Роджер Желязны Двор Хаоса 9 страница

Я снова лег и вздохнул. Почему бы просто не остаться здесь, когда отбыли другие, ждать, когда гроза окатит меня, и уснуть… и раствориться? Я подумал о Хуги. Не переварил ли я его бегство от жизни так же, как и его мясо? Я так устал, что это казалось самым легким курсом…

— Вот, Корвин.

Я снова задремал, хотя только на минуту. Фиона опять стояла рядом со мной, вместе с пищей и флягой. С ней кто-то был.

— Я не желала перебивать вашу аудиенцию, так что я подождала.

— Ты слышала? — спросил я.

— Нет. Но могу догадаться, поскольку она ускакала. Вот.

Я проглотил немного вина, уделил свое внимание мясу, хлебу. Несмотря на мое душевное состояние, они показались мне очень вкусными..

— Мы скоро трогаемся, — сказала она, бросив взгляд на бушующий грозовой фронт. — Ты можешь держаться в седле?

— Думаю, что да, — сказал я.

Я глотнул еще немного вина.

— Но слишком много всего произошло, Фи, — сказал я ей. — Я эмоционально онемел. Я вырвался из сумасшедшего дома на Отражении. Я обманывал людей и убивал людей. Я отвоевывал свою память и пытался поправить свою жизнь. Я нашел свою семью и обнаружил, что люблю ее. Я примирился с отцом. Я сражался за корону. Я испробовал все, что знал, чтобы удержать мир от распада. Теперь похоже, что все это ни к чему не привело и у меня не осталось достаточно духу, чтобы скорбеть дальше. Я онемел. Прости меня.

Она поцеловал меня.

— Мы еще не разбиты, ты снова станешь собой, — сказала она.

Я покачал головой.

— Это вроде последней главы «Алисы», — сказал я. — Если я крикну: «Мы всего навсего ведь колода Карт! », то чувствую, что все мы подымаемся в воздух и полетим, набором разрисованных картинок. Я не еду с вами. Оставьте меня здесь. В любом случае я всего лишь Джокер.

— Прямо сейчас я сильнее, чем ты, — заметила она. — Ты едешь.

— Это нечестно, — мягко заметил я в ответ.

— Приканчивай еду. Время еще есть.

Когда я это сделал, она продолжила:

— Твой сын, Мерлин, ждет встречи с тобой. Я хотела бы позвать его сейчас сюда.

— Пленник?

— Не совсем. Он не участвовал в битве. Он просто прибыл не так давно, прося встречи с тобой.

Я кивнул и она ушла. Я забросил еду и сделал еще один большой глоток вина. Я попросту стал нервничать. Что бы вы сказали взрослому сыну, о существовании которого лишь недавно узнали? Я терялся в догадках, насчет его чувств ко мне. Я гадал, знал ли он о решении Дары? Как мне следует вести себя с ним?

Я следил, как он приближается ко мне от места, где скопились мои родственники, дальше влево от меня. Я гадал, почему они так вот предоставили меня самому себе. Чем больше визитеров я принимал, тем очевиднее это становилось. Я гадал, не задерживаются ли они с отправлением из-за меня. Влажные ветры грозы становились все сильней. Он глядел на меня во все глаза, когда подходил, без всякого особого выражения на этом лице, так сильно похожим на мое собственное. Я гадал, как теперь чувствует себя Дара, когда ее пророчество о разрушении, кажется, исполнилось. Я хотел бы знать, как сложились ее отношения с этим парнем. Я хотел бы знать… много чего.

Он нагнулся вперед и сжал мне руку.

— Отец… — произнес он.

— Мерлин… — я посмотрел ему в глаза. Я поднялся на ноги, все еще держа его руку.

— Не вставай.

— Да. Ладно, — я прижал его к себе, а затем отпустил. — Я рад. Выпей со мной, — я предложил ему вина, частично чтоб прикрыть свое отсутствие слов.

— Спасибо.

Он взял флягу, отпил немного, и отдал обратно.

— Твое здоровье, — сказал я и пригубил сам. — Сожалею, что не могу предложить тебе кресло.

Я опустился на землю, он сделал то же самое.

— Никто из других, кажется, не знает, что именно ты сделал, — сказал он. — Кроме Фионы, которая сказала только, что дело это было очень трудное.

— Не имеет значения, — отмахнулся я. — Я рад, что сумел добраться сюда, если и не по какой иной причине, чем эта. Расскажи мне о себе, сынок. Каков ты? Как обошлась с тобой жизнь?

Он отвел взгляд.

— Я прожил недостаточно долго, чтоб сделать слишком много.

Мне было любопытно, обладал ли он способностью менять облик, но я воздержался от вопросов на эту тему. Нет смысла искать наши различия, когда я только встретился с ним. Я сказал:

— Я понятия не имею, на что это похоже. Вырасти при Дворе.

Он в первый раз улыбнулся.

— А я понятия не имею, на что это было бы похоже в любом другом месте. Я был достаточно отличным от других, чтобы быть предоставленным самому себе. Меня обучали обычным вещам, каким положено знать дворянину — магии, оружию, ядам, верховой езде, танцам. Мне говорили, что в один прекрасный день я буду править в Эмбере. Это больше не истинно, не так ли?

— В предвиденном будущем это кажется не слишком вероятным, — подтвердил я.

— Хорошо, — ответил он. — Это — единственное, чего я не хочу делать.

— А что ты хочешь делать?

— Я хочу пройти Лабиринт в Эмбере и приобрести власть над Отражениями, как мать, так, чтобы я мог погулять там, посмотреть незнакомые достопримечательности и делать разные вещи. Ты думаешь, смогу?

Я пригубил еще вина и передал флягу ему.

— Вполне возможно, что Эмбер больше не существует. Все зависит от того, преуспел ли твой дед кое в чем, что он попытался сделать — а его больше нет, чтобы рассказать нам, что случилось. Но так или иначе, Лабиринт есть. Если мы переживем эту грозу, я обещаю тебе, что найду тебе новый Лабиринт, дам тебе наставления и прослежу, как ты пройдешь его.

— Спасибо, — поблагодарил он. — А теперь ты не расскажешь мне о своем путешествии сюда?

— Позже, — пообещал я ему. — Что тебе рассказывали обо мне?

Он отвел взгляд.

— Меня учили многого не любить в Эмбере. Тебя меня научили уважать, как отца, но мне всегда напоминали, что ты был на стороне врага, — и снова пауза. — Я помню тот раз в дозоре, когда ты явился в это место и я обнаружил тебя, после твоей схватки с Кваном. Мои чувства были смешанными. Ты только что убил того, кого я знал, и все же — я вынужден был восхититься тем, как ты держался. Я увидел свое лицо в твоем собственном. Я захотел узнать тебя получше.

Небо полностью провернулось и над нами была теперь тьма. Это подчеркивало постоянное наступление сверкающего молниями грозового фронта. Я нагнулся вперед и, протянув руку к сапогам, принялся натягивать их. Скоро придет время начинать наш отход.

— Нам придется продолжить разговор на твоей родной земле, — сказал я.

— Близится время бежать от грозы.

Он повернулся и оглядел стихии, а затем снова посмотрел через бездну.

— Я могу вызвать пленочную дорожку, если пожелаешь.

— Один из тех дрейфующих мостов, по которому ты подъехал в тот день нашей встречи?

— Да, — ответил он. — Они очень удобны. Я…

С направления моих собравшихся родственников, донесся крик. Когда я посмотрел на них, ничего угрожающего, кажется, не собиралось возникнуть. Поэтому я поднялся на ноги и сделал несколько шагов к ним, а Мерлин поднялся и последовал за мной.

И тут я увидел ее, белая фигура, казалось, хватавшая воздух и поднимавшаяся из бездны. Ее передние копыта ударили о край пропасти и она прошла вперед, а затем встала не двигаясь, оглядывая нас всех: наш Единорог.

На мгновение моя боль усталость слетели прочь. Я ощутил крошечный прилив чего-то вроде надежды, когда рассматривал стоящую перед нами изящную фигуру. Часть мена хотела броситься вперед, но другая моя часть, что-то намного более сильное, держала меня неподвижным, ждущим.

Сколько мы так простояли — не могу сказать. Ниже, на склонах, войска готовились к путешествию. Пленных связали, лошадей нагрузили, снаряжение приторочили. Но эта огромная армия, наводившая на ходу порядок в своем механизме, вдруг остановилась. Было неестественным, что все они так быстро узнали, но все головы, которые я мог видеть, были повернуты в этом направлении, к Единорогу, на краю пропасти, обрисовывающемуся на фоне этого дикого неба.

Я вдруг осознал, что ветер, дувший мне в спину, стих, хотя гром продолжал греметь и взрываться, а сверкающие молнии отбрасывать передо мной пляшущие тени.

Я подумал о другом разе, когда я увидел Единорога — при эксгумации тела Отражения Каина, в день, когда я проиграл схватку с Жераром. Я подумал о слышанных мной рассказах… не мог ли он и в самом деле помочь нам Единорог?

Единорог сделал шаг вперед и остановился. Он был таким прелестным существом, что я как-то приободрился от одного его вида. Он, однако, возбуждал своего рода щемящее чувство. Красота его была столь совершенна, что ее следовало принимать в целых дозах.

И я каким-то образом мог чувствовать неестественный разум в этой голове. Я очень сильно хотел прикоснуться к нему, но знал, что не могу.

Он бросил кругом взгляд, глаза его случайно остановились на мне и я отвел взгляд, если бы смог. Это было, очевидно, невозможно, и я ответил на этот взгляд, в котором было понимание, до которого мне было не подняться. Впечатление было такое, словно он все знал обо мне, и в этот же миг постиг все недавно пережитое мной: видя, понимая, возможно, сочувствуя. На мгновение я почувствовал, что увидел там отразившееся от жалости и сильной любви — и, наверное, оттенок юмора. Затем голова его повернулась и взгляд прервался. Я невольно вздохнул. В тот момент мне почудилось, как при вспышке молнии что-то сверкнуло на его шее.

Он приблизился еще на шаг и теперь смотрел на толпу моих родственников, к которым я двигался. Он опустил голову и издал тонкое ржание, топнув по земле правым передним копытом.

Я почувствовал рядом с собой Мерлина. Я подумал о том, что я потеряю, если все это кончится здесь.

Он сделал еще несколько танцующих шагов, вскинул голову и опустил ее. Казалось, ему не по душе мысль приблизиться к такой большой группе людей.

При следующем его шаге я снова увидел сверкание, и опять. Крошечная искорка красного сияла сквозь его шерсть, чуть пониже шеи. Он носил Камень Правосудия. Как он его вновь обрел? Я понятия не имел. И это не имело значения. Если он просто предоставит его, я чувствовал, что могу сломить грозу — или, по крайней мере, защитить нас от этой ее части, пока она минует.

Но одного того взгляда было достаточно. Он больше не обращал на меня внимания. Медленно, осторожно, словно готовый стремглав унестись прочь при малейшем беспокойстве, он подошел к месту, где стояли Джулиан, Рэндом, Блейз, Фиона, Льювилла, Бенедикт и несколько вельмож.

Мне тогда бы следовало сообразить, что происходит, но я не сообразил. Я просто следил за движениями гладкого животного, когда он находил себе дорогу вперед, проходя по периферии группы.

Он снова остановился и опустил голову, затем тряхнул гривой и упал на передние колени. Камень Правосудия свисал с его витого золотистого рога. Кончик его рога почти касался лица того, перед которым он опустился на колени.

Я вдруг увидел перед своим мысленным взором лицо отца в небесах, и его слова вернулись ко мне: «С моим уходом проблема наследования переходит к вам… У меня нет иного выбора, кроме как оставить это на роге Единорога. »

По группе пробежал ропот, и я понял, что эта мысль, должно быть, пришла в голову и другим. Единорог, однако, не шелохнулся при этом беспокойстве, а остался мягкой белой статуей, казалось, даже не дышавшей.

Рэндом протянул руку вперед и снял Камень с его рога. До меня донесся его шепот:

— Благодарю тебя, — сказал он.

Джулиан вынул свой меч из ножен и, опустившись на колени, положил его к ногам Рэндома. Затем Блейз, Бенедикт, Каин, Фиона и Льювилла. Я подошел и присоединился к ним. Так же поступил и мой сын.

Долгое время Рэндом стоял молча.

— Я принимаю вашу присягу, — наконец, сказал он. — А теперь вставайте, все вы.

Когда мы поднялись, Единорог повернулся и стремглав унесся по склону вниз, в несколько мгновений скрылся из виду.

— Я никак не ожидал, что произойдет что-нибудь подобное, — проговорил Рэндом, все еще держа Камень на уровне глаз. — Корвин, ты можешь взять эту штуку и остановить ту грозу?

— Он теперь твой, — ответил я. — И я не знаю, насколько обширно это волнение. Мне приходит в голову, что в своем нынешнем состоянии я не смогу продержаться достаточно долго, чтобы сохранить нас всех в безопасности. Я думаю, что это должно стать твоим первым актом царствования.

— Тогда тебе придется показать, как с ним работать. Я думал, что для осуществления настройки нужен Лабиринт.

— Думаю, что нет. Бранд указывал, что личность, уже настроенная, может настроить другую. Я с тех пор немного поразмыслил над этим и считаю, что знаю, как к этому подойти. Давай отойдем куда-нибудь в сторонку.

— Ладно. Пошли.

В его голосе и осанке уже появилось что-то новое. Неожиданная роль, кажется, немедленно начала совершать свои изменения. Я гадал, каким королем и королевой станут он и Виала. Слишком много. Мой мозг чувствовал себя разъединившимся. Слишком многое случилось слишком недавно. Я не мог вместить все последние события в один кусок мышления. Я просто хотел уползти куда-нибудь и спать круглые сутки. Вместо этого я последовал за ним, к месту, где все еще тлел небольшой костер.

Он разворошил угли и подбросил в него дюжину палок. Затем уселся поближе к нему и кивнул мне. Я подошел к нему и сел рядом.

— Насчет этого королевского дела, — сказал он. — Что мне делать, оно застало меня совершенно неподготовленным.

— Делать? Вероятно, очень хорошую работу.

— Как ты думаешь, было очень много недовольных?

— Если и были, то не проявились. Ты был хорошим выбором, Рэндом. В последнее время столько всего произошло… Отец в самом деле служил нам каменной стеной, может быть, больше, чем было благом для нас. Трон явно не сахар. У тебя впереди немало тяжелых трудов. Я думаю, многие пришли к пониманию этого.

— А ты сам?

— Я хотел его только из-за Эрика. Я то время я не понимал этого, но это правда. Он был выигранной фишкой в игре, в которую мы играли. Целью вендетты, в самом деле. И я убил бы его ради него. Теперь я рад, что он нашел другой способ умереть, у нас с ним было больше сходства, чем различий. Это я тоже понял лишь много позже. Но после его смерти я все время находил причины, чтобы не занимать трона. Наконец, до меня дошло, что он был тем, что я действительно не хотел. Нет. Ты желанен на нем. Правь хорошо, брат. Я уверен, что так будет.

— Если Эмбер еще существует, — сказал он спустя некоторое время. — Ладно. Давай займемся этим делом с Камнем. А то гроза, кажется, подходит неудобно близко.

Я кивнул и взял Камень из его пальцев. Я держал его за цепь, с огнем костра позади него. Свет проходил сквозь него. Его внутренности казались четкими.

— Нагнись поближе и гляди в Камень вместе со мной, — указал я.

Он сделал это. Пока мы оба всматривались в Камень, я велел ему:

— Думай о Лабиринте.

И сам стал думать, стараясь вызвать в памяти его петли и витки, его бледные пылающие линии. Я, казалось, заметил легкий изъян неподалеку от центра Камня. Я рассматривал его, думая о поворотах, изгибах, вуалях… Я вообразил ток, лившийся через меня каждый раз, когда я пробовал пройти этим сложным путем.

Несовершенство в Камне стало более отчетливым. Я наложил на него свою волю, вызывая его во всей своей полноте, четкости, когда это произошло, ко мне пришло знакомое ощущение. Это было то, которое пришло ко мне в тот день, когда я сам настраивался на Камень. Я лишь надеялся, что я был достаточно силен, чтобы еще раз пройти это испытание.

Я протянул руку и схватил Рэндома за плечо.

— Что ты видишь? — спросил я его.

— Что-то вроде Лабиринта, только он кажется трехмерным. Он находится на дне красного моря.

— Тогда идем со мной, — сказал я. — Мы должны войти в него.

Снова то ощущение движения, сперва дрейфа, потом падения со все увеличивающейся скоростью, к никогда полностью не видимым извилинам Лабиринта внутри Камня. Усилием воли я повлек нас вперед, чувствуя рядом с собой присутствие брата, и окружающее нас рубиновое пылание потемнело, становясь чернотой ясного ночного неба. Этот особый Лабиринт рос с каждым глухим ударом сердца. Каким-то образом этот процесс казался легче, чем был ранее — наверное, потому, что я был уже настроен.

Чувствуя рядом с собой Рэндома, я повлек его за собой, когда этот знакомый узор вырос и его начальный пункт стал явным. Когда мы снова двинулись в этом направлении, я снова попытался объять целостность этого Лабиринта и опять заблудился в том, что казалось извилинами его добавочных измерений. Великие узлы и спирали и кажущиеся скрученными в кривые узоры. Меня охватило испытанное ранее чувство благоговейного ужаса, и откуда-то поблизости я его осознал и в Рэндоме тоже.

Мы добрались до начала и были вовлечены в него. Вокруг нас повсюду мерцающая яркость, с проблесками искр, когда нас вплетало в матрицу света. На этот раз мой ум был целиком поглощен этим процессом и Париж казался далеким-предалеким…

Подсознательная память напомнила мне о более трудных участках, и здесь я употребил свою волю, чтобы построить наше продвижение по этому головокружительному пути, беззаботно черпая силы у Рэндома, чтобы ускорить этот процесс. Это было все равно, что странствовать по светящимся внутренностям огромной, со сложными извилинами морской раковине. Только наше прохождение было беззвучным, а мы сами — бестелесными точками разума.

Наша скорость по-прежнему возрастала, как и мозговая боль, которую я не помнил по прежнему пересечению узора. Наверное это было связано с моей усталостью или с желанием ускорить дело. Мы проламывались сквозь барьеры, нас окружали постоянно текущие стены яркости. Теперь я почувствовал, что слабею и у меня растет головокружение. Но я не мог себе позволить роскошь потерять сознание, и не мог разрешить нам двигаться медленнее при грозе столь близко, как я ее помнил. Снова я с сожалением зачерпнул сил у Рэндома, на этот раз просто, чтобы удержать нас в игре. Мы понеслись вперед.

На этот раз я не испытывал щекочущего, огненного ощущения, будто я каким-то образом обретаю форму. Это, должно быть, было воздействием моей настройки. Мое прежнее прохождение через него, могло дать мне некоторый иммунитет.

После безвременного интервала, мне показалось, что Рэндом спотыкается. Наверное, я выкачал слишком много его энергии. Я начал гадать, оставлю ли я ему достаточно сил для манипулирования грозой, если я дальше буду опираться на него. Я решил не черпать из него ресурсов больше, чем уже вычерпал. Мы проделали уже большой путь. Он сможет продолжать и без меня, если дойдет до этого. Теперь мне просто придется держаться, насколько хватит сил. Лучше пропасть здесь мне, чем нам обоим. Мы понеслись дальше, мои чувства бунтовали, головокружение повторялось вновь и вновь. Мы, казалось, приближались к концу, когда началось затемнение, которое, как я знал, не являлось частью испытанного мной ранее. Я боролся с паникой. Без толку. Я почувствовал что выскальзываю. Так близко! Я был почти уверен, что мы кончили… Передо мной все поплыло. Последним ощущением было знание озабоченности Рэндома…

Меж моих ступней мерцало оранжево-красным. Свет был окружен тьмой и…

Были голоса, знакомые… Все прояснилось, я лежал на спине, ногами к костру.

— Все в порядке, Корвин, все.

Говорила Фиона, я повернул голову. Она сидела рядом со мной на земле.

— Рэндом… — произнес я.

— С ним тоже все в порядке, отец, — Мерлин сидел справа от меня.

— Что случилось?

— Рэндом принес тебя обратно, — сообщила Фиона.

— Настройка сработала?

— Он думает, что да.

Я попытался сесть. Она попробовала было толкнуть меня обратно, но я все равно сел.

— Где он?

Она показала глазами. Я посмотрел и увидел Рэндома. Он стоял метрах в тридцати, спиной к нам, на скальном карнизе, лицом к грозе. Она была теперь очень близко и ветер рвал его одежду. Перед ним сверкали и скрещивались молнии. Почти непрерывно гремел гром.

— Сколько он был там? — спросил я.

— Всего лишь несколько минут, — ответила Фиона.

— Именно столько времени прошло с нашего возвращения?

— Нет. Ты был без сознания довольно долго. Рэндом сперва поговорил с другими, а потом велел войскам отойти. Бенедикт отвел их всех к Черной Дороге. Они переправляются.

Я повернул голову. Вдоль Черной Дороги было движение, темная колонна, направлялась к цитадели. Между нами проплывали прозрачные полосы, на противоположном конце, вокруг темного корпуса вспыхнуло несколько искр. Снова я испытал странное ощущение, что я побывал здесь давным-давно. Я ухватился за призрачное воспоминание, оно исчезло.

Я обыскал вокруг себя взглядом пронизываемый молниями мрак.

— Все они ушли? — переспросил я ее. — Ты, я, Мерлин, Рэндом — мы единственные, оставшиеся здесь?

— Да, — подтвердила Фиона. — Ты желаешь теперь последовать за нами?

— Я останусь здесь с Рэндомом.

— Я знала, что ты это скажешь.

Я поднялся на ноги, когда встала она. Также поступил и Мерлин. Она хлопнула в ладоши и к ней иноходью подбежал белый конь.

— Ты больше не нуждаешься в моей помощи. Так что я поеду и присоединюсь к другим во Дворе Хаоса. Кони для вас привязаны у тех скал, — показала она. — Ты едешь, Мерлин?

— Я остаюсь со своим отцом и королем.

— Да будет так. Я надеюсь вас скоро увидеть.

— Спасибо, Фи, — поблагодарил я.

Я помог ей сесть в седло и смотрел, как она ускакала. Я снова подошел и сел у костра. Я наблюдал за Рэндомом, стоящем, не двигаясь, лицом к грозе.

— Тут осталось много еды и вина, — сказал Мерлин. — Можно мне принести тебе кое-что?

— Хорошая мысль.

Гроза была так близко, что я мог спуститься к ней за пару минут. Я еще не мог сказать, произвели ли какой-либо эффект усилия Рэндома. Я тяжело вздохнул и дал своим мыслям разбрестись. Кончено. Тем или иным образом, все мои усилия с Гринвуда были окончены.

Больше нет нужды в мести. В никакой. У нас есть целый невредимый Лабиринт, а, может быть, даже два. Причина всех наших бед, Бранд, был мертв. Всякие остатки моего проклятия были стерты с лица земли прокатившимися по Отражениям массированными конвульсиями. И я сделал все, что в моих силах, чтобы компенсировать его. Я нашел друга в моем отце и пришел к согласию с ним до его смерти. Мы получили нового короля, с моего благословения Единорога, и поклялись ему в верности. Клятва казалась мне искренней. Я помирился со своей семьей. Я чувствовал, что выполнил свой долг, ничто теперь не угнетало меня, у меня иссякли причины и я был настолько близок к миру и покою, насколько это возможно для меня. Со всем этим позади меня я чувствовал, что если мне придется теперь умереть, то это совсем не страшно. Я протестовал бы не так громко, как стал бы в любое другое время.

— Ты далеко отсюда, отец.

Я кивнул, а затем улыбнулся. Я принял часть пищи и принялся есть. За едой я следил за грозой. Все еще слишком рано быть уверенным, но казалось, что она больше не наступала.

Я слишком устал, чтобы спать, или что-то вроде этого. Все мои боли попритихли и меня охватило удивительное онемение. Я чувствовал себя так, словно был погружен в теплую вату. События и воспоминания продолжали вращаться во мне, словно на часовом заводе. Это было, во многих отношениях, восхитительное ощущение.

Я кончил есть и развел костер. Я пригубил вина и наблюдал за грозой, похожей на заиндевелое окно, поставленное перед фейерверком, жизнь ощущалось хорошей. Если Рэндом преуспеет в отношении этой грозы, я завтра поскачу во Двор Хаоса. Не могу сказать, что может ждать меня там. Наверно, это может быть гигантская западня, засада, трюк. Я отбросил эту мысль. Как-то прямо сейчас, это не имело значение.

— Ты начал рассказывать мне о себе, отец.

— Да? Я не помню. что я говорил.

— Я хотел бы узнать тебя получше. Расскажи мне побольше.

Я издал звук, имитирующий выстрел пробкой шампанского, и пожал плечами.

— Тогда это, — он сделал общий жест. — Весь этот конфликт, как он развивался? Какова была твоя роль в нем? Фиона рассказала мне, что ты много лет обитал в Отражении, потерял свою память. Как ты вернул ее? Как отыскал других и вернулся в Эмбер?

Я засмеялся. Еще раз посмотрел на Рэндома и грозу. Выпил вина. Закутался в плащ от ветра.

— Почему бы и нет? — сказал я тогда. — То есть, если ты способен переваривать длинные истории… Я полагаю, что лучше всего начать с частного госпиталя в Гринвуде, на Отражении Земля, где проходила моя ссылка… Да…

Небо повернулось и снова повернулось, пока я рассказывал. Стоящий против грозы Рэндом, успешно боролся с ней. Она разломилась перед нами, словно разрубленная топором великана. Она откатилась назад, по обе стороны, выметаясь на север и на юг, тая, уменьшаясь, исчезая. Маскируемый ею ландшафт уцелел, а с ней ушла Черная Дорога. Мерлин, однако, говорил мне, что это не проблема, потому что когда придет время переправиться, он вызовет полосу паутины.

Рэндом теперь уехал. Свалившееся на него напряжение было огромным. Отдыхая, он больше не выглядел таким, каким был однажды — нахальным младшим братом, которого мы так любили помучить — потому что на лице его были морщины, которых я никогда раньше не замечал, признаки некоторой глубины, на которую я не обращал внимания. Наверное, мое видение было расцвечено недавними событиями, но он казался как-то благороднее и сильней. Неужели новая роль творит какую-то алхимию? Назначенный Единорогом, помазанный грозой, он, кажется, в самом деле обрел королевскую осанку, даже во сне.

Я поспал — так же, как дремлет теперь Мерлин — и мне приятно быть на это короткое время, до его пробуждения, единственным пятном разума на этой скале, у края Хаоса, глядеть назад на выживший мир, мир, подвергшийся чистке, мир, который выдержит…

Мы можем не успеть на похороны отца, его уплывание в какое-то безымянное место за пределами Двора. Печально, но у меня отсутствовали силы двигаться. И все же я видел прохождение его похоронного кортежа, и я несу в себе многое от его жизни. Я сказал свое прощай. Он понял бы. И прощай, Эрик! После всего этого времени я говорю это, таким вот образом. Проживи ты столь долго, вся вражда между нами кончилась бы. Однажды мы могли бы стать друзьями, раз исчезли все причины для борьбы. Из всех нас мы были похожи больше, чем любая другая пара в семье. Кроме, в некоторых отношениях, Дейдры и меня… Но слезы на этот счет были пролиты давным-давно. Прощай еще раз, однако, любимая сестра, ты всегда будешь жить в моем сердце.

И ты, Бранд… Со злостью смотрю я на память, безумный брат. Ты чуть не уничтожил нас. Ты почти опрокинул Эмбер с его насиженного насеста на груди Колвира.

Ты разбил бы вдребезги все Отражения. Ты почти сломал Лабиринт и переделал вселенную по своему образу и подобию. Ты был безумным и злым, и ты так близко подошел к решению своих желаний, что я даже сейчас дрожу. Я рад, что ты сгинул, что стрела и бездна предъявили на тебя свои права, что ты не омрачишь больше людских мест своим присутствием, не будешь гулять в сладком воздухе Эмбера. Я желал бы, чтоб ты умер раньше. Хватит! Для меня унизительно так размышлять. Будь мертвым и не тревожь больше моих мыслей.

Я обращаюсь с вами, словно с колодой Карт, братья и сестры. Обобщать так вот — так же болезненно, как потакать своим слабостям, но вы-я-мы, кажется, изменились, и прежде чем я снова двинусь в путь, мне требуется последний взгляд.

Каин, я никогда не любил тебя, и все еще не доверяю тебе. Ты оскорбил меня, предал меня, и даже пырнул меня. Забудем об этом. Мне не нравятся твои методы, хотя на сей раз я не могу осуждать твою лояльность. Мир, тогда. Пусть новое царствование начнется с мира между нами.

Льювилла, ты обладаешь резервами характера, которые недавняя ситуация не призвала тебя применить. За это я благодарен. Приятно иногда выйти из конфликта, не подвергаясь испытанию.

Блейз, ты для меня по-прежнему фигура, облаченная в свет — доблестный, с великолепной энергией, и безрассудный. За первое — мое почтение, за второе — улыбка. А последнее, кажется, в недавнее время поумерилось. Хорошо. Держись в будущем подальше от заговоров. Они тебе плохо идут.

Фиона, ты изменилась больше всех. Я должен заменить старое чувство новым, принцесса, так как мы впервые стали друзьями. Прими мою нежность, колдунья, я в долгу перед тобой.

Жерар, медлительный, верный брат, наверное, не все мы изменились. Ты стоял, как скала, и держался за то, во что верил. Да будет тебя труднее одурачить. Да не придется мне вновь никогда бороться с тобой. Ступай в свое море и дыши чистым соленым воздухом.

Джулиан, Джулиан, Джулиан… Неужели я никогда по-настоящему не знал тебя? Нет. Должно быть, великая магия Ардена смягчило во время моего долгого отсутствия то старое тщеславие, оставив более обоснованную гордость и нечто, что я склонен назвать порядочностью — вещь, само собой разумеется, отличная от милосердия, но добавление к твоему доспеху из черт характера, которого я не стану умалять.

И Бенедикт, видят боги, ты становишься мудрее, покуда время пролагает себе путь к энтропии, и все же ты по-прежнему пренебрегаешь в своем знании людей одиночного образцами вида. Наверное, я увижу тебя улыбающимся, коль скоро эта битва окончена. Отдохни, воин.

Флора… Благотворительность, говорят, начинается у себя дома. Ты, кажется, сейчас не хуже, чем я знал тебя давным-давно. Это всего лишь сентиментальная мечта, смотреть на других и на тебя так, как это делаю я, суммируя баланс, высматривая кредит. Мы не враги теперь, никто из нас, и это, должно быть, достаточно.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8910 Следующая ⇒