|
|||||||
Благодарность 5 страницаА потом я вспомнила, как Винсент выглядел там, в спальне внизу, и попыталась изгнать из головы мелочные, низкие мысли. Хотя Юл и твердил, что Винсент не умер, мне он показался безусловно мертвым. Я просто не знала уже, что и думать. Но в любом случае ревность к этой девушке помочь мне не могла. — А что случилось с Винсентом? — спросила я. — А… вопрос на миллион евро, — мягко сказала Шарлотта. — И как раз на этот вопрос меня особо просили не отвечать. Похоже, мальчики мне не доверяют. Осмотрительность и такт не входят в список моих сильных сторон. И тем не менее они попросили меня побыть с тобой, на тот случай, если ты слишком разволнуешься и попытаешься сбежать, едва проснувшись. — Она немного помялась, выжидая, потом спросила: — Так ты собираешься бежать? — Нет, — ответила я, потирая лоб. — Я хочу сказать, не думаю. — И тут же, опомнившись, вскрикнула: — Мои родные! Бабушка с дедушкой! Они же не знают, что и думать! Меня всю ночь не было дома! — Нет-нет, они не волнуются, — с улыбкой возразила Шарлотта. — Мы им послали сообщение с твоего телефона, что ты останешься на ночь у подруги. Сначала меня охватило облегчение, а потом я похолодела. — Так я не могу уйти отсюда? Вы меня держите в плену? — Ну, это уж слишком похоже на мелодраму, — сказала Шарлотта. Ее глаза выглядели так, словно они привыкли многое впускать в ее мозг, почти ничего при этом не выпуская наружу. Глаза немолодой женщины, в которых иной раз вспыхивало отражение души юной девушки. — Просто ты увидела нечто такое, чего тебе видеть не следовало. И теперь нам нужно решить, как справиться с этой ситуацией. Ну, знаешь… вроде небольших ремонтных работ. Ты словно надкусила яблоко познания, Кэти… Хотя я бы не стала тебя винить, уж очень хорош собой был змей. — Так вы не собираетесь чего-то такого со мной делать? — спросила я. — Ответ на вопрос зависит от тебя, — сказала Шарлотта, касаясь моей руки кончиками пальцев. Теплый мягкий поток пролился по моему телу от этого прикосновения, я словно погрузилась в безмятежность… — Что ты делаешь? — спросила я, глядя на то место на своей коже, которого она касалась. Если бы я не чувствовала себя такой расслабленной, я наверняка бы дернулась и вскочила на ноги, напуганная странностью ее жеста. Шарлотта не произнесла ни слова, но уголки ее губ чуть приподнялись, когда она убрала руку. Я посмотрела ей прямо в глаза и спросила: — Значит, никто ничего плохого мне не желает? — В этом я уверена. В этот момент в дверь постучали. Шарлотта встала. — Пора. Она подхватила меня под руку. Я невольно посмотрела на подвеску на ее шее и заколебалась. — В чем дело? — спросила она, трогая серебряную каплю. Видимо, она что-то поняла по моему лицу, потому что выражение ее глаз изменилось. — Винсент сказал, что это ты выбрала ожерелье. Я рада тому, что ты там была, мальчишки никогда ничего в таких вещах не понимают. — Она улыбнулась и дружески сжала мою руку. — Винсент мне как брат, Кэти! Между нами абсолютно ничего нет… кроме долгой истории и скучных подарков к дню рождения. Но ты эту традицию сломала. Он впервые подарил мне что-то, кроме новых дисков, которые только ему самому и нравятся. Шарлотта засмеялась, и ревность, коловшая меня мелкими иголками, слегка поутихла. Шарлотта и в самом деле говорила о Винсенте по-родственному. Я взяла ее под руку. Когда мы направились к двери, я заметила, что в этой комнате на стенах висят такие же разнородные фотографии, как и в комнате Винсента. Только здешняя подборка была оформлена в нарядные деревянные и эмалевые рамки, которые висели на красивых лентах. — Что это за люди? — спросила я. Шарлотта проследила за моим взглядом и, увлекая меня к двери, ответила: — Эти? Ну, Кэт, хотя я не могу поставить себе в заслугу спасение твоей жизни, эти люди — те, кого я действительно спасла.
13
Шарлотта повела меня вниз по лестнице, по служебному коридору — к комнате Винсента. Она постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, потащила меня прямиком к кровати Винсента. Я споткнулась на ровном месте, увидев, что он сидит в постели, откинувшись на подушки. Выглядел он слабым и бледным, как простыня. Но он был жив! Сердце подпрыгнуло у меня в груди — и от радости, что я увидела его живым, и от страха. Как такое возможно? — Винсент? — осторожно заговорила я. — Это действительно ты? Наверное, мои слова прозвучали чрезвычайно глупо. Да, он выглядел вполне самим собой, но, может быть, в него вселилось… не знаю, может, что-нибудь вроде пришельца или еще что-то такое? В тот момент все выглядело настолько странным, что я готова была поверить во что угодно. Винсент улыбнулся, и я поняла, что это действительно он. — Но ты… но ты же был мертвым! Да, с моих губ слетели вот такие странные слова. — А если я тебе скажу, что просто погрузился в очень глубокий сон? — услышала я тихий голос Винсента; говорил он медленно и явно с большим трудом. — Винсент, ты был мертв! Я же тебя видела. Я тебя трогала. Я знаю… — На моих глазах выступили слезы, когда мне вдруг на мгновение вспомнился бруклинский морг и тела моих родителей, лежавшие на белых столах. — Я знаю, как выглядят умершие. — Подойди, — сказал он. Я чуть приблизилась к нему, не зная, чего ожидать. Винсент поднял руку, очень медленно, и прикоснулся к моей руке. Он не был холодным, как прежде, но все равно ощущался как-то… не совсем как живой человек. — Видишь? — спросил Винсент, и уголки его губ чуть-чуть приподнялись. — Я живой. Я отступила назад, отдернув руку. — Я ничего не понимаю, — с подозрением произнесла я. — Что с тобой случилось? Винсент как будто внутренне смирился с чем-то: — Мне очень жаль, что я тебя впутал во все это. Я действовал эгоистично. Но я и не думал, что все обернется именно так. Я… я вообще не думал. Это очевидно. Моя неопределенная тревога сменилась ползучим страхом перед тем, что могло произойти дальше. Я и вообразить не могла, какие еще открытия могли последовать за уже случившимся. Но некий тихий голос в глубине моего ума вдруг пробормотал: «Ты знала». И тут я поняла, что это действительно так. Я знала. Я понимала, что Винсент не такой, как другие. Я это чувствовала еще до того, как увидела его фотографию в некрологе. Это было нечто слегка отходившее от нормы, но настолько неопределенное, что его невозможно было уловить. И потому я не обратила на это внимания. Но теперь я была полна решимости все выяснить. Меня пробрало дрожью предвкушения. Винсент заметил эту дрожь и огорченно нахмурился. Нас прервал стук в дверь. Шарлотта подошла к ней и открыла, и тут же шагнула в сторону, — и в комнату один за другим вошли несколько человек. Первым появился Юл. Он подошел ко мне, осторожно коснулся моего плеча и спросил: — Ну как, лучше себя чувствуешь? Я кивнула. — Прости, мне очень, очень жаль, что я так вел себя недавно, — раскаянно заговорил Юл. — Это просто была непосредственная реакция, попытка удержать тебя в стороне от всего… И от Винса тоже. Я был груб с тобой. Я просто не думал… — Да ладно, все в порядке. Из-за спины Юла появилась знакомая фигура; парень шутливо оттолкнул художника. Это был мускулистый парень с реки. Он посмотрел на Юла и спросил: — Пытаешься подлизаться, да? — Потом он наклонился ко мне и протянул руку. — Кэти, я просто счастлив с тобой познакомиться. Я Эмброуз, — сообщил он густым, как патока, баритоном. А потом, перейдя на английский с безупречным американским выговором, добавил: — Эмброуз Бэйтс из Оксфорда, штат Миссисипи. Очень приятно увидеть соотечественницу в этой стране ненормальных французов! Откровенно наслаждаясь тем, что сумел меня удивить, Эмброуз гулко расхохотался и хлопнул меня по руке, прежде чем сесть рядом с Юлом на диван и дружески подмигнуть мне. Передо мной возник человек, которого я прежде не видела, и немножко нервно поклонился. — Гаспар, — просто представился он. Он был старше остальных, ему было под сорок или даже чуть за сорок. Высокий и сухопарый, он обладал глубоко сидящими глазами и дурно подстриженными волосами, торчавшими во все стороны. Гаспар сразу же отвернулся и отошел к сидевшим. — А это мой брат Шарль, мы двойняшки, — сообщила Шарлотта, стоявшая рядом со мной во время процедуры знакомства. Она вытолкнула вперед рыжую копию самой себя. Поклонившись и насмешливо поцеловав мою руку, Шарль саркастически произнес: — Рад повидаться снова, не под дождем. Я неуверенно улыбнулась ему. Не знаю, показалось ли мне или действительно все отступили на шаг назад, — но у меня возникло впечатление, что в комнате остались только я и человек, появившийся передо мной. Это был тот самый вчерашний аристократ — владелец дома. Все остальные приветствовали меня вполне дружески, но хозяин не улыбался. Стоя передо мной, он напряженно поклонился от талии. — Жан-Батист Гримо де ла Ренье, — сообщил он, глядя мне прямо в глаза. — Хотя все те, кто сродни мне, члены клана, могут здесь жить, дом принадлежит мне, и прежде всего мне кажется, что ваше присутствие здесь весьма неразумно. — Жан-Батист, — послышался из-за моей спины голос Винсента, — но это ведь вышло непреднамеренно. Он лежал на высоких подушках, закрыв глаза, и выглядел так, словно все его силы ушли на несколько произнесенных им слов. — Вы, молодой человек… именно вы нарушили все правила, приведя ее в этот дом, и это прежде всего. Я никогда не позволял никому из вас приводить сюда ваших возлюбленных-людей, но вы весьма бесцеремонно нарушили мой запрет. Я почувствовала, что заливаюсь краской от его слов, только не знала, на что именно я отреагировала так бурно: то ли на слово «людей», то ли на слово «возлюбленных». Все окончательно утратило смысл. — А что мне было делать? — возразил Винсент. — Она же только что увидела, как погиб Юл! Она была в шоке! — Это была твоя проблема, тебе было и решать ее. Но прежде всего ты не должен был втягивать ее во все. А теперь тебе предстоит разобраться с последствиями. — Ох, да зачем ты так, Жан-Батист? — заговорил Эмброуз, откидываясь назад и небрежно забрасывая руку на спинку дивана. — Это же не конец света! Мы ее проверили, она не шпион, это точно. К тому же она уж точно не первый человек, узнавший, кто мы такие. Старик бросил на него испепеляющий взгляд. Парень, представившийся Гаспаром, заговорил очень боязливо: — Если мне позволят внести ясность… разница в том, что все прочие люди, пересекавшиеся с нами, были… э-э… были индивидуально выбраны из тех семей, которые много поколений служили Жан-Батисту. Поколений?! Я похолодела от страха. По спине пробежали ледяные мурашки. — Не забывайте, что вас, — продолжил Жан-Батист с нескрываемой неприязнью, — я знаю менее суток, и при этом вы уже вторглись в уединение моих близких. Вам здесь нечего делать. — О, черт! — воскликнул Юл. — Не сдерживай свои истинные чувства, Гримо! Тебе, старина, явно необходимо научиться раскрываться и выражать себя! Жан-Батист держался так, словно ничего не слышал. — Ну, и что нам теперь делать? — спросила Шарлотта, обращаясь к хозяину дома. — А ну, замолчите! Все! — судорожно вздохнув, заговорил Винсент. — Мы все друг другу сродни. Как члены клана. Кто за то, чтобы рассказать Кэти обо всем? Эмброуз, Шарлотта, Шарль и Юл подняли руки. — А чего хотите от нас вы? — Этот вопрос Винсент обратил Жан-Батисту и Гаспару. — Сами разбирайтесь, — ответил Жан-Батист. Он несколько секунд пристально смотрел на меня, а потом, развернувшись на пятках, быстрым шагом вышел из комнаты и со стуком захлопнул за собой дверь.
14
— Итак, — с усмешкой заговорил Эмброуз, потирая руки, — большинство побеждает. Значит, начинаем вечеринку. — Давай сюда, — сказала мне Шарлотта, сбрасывая с дивана на пол пару больших подушек. Усевшись на одну из них по-индийски, она похлопала ладонью по второй. — Все в порядке, — заверил меня Винсент, видя, что я колеблюсь. — Кэти, — заговорил Юл, — надеюсь, ты понимаешь: о том, что ты услышишь сейчас, ты не должна говорить ни слова за пределами этих стен. Винсент произнес медленно и весомо: — Юл прав. Теперь наши жизни — в твоих руках, Кэт. Мне очень неприятно возлагать такую ответственность на кого бы то ни было, но дело зашло слишком далеко. Ты обещаешь хранить нашу тайну? Даже… — У него как будто перехватило дыхание. — Даже если ты сегодня уйдешь и решишь никогда больше не возвращаться? Я кивнула. Все ждали. — Обещаю, — прошептала я, и это было единственным, что я сумела протолкнуть сквозь застрявший в горле гигантский ком. Да, здесь происходило нечто чрезвычайно странное, а у меня было слишком мало фактов для того, чтобы попытаться угадать, что же это такое. Но после того как Жан-Батист небрежно произнес слово «люди», а Винсент с Юлом явно ожили после смерти, я понимала: я действительно влипла во что-то серьезное. И то, что я не понимала, во что именно я вляпалась, пугало меня до полусмерти. — Юл… начинай ты, — предложил Винсент, и взгляд у него при этом был скорее мертвым, чем живым. Юл, оценив ситуацию, решил проявить жалость: — Может, будет лучше, если мы предложим Кэти спросить, что именно она хочет узнать? «С чего же начать? » — подумала я, а потом вспомнила, с чего именно для меня все завертелось. — Я видела ваши фотографии, твою и Винсента, в газете 1968 года, и там было сказано, что вы погибли на пожаре, — сказала я, поворачиваясь к Эмброузу. Он кивнул с легкой улыбкой, поощряя меня продолжить. — И как вы могли очутиться здесь? — Ну, я рад, что мы начинаем с таких легких вопросов, — сказал Эмброуз, чуть наклоняясь в мою сторону. — Ответ может быть таким: потому что мы… зомби! И он испустил ужасающий стон, разинув рот и оскалив зубы, а пальцы скрючив на манер когтей. Увидев ужас на моем лице, Эмброуз закрыл рот и хлопнул ладонями по коленям. — Да шучу я! — захохотал он, но тут же перестал смеяться и спокойно посмотрел на меня. — Хотя вообще-то нет. Мы — зомби. — Да никакие мы не зомби! — возразила Шарлотта, и от раздражения ее голос прозвучал слишком высоко. — Думаю, более правильным термином будет… ну… неумершие, — неуверенно предположил Гаспар. — Призраки! — со зловещей усмешкой бросил Шарль. — Да прекратите вы ее пугать! — сказал Винсент. — Юл?.. — Кэти, все это очень, очень запутанно. Мы сами себя называем ревенантами, выходцами с того света. Я окинула взглядом всех их по очереди. — Ре-ве-нанты, — медленно повторил Юл, явно решив, что я то ли не расслышала, то ли не поняла. — Я знаю это слово. На французский оно переводится как «призраки»… Мой голос дрогнул. «Я сижу в комнате, битком набитой монстрами, — подумала я. — Я совершенно беззащитна…» Но я не могла позволить себе утратить самообладание. Что они тогда со мной сделают? А что сделают, если я даже буду держать себя в руках? Если они не принадлежат к тому типу чудищ, которые умеют искажать воспоминания людей, я теперь знаю их тайну… — Если исследовать корень этого слова, то на самом деле оно означает «того, кто возвращается после долгого отсутствия» или «того, кто приходит обратно», — педантично изложил свои соображения Гаспар. Хотя в комнате было тепло, я почувствовала, что начинаю дрожать. Все они выжидающе смотрели на меня, как будто я была предметом их группового научного исследования. И что мне было делать? Шарль прошипел: — Она точно собирается обозлиться и сбежать, как я и думал. — Она не собирается злиться и убегать, — возразила Шарлотта. — Ладно, идите-ка все отсюда, — заговорил Винсент гораздо более уверенным голосом, чем до сих пор. — Не обижайтесь, но лучше я сам поговорю с Кэти. Вы, ребята, только все запутали. Так что спасибо за поддержку, но… пожалуйста, уйдите. — Да не за что! Все затихли и уставились на Гаспара. Он тут же сбавил тон и уставился на собственные руки. — Я хочу сказать… ну, если можно, — забормотал он смущенно, — что… Винсент, ты не можешь взять на себя все объяснения с человеком, я хочу сказать, с Кэти… Мы все, так или иначе, теперь вовлечены в это нарушение. Мы все должны быть уверены, что сведения, которые стали ей известны… и что ей пока неизвестно… ну, в общем… Кроме того, я ведь должен буду потом полностью отчитаться перед Жан-Батистом. Прежде чем ей будет позволено уйти. Мое напряжение чуть-чуть ослабело. «Они собираются отпустить меня…» Это выглядело как слабенький огонек в конце туннеля. — Я мог бы также… э-э… напомнить тебе, что ты слишком слаб даже для того, чтобы просто сидеть, — продолжил Гаспар. — В твоем состоянии как ты предполагаешь справиться с объяснением вещей настолько сложных и настолько важных для всех нас? Молчание тянулось добрую минуту, и все смотрели при этом на Винсента. Наконец он вздохнул. — Ладно. Я понимаю. Но бога ради, попытайтесь держаться в рамках… — Он посмотрел на меня и сказал: — Кэти, пожалуйста, подойди, сядь рядом со мной. По крайней мере, это даст мне иллюзию того, что я владею ситуацией. Я подошла к кровати и молча смотрела на то, как Винсент с усилием поднимает руку, чтобы сжать мои пальцы. В то мгновение, когда наша кожа соприкоснулась, я ощутила тот же самый покой, как в момент прикосновения Шарлотты в ее комнате. Меня окатило волной тишины и чувства безопасности, как будто с того момента, как Винсент взял меня за руку, ничего плохого уже не могло случиться. Но на этот раз я понимала, что это должен быть какой-то сверхъестественный трюк. Я осторожно села на край кровати, не отрывая глаз от лица Винсента. — У меня нет болей, — заверил он меня, не отпуская моей руки. — Не осторожничай. И, Кэти, для начала потрогай меня как следует, — продолжил он погромче, чтобы все его услышали. — Убедись, что я не призрак. — И мы не настоящие зомби, — с усмешкой сказал Шарль. — Иначе бы он уже откусил от тебя кусок. Винсент не обратил внимания на его слова. — Мы не вампиры, и не оборотни, и вообще не что-нибудь такое, чего тебе следовало бы бояться. Мы — ревенанты. Мы не люди… — Он немного помолчал, собираясь с силами: — Но и причинять тебе зло не собираемся. Я постаралась взять себя в руки, прежде чем обратиться ко всем сразу как можно более уверенным голосом. — Значит, вы все… умерли. Но на вид вы вполне живые. Кроме тебя, — добавила я с заминкой, оглянувшись на Винсента. — Хотя теперь ты выглядишь куда лучше, чем вчера вечером, — признала я. Винсент был серьезен, почти мрачен: — Юл, мог бы ты рассказать Кэти свою историю? Это, наверное, наилучший способ объяснения. Гаспар прав: я пока не в силах. Юл посмотрел мне в глаза и заговорил, не отводя взгляда. — Хорошо. Кэти, я понимаю, что все это прозвучит неправдоподобно, но я родился в 1897 году. В маленькой деревушке недалеко от Парижа. Мой отец был врачом, а мама — акушеркой. Я проявил художественный дар, и потому в шестнадцать лет меня отправили в Париж, учиться рисованию. Но мое обучение продолжалось недолго, потому что в 1914 году началась война. Я сражался с германцами два года, пока меня не убили во время одного из сражений в сентябре 1916 года. Битва при Вердене. На том бы все и кончилось… если бы я не проснулся три дня спустя. В комнате было очень тихо. Я изо всех сил пыталась осмыслить услышанное. — Ты… проснулся? — смогла, наконец, выговорить я. Юноше, на которого я смотрела, явно было не больше двадцати лет, но он утверждал, что ему уже за сто… — В строгом смысле он «ожил», — предложил другое объяснение Гаспар и даже палец вверх поднял, чтобы подчеркнуть свою мысль. — Не «проснулся». — Я вернулся к жизни, — пояснил свою мысль Юл. — Но как? — недоверчиво спросила я. Винсент сжал мою руку, поддерживая во мне храбрость. — Как ты мог вернуться к жизни, разве что на самом деле ты не был мертв? — О, я умер! Тут нет никаких сомнений. Невозможно остаться в живых, если тебя разорвало на множество кусков. Улыбка Юла превратилась в выражение сочувствия, когда он увидел, что я побледнела. — Эй, дай ей передохнуть! — воскликнул Эмброуз. — Что ж мы все сразу на нее вывалили! — Он посмотрел на меня. — Тут дело в особом… как же это назвать? Не станем рассуждать о Сумеречной Зоне, это для кино… скорее дело в одном из законов вселенной, так мне кажется. Он гласит, что, если по ряду обстоятельств ты погибаешь вместо кого-то другого, ты впоследствии возвращаешься к жизни. Ты остаешься мертвым трое суток. А потом просыпаешься. — Оживаешь, — поправил его Гаспар. — Нет, ты именно просыпаешься, — стоял на своем Эмброуз, — и, если не считать того, что ты в этот момент голоден как зверь, ты опять такой же, как прежде. — Вот только после этого ты не можешь спать, — добавил Шарль. — Ты когда-нибудь слышал о вреде избыточной информации, детка? — в раздражении сжал кулаки Эмброуз. — Кэти, — мягко заговорила Шарлотта, — умирание и оживление — по-настоящему тяжелые процессы для человеческого тела. Тебя как будто вышибает в совершенно другой жизненный цикл. Но «оживление» — действительно подходящий термин. Мы бываем настолько оживлены, когда просыпаемся, что больше трех недель не в силах остановиться и постоянно движемся, действуем. А потом наши тела отключаются, и мы спим, как убитые, трое суток. Вот как Винсент только что спал. — Ты хочешь сказать, мы умираем на трое… — начал было Шарль, поправляя ее. Но Шарлотта быстро его перебила: — Мы не умираем. Мы теперь называем это «пребывать в бездействии». Наши тела как бы впадают в зимнюю спячку, но ум остается активным. А когда тела снова пробуждаются, мы опять возвращаемся к нескольким неделям абсолютно нормального состояния, только без сна. Шарль пробормотал: — Ну да, верно. — В общем, можно сказать, что в основе своей история именно такова, — подсказал Гаспар. — И ты вчера… был в бездействии? В спячке? — спросила я Винсента. Он кивнул. — Но теперь трое суток кончились. И почти месяц я буду в полном порядке. — Ну, по мне, ты выглядишь не слишком хорошо, — возразила я, всматриваясь в его бледное, как воск, лицо. — Требуется несколько часов, чтобы окончательно сбросить с себя спячку, — со слабой улыбкой пояснил Винсент. — Можно сравнить с операцией на сердце для человека. Ты не можешь просто вскочить с больничной койки сразу после того, как закончилась анестезия. В этом явно был некий смысл. Если бы Винсент продолжил сравнения с людьми, я бы, наверное, лучше поняла суть всего этого невероятного сценария. Потому что, судя по тому, как все эти ребята спорили между собой, они не слишком привыкли объяснять другим то, что с ними происходило. Я повернулась к Юлу: — Значит, тебе больше ста лет? — Мне девятнадцать, — ответил он. — И ты никогда не постареешь? — спросила я. — Ох, ну почему же, мы старимся! Посмотри на Жан-Батиста — он умер, когда ему было тридцать шесть, а теперь ему все шестьдесят! — ответил Шарль. — А сколько было бы Жан-Батисту, если бы он не… ну… ну, ты понимаешь. — Я не могла подобрать нужные слова. — Двести тридцать пять, — без колебаний ответил Гаспар и, окинув всех взглядом, спросил: — Могу я?.. Шарль кивнул, остальные никак не отреагировали. — Когда мы в очередной раз оживаем, мы живем и старимся точно так же, как все люди. Но каждый раз, когда мы снова умираем, мы потом возвращаемся к тому возрасту, в котором умерли в первый раз. Юл умер, когда ему было девятнадцать, следовательно, каждый раз, когда он умирает, он опять начинает с девятнадцати. Винсенту было восемнадцать, когда он погиб, но он не умирал уже… сколько времени? Чуть больше года? Шарль обращал свой вопрос к Винсенту, но я вмешалась: — Что значит — «каждый раз, когда вы снова умираете»? По моей спине поползли леденящие мурашки. Винсент крепче сжал мою руку. — Ну, скажем, так: существует множество людей, которых необходимо спасти, — подмигнув мне, сказал Юл. Я уставилась на него во все глаза, пытаясь понять, к чему он клонит. А потом до меня дошло. — Тот человек в метро! — Я задохнулась. — Ты спас ему жизнь! Юл молча кивнул. — Но как… то есть я не… Я не могла сформулировать ни одной из десятка мыслей, одновременно взорвавшихся в моем уме. Я вспомнила, как Винсент прыгнул в воду за девушкой, как Шарлотта спасла меня от обрушившейся на террасу каменной глыбы… — Вы погибаете, спасая кого-то, и даже после смерти продолжаете это делать… — сказала я наконец. Возможно, я говорила то, что и без меня было для них очевидно, но в моем уме, наконец, вспыхнул свет, когда я нашла верную формулировку. — В том-то и причина нашего существования, — сказал Винсент. — Мы до конца своих дней связаны этой миссией. Я внимательно посмотрела на него. Я просто не знала, как тут реагировать. Мой ум как-то вдруг опустел. — Думаю, пора уже завершить сеанс вопросов и ответов, — сказал Винсент, обращаясь к своим друзьям. — Кэти явно перегружена информацией. А я слишком устал, чтобы продолжать. — Но ты не можешь рассказать ей… — начал было Гаспар. — Гаспар! — резко вскрикнул Винсент и тут же закрыл глаза от избыточного усилия. — Я… клянусь, я не расскажу Кэти ничего больше… ничего важного, не посоветовавшись сначала с вами. Клянусь. Винсент осенил себя крестом. — Ну, ладно, — сказал Эмброуз, вставая. — Поскольку мы закончили пугать человека… я хочу сказать, Кэти, — он подошел ко мне и ласково похлопал по плечу, — пора уже и подзаправиться. И он вышел из комнаты. Шарлотта мягко коснулась моей руки, пока остальные направлялись к двери. — Идем, позавтракаешь вместе с нами. Думаю, что тебе все равно не будет позволено… — Она оглянулась на Винсента. — Уйти прямо сейчас. — Который час? — спросила я, сообразив, наконец, что не имею ни малейшего представления о том, как долго спала. Шарлотта посмотрела на наручные часы: — Почти семь. — Семь утра? — изумленно спросила я, не понимая, как я вообще могла спать в чужом доме, да еще при таких невероятных обстоятельствах. — Спасибо, но мне лучше задержаться и поговорить с Винсентом. — Тебе нужно поесть, — негромко возразил Винсент. — Да и в любом случае сюда через минуту-другую примчится Жан-Батист — как только Гаспар доложит ему последние новости. — Ну, так позволь мне побыть здесь до тех пор, — попросила я. — Я вас найду, когда Жан-Батист вышибет меня отсюда, — сказала я Шарлотте. — Хорошо, — кивнула она с ободряющей улыбкой и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Я повернулась к Винсенту. Но прежде чем я успела что-то сказать, он произнес слово в слово то, что было у меня на языке: — Знаю. Нам необходимо поговорить.
15
Мы остались наедине. Наконец-то. И то, чему следовало бы меня напугать — то есть то, что я очутилась одна в старом замке… рядом с существом, которое, как я только что узнала, было настоящим монстром, — ну, в общем, все это меня ничуть не пугало. Как ни странно, я ощущала только ужасную неловкость. Я села на край кровати, глядя на Винсента, молодого человека, который выглядел так, словно стоял на пороге смерти. Но даже в таком состоянии он был прекрасен. Да, у меня имелись все причины для страха, но вместо того меня охватило новое, непонятное мне чувство. Мне захотелось защитить Винсента. — Итак… — произнес он. — Итак… ты бессмертен? — Боюсь, да. Вид у него был усталый и встревоженный, и впервые он казался ранимым. Мне вдруг показалось, что я держу в руках огромную силу. Впрочем, в данный момент, наверное, так оно и было, если говорить о нас обоих. — Ну, и как тебе все это? — спросил Винсент. — Ну… слишком много всего сразу. Но это, безусловно, многое объясняет. — Я почувствовала, как его пальцы сжались на моей руке. — Может, мне сейчас потому не страшно, что ты держишь меня за руку? — О чем это ты? — Винсент неуверенно улыбнулся. — Это одна из твоих сверхъестественных способностей, ведь так? И что это такое? Успокоительное Прикосновение или еще как-то? — Сверхъестественных! — Винсент хихикнул. — Ну… Да, мисс Проницательность. И как ты об этом догадалась? — Шарлотта уже проделала со мной такое недавно. И я сомневаюсь, что я бы легко справилась с тем потоком сведений, которые на меня обрушились, если бы ты не поддерживал меня. Уголки губ Винсента слегка приподнялись. Его пальцы разогнулись, потом снова сжались на моей руке. — Понятно. Но — нет, хотя я к тебе и прикасался, я не воздействовал на тебя «Успокоительным Прикосновением», как ты выразилась. Такого не происходит каждый раз, когда я до тебя дотрагиваюсь. Я должен этого пожелать. Но в данный момент ты, похоже, прекрасно сама справляешься. Я посмотрела на столик у кровати и увидела, что моя фотография перевернута лицом вниз. А поверх нее лежала записка, написанная мной накануне. Казалось, это было уже много лет назад.
|
|||||||
|