Инга Берристер 5 страница

– Мне очень жаль, что ты не сдержала слова и не осталась с Карен дома, как обещала.

– Я надеялась, что ты не узнаешь о вечеринке. Если бы не эта неприятность, у тебя не было бы повода для волнения. Ну что страшного в том, что я взяла Карен с собой! – тут же принялась оправдываться Элизабет. – Она здорово повеселилась, а потом я уложила ее спать. Откуда мне было знать что ей взбредет в голову отправиться путешествовать. Раньше она так никогда не де…

Элизабет замолчала, поняв, что сболтнула лишнего.

– Значит, это уже не первый раз? – встревожено уставилась на сестру Дженетт. – Я, конечно, понимаю твое желание повеселиться и не виню…

– Зато я тебя виню, Элизабет, – раздался ледяной голос Висенте, стоящего сзади. – Однако не время обсуждать это дальше. Сейчас важнее всего Карен.

– Сегодня я переночую у друзей, – с вызовом произнесла Элизабет и, вскинув голову удалилась, прежде чем Дженетт успела что‑ нибудь сказать.

Карен по настоянию Висенте отвели отдельную палату, где они ее и нашли. Вопреки всем стараниям медсестры, забившаяся в угол кроватки девочка рыдала что было сил. Но, услышав голос матери, тут же приподнялась, раскрыла полные надежды огромные темные глаза. Нос ее был слегка поцарапан, на лбу красовался багровый синяк, а на пухлой щечке алела ссадина.

Сама вся в слезах, Дженетт схватила ребенка и прижала к себе так крепко, будто решила никогда больше не выпускать из рук.

Подняв наконец покрытую темными вьющимися волосами головку с плеча матери, Карем бросила удивленный взгляд на стоящего рядом; мужчину.

– Папа?..

Впервые в жизни Дженетт видела, как дочь протягивает руки к Висенте. Однако, сделав кажущийся очевидным выбор, Карен тут же передумала и, вновь испуганно прильнув к матери, заплакала.

– Она, никогда не видела нас вместе, это сбивает ее с толку, особенно в теперешнем состоянии, – мрачно прокомментировал Висенте.

Дженетт почувствовала угрызения совести. Не привыкшая видеть родителей вместе Карен расстроилась. Но чья в этом вина? Этот вопрос болезненно ранил ее и без этого страдающую душу. Их союз разорвала она, именно она виновна в том, что Карен растет, видя отца лишь время от времени, как случайного знакомого.

Закусив губу до крови, Дженетт почувствовала, что не может сдержать вновь подступающих слез. Клянусь отныне всеми силами способствовать тому, чтобы предоставить Висенте возможность наверстать упущенное время! Его нежелание пойти навстречу моей попытке наладить хотя бы подобие прежних отношений не должно отражаться на дочери, сказала она себе. Нельзя больше позволять, чтобы моя оскорбленная гордость мешала их с Карен общению.

– Забирай поскорее ее домой, – сухо посоветовал Висенте.

Очутившись в лимузине, Карен, все еще готовая расплакаться в любой момент, изо всех силенок вцепился в рукав пиджака Висенте. Было видно, что ее клонит ко сну, однако она, отчаянно противясь этому, постоянно переводила взгляд с отца на мать, словно до сих пор не веря в их присутствие.

– Она сильно напугана. Карен понадобится время, чтобы прийти в норму, – нарушил молчание Висенте.

Присутствие дочери заставило его смягчить тон, однако взгляд темных глаз был тверд как сталь.

Остро ощущающая свою вину Дженетт сделала вид, что не расслышала. Возразить ей было нечего. То, что их крошка дочь узнала, что окружающий ее ранее удобный и безопасный мирок способен таить в себе опасность, а всегда готовой приласкать матери может не оказаться рядом, произошло только по ее недосмотру.

Увидев крохотный, утопающий в цветах домик Дженетт, Висенте не сказал ни слова. Нагнув голову, он шагнул в дверь… и тут на него сверху кто‑ то прыгнул и вцепился в ткань пиджака острыми коготками.

Выругавшись сквозь зубы, Висенте схватил котенка и швырнул на ковер. Тот, ловко приземлившись на четыре лапы, выгнул спинку дугой и угрожающе зашипел.

– О боже, тебе не надо было входить первым! – воскликнула огорченная Дженетт. – Робин просто хотел с тобой поиграть.

– Робин! Мой Робин! – Сразу забыв обо всех своих неприятностях, Карен вырвалась из рук матери и бросилась к котенку.

Висенте, настроение которого было отнюдь не улучшилось, скептически наблюдал за возней дочери и кошкой.

– Он меня чуть не оцарапал, – заявил он недовольным тоном.

– Неужели? Наверное, это от страха – ответила Дженетт. – Робин еще очень маленький и постороннему человеку трудно понять, когда он играет, а когда сердится.

– Постороннему человеку, – повторил Висенте, и Дженетт смущенно пробормотала:

– Прости, я не хотела сказать ничего плохого в твой адрес. Просто случайно оговорилась.

В этот момент Робин перевернулся на спинку и всеми четырьмя лапами стал ловить руку играющей с ним Карен. Он скалил маленькую пасть с острыми зубками и розовым язычком, но было ясно, что ни за что не прочинит девочке вреда.

– Робину пришлось пережить тяжелые времена, – объяснила Дженетт, наблюдая за ним. – Мы с Карен увидели его на улице, грязного и голодного, и не смогли пройти мимо. Теперь он отъелся, стал пушистым, но так и не научился доверять людям. Он любит только меня и Карен.

Сказав это, Дженетт подхватила Карен на руки и понесла наверх. Робин, прыгая через ступеньку, последовал за ними. Замыкал шествие Висенте. Все, что он видел вокруг, не радовало глаз. Это было нищенское жилище, предназначенное для людей, не страдающих клаустрофобией.

Чтобы стать свидетелем того, как Дженетт укладывает дочь в кроватку, стоящую рядом с ее кроватью, Висенте прошлось остаться в коридоре. Лицо его помрачнело. Как получилось, что Карен оказалась лишена удобств и игрушек, на которые имеет полное право?

Пригладив спутанные волосы никак не успокаивающейся малышки, Дженетт оглянулась на Висенте.

– Ей не хочется, чтобы ты уходил. Думаю, Карен будет спокойнее, если она увидит, что ты все еще здесь.

– Я останусь до тех пор, пока она не уснет, – пообещал он.

Взгляд огромных сонных глаз ребенка остановился на Висенте, и мысли Дженетт приняли другое направление. Видеть отца и дочь вместе было несколько странно и непривычно для нее. К ее удивлению. Привязанность Карен к Висенте была намного сильнее, чем можно было бы предположить. С другой стороны, наивно было бы ожидать, что, как мать, она автоматически имеет право претендовать на львиную долю любви дочери. Вот и сейчас Карен приглашающим жестом просунула руку между прутьями кроватки, и Висенте, рассмеявшись, шагнул наконец в комнату.

Присев на край кровати Дженетт, он наклонился и взял дочь за руку. Счастливо улыбнувшись, Карен наконец закрыла глаза. Дженетт почувствовала, что вот‑ вот расплачется: впервые перед ней предстал нежный и заботливый Висенте. Присутствие отца успокоило малышку, почувствовавшую себя в полной безопасности. Наступило долгое молчание. Наконец Висенте отпустил расслабившуюся руку Карен, осторожно положив ее на матрас. У растроганной Дженетт перехватило дыхание.

– Пойдем вниз, – пробормотала он. – Уже поздно, но мне надо кое‑ что тебе сказать.

В гостиной Дженетт обернулась к нему, нервно сжимая руки.

– Я знаю, что ты во всем винишь меня и это совершенно справедливо.

– Мне нравится, что ты экономишь мое время, избавляя от необходимости самому тратить силы на критику, – язвительно заметил Висенте. – просто удивительно, с какой готовностью ты суешь голову в петлю.

Щеки ее вспыхнули.

– Я считаю, что за свои ошибки нужно отвечать.

Взгляд его остался по‑ прежнему холодным.

– Это достойно похвалы и весьма подходит к случаю, поскольку то, что я собираюсь сейчас сказать вряд ли тебе понравится.

Вид у Висенте был весьма неприветливый, а ведь всего несколько часов назад они лежали обнявшись в одной постели.

– Я хочу, чтобы ты переехала в Бирменгем.

Дженетт похолодела. На миг наступило мертвое, оглушающее молчание.

– Я хочу получить, наконец, возможность стать настоящим отцом моей дочери. – Голос Висенте звучал твердо и ясно, видно было его намерение довести до нее каждое слово. – Однако разделяющее нас расстояние не позволяет мне этого. Мне нужно видеть Карен тогда, когда я этого захочу, и намного чаще, чем сейчас, а не по определенным датам. Кроме того, пора отказаться от посредничества адвокатов. Думаю, мы с тобой договоримся между собой на гораздо более неформальном и дружеском уровне.

Застигнутая врасплох Дженетт пыталась понять, что имеет в виду Висенте. Хочет, что бы она вернулась к нему? Нет, этого делать не стоит, предупредил ее внутренний голос, сколь бы соблазнительным ни казалось предложение. Да и вряд ли Висенте подразумевает примирение. Он говорит о Карен и о своем желании нормализовать отношения с ней… Однако намерение отказаться от посредничества адвокатов и упоминание о более неформальном и дружеском общении, несомненно, требовало особого внимания.

– Конечно… Но переехать… – неуверенно пробормотала Дженетт, пытаясь выиграть время, чтобы понять, к чему он клонит.

Предлагает свою дружбу?.. А что еще!

– Я совершенно уверен, что любое учебное заведение оторвет тебя с руками. А если нет, то на некоторое время ты сможешь посвятить себя научной работе. Я позабочусь обо всем, – пообещал Висенте. – Я знаю, как ты не любишь перемен. Само собой разумеется, что этот дом останется за тобой, можешь его кому‑ нибудь сдать внаем. Все подобные вопроса будут решаться в твою пользу и согласно твоему желанию. Все расходы по вашему содержанию на новом месте я, разумеется, беру на себя.

– Это совершенно ни к чему…

– По‑ другому и быть не может. Поскольку я переехать не могу, то ты не должна пострадать от этого ни в малейшей степени. Во всяком случае… – он пристально посмотрел ей в глаза, – теперь, когда мы начали понимать друг друга лучше, я уверен, что могу говорить более откровенно.

– Можешь говорить что угодно, – торопливо вставила Дженетт, слегка удивленная его словами, что она стала понимать его лучше, чем раньше. Скорее все было наоборот.

– Я полагаю, что этот дом или даже бирмингемский его эквивалент не годится для моей дочери.

Глаза молодой женщины удивленно расширились.

– Но чем плох этот дом?

– Мне не хочется, чтобы мой ребенок вырос в сарае.

Дженетт покраснела.

– Побойся бога, вряд ли это можно назвать сараем!

– На мой взгляд, именно так. Растить Карен в подобном доме – значит пренебрегать тем, что она собой представляет. А ведь она Перрейра! – произнес Висенте с гордостью. – Карен носит славную и древнюю фамилию и даже в свои нежные годы должна иметь все преимущества этого.

Сарай? Дженетт собралась было выступить с резкой отповедью, но, всегда готовая рассматривать все составляющие проблемы, передумала. Спорить с тем, что Карен приходится дочерью очень богатому человеку, в сравнении с которым ее мать можно было считать нищей, не приходилось. Невольно напрашивался вопрос: честно ли она поступает по отношению к ней? Можно ли позволять, чтобы ее собственное стремление к независимости влияло на жизнь дочери? Не обусловлен ли эгоизмом отказ от причитающейся Карен по праву роскоши? Как бы то ни было, теперь она хотя бы знала об отношении Висенте к условиям, в которых растет дочь.

– Тут, несомненно, есть о чем подумать, – устало пробормотала Дженетт.

– Надеюсь, что так. Моя отчужденность от дочери огорчает меня, – откровенно признался он, – Я почти не участвую в ее воспитании и хочу изменить ситуацию, Ты с этим согласна?

Она тряхнула головой, буквально гудящей от множества теснящихся в ней мыслей, и повторила:

– Мне необходимо подумать.

– К, несчастью для тебя, я не в настроении ждать. Знаю, ты не любишь поспешных решений, однако я имею право быть настолько эгоистичным, чтобы поставить нужды Карен во главу угла.

– То, что ты готов поставить нужды Карен во главу угла, никак нельзя назвать эгоизмом, – поспешно возразила Дженетт.

– Если ты действительно веришь в то, что сейчас сказала, то предоставишь Карен возможность наслаждаться обществом обоих родителей, – резонно заметил Висенте.

Она чувствовала себя загнанной в угол. События развивались слишком быстро, чтобы это могло ей понравиться.

– Если бы все было так просто…

– Однако все действительно просто. Успокойся и предоставь другим людям преодолевать препятствия ради твоей же пользы, дорогая.

Неотразимое обаяние Висенте обычно действовало на нее безотказно, но сейчас Дженетт изо всех сил старалась не поддаваться. Стоило ей услышать этот вкрадчивый, чувственный голос, как тело охватывала предательская слабость, и только болезненная память о недавнем прошлом, удерживала ее от поспешного и глупого решения.

Да, она любила его, однако он ее не любил. Более того, весьма возможно, что Висенте решил заняться с ней сексом лишь для того, чтобы выразить свое презрение. Однако это предположение казалось ей столь ужасным, что не хотелось о нем даже думать. Но понимание того, что Висенте может быть пугающе решителен, жесток и мстителен, позволяло Дженетт сопротивляться, несмотря на всю мягкость ее характера.

Слов нет, их брак потерпел крах по ее вине. Ответственность за ограничения, препятствовавшие Висенте в установлении отношений с собственной дочерью, тоже лежит на ней. Однако готова ли она пожертвовать с таким трудом выстроенным за последние два года жизненным порядком ради того, чтобы исправить это положение?

Область научной деятельности. Дженетт была настолько узка и специфична, что возможности заниматься ею были весьма невелики. Пройдет немало времени, прежде чем ей вновь удастся достичь положения, которое она занимает сейчас. С другой стороны, перспектива проводить как можно больше времени с Карен сейчас, пока она еще не вышла из детского возраста, казалась весьма, соблазнительной.

– Должна же быть альтернатива, – неуверенно пробормотала она, твердя себе, что пытаться установить более дружеские или менее формальные отношения с Висенте бы с ее стороны крайне нецелесообразно.

Как ни грустно, но единственным разумным способом взаимодействия с ним оставалось соблюдение определенной дистанции. Любые другие действия могли лишь разбить ее сердце в очередной раз, а оно и так достаточно настрадалось за эти годы.

Да и могло ли быть иначе? Ее пронзила внезапная боль. Я хотел только секса, откровенно признался он. С другой стороны, секс, и, несомненно, гораздо более изощренный, чем тот, который могла предложить она, всегда был к его услугам. Внимания Висенте добилась одна из самых красивых женщин, и все же, пренебрегая столь соблазнительной возможностью, он предпочел лечь в постель со своей женой. О чем это говорит? И что сказал он сам? Насколько помнила Дженетт, Висенте задавал ей весьма странные вопросы: «Любишь меня насколько? Или настолько? ».

– Никакой альтернативы нет ― мрачно заявил Висенте, пристально разглядывая ее чистый профиль.

Гнев по‑ прежнему не отпускал его. Со своей физической хрупкостью и окутывающей ее аурой беззащитности Дженетт казалась воплощением старомодной женственности. Однако во всем, что касалось его, она олицетворяла собой холодную чопорность. Кроме того, он не собирался выпрашивать у нее позволения почаще встречаться с дочерью, которую она практически украла у него. Либо Дженетт предоставит ему эту возможность добровольно, любо он будет бороться, бороться грязно, невзирая на последствия.

Дженетт не слушала его. Как раз в этот момент она переживала приступ стыда за то, что – нравится ей это или нет – у Висенте были все основания для подозрений в сомнительности ее непрошеных признаний в любви. В конце концов, два года назад она сильно разочаровала его именно в этом отношении. После того как Дженетт ушла от него, оставшись глухой ко всем его заверениям в своей невиновности, ее прежние пылкие объяснения в любви неизбежно показались ему ложью. Она, всегда гордившаяся своей верностью и надежностью, оказалась колоссом на глиняных ногах.

– Если ты и дальше станешь препятствовать моему желанию получше узнать дочь, я буду действовать через суд, – снова заговорил Висенте.

Вздрогнув, она посмотрела на него с испугом.

– Через суд? Ты это серьезно?

Он ответил напряженным взглядом, от которого ее бросило в дрожь.

– Если говорить о Карен, то я отдалился от нее достаточно далеко. Кажется, ты: всегда полагала, что она должна жить только с тобой.

– Нет! Уверяю тебя, нет! – побледнев, воскликнула Дженетт, пораженная его проницательностью. На самом деле она даже представить не могла, что бы обожаемая ею дочь жила с кем‑ то другим.

Висенте понял, что она лжет, и это возмутило его.

– Послушай, почему даже теперь, когда надо мной уже не висят лживые обвинения Николь Сежур, ты все так же отказываешься не в состоянии увидеть во мне отца, имеющего все права на ребенка? Как думаешь, что я почувствовал, когда узнал о Карен, оказавшейся на улице без всякого присмотра? Потерявшейся и испуганной… Зависящей от милосердия незнакомых людей…

– Не сомневаюсь, что ты пришел в такой же ужас, как и я, – ответила Дженетт.

– Ошибаешься. Злость, злость на тебя, доверившую самое драгоценное, что у меня есть, беспутной Элизабет! – Обвиняющий взгляд Висенте словно пронзил ее насквозь. – Карен вполне могла погибнуть, попав под машину, поэтому я готов воспользоваться этим случаем и подать в суд. Пусть он решает, кто из нас двоих более достоин воспитывать беззащитного ребенка!

Побелев как мел, Дженетт в отчаянии всплеснула руками.

– Нет никакой необходимости угрожать мне!

– Черт побери! Такая необходимость есть! Моя дочь появилась на свет почти два года назад, и с самого начала было ясно, что в ее воспитании мне уготована лишь минимальная роль, – заявил он – более того, я узнал о том, что она родилась, лишь три дня спустя. Способна ли ты понять, что я при этом чувствовал? Потом, раз за разом, я получал отказ на свои абсолютно законные требования повидаться с ребенком, часто по смехотворным поводам! Стоило малышке чихнуть, как ты уже не отпускала ее от себя!

Его обвинения, внезапно поняла Дженетт, вполне обоснованны. Она ненавидела те субботы, когда вынуждена была отдавать своего ребенка няне, которая, выступая в роли посредника, передавала его на несколько часов Висенте. Поначалу остро переживавшая разлуку с матерью Карен плакала. И хотя потом это прошло, Дженетт каждый раз отрывала ее, словно от сердца, и так переживала отсутствие дочери, что делалась больной.

В сущности, предписанная законом обязанность делить Карен с человеком, который, как она полагала, изменил ей с другой женщиной, претила Дженетт. Теперешнее же запоздалое понимание того, что таким образом, сама того не осознавая, она наказывала Висенте ограничением общения с дочерью, причиняло ей боль.

Терзаясь искреннем раскаянием, Дженетт подняла на мужа виноватый взгляд.

– Можешь ли ты простить меня?

– Тогда не трать драгоценного времени и не вынуждай меня бороться за Карен через суд!

Этот недвусмысленный вызов произвел на нее сильное впечатление. Он действительно не шутил и, желая заполучить Карен законным путем, воспользуется любой возможностью. Более того, винить в таком к ней отношении ей следует только себя.

– Я этого тоже не хочу, – произнесла Дженетт. – Может быть, мы достигнем какого‑ нибудь компромисса? Что именно тебе от меня надо?

Губы Висенте искривились в улыбке триумфатора, хотя выражение лица оставалось на удивление суровым и непроницаемым.

– Возврата долгов, – бесстрастно произнес он, затем многозначительно добавил: – А их за последние два года накопилось немало.

Полутора днями позже Дженетт причесывалась с своей спальне. Обычно загроможденная комната выглядела гораздо просторнее, чем накануне, перед прибытием работников транспортной фирмы, упаковавших одежду, игрушки, книги и детские вещи, которые она собиралась забрать с собой. Обещание Висенте обеспечить все остальное пришлось принять, поскольку в доме оставалась жить Элизабет.

Напуганная угрозой обратится в суд, она незамедлительно приняла решение. К тому же Висенте ясно дал понять, что вполне может воспользоваться недавним происшествием с Карен и оспорить дееспособность Дженетт как матери, чтобы добило ее окончательно.

К несчастью, с Висенте вообще было нелегко общаться, в отношениях с людьми он не признавал середины. Человек оказывался либо на его стороне, либо на противной, и не требовалось большого ума, чтобы понять, к какому разряду отнесена она, навредившая ему почти уже бывшая жена. Для тех, кто оказался на верной стороне, Висенте становился самым преданным другом, всегда готовым оказать незамедлительную помощь. Однако он мог быть безжалостным и беспощадны врагом. Некогда я занимала в его жизни особое место, но это уже давно позади, печально подумала Дженетт, чувствуя, что сдала все свои прошлые позиции самым глупейшим образом.

Она понятия не имела, каким образом справедливое раздражение слишком редкими свиданиями с Карен вылилось в чувственный сексуальный контакт, имевший место по его инициативе. Поверить в собственную неотразимость для Висенте? О нет! Отнюдь не Елена Прекрасная, из‑ за которой разразилась Троянская война, Дженетт не обладала способностью сводить мужчин с ума.

С другой стороны, предсказать поступки мужа или понять их мотивы было всегда нелегко. Самым унизительным образом он, ничтоже сумняшеся, определил то, что между ними произошло, как обыкновенный секс. Действительно ли Висенте так думал? Или предпочитал думать? Способна ли эта искра страсти стать основой более прочных отношений? А может, и новой совместной жизни?..

Тряхнув головой, Дженетт постаралась отогнать от себя опасные мысли. Скорее всего, ее переезд совершается в интересах Висенте и их дочери. Совесть подсказывала, что она должна компенсировать ему время общения с Карен, потерянного вследствие ее ухода от него. Однако произнесенные им слова «дружеский» и «неформальный» вселяли некоторую надежду. Похоже было, что Висенте вновь готов впустить ее в свою жизнь. Она будет иметь возможность видеться с ним, говорить с ним, и это, может быть, позволит преодолеть разделившую их пропасть.

Все начинается с малого, из крохотных ростков вырастают огромные дубы. Что же касается Висенте Перейры, она любила его достаточно сильно, чтобы воспринимать его деспотичные замашки с терпением и спокойствием. Единственное, что ей действительно было нужно, – так это шанс вернуть все на свои места, и ради этого Дженетт была готова на все.

Смахнув непрошенную слезу, она отложила расческу и торопливо спустилась вниз. Скоро должна была приехать машина, чтобы забрать их с Карен.

Из кухни ей навстречу вышла Элизабет с бокалом вина в руке.

– Значит, ты все‑ таки решилась? – В глоссе ее слышалось явное неодобрение.

– Да.

– Не понимаю, как ты можешь позволять ему вновь делать из себя дуру? – Элизабет бросила на сестру пренебрежительный взгляд. – Он дергает за ниточки подобно кукловоду, и ты делаешь все, что ему захочется!

– Все совсем не так, – вздохнула Дженетт, тронутая тем, что приняла за проявление симпатии, и желая успокоить ее настолько, чтобы иметь возможность выразить свою точку зрения. – Висенте хочет общаться с Карен как можно больше и имеет на это право. Они очень близки друг другу. Увидев их вместе, я поняла, что он важен для девочки не меньше, чем я.

Ярко накрашенные губы Элизабет скривились в презрительной усмешке.

– Хочешь сказать, что бросила любимую работу и переселяешься в Бирмингем исключительно из альтруистических соображений?

Виновато покраснев, Дженетт склонилась над корзинкой, в которой сидел весьма недовольный заточением вольнолюбивый Робин.

– Может быть, я просто пытаюсь исправить некоторые совершенные мною ошибки.

– Почему бы тебе не взглянуть правде в глаза? Ты по‑ прежнему без ума от Висенте и согласилась на переезд лишь потому, что надеешься вернуться к нему.

– Если и так, – весьма резко заметила Дженетт, – то это мое дело, а вовсе не твое!

Не ожидавшая отпора Элизабет даже открыла рот от удивления.

– Осталась у тебя хоть капля стыда? Где же твоя хваленная гордость?

Вопрос сестры заставил Дженетт задуматься. Именно стыд и гордость обусловили скорость, с которой она разрушила свой брак. Тогда она прислушалась к критическим замечаниям Элизабет, возможно даже слишком внимательно. Ей казалось, что остаться означало бы смириться с изменами мужа. Прекрасно понимая свою слабость во всем, что касается его, Дженетт была особенно строга к себе.

Правда, на этот раз она оказалась вовсе не невинной жертвой, как полагала ранее. Вряд ли Висенте можно было назвать идеальным мужем, однако с ним она была счастлива. Следовало признать, что виделись они не слишком часто, но без него ее жизнь казалось пустой, лишенной всякого смысла.

– Этот самодовольный ублюдок наверняка испытывает сейчас необыкновенное удовлетворение! – воскликнула Элизабет все с тем же презрением в голосе.

Дженетт недоуменно нахмурилась.

– Почему ты так не любишь Висенте?

От возбуждения на щеках сестры проступили красные пятна.

– Мне просто не нравится, как она обращается с тобой! И ты это прекрасно знаешь!

Однако Дженетт по‑ прежнему не понимала причин столь ярко выраженной агрессивности Элизабет.

– Ну откуда в тебе столько злобы?

На лице сестры неожиданно появилось редкое для нее выражения смущения.

– Может быть… я просто знаю о Висенте вещи, которые тебя бы просто поразили…

Наступило напряженное молчание.

– Что ты имеешь в виду? – спросила наконец Дженетт с беспокойством.

В это время раздался звонок в дверь – за ними приехала машина.

Однако молодая женщина по‑ прежнему не спускала глаз с сестры.

– Только что ты хотела мне о чем‑ то рассказать…

– Послушай, не бери в голову, я просто пошутила! – ответила Элизабет и, подойдя к двери, открыла ее шоферу. – Зачем воспринимать все так серьезно?

Однако, даже распрощавшись с сестрой, Дженетт никак не могла выбросить из головы ее слова. Что, если Элизабет действительно знает о Висенте то, что неизвестно ей? До финансового краха сестры ее бутик был весьма моден. Богатые клиентки часто приглашали Элизабет на светские приемы, поэтому весьма возможно, что она могла наслушаться там чего угодно. Однако Дженетт, только что получившая суровый урок в отношении слухов и сплетен, не собиралась позволять себе даже думать о возможности подобного.

По прибытии на новое место жительства она обнаружила, что под названием меблированного помещения скрывалось нечто совсем другое, а именно солидный дом в одном из престижных пригородов города. Холл элегантно отделанного особнячка был украшен цветами, а комнаты находились в такой готовности, что Дженетт никак не могла отделаться от впечатления, что вот‑ вот войдут настоящие хозяева и спросят, как она здесь оказалась.

Однако на полках в кабинете стояли ее собственные книги, а гардеробе спальни висели ее платья, а детская кроватка Карен уже поджидала прибытия хозяйки очаровательной детской. Даже кухня была снабжена запасом провизии. Истошно мяукавший во время всего путешествия Робин, выпущенный из своей корзины, тут же отправился обследовать садик на заднем дворе.

Зазвонил телефон. И после некоторого промедления Дженетт подняла трубку.

– Хочу услышать откровенное мнение, – раздался голос Висенте.

Знакомый протяжный густой баритон произвел на нее такое впечатление, что она невольно вцепилась в телефонную трубку, как в некий талисман.

– Дом просто замечательный… Правда, он гораздо больше и роскошнее, чем я ожидала.

– В определенные часы будет приходить прислуга, она позаботится обо всем необходимом.

– Зачем такая расточительность? Я сама прекрасно справлюсь! – заявила Дженетт с энтузиазмом.

На другом конце линии Висенте едва слышно хмыкнул. Он прекрасно помнил тот ужасный период после медового месяца, когда ей удалось убедить его, что она в состоянии обойтись без прислуги. Некогда вполне комфортабельное существование Висенте превратилось в настоящий ад. Желание заняться домашним хозяйством накатывало на Дженетт лишь временами, и результаты оказывались плачевными. Пожарная сигнализация срабатывала после каждого включения духовки, холодильник был или пуст, или забит просроченными продуктами. Вещи из химчистки никогда не забирались вовремя, а время от времени, поскольку она вечно забывала, куда их отдала, пропадали без следа. Единственным способом раздобыть свежую рубашку было взять ее из стопки новых, которую Висенте держал в ящике стола в своем офисе.

– Боюсь, что с этим ничего не поделаешь. Прислуга досталась мне вместе с домом, – сообщил он, справедливости полагая, что и ложь бывает во спасение. – В какое время ты купаешь Карен?

От этого неожиданного вопроса Дженетт расцвела.

– В семь вечера.

– Я тоже буду, дорогая.

Положив трубку, Висенте потянулся с весьма довольным видом. Карен была здесь. Дженетт тоже. Заполучить их можно было только вместе. Губы его скривились в усмешке. Все идет как задумано, да иначе и не могло быть. Тщательное планирование всегда оправдывает себя.

Собравшись переодеваться к приходу мужа во что‑ нибудь особенное, Дженетт все оставшееся время разделила между играми с Карен и осмотром своего гардероба. В конце концов, она решила одеться попроще. Меньше всего ей хотелось, чтобы Висенте догадался, что все эти усилия предприняты только ради него.

Однако получилось так, что сменить повседневные синие джинсы и старую желтую майку на что‑ то другое не удалось. Готовый ужин был оставлен в холодильнике. Но Карен не понравился салат и она так раскапризничалась, что пришлось срочно искать замену. Хотя еды было много, ее любимых блюд не нашлось. И к тому времени, когда Дженетт поджарила тосты и сварило яйцо всмятку, малышка вышла из повиновения окончательно. Сидя на своем высоком стульчике, Карен с недовольным видом ковыряла в яйце ложкой и одновременно ногой качала край скатерти, которую ловил лапой Робин.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 Следующая ⇒