Год спустя

Индира родила мальчика. Моего первого наследника, названного Орханом, – не в честь кого-то, просто потому, что Индире имя нравилось. Первые дни после рождения ребенка я ходил в каком-то странном восторженном состоянии, и меня неудержимо тянуло к нему, я даже забыл о Войхель. Каждую свободную минуту я проводил в покоях Индиры, наотрез отказавшись отдавать сына нянькам и кормилицам. Тетя Руфина, по такому случаю прибывшая из Аламейны, смеялась, замечая, что мой отец точно так же носился со своими детьми, коих у него было около полутора десятков, и что, пусть я больше удался в мать характером, все же эту черту унаследовал от него.

Я и сам чувствовал, будто во мне что-то переменилось. Может, это и была та самая пресловутая любовь, о которой мне столько доводилось слышать, но никогда – испытывать. Индира тоже казалась счастливой, о притязаниях илорской княгини уже почти год ничего не было слышно, и гарнизоны, охраняющие границы, в том числе и Аведони, сообщали, что все спокойно. Словом, все складывалось в мою пользу, будто небесная покровительница, наконец-то, послала мне удачу после тяжелых первых месяцев правления.

Идиллия рассыпалась в одно прекрасное утро, когда я вошел в кабинет после завтрака. За моим столом в расслабленной позе сидела проклятая химера, и внимательно смотрела на меня из-под тонких пламенеющих бровей.

- Так и будешь стоять или поприветствуешь меня? – беззлобно поддел он.

- Так и будешь сидеть или встанешь, когда перед тобой царь? – не остался в долгу я.

Нури-Тани поднялся, усмехаясь, и поклонился, как положено по обычаю.

Воспользовавшись тем, что никто не видит, я присел на стол, жестом разрешив гостю говорить.

- Я выполнил свое обещание – уладил дело с илорской княгиней.

- Вот как. – Я вежливо изогнул бровь. Не то чтобы я сомневался в правдивости его слов, в конце концов, сам слышал донесения стражей о том, что все пока спокойно и никто на границы не покушается.

- Да, - продолжал лучезарно улыбаться Нури-Тани. – Княгиня илорская идет с войском к северным границам Империи.

Кажется, у меня упала челюсть. Не помню.

- Ты что, издеваешься?! И это ты называешь «уладил дело»?! Ты вообще хоть что-нибудь предпринял, когда я тебе доверился?!

- Подожди, послушай меня. Через две недели, может, позже, илорская армия будет у границ Аведони. Радия уважает тебя как правителя: она знала твоего отца. Княгиня хочет решить дело так называемым «божьим судом», распространенным в ее родной Илории. Ты знаешь, что это такое?

- Состязание, в котором, согласно поверью, боги дают победу правому.

- Верно. Так вот, княгиня попросит именно божьего суда. И ты, когда приедешь в Аведони, чтобы встретиться с ней, выступишь бойцом от Империи. Так как Радия больна, против тебя она сама не выйдет – выставит другого воина, которого ты побьешь. После твоей победы княгиня, как человек чести, чтущий волю богов, вынуждена будет отступить и снять притязания на твои земли. Ты возвращаешься в столицу, все рады, ты любим народом и уважаем правителями соседних держав. Все.

- Кроме одной маленькой детали, - хмыкнул я. – С чего ты взял, химера, что я выйду победителем?

- Потому что тебе немного сыщется равных во владении оружием, - как нечто само собой разумеющееся пояснил Нури-Тани. – И потом, я же говорил, что позаботился об этом уже очень давно. Так что иди в бой и ни о чем не думай: удача на твоей стороне.

В свете того, что я узнал о семье Сатранада, последние слова его приобретали особый смысл.

- Что сидишь? – усмехнулся Нури-Тани. – Иди скажи визирю, что собираешь армию, – и выдвигайся. До Аведони путь неблизкий.

… Индира на мое решение уйти с войском отреагировала абсолютно спокойно, пообещала, что они с Орханом будут ждать меня, и я был благодарен ей за спокойное и теплое прощание. Индира была моей тихой гаванью, куда после отшумевших бурь я приходил за миром и утешением.

С собой в поход я взял и Войхель. Этому было несколько причин: во-первых, не стоило пренебрегать способностью Сатранад приносить удачу, во-вторых, мне нужна была женщина на протяжении похода, а в-третьих – и, наверное, это была самая важная причина – мне не хотелось оставлять Индиру и ее ребенка под носом у данаянской колдуньи. Несмотря на то, что за год нашей совместной жизни Войхель ни разу не проявила неприязни к моей первой супруге, опасения оставались и не стоило давать им повода оправдаться.

К границе Аведони с Илорией мы – я и Радия – подошли почти одновременно. Условились о дне и времени поединка и разбили шатры: я – на землях Империи, по одну сторону границы, она – на илорских землях, по другую сторону.

… - Завтра будет пасмурно, - раздался позади голос Войхель.

- С чего ты взяла? – равнодушно отозвался я.

- Не знаю. Просто будет пасмурно. – Она подошла ко мне и встала рядом, на выходе из шатра, вглядываясь в быстро темнеющее небо.

Воздух становился все прохладнее, земля отдавала тепло, принятое за день от солнца, и я плотнее запахнулся в плащ. Отсюда, из моего шатра, виден был илорский лагерь, казавшийся издалека просто серой полосой, в которой нельзя было различить отдельных палаток. Если мы с княгиней хотим биться на божьем суде, зачем привели свои армии?

Потому что не доверяем друг другу.

Ждем обмана, удара в спину.

Глупо. Друг друга обмануть можно, только богов ведь не обманешь.

- Ты взял меня с собой, чтобы я не навредила твоему ребенку – там, в Айлеви? – Войхель посмотрела на меня.

- Нет. Просто мне нужна женщина.

- А… а то мне казалось, ты думаешь, будто я могу избавиться от твоего первенца, потому что хочу отдать трон своему.

- А он у тебя будет – этот первенец? – Голос мой по-прежнему оставался равнодушным. Мысли бродили далеко, и занимала их не Войхель. – Ты за весь год ни разу не забеременела. Может быть, ты вообще неспособна иметь детей, а все эти слухи о ребенке, которого ты якобы родила от Нури-Тани, - ложь.

Она посмотрела мне в лицо и улыбнулась.

- Дети родятся от любви, а ты меня ненавидишь.

- Я не… - Я замолчал. Все, что скажу сейчас, будет неправдой. – Ты сама виновата, Войхель.

- В чем? Сколько я живу в твоем доме, не убила, не украла, слова дурного никому не сказала. Что я сделала не так, Решад?

- Ты, как демон, искушаешь меня, соблазняешь, заставляешь терять голову при одной только мысли о тебе, думать о тебе постоянно, стремиться упасть в твои объятия, пробуждаешь во мне все самое темное и низменное: животную похоть, желание причинять другому боль…

Она слушала не перебивая, склонив голову набок, как часто делал это Нури-Тани. И под конец, когда список ее прегрешений был перечислен, спросила только:

- Я?

И мне вдруг показалось, что, если ответить на этот короткий вопрос, откроется та самая причина моей ненависти – откроется и мне, и ей.

Но я промолчал.

Прошел в шатер и присел на низкую походную постель. Войхель тут же подошла и пристроилась у моих ног, положив голову мне на колени.

- Я завтра уеду, - негромко произнесла она. – Далеко-далеко, туда, где ты меня не найдешь. И ты сможешь жить спокойно.

- Уедешь? Почему?

Как бы я ни гнал ее от себя, даже мысленно, как бы ни хотел, чтобы она оставила меня, все-таки подобное решение, принятое лично ею без согласования со мной, удивило и в какой-то степени выбило опору из-под ног.

- Ты же сам все время хотел, чтобы я уехала. Чем ты недоволен? – Она подняла на меня озадаченный взгляд.

- Я не то чтобы недоволен… просто… могла бы со мной посоветоваться…

- О чем?

И я понял, что она права. Не о чем.

- Ты не переживай. – Она погладила мое колено. – Не в тебе дело. Просто это не мое. Зря я, наверное, просила отца выдать меня замуж в Ольтерм. Не прижилась я там, и ты сам прекрасно знаешь, почему.

Знаю, ты права. Потому что ветер не приковать цепями, его можно только заточить в каменный мешок, и ты оказалась в таком мешке. И суть его не стала другой оттого, что камень заменило золото. Ты целый год жила как в темнице, пытаясь по мере сил приспособиться, попробовать вести себя так, как вела в твоей пустыне, но тебя всегда грубо осаживали. Общественное мнение, нормы морали, вечно оглядывающиеся люди, льстивые придворные, объятые жаждой наживы и страхом за свою шкуру.

Тебе бы танцевать обнаженной среди песков, умываться лунным светом, плести венец из солнечных лучей, а вместо этого ты ходишь закутанной в чадру, целыми днями сидишь над вышиванием и только по ночам, в моей спальне, позволяешь себе быть собой. И за это я тебя наказываю. Потому что я не лучше их, милая Войхель, тех, кто гребет под себя и дрожит за свою жизнь больше, чем за что-либо другое. Я не лучше и не благороднее, просто вознесен выше, поставлен над всеми, а по сути ничего из себя не представляю – бесполезен и жалок и так же не знаю и не вижу настоящей жизни, как они.

Птица удачи – подарок судьбы – прилетела ко мне, сверкая огненным оперением, превращенным в человеческие волосы, обдала жаром крыльев, дала почувствовать, как это – отдавать и отдаваться без остатка, а я облил ее грязью, приковал золотой цепью за ногу, забыв о том, что удачу насильно не удержишь. Судьба, подарившая ее, так же легко и отнимет.

Уходи, Войхель, уезжай отсюда, тебе не место среди этих людей. Возвращайся в свою пустыню и будь счастлива. Люби кого хочешь и как хочешь, и не слушай чужих советов – что все эти люди могут знать о любви. Возвращайся к отцу, он, в отличие от меня, не смешает твое имя с грязью только потому, что ты такая, какая есть. Уезжай. Мы оба будем счастливее, избавившись друг от друга.

Наверное, предыдущие твои мужья не поняли этого – и ты убила их. Нет, не ты… Их убила собственная алчность, желание обладать удачей насильно, а ты всего лишь покарала тех, кто возомнил себя богами. Я не хочу себе такой участи, я не стану тебя держать, только перед завтрашним боем… пожалуйста… пожелай мне удачи…

… Утро действительно оказалось пасмурным. И хорошо. Солнце не будет в глаза светить, а при битве любая случайность вроде этой может сделаться фатальной.

Любая случайность…

Войхель либо еще спала в своем шатре, либо уже ушла, я не интересовался. Взяв с собой небольшой отряд воинов, пошел к самой границе, где и задумано было очертить поле.

Княгиня Радия уже была там. В свои сорок с лишним она выглядела на диво молодо и блистала красотой, которой не всякая царская наложница гордиться может. И почему ее потянуло на войну… Нет, не так: почему ее потянуло на трон? Ведь могла бы найти себе какого захочет мужа – с таким-то происхождением и внешностью, могла тихо-мирно растить детей в каком-нибудь зажиточном княжестве, не помышляя о походах, победах и практически неизбежных потерях.

А не хотелось ей тихо-мирно, подумалось мне. Не похожа она на других женщин, как и Войхель, и счастье у нее должно быть другим, не таким, как у всех.

Правую руку княгиня держала на перевязи у груди, наверное, поэтому и не могла биться, хотя почему-то я был уверен, что она одинаково хорошо орудует обеими руками.

- Здравствуй, Решад, царь ольтермский. - Она чуть наклонила голову, приветствуя меня. Я ответил тем же.

- И тебе привет, княгиня. Ты еще не передумала устраивать поединок?

- Если не поединок, то война. А кровопролитие нам обоим невыгодно, - спокойно заметила она. – Кто идет сражаться от твоей стороны?

- Я.

- Смело, - одобрила Радия. – Я сама бы встала против тебя, да только несправедливо это будет. – Она приподняла перевязанную руку. – Поэтому придется выставить вместо себя другого бойца. Он не уступит по искусству владения оружием ни мне, ни тебе, так что пусть боги будут спокойны: все по чести.

Она махнула рукой, и из рядов илорского войска… появилась моя судьба.

- Здравствуй, Решад, - блеснули в хищном оскале белоснежные зубы с выдающимися верхними резцами.

- Здравствуй, Асия.

- Вы знаете друг друга? – Княгиня нахмурилась.

- Знаем, - кивнул я.

- Это не помешает, - добавила моя соперница. – Наше знакомство не было добрым.

- Бой ведется до первой крови, - произнесла княгиня, удовлетворившись ее ответом. – Смертельный исход нежелателен, но за случайности в ходе битвы ни одна из сторон ответственности не несет: все в руках богов.

Случайности…

- Пока огораживают поле, у вас есть время испросить у небесных покровителей победы для правого.

Из рядов илорского войска появилось несколько человек с заточенными кольями, через которые нужно было протянуть цепь, чтобы огородить поле для поединка. Я прикрыл глаза, попытавшись представить себе Нейали, небесную покровительницу Восточных Земель. Я видел ее только однажды, когда Суламите привел меня в святилище в Аламейне. Да и то не саму богиню – статую. Шестирукая женщина с телом скорпиона вместо ног, длинными волосами и необыкновенно живыми для каменного изваяния глазами. Как она могла выглядеть в действительности… Почему-то лицо богини никак не хотело всплывать из глубин памяти, вместо него вставало лицо Войхель, и я сам не знал, у кого прошу даровать мне удачу в битве…

«Как удача понадобилась, так вчерашняя шлюха богиней стала», - ехидно заметил внутренний голос. Но не время было укорять себя в лицемерии. Я молился без слов, молился им обеим – Нейали и Войхель, мне было неважно, кто пошлет эту победу, потому что я знал: битва будет на смерть. Асие плевать на «нежелательность» смертельного исхода, она клялась отомстить. Оборотни ведь никогда ничего не забывают – ни нанесенных обид, ни оказанных благодеяний. И я, защищая свою жизнь, вынужден буду убить Асию, потому что, если оставлю в живых, не смогу спокойно спать, преследуемый страхом за собственную безопасность.

- Поле готово, княгиня. Прикажешь начинаться поединку? – Голос одного из воинов, протягивающих цепь, вывел меня из задумчивости.

- Ты готов, Решад?

- Готов.

- А ты, Асия?

- Готова.

- Тогда начинайте. – Княгиня подала знак рукой.

Об оружие договорились еще вчера: две сабли у каждого, при этом не возбраняется использовать все, что подвернется под руку, когда основное оружие окажется бесполезным, как то: ножи, кинжалы, камни. У меня самого в сапоге хранился метательный нож, а за пояс заткнут был украшенный изумрудами кинжал – подарок Суламите по случаю восшествия на престол. Но уже на второй минуте сражения мне стало ясно, что не только сабли, но и вообще любое оружие против Асии бесполезно, а кинжал я даже обнажить не успею.

Она брала не умением даже, а звериной яростью, бешеным напором, наступая уверенно и твердо, заставляя меня отходить все дальше и дальше к цепи. Что будет, когда за спиной не окажется места для отступления, я старался не думать. Отвлекись я хотя бы на миг, труп мой уже лежал бы у ног Асии, поэтому я не мог себе позволить даже мельком по сторонам глянуть, чтобы посмотреть, куда она меня загнала и много ли еще шагов осталось до цепи.

Металл сшибался с металлом, огромная физическая сила Асии, небывалая для женщины, обрушивалась на мои клинки с каждым ударом, и я чувствовал, как скользят рукояти сабель в крови, выступившей на стертых ладонях. Я не думал уже о победе, все чувства перебило одно единственное желание – выжить, защититься от сыплющихся без перерыва ударов.

Оглушительный звон и брызнувшие во все стороны осколки – один из них впился в шею. Неимоверной силы удар раскрошил наши сабли на мелкие части. Асия чертыхнулась, и я подумал, что она, в отличие от меня, не взяла с собой другого оружия.

Однако радовался я рано. Только успел обнажить кинжал, как ограждение поля, недавно поставленное илорскими воинами, начало ходить ходуном, тяжелая цепь, в которой одно звено было весом со зрелый арбуз, раскачивалась, грозя одним ударом разбить мне голову, или руку, или что ей подвернется.

Расшатав один из вкопанных в землю кольев высотой в человеческий рост, Асия взмахнула им, будто веслом, и правый бок обожгла резкая боль. Цепь с размаху врезалась в меня, ударила, сбила с ног, бросила на землю, больно приложила головой о камень. Перед глазами поплыл кровавый туман, к горлу подкатила тошнота. Адским усилием я приподнялся, отчего голова закружилась так, что впору было упасть в обморок. Асия приближалась ко мне – безоружная, способная одной рукой свернуть мне шею. Я попытался сдвинуться, уйти, уклониться от удара, который должен был неминуемо обрушиться, но тело не слушалось, в ушах по-прежнему звенело, и весь мир перед глазами виделся в красных тонах.

Я прикрыл глаза, стараясь хоть немного облегчить неприятные ощущения и надеясь, что Асия не станет меня убивать хотя бы в этот раз. Надежда была глупой и почти необоснованной, но другой у меня не оставалось. Боги не одарили меня своей милостью, пришлось уповать на милость врага.

Когда я почувствовал себя лучше и открыл глаза, то увидел, что Асия не дошла до меня всего нескольких шагов. Она стояла посреди поля, глядя куда-то перед собой, и на лице ее страх мешался с яростью.

- Ты!!! – выкрикнула она, указывая рукой на кого-то в толпе ольтермцев.

Я недаром славился как непревзойденный метатель ножей – это умение досталось от отца. Выхватив из-за голенища сапога нож, я метнул его почти не целясь.

Приглушенный ропот пробежал по толпе. Сначала тихий, он нарастал по мере того, как становилось понятно, на чьей стороне победа. Асия отвернулась от приковавшего ее зрелища, посмотрела на меня, пошатнулась, поднесла руку к пробитому горлу, дрожащие пальцы стерли выступившую кровь, выдернули нож и отбросили. Из раны хлынула алая струя, брызги попали на мою кольчугу.

Пустынная рысь тихо осела на землю.

Я подождал, пока шум в голове утихнет окончательно, поднялся, пошатываясь, подошел к распростертой Асие и присел на корточки перед ее телом. Мертвые глаза смотрели на меня равнодушно и немного недоуменно, будто убитая не могла понять, почему именно она лежит сейчас на земле, бесчувственная и недвижимая. Я закрыл их. Спи, Асия. Ты все равно не смогла бы иметь детей и полюбить бы никого тоже не смогла. Так что, может, и хорошо…

Я хотел уже подняться, но что-то сверкнувшее на руке Асии привлекло мое внимание. Разжав вцепившиеся в вырванный колышек пальцы, я поднес руку к глазам.

Запястье обвивала тонкая золотая цепочка.

⇐ Предыдущая 123 4 Следующая ⇒