Ирина Градова 2 страница

Наверное, в том, что мы с Лидой потеряли связь друг с другом, в большей степени была виновата именно я. Рожая ребенка и погружаясь в семейные заботы, женщины меняются, все больше отдаляясь от своих незамужних подруг. Потом мне пришлось очень быстро восстанавливать силы, чтобы иметь возможность вернуться в институт. Я с ужасом вспоминаю те годы: Дэн маленький, нестираное белье, латынь, экзамены… К счастью, мама и папа помогали, хотя оба работали – только благодаря этому я не сошла с ума и не только закончила медицинский, но и написала диссертацию, получив заветные корочки кандидата медицинских наук!

Так когда же я в последний раз видела Елену Исааковну? Наверное, не меньше пятнадцати лет назад – боже, как летит время! Однако, глядя на эту женщину сейчас, мне казалось, что прошло как минимум лет тридцать‑ сорок, потому что выглядела она такой старенькой и сморщенной, что никак не выдерживала сравнения с высокой, стройной женщиной, пышущей здоровьем, какой я ее помнила.

– Елена Исааковна, что случилось? – спросила я озабоченно, понимая, что мама моей школьной подружки, скорее всего, не просто так оказалась в больнице. – Что‑ то с Владимиром Лазаревичем?

– Нет, Агния, с мужем все в порядке – он здоров, насколько позволяет возраст. Но Лидочка…

– Лида? Она заболела?

– Господи, Агния, я ничего не понимаю! – вдруг зарыдала Елена Исааковна, и я несколько минут никак не могла придумать, как ее утешить. Мне пришлось сбегать в сестринскую за стаканом воды, предварительно растворив в них капли Зеленина. Когда женщина наконец смогла говорить внятно, она рассказала, что Лида собиралась на курорт с мужем. Они уже сидели в салоне самолета, направляющегося на Бали. Внезапно Лиде стало плохо, она стала задыхаться, потеряла сознание, рейс задержали и вызвали «Скорую помощь».

– Врачи говорят, что у Лидочки сильнейшее отравление, – говорила Елена Исааковна. – Не знаю, где она могла отравиться, – может, в ресторане аэропорта? Сколько раз я ей говорила, что никогда нельзя питаться в таких местах, ведь продукты там всегда несвежие! Да еще Володя в командировке в Кировске…

– Так это произошло совсем недавно? – уточнила я.

– Да только сегодня, я же говорю – мне Толик позвонил, сказал, что Лидочка в больнице. Я‑ то думала, они уже в пути, на курорт летят, а тут такое!

– А кто такой Толик? – поинтересовалась я.

– Муж Лидочки, Анатолий. Он пошел искать лечащего врача и до сих пор не вернулся!

– Вы не волнуйтесь так, Елена Исааковна, – сказала я. – Здесь очень хорошие врачи, они сделают все возможное для Лиды.

Я не лгала: гастроэнтерологическое отделение и в самом деле считается у нас одним из лучших, и все благодаря заведующему, Дмитрию Сергеевичу Аникину.

– Они мне ничего не говорят, Агния! – судорожно сжимая мои руки в своих, жаловалась мать Лиды. – Может, ты с заведующим поговоришь, а?

– Хорошо, – согласилась я. – Правда, если, как вы говорите, все произошло только сегодня утром, вряд ли кто‑ либо сможет сказать что‑ нибудь наверняка.

Я решила сходить к Аникину, как только закончится следующая операция на хирургии позвоночника. Чем мне всегда нравился Дмитрий Сергеевич, так это своей любезностью: в среде врачей это качество довольно редкое, но Аникин проявляет его в общении со всеми, и с коллегами, и с пациентами, – вообще нонсенс, если подумать, тем более для заведующего отделением! В его присутствии я никогда не испытываю трепета, как перед вышестоящим, потому что Дмитрий Сергеевич обладает не только приятными, лишенными высокомерия манерами, но и располагающей внешностью сельского доктора.

– Рад вас видеть, Агния Кирилловна! – сказал Аникин. – У вас ко мне дело?

– Да, вот, Дмитрий Сергеевич, хочу поинтересоваться насчет вашей новой пациентки, Лидии Коганер.

– Коганер? – удивился он. – Что‑ то не припомню…

И тут я сообразила, что назвала девичью фамилию школьной подруги.

– Она поступила с симптомами острого отравления сегодня рано утром, – сказала я, ругая себя за то, что забыла поинтересоваться у Елены Исааковны, как фамилия мужа Лиды.

– Это которую с поезда сняли, что ли? – спросил Аникин.

– С самолета, – уточнила я.

Дмитрий Сергеевич нахмурился.

– А почему, собственно, вы интересуетесь? – задал он вопрос, не предвещающий ничего хорошего.

Я объяснила.

– Мы отправили ее анализы в Центральную лабораторию на перепроверку, – вздохнув, произнес Аникин.

– На перепроверку? – удивилась я. – Зачем?

– Судя по всему, ваша подруга отравилась синильной кислотой.

– Что‑ о?! Синильной?..

– Вот поэтому‑ то я и решил перестраховаться. Кстати, вы не в курсе, она, случайно, не химик или биолог?

Я покачала головой. Насколько я знала, Лида после окончания института ни дня не работала – благо доходы ее отца вполне это позволяли.

– Ну, я так и думал, – кивнул Дмитрий Сергеевич. – Была небольшая надежда, что ваша подруга, возможно, надышалась парами, но, с другой стороны, содержание синильной кислоты в моче и крови слишком велико. Это странно, потому что, судя по анализу, единовременное принятие такого количества яда должно было вызвать мгновенную смерть, но этого, как ни странно, не произошло… Да еще медики «Скорой», будь они неладны, пытались вызвать у пациентки рвоту, думая, что у нее пищевое отравление, а это в данном случае строго противопоказано!

– Она поправится? – спросила я.

– Трудно сказать, – покачал головой Аникин. – Желудок мы промыли, даем комплекс противоядий – назально и внутривенно, но пока пациентка без сознания. Это очень плохо. Сейчас необходимо определить, каково состояние внутренних органов, так что пока трудно утверждать что‑ либо определенное.

– Значит, версия пищевого отравления себя не оправдывает?

– Похоже, нет, – подтвердил Дмитрий Сергеевич.

Я вышла из кабинета в растерянности. Вот уж чего не ожидала! Синильная кислота, в моем понимании, не тот яд, которым можно отравиться случайно. Существует, конечно, возможность проникновения через кожу или попадания через нос, но, судя по словам Аникина, этот вариант отпадает, ведь в желудке, крови и моче обнаружено слишком высокое содержание отравляющего вещества! Неужели кто‑ то пытался намеренно отравить Лиду? Это казалось просто невероятным: в конце концов, мы живем не во времена великих Медичи и даже не во времена Агаты Кристи, обожавшей истории о всевозможных ядах!

Что ж, остается одно – дождаться результатов анализов из Центральной лаборатории.

Вечером я заглянула в реанимацию.

– Пациентка все еще без сознания, – сообщила мне медсестра. – Хотите на нее посмотреть?

Я хотела. Увидев Лиду, я пережила состояние легкого шока. В моей памяти Лида Коганер осталась девушкой полной, круглолицей, в общем – полной противоположностью своей матери и более женственной копией отца. Теперь же передо мной, опутанная проводами, в окружении приборов, лежала совершенно незнакомая женщина. Ее лицо было болезненно худым и сильно загорелым, а тело, насколько я могла различить под тонкой простыней, стало жилистым, тоже очень худым и стройным. Очевидно, Лида приложила немало усилий к тому, чтобы кардинально изменить свою внешность. Она не прибегла к хирургическому вмешательству, но, судя по всему, нещадно изводила себя диетами и спортивными нагрузками.

Я посмотрела на приборы: очень низкое давление, да и дышала Лида при помощи аппарата. Да, Аникин, похоже, прав: дела очень плохи. И что я должна сказать Елене Исааковне? С другой стороны, насколько я знала, если при отравлении синильной кислотой пациент не умер мгновенно из‑ за слишком высокой ее концентрации, то при оказании своевременной экстренной помощи лечение проходит довольно успешно и без особых последствий. Может, все еще и обойдется?

Я аккуратно, стараясь не задеть проводов, взяла Лиду за руку. Ее кожа оказалась на ощупь очень сухой и шершавой, как кора старого дерева.

* * *

Утром я первым делом заскочила в реанимацию. Вчерашняя малознакомая медсестра сменилась, и меня встретила Даша Дробыш, с которой мы всегда были в хороших отношениях. Правда, Даше уже хорошо за пятьдесят, но ни у кого в отделении не поворачивается язык называть эту крохотную женщину с детским лицом по имени‑ отчеству. Когда я объяснила Даше, к кому пришла, она округлила глаза.

– Ой, Агния Кирилловна…

– В чем дело? – спросила я, уже начиная понимать, но не желая верить.

– Она умерла ночью… Мне так жаль, честное слово!

Я сделала два глубоких вдоха, как учил меня Олег, и только потом задала следующий вопрос:

– А родственники в курсе?

– Они уже едут, – кивнула Даша. – Муж у нее – просто цунами, а не мужик: вчера тут такой скандал закатил, когда мест свободных не оказалось и пришлось ставить дополнительную койку! Представляю, что сейчас будет…

Признаюсь честно, наблюдать за тем, «что сейчас будет», мне не хотелось, да и первая операция начиналась через пятнадцать минут, поэтому я поспешила ретироваться. Я не могла поверить, что Лиды больше нет. Да, мы долго не общались, но все это время она жила где‑ то, чем‑ то занималась, и я при желании всегда могла бы с ней связаться, а теперь… Теперь она умерла, и нам больше никогда не удастся поговорить! А ведь порой всего‑ то и надо – снять трубку, услышать знакомый голос и задать простой вопрос: «Ну, как живешь? » А действительно, как жила Лида? Почему она оказалась в больнице с таким невероятным отравлением? И почему, несмотря на оказание своевременной помощи, все‑ таки умерла?

По окончании рабочего дня я сочла своим долгом зайти к Коганерам. Смешно сказать, но Елена Исааковна живет всего в паре кварталов от меня, а мы ни разу не встречались! Я никогда не умела себя правильно вести во время траурных событий. Как анестезиологу, мне, слава богу, не приходится сообщать пациентам о неудачных исходах операций – этот труд берет на себя ведущий хирург, а я остаюсь в стороне. Так что практики в подобных делах у меня нет. Когда умер папа, мне хотелось все время быть одной, но я не могла себе этого позволить, потому что нужно было успокаивать маму, а она думала, что успокаивает меня, как и Дэн, поэтому в целом создавалась видимость того, что все мы друг друга поддерживаем в горестный час. А была б моя воля, я зарылась бы в песок недели на две, ни с кем не разговаривая, никого не видя, запрятав боль потери поглубже, – в общем, сделала бы именно то, чего не рекомендуют делать психиатры!

Поэтому я с трудом представляла себе, что скажу Елене Исааковне. Я даже не знала, захочет ли она со мной общаться! Однако, к моему удивлению, она, кажется, была рада меня видеть.

– Ох, Агния, как хорошо, что ты пришла! – воскликнула мать Лиды, бросаясь мне на шею. – Лидочка хотела бы этого…

Не думаю, что мы имеем право решать, чего хотел или не хотел бы покойный. Возможно, будь Лида духом и витай она сейчас под потолком этой гостиной, то сказала бы с укоризной: «Что, раньше не могла зайти, подруга? Понадобилось умереть, чтобы увидеть тебя наконец? » Я могла бы, конечно, возразить, что у Лиды тоже всегда был телефон и я не переехала жить в Антарктиду, но разве можно спорить с мертвыми? Честное слово, мне казалось, что сквозняк, раздувающий дорогие занавески на окнах Коганеров, временами принимает форму женской фигуры – худого, почти невесомого тела новой, совершенно незнакомой мне Лиды!

Когда мы с Еленой Исааковной вошли в гостиную, там уже сидели Владимир Лазаревич и незнакомый мне полный мужчина в очках. Я плохо знала отца Лиды, но он, как выяснилось, меня помнил. Другим оказался, как и можно было предположить, муж Лиды, Анатолий. Я пробормотала какие‑ то слова соболезнований, мужчины что‑ то пробурчали в ответ. Оба выглядели подавленными и растерянными.

– Я не понимаю, как такое могло произойти! – качая головой в прострации, проговорил Владимир Лазаревич, ни к кому особенно не обращаясь. – Лида всегда отличалась отменным здоровьем, скажи, Толик?

Муж Лиды тряхнул головой в знак подтверждения слов тестя.

– Из всех лекарств принимала только витамины и пищевые добавки, – продолжал ее отец. – И еще, кажется, слабительное – потому что так нужно было для поддержания диеты, которой Лидок строго следовала.

– Даже аспирин не пила, потому что никогда не болела! – вторила мужу Елена Исааковна. – Нет, такого просто не может быть! Это все еда в аэропорту, я не сомневаюсь…

– Но ведь Анатолий ел вместе с Лидой, насколько я понимаю? – предположила я. – А с ним все в порядке! Кроме того, если бы проблема заключалась в ресторанной еде, то мы имели бы гораздо больше жертв. Вы представляете, сколько людей каждый день проходит через этот пункт питания? Нет, Лида отравилась где‑ то в другом месте.

– Да какая теперь разница, где она отравилась? – впервые подал голос муж Лиды. – Ее больше нет! Кто за это ответит?!

– Нужно провести вскрытие, – сказала я. – Оно покажет состояние внутренних органов…

– Нет, ни за что! – воскликнула Елена Исааковна. – Чтобы Лидочку кромсали, как кусок мяса?! Я не позволю!

– Вы хотите узнать, что произошло с вашей дочерью? Или предпочитаете закрыть на все глаза и молча горевать?

– Она права, – заговорил Владимир Лазаревич. – Лена, мы должны, просто обязаны выяснить все до конца!

– Лидочке уже все равно! – снова расплакалась Елена Исааковна.

– Ей – да, – согласился муж, нежно обнимая ее за плечи. – Нам – нет!

* * *

Армен Багдасарян встретил меня любезно. Это был хороший знак: от Олега, его однокурсника, я знала, что наш патологоанатом не слишком любит общаться с коллегами, имеющими дело с живыми пациентами. Армен представлял собой полную противоположность людей своей профессии, как их обычно рисуют в кинофильмах – неаккуратно одетыми, рассеянными, поедающими бутерброды, разложенные прямо на трупе, вызывая в памяти сказки о вампирах, оборотнях и людоедах. Интеллигентный, одетый с иголочки Багдасарян производил самое приятное впечатление и чем‑ то напоминал патологоанатома из старого немецкого сериала «Инспектор Деррик», который под халатом носил смокинг и бабочку.

– Какими судьбами, Агния? – поинтересовался Армен.

Несмотря на то что работаем в одной больнице, впервые мы познакомились благодаря Олегу: выясняли, отчего умерла моя пациентка. Именно с этого визита и началось пресловутое расследование о подмене эндопротезов, которое взбудоражило всю больницу.

– Вы уже проводили вскрытие Лидии Томилиной? – спросила я.

Армен внимательно посмотрел на меня темно‑ карими, круглыми и влажными, как у лошади, глазами:

– А почему вы интересуетесь, Агния?

– Лида – моя школьная подруга, – пояснила я. – Мне и ее родителям хотелось бы знать, что с ней произошло и почему.

– Ну, на вопрос «почему», боюсь, ответить не смогу – это дело соответствующих органов, – покачал головой Багдасарян.

– Вы думаете, что смерть Лиды – криминальная? – изумилась я.

– Полагаю, что так, – кивнул он. – Судите сами: внутренние органы – печень, почки, сосуды, а особенно легкие – подверглись серьезным изменениям. Такого не случается при принятии большой дозы синильной кислоты единовременно. Я послал в Центральную лабораторию образцы волос, тканей и органов вашей подруги, но результаты будут не раньше чем через пять‑ шесть дней. Честно говоря, мне пришлось принять на веру то, что сказал лечащий врач об отравлении синильной кислотой, потому что подтверждающие это анализы из Центральной еще не пришли. Причина смерти – обширный отек легких, наступивший вследствие нарушения клеточного дыхания.

Как медик, я знала, что основное воздействие синильной кислоты заключается в угнетении клеточного дыхания. При приеме большой дозы возникает почти мгновенная смерть – в природе сравнительно мало ядов, которые действуют настолько быстро.

– В любом случае это всего лишь поверхностный осмотр. Если зайдете завтра, то я, возможно, смогу сказать больше, – закончил Багдасарян.

Итак, беседа с патологоанатомом дала больше вопросов, чем ответов. Идя по коридору к лифту, я столкнулась с группой мужчин. Их было четверо, в белых больничных халатах, но их лица не показались мне знакомыми. Разумеется, я знаю не всех врачей в нашей больнице – всех не запомнишь. Но вот эта странная компания вызвала у меня некоторое недоумение. Направлялись они, по всей видимости, именно к Армену. Один из незнакомцев – судя по всему, глава этой небольшой группы – взглянул прямо на меня, проходя мимо. От его взгляда мне стало не по себе: большие темно‑ голубые глаза, практически лишенные ресниц, словно сканировали меня от макушки до пяток. Это длилось лишь мгновение, и потом мужчина отвернулся. Я едва поборола искушение вернуться и посмотреть, в чем, собственно, дело, но меня ожидала следующая операция, а времени до нее оставалось в обрез.

* * *

Дома все оказались в сборе – большая редкость. Когда я говорю «все», то имею в виду маму, Дэна и Славку, моего бывшего мужа, который заходит время от времени пообщаться с сыном. Строго говоря, мы со Славкой пока еще формально не разведены – просто не видим в этом необходимости. Я вроде бы замуж не собираюсь – благодарю покорно, уже насладилась сполна годами супружества! Славка, на мой взгляд, гораздо больше заинтересован в том, чтобы оформить все официально, ведь у него недавно родился ребенок от другой женщины. Я не в обиде: за те два года, что он находился в бегах, прячась от кредиторов, у которых взял денег на раскрутку собственного бизнеса и прогорел, каждый из нас устраивал свою жизнь, как мог. Тем не менее мой бывший ни разу не заикнулся о разводе, а я не настаивала, потому что сама терпеть не могу бумажную волокиту. Если Славке надо, пусть сам позаботится о формальностях!

Я радовалась, что мы с ним смогли договориться без взаимных оскорблений и сцен. Дэн все еще сердился на отца из‑ за его бегства и того, что мне пришлось самой иметь дело с его кредиторами, но он отходчив, а потому я не сомневалась, что со временем обида полностью улетучится.

– Я подаю документы в университет! – с порога сообщил мне сынуля, пока я разбиралась с Кусей, нашей огромной черной терьершей, которая никак не желала отдавать мне тапку и требовала ласки.

– Один? – удивилась я, борясь с собакой. – Не посоветовавшись со мной?

– Я советовался с папой, – пояснил Дэн. – И с бабушкой. А с тобой мы почти не встречаемся, поэтому…

Он, разумеется, прав. Дэн сказал это без малейшего оттенка обиды, но я тут же почувствовала себя виноватой – как тогда, когда Данилка был еще совсем маленьким, а мне приходилось много работать, потому что Славка постоянно метался с одного места на другое, и постоянными заработками были только мой и мамин. Дэн всегда с пониманием относился к тому, что «маме надо в больницу», но на его маленьком детском личике и в широко распахнутых синих глазах я читала глубокую печаль каждый раз, когда оставляла его с мамой, а то и совершенно одного в пустой квартире. Теперь Дэну уже не так необходимо мое общество, но все же я в очередной раз дала себе слово поменьше работать и побольше времени проводить с сыном. Хотя теперь, пожалуй, это становится проблематичным не столько из‑ за меня, сколько из‑ за него самого!

– И что за университет? – поинтересовалась я. – Я думала, ты пойдешь в Мухинское.

– Брось, ма! Кому в наши дни нужны художники?

– Но ты, кажется, неплохо справляешься, – заметила я. – Была же выставка…

– Да, но одной живописью сыт не будешь! – прервал сынуля, отнимая наконец у Куси тапку и передавая его мне. – Я решил поступать на компьютерный дизайн – это гораздо более хлебное занятие в наши дни. А живопись – она же никуда не убежит?

Что ж, в этом он, наверное, прав. Я и сама до недавнего времени опасалась, что увлечение моего ребенка рисованием сослужит ему в жизни плохую службу: в стране слишком много художников и прочего богемного люда, еле сводящего концы с концами.

– Значит, компьютерный дизайн, – проговорила я, словно пробуя это словосочетание на вкус. – А экзамены? Мы должны что‑ то кому‑ то «дать»?

– Не волнуйся, – улыбнулся Дэн, – папа уже все сделал.

– Неужели? – подняла брови я.

Кажется, Славка все еще никак не может избавиться от чувства вины перед нами, поэтому ищет любую возможность хоть как‑ то угодить. Ну, это совсем неплохо.

– И много?

– Пусть это тебя не волнует, – сказал мой бывший, все это время стоявший в проходе между кухней и прихожей. – ЕГЭ по математике Дэн сдаст – он пробный на «пять» написал. С русским, правда, не все так замечательно, но ведь у него уже полтора года репетитор?

Да уж, спасибо бабушке: это она вовремя позаботилась о том, чтобы у сынули был хороший преподаватель по основным предметам, которые впоследствии в любом случае придется сдавать.

– В общем, пришлось, на всякий случай, подстраховаться: у меня, к счастью, есть знакомства в этой области.

Это правда: с тех пор как Славка начал заниматься компьютерами и программным обеспечением – вернее, торговлей всеми этими непостижимыми вещами, – у него появилось много знакомых, которые могли оказаться полезны и нашему сыну. Ну, слава богу, одной проблемой меньше: по крайней мере, вопрос с поступлением более или менее утрясен. Конечно, экзамены еще впереди, но я почему‑ то всегда была уверена в сынуле – он никогда меня не подводил.

Мама испекла свой коронный «наполеон», и мы все вместе сели пить чай.

– Да, твой Шилов звонил, – сказал с набитым ртом Дэн.

Явный прогресс: если моего бывшего любовника, Роберта Караева, сын называл кратко, но веско – «он», то Олег удостоился фамилии!

– Что говорил? – спросила я.

– Да ничего такого, просто просил с ним связаться.

Ну, понятно: мы сегодня не встречались, и Олег, по всей вероятности, хочет меня видеть. Я искоса взглянула на Славку. Он сосредоточенно жевал «наполеон», но желваки на его шее предательски задвигались при упоминании чужого имени. Господи, как же хорошо быть свободной женщиной и не отчитываться ни перед кем! Правда, не могу сказать, что Славка был очень ревнивым во время нашей совместной жизни, ведь это он не пропускал ни одной юбки. Однако я поймала себя на мысли о том, что мне приятна реакция моего бывшего – не все же коту масленица!

– Я пойду к себе, – сказал сынуля, прихватив с собой еще пару кусков торта – и куда только вмещается такое количество калорийной пищи, не оставляя никаких заметных следов? Боже, где мои семнадцать лет?!

– А я что‑ то устала, – сказала мама, поднимаясь. – Пойду полежу, почитаю.

Таким образом, мы со Славкой остались одни.

– А как на работе? – поинтересовался он – предполагаю, лишь для того, чтобы я не вздумала говорить о Шилове. Напрасный труд: я и так не собиралась, у меня вполне хватает такта не обсуждать с бывшим мужем нынешнего любовника.

– Умерла моя подруга, – сказала я, и лицо Славки вытянулось.

– Мне очень жаль! – пробормотал он.

– Похоже, ее отравили, – продолжала я, внезапно почувствовав необходимость с кем‑ то это обсудить. Мама не подходила, так как знакома с семьей Коганер, а Славка вполне мог сойти за нейтральное лицо, и, кроме того, он всегда отличался способностью внимательно слушать и сопереживать – это, пожалуй, одно из его самых выигрышных качеств.

– Отравили? – изумленно поднял брови Славка. – Что, прямо ядом?

Я кивнула.

– Вот это да! А не слишком ли это старомодно? Попахивает Агатой Кристи…

– То‑ то и оно, – вздохнула я. – Странно это как‑ то… Тем более – синильная кислота, представляешь?

Бывший только присвистнул.

– Кому могла помешать твоя подруга? – спросил он.

– Понятия не имею!

– А у нее есть муж?

– При чем здесь он? – удивилась я.

– Ну как же: в таких делах первыми подозреваемыми всегда становятся муж или жена – закон всех детективов!

– Нет, не думаю, – покачала я головой. – Не тянет он на убийцу. Кроме того, зачем ему это?

– Только не вздумай выяснять! – замахал руками Славка, судя по всему, уже пожалевший о своих словах и о том, на что они могут меня толкнуть. – Она, конечно, твоя подруга, но ты помнишь, что случилось в последний раз, когда тебе взбрело в голову разыгрывать из себя сыщика?

Неужели ему никогда не надоест об этом напоминать?! Здесь они с Шиловым – два сапога пара; вот почему я решила ничего не рассказывать Олегу о Лиде.

Проводив Славку, я звякнула Шилову. Он хотел меня видеть, причем немедленно, но я была просто не в силах собираться и ехать на другой конец города. Даже его предложение подобрать меня на машине показалось не слишком заманчивым, и я, как обычно в таких случаях, отговорилась усталостью. Олег всегда правильно понимал слова «Я устала»: в конце концов, у него та же профессия, и он сам, случается, чувствует себя таким измотанным, что не хочет никого видеть и слышать – даже меня. Мы давно договорились не обижаться друг на друга, поэтому, посетовав пару минут на наши не совпавшие сегодня биополя, Олег попрощался, и я повесила трубку.

Усевшись перед зеркалом, я распустила волосы и принялась внимательно изучать свое отражение. Морщин почти нет – спасибо мамочке и ее отличной наследственности: несмотря на свои семьдесят с небольшим, ее кожа до сих пор остается гладкой и мягкой, как у молодой женщины. Но практически сразу же в отражении стали проступать другие черты – не мои, совершенно незнакомые… Нет, пожалуй, все же знакомые! Теперь из зеркала на меня глядела некрасивая девочка – толстощекая, дебелая, с очень тонкой, но угреватой кожей. Ее волосы, не то светлые, не то рыжие, заплетены в две жалкие косички, а маленькие глаза неопределенного цвета смотрят на мир с сомнением, словно не веря, что он примет ее такой, какая она есть. Это лицо принадлежало Лиде Коганер – той Лиде, которую я знала раньше. Несмотря на достаток в семье, на связи и положение, эта девочка никогда не была довольна собой. Наверное, именно это заставило Лиду полностью измениться, как только она выросла из школьного платьица и обрела самостоятельность. Она похудела – не просто сбросила пару‑ тройку килограммов, но превратилась в очень стройную, даже тощую, женщину. Очевидно, это стоило ей дорого: кожа, и так от природы не отличного качества, стала пергаментной, несмотря на молодой возраст. Хотя от угрей Лиде все же удалось избавиться!

* * *

С утра пораньше я сразу же заскочила к Багдасаряну. Сегодня, однако, он встретил меня не так радушно. Это меня удивило: ведь патологоанатом сам предложил мне зайти, чтобы узнать результаты.

– А‑ а, Агния, – протянул он нехотя. – Чему обязан?

Вот это да! Кажется, Багдасарян и в самом деле решил сделать вид, что мы ни о чем не договаривались?

– Послушайте, Армен, – сказала я, не собираясь принимать правила этой странной, непонятной мне игры, – мы же условились, что я приду сегодня и вы сможете больше рассказать мне о смерти…

– Извините, Агния, – прокашлявшись, произнес Багдасарян, явно избегая смотреть мне в глаза. – Дело в том, что ситуация, как бы это сказать… изменилась.

– Что это значит?

– Я больше не занимаюсь вашей подругой.

– Не занимаетесь? – удивленно переспросила я. – А кто занимается?

– Видите ли, – подавляя вздох, ответил патологоанатом, – мне и самому это не нравится, но… В общем, у меня забрали тело.

– Что‑ о? Тело Лиды – забрали?! Когда?

– Вчера, почти сразу после того, как мы расстались.

– Но кто? Кто это сделал? Милиция? Прокуратура?

– Точно не знаю, – покачал головой Армен. – Но у них имелось предписание от главного, а вы ведь знаете, как трудно получить от него подпись на любом документе, за исключением разве что направления на госпитализацию – и то не наверняка!

И тут меня осенило – хоть и с некоторым опозданием.

– Это те люди, да? Которые приходили сюда прямо после нашей с вами встречи?

Багдасарян неопределенно повел плечом.

– Кто они? – настаивала я.

– Понятия не имею – они, знаете ли, не распространялись!

– А как же родители Лиды, ее муж? Разве для того, чтобы перевезти тело, не нужно разрешение семьи?

– Во‑ первых, нет, – ответил Армен. – У нас не Америка, здесь власти могут распоряжаться всем и вся, и семья может что‑ либо доказать или потребовать только через суд, а это, сами понимаете, при данных обстоятельствах маловероятно. Но, во‑ вторых, этот вопрос, кажется, тоже как‑ то урегулирован – во всяком случае, у этих ребят была подпись мужа вашей подруги.

Я не могла в это поверить! Происходящее сильно смахивало на западные полицейские триллеры, когда различные правоохранительные ведомства дерутся каждый за свою юрисдикцию и уводят доказательства друг у друга из‑ под носа. Как ни печально, доказательством в этом деле являлась моя мертвая подруга. Только вот доказательством чего?

Судя по всему, Багдасарян чувствовал себя крайне неловко из‑ за того, что ничего не может мне рассказать. Более того – он явно злился, хоть и старался сдерживаться. Я вышла от него озадаченная! Что теперь? Забыть обо всем и вернуться к своим делам? Их у меня полно, но как же так? Может, стоит снова посетить Коганеров?

Я решила сделать кое‑ что другое. Видит бог, я с удовольствием избежала бы визита к главному, потому что посещение его кабинета относится к удовольствиям гораздо ниже среднего. Более того, он мог вообще отказаться отвечать на мои вопросы, потому что – кто я, собственно, такая, чтобы требовать ответа от самого Доброва? Тем не менее я решилась и, набрав в легкие побольше воздуха, постучала в его дверь.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒