|
|||
НА КОВРИКЕ
Она ходит почти на все службы. Стоит в сторонке в своём воздушном голубом платочке. И уходит из храма после «Отче Наш». У неё улыбчивое лицо и большие светлые глаза. Она похожа на ребёнка, впрочем, уже сама — мать. У неё две дочери. Как-то раз она подошла ко мне возле храма и спросила, не остались ли у меня вещи для малышей. Ей бы пригодились. У меня такие вещи, конечно, остались. И с тех пор мы с ней начали общаться.
А потом я её вспомнила. Я вспомнила, как она, ещё совсем девчоночкой ходила в храм с бабушкой. Что у неё была длинная-предлинная коса и сарафан в клеточку. И что, должно быть, я старше её лет на десять — двенадцать.
«Бабушка моя умерла. » — рассказала со временем она. — «А потом... потом у меня дочка родилась, первая. И мама меня выгнала из дома. А дочку мою забрала сестра старшая. Мне тогда совсем мало лет было. Девочка моя так „тетей" меня и называет. Некоторое время я жила у своего „мужа", но он так относился ко мне... Я спала у него в коридоре на коврике... — она говорит всё это очень просто, без боли или обиды, просто говорит и улыбается при этом. — Затем родилась вторая дочка, она в круглосуточном садике сейчас (в доме ребенка, понимаю я).
— А от мужа я ушла. Он заставлял меня деньги просить. Я вставала вон там — показывает она — на проходной, и просила. Там меня Татьяна Васильевна, староста наша, и увидала. И вытащила оттуда. А потом я подружилась с Иваном Федоровичем, он на колясочке, седой такой, видела? Ну, он сначала просил меня то носочки заштопать, то еще чего. А затем я к нему и переехала. Он в гараже живет сам, потому что ему не подняться на коляске по лестнице. А мне ключи от своей квартиры дает. Вот и живем мы. Я ему помогаю. Он мне. А тот — муж мой первый — он меня только на коврике оставлял, никогда ключи мне не давал. Дочка моя старшая уже в школу ходит, в третий класс. А вторая — маленькая. Я к ней приезжаю раз в неделю, вещи привожу. Говорят, хорошая девочка, развивается быстро. Я бы её взяла, да пока не куда брать-то... А так — я еще детей хочу потом. »
Вот её история. Она нигде не работает. Возможно, у неё есть какая-то инвалидность, мне отчего-то так кажется. Я знаю, что многие наши прихожане тихонечко так кладут ей в ладошку — кто сколько может. И всегда очень осторожно, ласково. Не как милостыню, а вроде как — конфетку дают малышам. Она всех знает по именам, и со всеми дружна.
Только на исповедь не приходит. И на Причастие — тоже.
Не может. Пока.
|
|||
|