Жозе Сарамаго Каменный плот 13 страница

Жоана Карда заявила, что должна увидеть все это своими глазами, Жозе Анайсо и Жоакин Сасса изъявили готовность сейчас же отправиться на берег, и только Мария Гуавайра молчала. Глядела на Педро Орсе, а он – на нее. Тогда смолкли и другие, смекнув, что за ней – последнее слово, если, конечно, вообще существует оно, последнее слово, и это сомнение вызывает к жизни тонкий и деликатный вопрос – а как живет-поживает все то, о чем сказано было последнее слово, после того, как было оно сказано? Сжав руку Жоакина Сасса, словно присягу принося, сказала Мария Гуавайра: Это – каменный корабль. Вот и я говорю – окаменелость, произошел процесс минерализации, но нельзя исключать и возможность того, что это – чисто случайное явление, возникшее под воздействием ветра и других атмосферных факторов, дождя, например, а равно и морской воды, вероятно, сколько-то столетий назад уровень моря был выше нынешнего. Это – каменный корабль, он не окаменел, а всегда был каменным, он приплыл из дальней дали и остался на берегу, когда покинули его люди. Люди? – переспросил Жозе Анайсо. Может быть, и один человек, это я точно не знаю. А остальное, значит, известно вам точно, какая же тут может быть точность, откуда ей взяться? – воскликнул Педро Орсе. Старики говорили, а им – другие старики, а тем – еще более древние, что когда-то приплыли из-за морей на каменных кораблях и высадились на наш берег святые, одни были живы, другие уже умерли, как Сантьяго, например, и корабли остались с тех пор на берегу, а вы видели только один из них. Вы сами-то верите в то, что говорите? – спросил Педро Орсе. Дело не в том, верю или нет, все, что мы говорим, прибавляется к тому, что есть, что уже существует, сначала сказала «гранит», теперь говорю «корабль», а когда договорю, хоть и не верю в то, что говорю, придется и самой поверить сказанному, были мука, вода и закваска, а вышел хлеб.

Вот какая попалась Жоакину Сассе высокоэрудированная поселянка, этакая Минерва с галисийских гор, да это и неудивительно – люди обычно знают больше, чем нам кажется, большинство людей и не подозревает, какой мудростью обладает, плохо лишь, что им хочется стать тем, кем быть они не могут, брали бы пример с нашей Марии Гуавайры, которая скромно признается, что за всю жизнь прочла лишь несколько книг, да и то сомнительно, чтобы был от них хоть какой-нибудь прок, и, как вы сами понимаете, она не столь самонадеянна, чтобы сделать это заявление – нет, это автор, известный любитель истины, в очередной раз не сумел удержаться от комментария. Только собралась Жоан Карда спросить, когда же они пойдут смотреть на каменный корабль, как Мария Гуавайра для того, вероятно, чтобы прекратить спор о камнях и окаменелостях, включила радио послушать новости, которые исправно передавал ей мир каждое утро, и новости эти, хоть и прозвучали не с самого начала, без труда, впрочем, угадываемого, оказались самого пугающего свойства. Сообщили, что вчера ночью скорость, с которой перемещается полуостров в океане, возросла неизвестно почему без малого втрое по сравнению с началом дрейфа и составила по самым последним замерам две тысячи метров в час, то есть чуть не полсотни километров в сутки.

Надо полагать, на всем Пиренейском полуострове воцарилась в эту минуту мертвая тишина: люди слушали радио у себя на кухне и репродукторы на площадях, хотя иные узнали об этих сообщениях с опозданием – вот, к примеру, те двое, что работают на землях Марии Гуавайры – и можно предположить, что младший выбросит из головы планы обольщения и покорения хозяйки и задумается лишь о собственной жизни и безопасности. Однако самое скверное еще впереди: диктор прочел сообщение из Лиссабона, рано или поздно оно должно было стать достоянием гласности, и так уж сколько держали дело в секрете. В правительственных и научных кругах Португалии высказывается обеспокоенность по поводу вероятного столкновения с Азорским архипелагом, находящимся в точности в той точке, через которую должен будет пройти полуостров, и среди жителей прибрежной полосы наблюдается если не паника, то сильная тревога, для которой не должно быть оснований, поскольку в ближайшие часы будет осуществляться планомерная эвакуация городов и населенных пунктов, расположенных на побережье, а потому находящихся в непосредственной опасности, что же касается нас, испанцев, то мы можем пока считать себя в безопасности: Азоры расположены между тридцать седьмой и сороковой параллелями, а север нашей отчизны – Галисия – находится северней сорок второй параллели, из чего легко сделать вывод, что если полуостров не изменит траектории, то жертвой столкновения станут лишь наша злосчастная пиренейская сестра, и, разумеется, не менее злосчастные острова, которые в силу небольшой площади, занимаемой ими, могут быть просто раздавлены и потоплены массой камня, движущейся, как мы уже сказали, со впечатляющей скоростью пятьдесят километров в час, хотя не исключено развитие событий по иному, более благоприятному варианту, и Азорский архипелаг по воле провидения станет естественным препятствием на пути полуострова, до сих пор двигавшегося безостановочно, впрочем, все мы в руке Божьей, ибо превыше сил человеческих предотвратить грозящую нам катастрофу, но, повторяем, мы, испанцы, хоть и находимся в относительной безопасности, не вправе предаваться беспочвенному оптимизму, и, поскольку весьма вероятны косвенные последствия столкновения, в прибрежной галисийской полосе должны оставаться лишь те, кто исполняет свои профессиональные обязанности, а всем прочим следует перебраться во внутренние районы страны. Тут диктор замолк, заиграла музыка, сочиненная явно и совсем по другому случаю, а Жозе Анайсо, припомнив давний разговор, сказал Жоакину Сассе: Ты был прав тогда насчет Азоров, и, лишний раз доказуя, какой безмерной силой обладает тщеславие человеческое даже на грани жизни и смерти, обрадовался Жоакин Сасса, что в присутствии Марии Гуавайры, во всеуслышание признали его правоту, в которой, впрочем, его заслуги не было, ибо он не сам додумался до этого предположения, а подслушал его в лабораториях, куда попал вместе с Педро Орсе.

И вот, словно в повторяющемся кошмаре, просит Жозе Анайсо листок бумаги и карандаш, снова производит вычисления, только на этот раз подсчитывает не то, сколько дней осталось до встречи с Гибралтаром, который проплывет мимо Сьерра-Гадор – что вы! куда там! – а когда именно треснется мыс Рока об остров Терсейру – мороз по коже, волосы дыбом, чуть только представишь себе этот ужас – а потом об остров Сан-Мигель, на который, словно на вертел, нанижется мякоть Алентежо, истинно, истинно вам говорю, вы такой беды еще не знавали. Мы проплыли уже километров триста, говорит Жозе Анайсо, а от Лиссабона до Азорских островов – примерно тысяча двести, стало быть, остается еще девятьсот, а в сутки проделываем полсотни, я округляю, и это значит, что через восемнадцать дней, то есть двадцатого сентября, а, может быть, и пораньше, произойдет наша встреча с Азорами. В подоплеке бесстрастия, с которым сделан был этот вывод, лежала лишь вымученная и горькая ирония, а потому никто даже не улыбнулся. Но ведь мы находимся в Галисии, вспомнила Мария Гуавайра, нас не заденет. На это надежды мало, отвечал Педро Орсе, стоит полуострову чуть-чуть сменить курс, взять южнее – и нас со всей силы долбанет об Азоры, так что единственное спасение – бежать, бежать вглубь страны, по радио правильно сказали, но и это, пожалуй, не спасет. Бросить дом и землю? Если все пойдет так, как ожидается, не понадобится вам больше, милая сеньора, ни дом, ни земля. Все они сидят вокруг стола, пока еще можно, целых восемнадцать дней еще можно сидеть. Горит огонь в очаге, на столе – хлеб и прочее – молоко там, сыр, кофе – но все взгляды притягивает к себе именно хлеб, половина большой краюхи, с поджаристой корочкой и плотным, однородным мякишем, и все до сих пор ощущают во рту его вкус, язык и небо помнят шероховатые крошки, остававшиеся после жевания, а когда придет конец света, в этом же скорбном безмолвии будем мы взирать на последнего муравья, сознавая, что расстаемся с ним навсегда.

Сказал Жоакин Сасса: Сегодня кончается мой отпуск, по всем законам и правилам завтра мне надлежит быть в Порто, выйти на работу, но эти правильные слова были всего лишь преамбулой следующего заявления: Не знаю, останемся ли мы вместе, нам как раз это предстоит сейчас обсудить и решить, но я лично желаю быть там, где будет Мария, если, конечно, она согласна. Ну, поскольку свое время – не только всякому овощу, но и всякому высказыванию, и каждая часть конструкции прилаживается в должном порядке и последовательности, то все присутствующие дали возможность Марии Гуавайре ответить первой, что она и сделала без околичностей и разглагольствований: Согласна. Сказал Жозе Анайсо: Если столкнемся с Азорами, учебный год начнется позже или вообще никогда не начнется, а я останусь с Жоаной и с вами, если она решит остаться. Настал черед говорить Жоане Карде, и она, уподобившись Марии Гуавайре, ответила, проявив редкостный для женщин лаконизм: Решусь, и присутствующие поняли все, что под этим подразумевалось. И наконец последним, потому что надо кому-то и последним быть, сказал Педро Орсе: Где вы, туда и мне, и эту фразу, нарушающую законы логики в той же мере, что и правила грамматики, мы исправлять не собираемся в надежде, что отыщется в ней со временем некий особый смысл, который извинит ее погрешности, ибо всякий, кто имеет дело со словами, знает – от них можно ожидать всего, чего угодно. Собаки, как известно, говорить не умеют, а потому и наш пес даже звонким лаем не высказал своего одобрения.

В тот же самый день они отправились на берег взглянуть на каменный корабль. Мария Гуавайра надела что-то такое яркое и разноцветное, не дав себе труда пройтись по нему утюгом – ветер и солнечный свет и так разгладили морщины и складки, образовавшиеся от долгого лежания в бездонном ларе. Вел их славный проводник Педро Орсе, впрочем, больше доверявший инстинкту и чутью пса, чем собственным глазам, которым при свете дня все предстает, по правде говоря, будто впервые. На Марию Гуавайру надежда плоха: она этой дорогой не ходит, да и нет ей дела до того, куда они идут ей бы лишь, под любым предлогом, взять за руку Жоакина Сассу, прильнуть к нему всем телом и дать себя увлечь в сторонку, на минутку, длящуюся столько же, сколько поцелуй, а поскольку, как все мы знаем, это ненадежный способ измерения времени, то парочка постоянно отстает от главных сил экспедиции. Жозе Анайсо и Жоан Карда ведут себя не в пример скромнее – оно и понятно: они близки уже целую неделю, заморили, так сказать, червячка, утолили первоначальный пыл, и теперь не ответствуют на зов плоти, а сами ее зовут, но аппетит, как известно, приходит во время еды, и исходящее от дома сияние, прошлой ночью издали наблюдаемое Педро Орсе, объяснялось не только любовными играми Марии Гуавайры и Жоакина Сассы – по крайней мере, еще десять пар одновременно предавались там любви.

С моря идут облака – не идут, а летят, сбиваясь в плотные стаи и тотчас вновь рассеиваясь так стремительно, будто каждая минута длится лишь долю секунды; все движения – и быстрые, и медленные – этих мужчин и этих женщин укладываются – то ли и впрямь, то ли так кажется – в одно это мгновение, и можно было бы сказать: мир спятил, если бы в наших силах было постичь всю глубину этого незамысловатого выражения. Они стоят уже на вершине, откуда видно штормящее море. Педро Орсе не узнает местности – все эти гигантские нагромождения скал, валунов и утесов, еле заметную тропинку, спускающуюся подобием лестницы, Боже, как прошел он тут вчера ночью, пусть даже и с помощью собаки, это истинное чудо, которое он объяснить не в силах даже себе самому. Он ищет глазами каменный корабль – и не находит его, но тут Мария Гуавайра, выдвигается в авангард, давно пора, кому же, как не ей, знать здешние пути-дороги. И вот они на месте, и только Педро Орсе открыл рот, чтобы сказать: Это не здесь, как тотчас увидел перед собой каменный руль со сломанным румпелем и огромную мачту, при свете дня кажущуюся еще толще и выше, и весь корабль – но странные перемены произошли с ним, словно эрозия, о которой старик толковал сегодня за завтраком, в одну ночь выполнила работу тысячелетий, да где же он? не вижу – нет ни приподнятого заостренного носа, ни выпуклого днища, да, камень этот общим своим абрисом, очертаниями напоминает корабль, но и святейшему из святых не под силу сотворить такое чудо, чтобы эта громадина хотя бы держалась на воде, и не в том дело, что она из камня, а в том, что камень почти совсем уже непохож на корабль, ведь в конце-то концов птица летает лишь потому, что похожа на птицу, думает Педро Орсе, но тут слышен голос Марии Гуавайры: На этом корабле приплыл из восточных стран святой, и сейчас еще видны следы его ног, когда сошел он на берег и двинулся вглубь страны, следы эти углубления в скалах, ставшие из-за беспрестанно накатывающего прибоя маленькими озерцами, разумеется, всякое сомнение – законно, но все же будем последовательны, или все примем или все отвергнем, а если допустить, что святой приплыл из дальней дали на каменной плите, то отчего бы не признать возможным, что огненные его ступни прожгли скалы так, что следы остались по сию пору. И ничего другого не остается Педро Орсе, как принять и признать все это, но все же в памяти своей он хранит образ другого корабля, который видел он один прошлой ночью – почти беззвездной и оттого заполненной возвышенными видениями.

Море мечется по скалам так, словно пытается сопротивляться неостановимому приливу камня и земли. Люди смотрят теперь не на мифический корабль, а на разгул стихии. Ехать пора, говорит Жозе Анайсо. Куда? говорит Жоана Карда, а Жоакин Сасса: Нас ведь пятеро, да еще собака, мы не поместимся в Парагнедых, эту проблему надо как-то решить, вот, например, мы с Жозе вдвоем поедем поищем какую-нибудь машину побольше, их там по обочинам десятки стоят, трудно только найти такую, чтобы была на ходу, те, мимо которых мы проезжали, все были раскурочены. Придем домой и сообразим, что делать, сказал Жозе Анайсо, время еще есть. А как же мой дом, земля? пробормотала Мария Гуавайра. Выбора нет, или уберемся отсюда, или погибнем – эти слова, произнесенные Педро Орсе, решили исход дела.

И после обеда Жоакин Сасса и Жозе Анайсо пустились на поиски более вместительного автомобиля – хорошо бы найти армейский джип, а еще лучше грузовичок с крытым кузовом, фургон, этакий дом на колесах – но, как и предвидел Жоакин, при чрезвычайном богатстве выбора ничего подходящего им не попадалось. К вечеру, когда они возвращались домой, встречное, с запада на восток, движение становилось все более интенсивным: с побережья начался исход жителей, ехавших на машинах, а иногда и на незабвенных тяжко навьюченных ослах, на велосипедах – хотя по здешней крутизне особенно педали не покрутишь – и на огромных грузовиках, и в автобусах мест на полсотни, если не больше, куда садилась целая деревня, и не знавала доселе Галисия таких миграций. Кое-кто из встречных с удивлением смотрел на наших путешественников, плывших против течения, кое-кто махал им руками, пытался остановить: Куда вас черт несет, не знаете, что ли, что происходит? Спасибо, спасибо, не беспокойтесь, знаем, нам надо своих забрать, пока здесь еще безопасно, отвечали они, а потом Жозе Анайсо сказал спутнику: Если здесь такое, представляешь, что в Португалии творится, и тут их осенила спасительная мысль: Что ж мы за дурни-то такие, вот оно, решение-то, переберемся вглубь страны, сделаем две ездки, или три, или сколько понадобится, все перевезем, пустующий дом найти легче легкого, люди все бросают. С этой новостью они и вернулись к остальным, обрадовавшимся ей, как она того заслуживала, с тем, чтобы с утра начать сборы, отложить в сторонку самое необходимое и что надо доставить на новое место в первую очередь, а пока, после ужина, устроить пленарное заседание и составить списки, прикинем, что выкинуть, а что – взять с собой, Парагнедых придется завтра попыхтеть.

Однако утро началось с того, что работники не пришли, а Парагнедых не завелся. Нам бы не хотелось, чтобы кто-нибудь усмотрел в этих событиях какую-то взаимосвязь и решил бы, например, что поденщики-аграрии, по насущной необходимости или поддавшись внезапному зловредному побуждению, похитили из автомобиля какую-нибудь важную часть его устройства. Это не так. И тот, что постарше, и молодой были вовлечены в стремительный исход жителей, опустошивший побережье на глубину пятидесяти километров, однако через три дня, к брошенному дому Марии Гуавайры вернется один из работников – тот, разумеется, который помоложе, который ухаживал за хозяйкой и за землями ее, именно в таком или же в обратном порядке, но нам никогда не дано будет узнать, вернулся ли он для того, чтобы исполнить свою мечту стать собственником всего этого богатства, так глубоко укорененного в почве, вступить в обладание им хоть на несколько дней, пока геологическая катастрофа не уничтожит и его самого, и землю, и мечту – или же для того, чтобы охранять чужую собственность, борясь с одиночеством и страхом, рискнув всем в надежде выиграть все, то есть и руку Марии Гуавайры, и ее имущество, и уповая, что беда пройдет стороной. В тот день, когда Мария Гуавайра вернется сюда – если вернется – она увидит, как этот человек ковыряется в земле или спит, утомясь от работы, на облаке голубой шерсти.

Целый божий день возился Жоакин Сасса с упрямым механизмом, а Жозе Анайсо помогал ему чем и как мог, однако знаний и дарований у обоих не хватало, чтобы решить задачу. Имелись запчасти, в избытке было рвения и старания, но где-то там, в самом нутре двигателя, в сокровенных его глубинах что-то устало и сломалось, а, может быть, долго снашивалось и вот наконец выработало ресурс – силы кончились: так бывает с людьми и, значит, может быть и с машинами, когда на ровном месте, без всякой видимой причины и, само собой, без всякого предупреждения тело говорит: Все, больше не могу, тело или душа, или дух, или воля, и тогда уж с места его не сдвинешь, не запустишь, на ноги не поднимешь, и вот до этой самой ручки дошел Парагнедых, и скажите спасибо, что околел он лишь после того, как довез людей до этого жилья, а не бросил посреди шоссе, и нечего ругаться, и стучать кулаками, и пинать ногами, проку от этого все равно не будет, не оживите вы Парагнедых. В унынии вернулись в дом Жоакин Сасса и Жозе Анайсо, перемазанные машинным маслом с ног до головы, с рассаженными в кровь пальцами, оттого что почти голыми руками пытались они совладать с тугими болтами и неподатливыми контргайками, и пошли умываться, нежно опекаемые своими женщинами, и сгустилась в доме атмосфера несчастья. Как же мы выберемся отсюда? – вопрошал неизвестно кого Жоакин Сасса, который в качестве автовладельца чувствовал себя не то что ответственным, а просто виноватым во всем произошедшем и считал, что эту пакость судьба подстроила ему лично, что небеса ополчились против него персонально – и что тут скажешь: уязвленное самолюбие саднит не меньше, чем сбитые в кровь костяшки пальцев.

Затем был созван семейный совет, который наверняка проходил бы очень бурно, если бы Мария Гуавайра, взявшая слово первой, не предложила: Знаете что, у меня тут есть крытый фургон, хоть и старый, но вполне еще годный, и есть лошадь – она тоже не первой молодости, но если вовремя давать ей корм и роздых, быть может, у нее хватит сил свезти нас куда надо. Вслед за этим предложением воцарилась на несколько мгновений растерянная тишина – оно и понятно: как еще могут воспринять люди, привыкшие к двигателям внутреннего сгорания, неожиданное предложение вернуться под воздействием тяжких житейских обстоятельств к архаической старине? Крытый, говорите? переспросил Педро Орсе, человек практической складки и представитель иного поколения. Да, с парусиновым верхом, он, хоть и прохудился кое-где, но можно заделать, есть у меня толстая ткань, она сойдет для этого. Да если нужно будет, воскликнул Жоакин Сасса, обдерем Парагнедых, мне уж больше на нем не гарцевать, пусть окажет нам последнюю услугу. Тут все повскакали на ноги, предвкушая замечательное приключение и то, как под парусами этой галеры поплывут они по миру – согласитесь, если бы я сказал «пойдут по миру», смысл был бы совсем иной – и закричали наперебой: Где эта лошадь? Где телега? – и Марии Гуавайре пришлось объяснять им разницу между телегой и тарантасом, называемым в здешних краях галерой: у него четыре колеса, и от передка к задку идут особые такие брусья, уменьшающие тряску, а под парусиновым тентом, который укроет их от ненастья, хватит места для целой семьи, и если соблюдать порядок и правильно распределить ресурсы, не хуже будет, чем в доме.

Старый конь, когда в его стойло неожиданно хлынул свет и раздались громкие голоса, недоуменно и испуганно скосил на пришельцев большой черный глаз. Верно, верно гласит народная мудрость, что покуда не пришел твой смертный час, все еще может произойти, так что раньше смерти помирать не надо.

* * *

Нам, находящимся в отдалении, мало известно о том, как вился и развивался кризис, который, начавшись сразу после отделения Пиренейского полуострова от континента, набрал силу во время приснопамятных захватов отелей, когда закон и порядок были попраны взбунтовавшейся чернью, правительства же, а особенно те его члены, что отвечали за внутренние дела, понятия не имели, каким образом разрешить ситуацию, вернуть собственность ее владельцам, в соответствии с высшими интересами морали и права, да притом еще – в кратчайшие сроки, в обозримом будущем. Прежде всего потому, что никто не знал, какой срок им отпущен и сколько этого будущего будет. Когда разнеслась весть о том, что полуостров ускорил ход до двух километров в час и движется прямо на Азоры, португальский кабинет министров в полном составе подал в отставку, мотивируя свое решение усложнившейся обстановкой и опасностью, грозящей всем и каждому, из чего можно, пожалуй, заключить, что правительства способны работать отчетливо, ритмично и эффективно лишь в те периоды, когда нет оснований требовать, чтобы они работали отчетливо, ритмично и эффективно. Премьер-министр в своем обращении к нации указал на однопартийный характер возглавляемого им кабинета как на главное препятствие к достижению общенационального согласия, без которого в тяжелейших условиях переживаемого отчизной момента нечего и думать о восстановлении нормальной жизни. В связи с этим президенту страны было предложено сформировать правительство национального спасения на самой широкой основе, с участием всех политических партий и движений, независимо от того, представлены ли они в парламенте – понимать это следовало так, что в нынешних обстоятельствах местечко заместителя помощника заместителя помощника какого-нибудь министра найдется даже для тех, кому в нормальной обстановке не доверили бы и двери открывать. Бывший премьер не преминул с полнейшей ясностью дать понять, что он сам, равно как и члены его кабинета, считает себя по-прежнему на службе отечеству и готов на любом посту исполнением прежних, новых или каких угодно обязанностей вносить свой вклад в дело спасения страны и борьбы за счастье народа.

Президент республики отставку правительства принял и, во исполнение конституционных норм и демократических принципов, лежащих в основе функционирования институтов власти, сейчас же поручил отставленному премьеру в качестве лидера крупнейшей парламентской партии, до сей поры правившей страной без союзников, сформировать пресловутое правительство национального спасения. Потому что – пусть ни у кого не останется на сей счет сомнений – правительства национального спасения – это очень хорошие правительства, может быть, даже самые лучшие из всех возможных правительств, и жаль только, что отчизна призывает их лишь время от времени, по каковой причине мы никак не обзаведемся правительствами, которые умели бы править нами в национальном духе. По этому деликатному вопросу давно уже шли нескончаемые дебаты между изощренными толкователями конституции, политологами и прочими знатоками, но за много лет немного сумели они добавить к очевидному значению слов – то есть, что правительство национального спасения будет править нацией во имя ее спасения. А интересней во всем этом то, что чуть только было оповещено о создании этого самого правительства, как население осознало, что спаслось или что вот-вот спасется, хотя когда стало известно о составе нового кабинета, а портреты новых министров замелькали в газетах и на телеэкране, дал себя знать врожденный и природный скептицизм, проявившийся в разнообразных формах, в том числе и в недоуменных восклицаниях: Ведь те же самые морды – интересное дело, а чего вы ждали? где мы вам других возьмем?

Оживленно обсуждалось, какой опасности подвергнется Португалия, когда со всего размаху треснется об Азоры, а также и то, что будет, если Пиренейский полуостров изменит курс, подставив под удар Галисию, но с наибольшим жаром – что ждет население островов. А что такое остров? А остров – или в данном случае целый архипелаг – это вышедшие на поверхность подводные горы, причем порой над поверхностью воды высятся лишь острые вершины тех скал, которые непостижимым образом стоят на тысячеметровой глубине, короче говоря, остров – это случайнейшая из возможностей, возможнейшая из случайностей. А теперь нам представляется возможность увидеть – слава Богу, хоть издали! – как другой остров, плавучий и стремительный, обезглавит последовательно Сан-Мигел, Терсейру, Сан-Жорже и Файал и все прочие Азорские острова, уничтожив на них все живое, если конечно правительство национального спасения, завтра приступающее к исполнению своих обязанностей, не изыщет способа эвакуировать сотни тысяч людей в безопасные места, буде таковые найдутся. Президент Португалии, не дожидаясь, пока правительство будет приведено к присяге, воззвал к мировому сообществу, вспомнив о международной солидарности, благодаря которой, как все мы помним – впрочем, это лишь один пример! – удалось избежать голода в Африке. Европейские страны, к счастью, снизившие тон по отношению к Испании и Португалии после того, как на потрясенном кризисом самоидентификации континенте столько европейцев громогласно заявили о своей принадлежности к иберийцам, благосклонно восприняли этот призыв о помощи и запросили, какого рода помощь должна быть нам оказана, хотя по обыкновению поспешили предупредить, что помощь целиком будет зависеть от того, насколько полно могут быть удовлетворены наши надобности ихними свободными ресурсами. Чтоже касается Соединенных Штатов Северной Америки – именно так пространно надлежит называть их впредь – они, хоть и высказали свое неудовольствие по поводу принципа, по которому формируется правительство национального спасения, да уж ладно, пусть будет, заявили о своей готовности эвакуировать с Азорских островов все их население, не превышающее, впрочем, двухсот пятидесяти тысяч, оставив на потом рассмотрение вопроса о том, куда девать спасенных – ну, не в Америку же, естественно: иммиграционные законы этому препятствуют – а идеальным решением было бы, если бы во исполнение заветнейшей мечты Государственного департамента и Пентагона Азоры задержали, пусть хоть и не без ущерба для себя, дальнейшее продвижение полуострова, а он и застрял бы посреди Атлантики на благо дела мира во всем мире, во имя процветания западной цивилизации и для неоспоримых стратегических преимуществ. Средства массовой информации сообщат, что все военно-морские силы США получили приказ направиться к Азорам для эвакуации населения – сколько-то тысяч жителей корабли возьмут на борт, прочие будут вывезены с помощью «воздушного моста». Португалии и Испании предстоит сами урегулировать свои проблемы, что, конечно, испанцам, известным баловням истории и фортуны, будет сделать легче, чем нам.

За исключением Галисии, во всех смыслах слова находящейся на периферии, территория Испании защищена от катастрофических последствий столкновения, поскольку Португалия в этом случае погасит удар, сыграв роль буфера или, если угодно, переднего бампера. Сложные проблемы могут возникнуть лишь при расселении таких крупных городов как Виго, Понтеведра, Сантьяго-де-Компостела и Корунья, тогда как жители деревень настолько привыкли к постоянным и непреходящим трудностям, сопровождающим их всю жизнь, что сами, не ожидая распоряжений, советов и рекомендаций, смиренно и покорно двинулись во внутренние районы страны, используя и вышеперечисленные способы сообщения, и иные, из которых главный – способ пешего хождения.

А в Португалии ситуация совершенно другая: вся береговая линия, кроме южной части провинции Алгарве, открыта для азорского камнепада – да-да, именно камнепада, ибо не все ли равно: камень ли тебя стукнет, ты ли стукнешься о камень? последствия будут одинаковы, весь вопрос в скорости и в силе инерции, причем в данном случае не следует забывать и единственную разницу: голова, даже разбитая, разотрет все эти азорские камешки в порошок. Ну-с так вот, если вдобавок припомнить, что вся территория лежит ниже уровня моря, а на территории этой чуть не у самой воды выстроены крупные города, а также и вечную неподготовленность португальцев к ничтожнейшим из стихийных бедствий – к землетрясению, наводнению, лесному пожару или засухе – то возникают серьезнейшие сомнения в том, что правительство национального спасения сумеет исполнить свою миссию. Единственное решение – вызвать панику, заставить людей бросить свои дома и весь скарб и бежать куда глаза глядят. Плохо то, что в пути и при обустройстве на новом месте люди будут голодать, и невозможно даже представить себе, до каких пределов дойдет их возмущение, какие крайние формы примет их протест. Все это, совершенно естественно, заботит и тревожит нас, но, не станем скрывать – тревожило бы куда больше, если бы судьба не занесла нас в Галисию, не заставила присутствовать при сборах в дорогу, которая предстоит Марии Гуавайре и Жоакину Сассе, Жозе Анайсо и Жоане Карде, Педро Орсе и Псу, а тому, кто упрекнет нас в том, что эти события несопоставимы по своему значению, скажем, что все зависит от точки зрения, от настроения, от личной симпатии, ибо объективность рассказчика есть зловредное измышление модернистов, и сам Господь Бог далек был от объективности, осеняя духом своим Священное Писание.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒