь.

– Знаю, – прошептал Морген. Он отвернулся от окна. – Как ты можешь сохранять такое спокойствие? Ты никогда ничего не боишься, ничему не удивляешься. Ты прожил тысячу лет, и ты получил Черную Степень, – сколько всего этого ты мог ожидать? Ты был тем, кто дал мне имя в Херуне...

Моргон заметил почти непостижимое утомление в глазах арфиста, он почувствовал, что Дет не хочет отвечать на его вопрос.

– Чего ты ожидал от меня? – продолжил Моргон. – Что, начав участвовать в этой игре, я оставлю что‑ то или кого‑ то без ответа? Ты знал Сута – не он ли дал тебе загадки об этих звездах? Ты знал Ирта, ты говорил, что был в Исиге, когда он делал мою арфу. Сказал ли он тебе, что видел в пещере Потерянных? Ты родился в Лунголде – не был ли ты там, когда школа волшебников прекратила свое существование? Не занимался ли ты сам в этой школе?

Дет выпрямился и встретил взгляд Моргона.

– Я не лунголдский чародей. Никогда я не служил ни одному человеку, кроме Высшего. Я занимался какое‑ то время в школе волшебников, потому что понял, что становлюсь старше, но без возраста, и я подумал, что, возможно, мой отец был волшебником. У меня не оказалось большого таланта к волшебству, и я бросил школу – вот и все мое знакомство с лунголдскими чародеями. Я пять недель искал тебя в Имрисе; я два месяца ждал тебя в Кирте, не притрагиваясь к арфе, чтобы никто не догадался, кто я такой и кого жду; я обыскал ради тебя всю гору Исиг вместе с рудокопами Данана; я видел твое лицо, когда тебя нашли. Неужто ты думаешь, что если я могу для тебя что‑ то сделать, я этого не сделаю?

– Да.

Между ними установилось напряженное молчание. Внезапно Моргон ухватил меч, с которого Бере срисовывал узоры, взмахнул им, описав светящийся полукруг, ударил, вызвав сноп голубых искр, о каменную стену. Меч издал глубокий протестующий звук, словно колокол, и Моргон бросил его, тут же прижав к груди ноющую от боли руку:

– Ты мог бы ответить на мои вопросы.

Только спустя несколько дней он вышел во двор, к мастерским. Рука его почти зажила, сила, от которой он успел отвыкнуть, возвращалась к нему. Моргон стоял на вытоптанном снегу, принюхиваясь к запахам, текущим из ближайшей кузницы. Мир казался успокоившимся под тихим серо‑ белым небосводом. Данан окликнул Моргона, тот обернулся. Король горы, закутанный в меха, положил руку на его плечо:

– Я рад видеть, что тебе лучше.

Моргон кивнул:

– Приятно выйти на воздух. Где Дет?

– Сегодня утром он вместе с Эшем поехал в Кирт. Они вернутся на закате. Моргон, я тут думал... Я хотел тебе дать что‑ нибудь, что бы помогло тебе... Я все раскидывал мозгами, пытаясь придумать, что именно. И вот мне пришло в голову, что бывают моменты в твоих странствиях, когда ты мог бы просто захотеть исчезнуть с глаз твоих врагов, от друзей, от мира, отдохнуть немного, подумать... В общем, спрятаться так, как дерево в лесу...

– Правильно, дерева Данан, ты можешь меня этому научить?

– У тебя есть дар менять облик. Принимать облик дерева куда легче, чем облик тура. Ты только должен научиться быть неподвижным. Ты же знаешь, какой неподвижностью обладает камень или горсть земли.

– Когда‑ то знал.

– Ты знаешь – в глубине своей души. – Данан посмотрел на небо, потом на суетящихся, занятых своими делами работников, что сновали вокруг. – В такой денек, как сегодня, нетрудно стоять неподвижно. Пойдем. Еще некоторое время никто нас не хватится.

Вслед за Дананом Моргон вышел из Харте и спустился по извилистой тихой дорожке, и, пройдя еще немного, они оказались в лесах над Киртом. Их шаги глубоко отпечатывались на мягком снегу; вокруг высились сосны и ели, их ветви сгибались под тяжестью снега. Моргон и Данан шли молча. Вскоре они уже не могли видеть ни дороги, ни Кирта, расположившегося внизу, ни Харте, только темные неподвижные деревья окружали их. Тогда они остановились, прислушиваясь. Облака отдыхали в тишине, с которой составляли одно целое и неподвижные деревья, – тишина отпечаталась в каждой завитушке их коры, в каждом изгибе ветки, в тяжелых мантиях их иголок и заостренных верхушек. Кажется, опираясь крыльями на эту тишину, в небе парил ястреб и, чтобы не нарушать ее, нырнул вниз и исчез из виду. Через некоторое время Моргон повернулся к Данану, внезапно ощутив свое одиночество, но вместо короля увидел рядом с собой громадную сосну, молчаливо грезящую об Исиге.

Моргон не двигался. Пока он стоял неподвижно, холод пробирал его до костей, но, по мере того как молчание становилось его частью, изменяя его дыхание и сердцебиение, холод исчез, и Моргон почувствовал себя опустошенным, он стал лишь оболочкой зимней тишины. Окружавшие его деревья, казалось, испускают тепло, точно дома в Кирте, – тепло, которое защищает от зимы. Прислушиваясь, он неожиданно услышал шум в их жилах, несущих жизнь из глубин земли под снегом, под твердой, замерзшей почвой. Моргон чувствовал, что он сам укоренился здесь, включенный в ритм гор; его собственные ритмы отступили, потерянные за пределами памяти в окутывающей его тишине. Сквозь него проходило не выраженное словами знание о неспешно протекающих веках, о пронзительных ветрах, рожденных далеко за пределами этой земли, о том, как начинаются и кончаются времена года, о терпеливом, неспешном ожидании чего‑ то, что лежит глубже корней, что спит в земле еще глубже, чем основание Исига, что‑ то находящееся на границе бодрствования и сна...

Тишина отступила. Моргон пошевелился и ощутил странную скованность, словно лицо его превратилось в пласт древесной коры, а вместо пальцев выросли ветки. Дыхание, которого он сначала не замечал, вырывалось изо рта быстрыми белыми облачками.

Данан обратился к нему, и голос его прозвучал в такт неторопливому ритму тишины:

– Когда у тебя найдется минутка, попрактикуйся, чтобы ты мог при одной только мысли об этом перейти из состояния человека в состояние дерева. Но будь осторожен. Иной раз я забываю превратиться в человека. Я забываюсь, наблюдая, как горы тают в сумерках, как звезды расталкивают своим мерцанием темноту, словно самоцветы, вделанные в камень, пока Бере не приходит меня звать или пока я не услышу движения Исига подо мной и вспомню, кто я такой. Это очень успокаивает и дает отдых. Когда я слишком устану, чтобы жить дальше, я пройду так высоко вверх по Исигу, как мне только хватит сил, а потом остановлюсь и стану деревом. Если путь, избранный тобой, кажется невыносимым, ты всегда можешь ненадолго исчезнуть, и ни один волшебник или Меняющий Обличья на всей земле не найдет тебя, пока ты не будешь к этому готов.

– Благодарю тебя. – Звук собственного голоса удивил Моргона, заставив вздрогнуть, как будто он совсем забыл, что может говорить.

– У тебя – великая мощь. Ты воспринимаешь это так же легко, как кое‑ кто из моих детей.

– Это было просто. Так просто, что даже кажется странным: почему я никогда не пытался сделать этого раньше.

Моргон шел рядом с Дананом, пробираясь по протоптанной ими тропинке к большой дороге, все еще ощущая мирную зимнюю тишину. Голос Данана, в котором звучал его собственный внутренний покой, не нарушал этого ощущения.

– Помню, однажды, когда я был молодым, я целую зиму провел в облике дерева, чтобы понять, каково это. Я почти не ощущал течения времени. Грания послала рудокопов искать меня; она и сама ходила, но я ее даже не заметил, так же как и она не замечала меня. В этом облике ты можешь переживать жуткие бури, если это тебе понадобится по дороге к горе Эрленстар, – даже тур устает через какое‑ то время, когда бежит против ветра.

– Я‑ то выживу. А Дет? Он может менять облик?

– Не знаю. Никогда его не спрашивал. – Данан задумался. – Я всегда подозревал, что у него больше талантов, чем одна только игра на арфе, и все‑ таки не могу себе представить, чтобы он превратился в дерево. Непохоже, чтобы он когда‑ нибудь мог совершить подобное.

Моргон спросил:

– А какие таланты ты у него подозреваешь?

– Да в общем, ничего такого; просто я бы не очень удивился, если бы он смог сделать что‑ нибудь необычное. Он ведь большей частью молчалив и никогда не выходит из себя... Вернее, он всегда весь в себе. Ты, вероятно, знаешь его лучше, чем кто‑ нибудь другой.

– Нет. Молчание – это я знаю... Иногда мне кажется, что это просто молчание, к которому привел его жизненный опыт, а иной раз – что оно становится молчанием ожидания чего‑ то.

Данан кивнул:

– Да. Но ожидания чего?

– Не знаю, – тихо ответил Моргон. – Но очень хотел бы знать.

Они вышли на дорогу. По ней грохотала телега, везущая выделанные шкуры убитых в окрестностях Кирта зверей. Кучер, заметив их, замедлил бег лошадей и остановил телегу. Они уселись в нее, и Данан, откинувшись на шкуры, сказал:

– Я интересуюсь Детом с того дня, как он однажды зимой, семьсот лет назад, пришел к моему двору и попросил, чтобы его научили старинным исигским песням в обмен на его музыку. Выглядел он точно так же, как теперь, а его игра на арфе... Даже тогда она казалась неземной.

Моргон медленно повернул к нему голову:

– Семьсот лет назад?

– Да. Я помню, что это случилось всего через несколько лет после того, как я услышал об исчезновении волшебников.

– А я думал... – Моргон осекся на полуслове. Колесо телеги подскочило на камне, скрытом в выбоине под снегом. – Так, значит, он не был в Исиге, когда Ирт делал для меня арфу?

– Нет, – удивленно ответил Данан. – Как он мог быть здесь? Ирт сделал эту арфу примерно лет за сто до основания Лунголда, а Лунголд – это место, где родился Дет.

Снова пошел снег, падая легко и бесцельно; Моргон посмотрел на черное небо с внезапным отчаянным нетерпением:

– Все опять начинается сначала!

– Нет. Неужели ты не чувствуешь там, в глубине земли? Конец...

В этот вечер Моргон сидел один в своей комнате, не двигаясь, устремив взгляд на огонь. Круг камней и кольцо ночи окутывали его знакомым покойным молчанием. Он взял в руки арфу, но играть не стал; пальцы его не спеша ощупывали края звезд. Наконец он услышал шаги Дета, и шкуры, закрывающие дверь в комнату, отодвинулись. Он поднял голову, встретил взгляд арфиста, когда тот входил, и послал в бездонные вопрошающие глаза осторожную мысль.

Он почувствовал невероятное изумление, словно, открыв дверь какой‑ нибудь незнакомой укрепленной башни, он вдруг попал в собственный дом. Потом в его сознании нечто произошло – он ощутил что‑ то похожее на вспышку белого огня. Потрясенный и ослепленный, он неуклюже вскочил, арфа, звеня, упала на пол. Примерно секунду он ничего не видел и не слышал, затем, когда яркий, сияющий перед его глазами туман начал рассеиваться, он узнал голос Дета:

– Моргон, извини. Садись.

Наконец Моргон обрел зрение, замигал – ему казалось, будто по комнате плавали разноцветные пятна. Он сделал шаг, споткнувшись о столик. Дет взял его за руки и усадил на стул.

Моргон шепнул:

– Что это было?

– Разновидность Великого Крика. Моргон, я забыл, что ты учился у Хара проникать в чужое сознание, – ты напугал меня.

Он налил вина. Моргон сидел крепко сжав руки, вибрация крика до сих пор звучала у него в ушах. Потом он протянул руку, почти не слушавшуюся его, чтобы принять чашу. Поднявшись на ноги, он швырнул ее через всю комнату, расплескав вино по стенам.

– Почему ты лгал мне, будто был в Исиге, когда Ирт делал эту арфу? – спросил он, внимательно изучая лицо Дета. – Данан сказал, что это было еще до твоего рождения.

В глазах арфиста он не увидел удивления – только понимание. Дет не спеша налил себе еще вина и отхлебнул из чаши. Потом сел, покачивая ее в руках.

– Ты что же думаешь – я тебе лгу? Моргон продолжал молча ждать ответа на свой вопрос, однако, не выдержав ожидания, задал следующий:

– Нет... ты что – волшебник?

– Я – арфист Высшего, – ответил Дет.

– Тогда не объяснишь ли, почему ты сказал, будто был в Исиге за сто лет до того, как родился?

– Тебе нужна полуправда или правда?

– Правда.

– Тогда тебе придется просто верить мне. – Голос арфиста внезапно сделался тише, чем бормотание огня, он таял в молчании камней. – За пределами логики, за пределами разума, за пределами надежды. Верь мне.

Моргон закрыл глаза. Он сел, голова его болела, он откинул ее на спинку кресла.

– Ты научился этому в Лунголде?

– Это была одна из немногих вещей, которым я смог научиться. Однажды волшебник Талиес ужасно рассердился и издал этот безмолвный крик. Я случайно оказался им застигнут. Тогда Талиес научил меня ему – в качестве извинения.

– Научишь меня?

– Прямо сейчас?

– Нет. Сейчас я едва способен думать, ну его, этот крик. Ты часто им пользуешься?

– Нет. Это, возможно, опасно. Я просто почувствовал, как чье‑ то чужое сознание вошло в мое, и отреагировал. Есть ведь и более простые способы; знал бы я, что это ты, ни за что не нанес бы тебе такого удара. – Дет сделал паузу. – Я пришел, чтобы сообщить тебе, что Высший заклял своим именем каждый камень и каждое дерево на Исигском перевале; земли, лежащие за Исигом, принадлежат ему, и каждый сделанный по ним шаг он может чувствовать как собственное сердцебиение. Он не пропустит никого, кроме нас. Данан предлагает, чтобы мы вышли в путь, когда лед на Осе начнет ломаться. Это будет совсем скоро: погода меняется.

– Знаю, я почувствовал. Сегодня Данан научил меня превращаться в дерево. – Моргон встал, чтобы поднять чашу, которую он швырнул в другой конец комнаты, и добавил, наливая в нее вино: – Я верю тебе, доверяю мое имя и мою жизнь. Но моя жизнь уже не принадлежит мне, она подчинена разгадыванию загадок. Сегодня вечером ты загадал мне одну – я отвечу на нее.

– Так потому я ее и загадал, – просто ответил арфист.

Через несколько дней, отправившись один вверх на Исиг, чтобы попрактиковаться в превращениях, Моргон снова уловил, как протекает через все окружающее тишина; он нашел в ней неожиданное прикосновение тепла, поднимающегося из подземной глубины и распространяющегося по корням, стволам и веткам деревьев, а потом, неожиданно для себя, ощутил это тепло на кончиках своих пальцев, в своих волосах. Подул ветер; Моргон принюхивался к нему и чувствовал запах хедской земли.

Когда он спустился вниз, Дет с Дананом беседовали с одним из ремесленников во дворе. Данан, увидев, что Моргон подходит к ним, улыбнулся и засунул руку во внутренний карман своего плаща.

– Моргон, сегодня прибыл купец из Краала – все они начинают появляться здесь с началом весны, точно птички. Он привез тебе письмо.

– С Хеда?

– Нет. Он сказал, что четыре месяца носит его с собой – оно из Ануйна.

– Из Ануйна, – прошептал Моргон.

Он быстро стащил перчатки, сломал печать на письме, молча прочел про себя. Мягкий южный ветерок шелестел письмом в руках Моргона. Когда он Закончил чтение, то не сразу поднял голову; он пытался припомнить лицо, которое время и расстояние превратили в расплывчатое, хоть и приятное воспоминание. Наконец он поднял голову:

– Она хочет меня видеть. – (Лица Данана и Дета на минуту сделались неразличимыми. ) – Она велела мне ждать кораблей.

Моргон слышал грохот и треск ломающегося льда на Осе во сне всю следующую ночь, от этих звуков он и проснулся. К утру на сломанном льду образовались филигранные узоры, напоминающие паутину; через два дня река, потемневшая и раздувшаяся от тающих снегов, понесла громадные льдины, точно тяжелогруженые телеги, мимо Кирта, направляя их к востоку, к морю. Торговцы начали собирать в Харте свои товары, чтобы отвезти их в Краал. Данан подарил Моргону вьючную лошадь и покладистую верховую кобылку с обросшими шерстью ногами, взращенную в Херуне. Дету он подарил золотую цепь с изумрудом за его музыку, которой Дет радовал их долгими спокойными зимними вечерами. Однажды на рассвете король горы, двое его детей и Бере вышли, чтобы попрощаться с Моргоном и Детом. Когда солнце поднялось над Исигом в сияющем голубом безоблачном небе, они проскакали через Кирт вниз по мало изъезженной дороге, которая вела через Исигский перевал к горе Эрленстар.

Вокруг них сверкали голые гранитные пики, а солнце посылало лучик за лучиком вниз по склонам гор. Дорога, которую три времени года содержали в порядке люди, работавшие на Высшего, сейчас была труднопроходимой из‑ за обрушившихся на нее камней, деревьев, поваленных ветром и снегом. Дорога вилась вдоль реки. Большие водопады, разбуженные легким, но постоянным южным ветром, еще не ревели, но уже бормотали что‑ то, просыпаясь после зимней спячки среди деревьев, или сверкали чистейшим серебром высоко между горными вершинами. В полной тишине копыта лошадей стучали по голым камням, словно удары молота по наковальне.

В первую ночь они расположились на берегу реки. Костер Моргона и Дета словно отражался в ночном небе мириадами мерцающих звезд, река, глубокая и неспешная, несла свои воды совсем рядом. Арфист и князь Хеда молчали, Моргон отправился к воде помыть горшок и чашки и вдруг услышал донесшуюся до него из непроглядной тьмы песню под аккомпанемент арфы, которая, разрывая ночь, бежала быстро и задорно, словно водопад под яркими солнечными лучами.

Завороженный мелодией, Моргон застыл и очнулся только тогда, когда руки его онемели от ледяной воды. Он вернулся к костру. Дет заиграл новую песню – потише, согласовывая ее с журчанием реки, и Моргону показалось, что лицо музыканта и изящный силуэт арфы на фоне костра были продолжением чудесной музыки. Моргон подкинул хворосту в костер, и в этот момент арфа смолкла.

– У меня руки замерзли, – пояснил Дет вопросительно посмотревшему на него Моргону. – Извини.

Он достал чехол, а Моргон, облокотившись на упавшее дерево, снова посмотрел на холодные, отчужденно мерцающие точки звезд.

– Как долго нам еще добираться?

– Чтобы попасть отсюда на Эрленстар, в хорошую погоду нужно десять дней. Если такая погода продержится, примерно за столько и доберемся.

– Отлично. Горы здесь прекраснее всех, какие я только видел на своем веку.

Моргон посмотрел на арфиста. Его тихая тайна снова начала волновать князя Хеда, и он с усилием отогнал от себя крутящиеся на языке вопросы, а вместо этого напомнил:

– Ты хотел поучить меня безмолвному крику. Не можешь ли ты научить меня и Великому Крику? Дет закинул руки за голову.

– Великий Крик Тела – это то, чему научить невозможно, для этого нужно просто вдохновение. – Дет помолчал, потом задумчиво продолжил: – Последний раз я слышал его на свадьбе Мэтома Анского и Кионе, матери Рэдерле. Кионе кричала так, что от ее крика поспел весь урожай полуспелых орехов в округе и лопнули струны на всех арфах. К счастью, я услыхал его с очень большого расстояния; и я был единственным арфистом, который в тот день смог играть свои песни.

– О чем же она кричала? – Моргон рассмеялся.

– Мэтом никому об этом не сказал.

– Интересно, может ли сделать что‑ то подобное Рэдерле?

– Вероятно, может. Это был жуткий крик. Крик тела непроизволен, он всегда очень личный, тебе будет более полезен безмолвный крик, его еще порой называют криком души. Сущность его в том, чтобы собрать воедино всю свою энергию и выплеснуть ее в едином звуке. Волшебники использовали его, чтобы звать друг друга из разных королевств, когда случалась такая необходимость. И тот и другой крики могут быть использованы для защиты, хотя телесный крик и в этом случае слишком груб. Впрочем, иногда он очень эффективен. Безмолвный крик обычно опаснее: если он с полной силой проникает в мозг человека, сидящего рядом с тобой, тот может потерять сознание. Так что будь осторожен. Попробуй. Позови меня по имени.

– Я боюсь.

– Если получится слишком сильно, я остановлю тебя. Для того чтобы научиться собирать силы, требуется время. Сосредоточься.

Моргон постарался внутренне успокоиться. Огонь горел перед его глазами, дым уходил в темноту тонкими струйками. Лицо напротив него вдруг стало безымянным, словно дерево или камень. И тут Моргон проник сквозь оболочку этого лица и заставил свою мысль хлынуть с такой силой, словно это была горная река, и при этом он все время произносил про себя имя Дета. Его сосредоточенность исчезла так же внезапно, как и появилась; он снова увидел перед собой лицо арфиста, огонь и призраки деревьев.

Дет терпеливо заметил:

– Моргон, я еле тебя слышал, ты кричал так, словно был по ту сторону горы. Попытайся еще раз.

– Я и сам не понимаю, что я делал...

– Произнеси мое имя так, будто ты естественным образом используешь свой внутренний голос. А потом прокричи его.

Моргон попытался еще раз. Теперь, забывая науку Хара, откинувшись назад, он услышал, как крик его тщетно звучит лишь в его собственном мозгу. Он попытался очистить свое сознание, попробовал снова – и на этот раз добился полной концентрации внутреннего звучания; казалось, оно могло возникать и лопаться, как пузыри в кипящем котелке. Он открыл глаза:

– Дет, я не сделал тебе больно? Дет улыбнулся:

– Теперь получилось немного лучше. Попробуй еще.

Моргон попробовал. К тому времени, как взошла луна, он исчерпал в себе все возможности к сосредоточению. Дет сел, подложил сучья в огонь.

– Ты стараешься произвести воздействие звуком без настоящего звука. Это нелегко, но если ты сможешь обменяться мыслями с другим человеком, ты должен суметь и крикнуть на него.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.