ГЛАВА ШЕСТАЯ,

в которой наконец‑ то начинают происходить яркие и красочные события. Здесь заключаются пари, взламываются кабинеты, шипят твари из учебника бестиологии и гневаются магистры. И еще вопрос, что из перечисленного оказывается опаснее…

Вообще‑ то я была какая‑ то неправильная. Если ты рыжая сирота, если при этом тебе всего только девятнадцать лет и обучаешься ты в Академии Магических Искусств, да еще не где‑ нибудь, а на факультете боевой магии, значит, жизнь твоя предопределена. Быть тебе до скончания университета символом студенческой вольности, этаким знаменем свободы, развевающимся над серыми бастионами трудовых будней. Выражаясь проще и понятнее – рыжим адепткам от веку положено влипать в истории, дружить со светловолосыми вампирами (впоследствии рекомендуется довести дело до брака, хотя бы и фиктивного) и изводить преподавателей всяческими магическими шуточками. Я же…

Из всего списка у меня имелся разве что вампир – да и тот совершенно не в том смысле. Матримониальных да и всяких прочих планов на Хельги я не строила, чему он был несказанно рад: личная жизнь у него била ключом – только успевай уворачиваться. Девицы за него едва не сражались. Мне в эту схватку лезть не хотелось, да и победа в ней уж точно осталась бы не за мной. На переднем плане, выражаясь штампами, у меня стояла учеба. Я честно выучивала все, что задавали, и даже немножко сверх того, если оставалось время. Если с бестиологией можно было и схалявить, то алхимию, некромантию и боевую магию приходилось заучивать до предела. Особенно некромантию. Алхимия – очень логичная штука, там все неизвестное можно вывести из известного, да и боевая магия давалась мне сравнительно легко. А вот некромантия… Я честно просиживала штаны над нашим учебником, до посинения конспектировала лекции, вслушивалась в каждое слово, произнесенное магистром Дэнн, – и все едино никак не могла понять предмет. Я не чувствовала его логики. Его внутренней, жесткой схемы, той основы, стоит понять которую – и дальнейший путь мигом сделается на порядок более осмысленным.

К середине пазимника месяца до меня дошло, что некромантия попросту не мой предмет. Я сдалась и, даже не пытаясь чего‑ то понимать, начала тупо зазубривать заданное. Шэнди Дэнн поджимала губы, но, видно, и она оставила все надежды откопать во мне некромантический талант.

Какие уж тут истории, какие магические штучки…

Но от судьбы все‑ таки не уйдешь. А судьба моя определенно решила, что не стоит опровергать чаяний всего немалого студенческого коллектива. Хочете историй – их есть у меня. Будет вам знамя. Как заказывали.

А там уж, господа хорошие, не обессудьте.

Все началось вечером шестнадцатого пазимника. Это была суббота, предыдущая неделя выдалась тяжелой, и я с чистой совестью вкушала заслуженный отдых. Помимо отдыха в тот вечер я вкушала яичницу с ветчиной, запивая таковую простоквашей, – дело было в трактире «Под пентаграммой», испытанном многими поколениями адептов месте. Еда здесь была приличная, выпивка дешевая, колдовства не запрещали, – верно, поняли, что дешевле разрешить сразу. Именно поэтому «Под пентаграммой» особенно не колдовали. Что проку чаровать, если это все равно не запрещено? Заклинаний и на занятиях хватает…

Собственно, я бы с радостью устроилась на работу именно сюда, но для клиентов «Под пентаграммой» я определенно не вышла мастерством. Чтобы удивить, испугать или восхитить мага, а уж тем более адепта, нужна серьезная квалификация. Зато и ходить сюда было близко, и народ собирался интересный – да и деньги у меня все‑ таки водились. Короче, чего это я так оправдываюсь? Захотела – пришла сюда, и точка!

Народу было много. Народ хотел жить и знал, что это желание несовместимо с питанием в нашей столовой. Дверь то и дело хлопала, впуская или выпуская очередного адепта; в зале было шумно и весело, благо спиртных напитков хватало на всех. Служанки сбивались с ног, не успевая разносить заказы; сегодняшний менестрель играл без передышки, не делая между песнями никакой смысловой паузы. Это поощрялось: в шапку к нему летели золотые и серебряные монетки. Последних было больше, но заработок все равно внушал уважение. Ну а паузы… что паузы? За шумом все равно мрыс разберешь, что за баллада сейчас поется…

Я мирно жевала яичницу, когда дверь распахнулась в очередной раз. Внутрь ввалилась маленькая толпа, в которой я, кстати, заметила достаточное количество знакомых лиц. Хельги, близнецы аунд Лиррен, гном из нашей группы, алхимик Вигго фон Геллерт, про которого Полин прожужжала мне все уши. Да и сама Полин, к слову… О, надо же, и Генри Ривендейл!.. Вот это новость! Благородные герцоги ходят по грязным трактирам?

Половина народу повалила к стойке, другая бросилась занимать места. Как назло, свободный стол был только один – соседний с моим, – а на всех его не хватило. Можно было бы попросить табуретки от моего стола, за которым я сидела в гордом одиночестве, но пивные кружки на коленки не поставишь – скатываются. Выход нашелся только один.

– Яльга, к тебе можно? – деловито спросил правый близнец, устанавливая кружку на стол поудобнее. По‑ моему, это был Эллинг.

Я кивнула, сосредоточенно отпиливая кусок яичницы вилкой.

– Что пьем? – жизнерадостно осведомился левый. – Эльфийское вино, что ли? Богатая стала, да? Гномий банк ограбила, да?

– Простокваша это, да! – Я наклонила кружку, демонстрируя остатки содержимого.

– Слышь, она прям факультет позорит, – усмехнулся правый, тыкая левого локтем в бок. – Ей, вообще, правила сказали?

– Ой, Яльга! – шумно обрадовалась случившаяся рядом Полин. – Можно я к тебе немножко подсяду? Ой, ты не представляешь, кто тут есть!

– Пшедштавляю, – нечленораздельно возразила я. – Вампир твоей мечты, верно?

– Даже две штуки! – Алхимичка ухватила меня за локоть, а пальцы у нее были до ужаса цепкие. Я осторожно попыталась высвободиться – Полин мешала мне орудовать вилкой, – но не преуспела. – Там еще Хельги есть, тоже с твоего факультета!.. Ой, Яля, и дура же ты все‑ таки!.. С такими парнями учишься, и никакого эффекта…

– Эффект есть, – мрачно заметила я. – Это с контактами проблемы. Но, в конце концов, контакты уже по твоей части.

Полин загрузилась, честно пытаясь понять, что именно ей сейчас сказали и что ей следует делать: обидеться навеки или возгордиться примерно до того же самого. Я, пользуясь короткой паузой, доедала яичницу.

Народ подходил, стучал кружками о столешницу, ругался, когда щедро налитое пиво проливалось через край. Я кивала, некоторым делала ручкой и всеми силами изображала, как жутко рада всех видеть. Нет, мне дадут сегодня поесть, а?!

– О, Яльга, познакомься! – жизнерадостно возвестил предполагаемый Эллинг. Я умоляюще посмотрела на него поверх кружки, но эльф продолжил, не заметив моего взгляда: – Генри Ривендейл, настоящий герцог из древнего рода!.. Восемнадцатый, кажется, да?

– Двадцать первый, – поправил его брат.

– Двадцать первый настоящий герцог в роду настоящих герцогов! Между прочим, школьная достопримечательность. Почти как мы, ха!.. Генри, это Яльга Ясица, человек.

– Очень приятно, – быстренько сказала я, едва в речи эльфа замаячила долгожданная пауза.

Вампир кивнул. Кивок вышел аристократический: его хотелось назвать маленьким небрежным поклоном. Темные глаза Ривендейла наскоро обежали мое лицо и доступную взгляду фигуру. Чуть сощурились: вампир явно отметил потрепанную куртку, многажды стиранную рубашку и полное отсутствие украшений.

– Яльга у нас тоже знаменитость. – Довольный жизнью Хельги братски похлопал меня по спине. – Между прочим, единственная девушка на всем курсе!

– На факультете боевой магии? – неожиданно переспросил Ривендейл.

– Ну да, – недоуменно ответил Хельги. – Мы же с ней в одной группе, ты что, не замечал?

– И чего в этом хорошего? – Генри отодвинул непочатую кружку. Пена в ней стремительно оседала, но вампира это не заботило: видно, поднятая тема была ему гораздо важнее. – Боевая магия – это мужская профессия, женщинам здесь не место. Все равно ни мрыса дельного не выйдет. Видел хоть кто‑ нибудь хоть когда‑ нибудь приличного воителя‑ женщину? Причем не на лубках, а на самом деле?

Народ дружно замотал головами. Полин во все глаза смотрела на меня: как я отвечу. Я продолжала спокойно доедать яичницу.

– Женщина, – презрительно взглянув на меня, продолжил мысль великолепный Ривендейл, – да что она может? Ни выпить, ни закусить толком, а уж о драке и вовсе говорить не хочется! Вот сидит такая, – вампир обличительно указал на меня перстом, – тоже мне гордость боевого факультета! Молоко из кружки тянет… Да у нее не то что сил – у нее ума на боевую магию недостанет! Мозги под другое заточены, вот и все. Такой вот с мечом пофорсить захочется – а ты ее на поле боя из‑ под огня вытягивай, ты же ведь мужчина! Рыцарь, мр‑ рыс дерр гаст!.. Ну зачем женщинам сражения? По их возможностям, им из всех схваток положено знать только родовые!

Я с сожалением отставила пустую кружку. Пить все одно было уже нечего, а драться пока еще незачем. Во всяком случае, с применением тяжелых метательных орудий.

Вампир выдержал выверенную паузу. Полин глядела на него, подперев щечку ладонью, и только кивала в ответ на каждое слово. В глазах у моей соседки плескался розовый туман. Честь женщин как класса ее не задевала.

– Боевой маг, – продолжил вещать Генри, – это чисто мужская профессия! Он должен быть…

– Могуч, вонюч и волосат, – в тон ему закончила я на диво свежую и гениальную мысль.

В трактире повисла нехорошая тишина.

Прерванный на полуслове вампир смерил меня холодным взглядом.

– Хорошая шутка, – наконец признал он. – Смешная такая. Обхохочешься.

– В хрюкальце давно не получал? – мрачно осведомилась я, уже понимая, в какие влипаю проблемы. – Так это я тебе мигом устрою…

Генри насмешливо приподнял левую бровь.

Собственно, проблемы меня уже не пугали. Яичницу я доела, простоквашу допила – а это было главное, за чем я сюда явилась, – так что можно было вплотную заняться развлекательной программой. Так сказать, с хлебом покончили – приступим к реализации зрелищ.

Хельги топтался рядом, явно раздираемый сложной моральной дилеммой. Ему одинаково не хотелось ссориться ни с родовитым вампиром, ни со мной.

– Послушай, Яльга, – наконец решился он, – он не хотел тебя обидеть…

– Разве? – искренне удивились мы хором.

– Магичка! – хмыкнул вампир, успевший раскрыть рот буквально за секунду до того, как это сделала я. – Варила бы зелья, шептала бы над котлом… а не лезла куда не просят!.. Мало того что человек, так еще и женщина!..

– Ты! – окончательно взбеленилась я. – Шовинист клыкастый! Да меня, между прочим, на этот факультет определил сам магистр! А тебя за деньги взяли, так что молчал бы!..

– У Рихтера шарики давно уже за роликами, – усмехнулся вампир. Вторую часть фразы он легко пропустил мимо ушей.

– Уй, как интересненько! – восхитилась я. – Стало быть, это не тебя месяц назад по полу валяли? До сих пор об дырку в полу спотыкаюсь…

Ривендейл побледнел, потом покраснел. Потом пошел пятнами; возразить ему было нечего, потому что именно так все и было. По полу его валяли как нашкодившего щенка, причем на глазах у всей группы – захочешь, не забудешь. Но последняя моя фраза дала ему микроскопическую возможность отразить удар.

– Я же говорю, женщина. – За эту возможность Генри уцепился едва не зубами. – Нормальный маг об удобстве печется, а вы – об узорных каблучках да эльфийских набойках! Эти, из Совета КОВЕНа, полказны на туфли растратили!.. Была бы мужчиной – сапоги бы носила, как все порядочные маги!

– Ой носила бы, – покладисто согласилась я, выкладывая на столешницу ноги в неизменных сапогах – по очереди одну за другой. Сапоги, надо отметить, были совершенно бесполые. В них даже не различались право и лево: очень удобно спросонья, особенно когда опаздываешь. – И чего только не носится? Вестимо, эльфы‑ сапожники не дают… эти, как их там… каблучники!

Тут вмешалась Полин, усмотревшая в словах герцога (тех, про каблучки, набивки и растратчиц из Совета) намек на себя и свою замечательную тетушку. Честь «женщин вообще» интересовала Полин мало, но за свою собственную она стояла насмерть. Спуску не дала даже великолепному Ривендейлу. То, что сказала девица, было громко, эмоционально и абсолютно неразборчиво. Полин брала силой звуковой волны, смысл тут оказался бы даже лишним. Женщина, что с нее возьмешь?

Я подумала, что в чем‑ то вампир был все‑ таки прав.

Наконец алхимичку успокоили. Потребовавшегося на успокоение времени герцогу хватило, чтобы успокоиться самому и собраться с мыслями для следующего удара. И лучше бы последнего – спор затягивался, и умный Генри начинал понимать, что может и не выйти из него победителем. Как настоящий мужчина, всем прочим схваткам он предпочитал те, про которые заранее знал, что не проиграет.

– Ну ладно, – медленно произнес он. Глаза его сверкали не хуже чем у Рихтера; герцог всеми силами старался скрыть этот азартный блеск, но даже многолетняя выучка была не в силах ему помочь. – Ладно. Может быть, я ошибся. Может быть, тебе… Яльга, – да, Яльга, так ведь тебя зовут? – самое место на нашем факультете. Может, твоя матушка была валькирия и чулки вязала исключительно из человеческих кишок. – «Ты даже не представляешь, насколько прав», – мрачно подумалось мне. – Но ты стремишься в мужской мир, женщина. А в этом мире не принимают слов на веру. Может быть, ты и в самом деле крутой профессионал. Тогда сделай так, чтобы мы в это поверили. А пока не сделаешь – ничто не переубедит меня в том, что ты просто рыжая пигалица, запрыгнувшая слишком высоко.

– Конкретнее, милый, – нежно улыбнулась я. – Или конкретность в мужском мире тоже не поощряется?

– Конкретнее? – Он прищурился. – Хорошо! – Вампир сделал движение, как будто хотел наклониться вперед, но счел этот жест чрезмерно азартным и оттого остался на прежнем месте. – Лаборатория Рихтера. Зайди туда и выйди. Желательно целиком, а не по частям… хотя нет, какое там – просто зайди. Вот тогда я согласен признать, что был неправ.

Я помолчала, постукивая пальцами по столу. Рваный мотивчик становился все быстрее и быстрее – через минуту я поймала себя на том, что выстукиваю озорную козерыйку и сердце, что характерно, бьется точно в том же темпе. Я не герцог, мне нет нужды скрывать свой азарт!..

– Я слышала, герцогское слово дорогого стоит?

Генри, чуть помедлив, кивнул. Он явно не понимал, о чем это я.

– А сколько конкретно оно стоит? В лыкоморских золотых, э?

Вампир замялся. В карих глазах запрыгали нолики. Мой вопрос поставил его перед непростой дилеммой: назвать слишком дорого – уступить мне, назвать слишком дешево – поступиться честью рода. Гордость боролась в нем со скупостью; не дожидаясь, пока кто‑ нибудь из них возьмет верх (признаться, я опасалась, что гордость проиграет), я ударила ладонью по столу:

– Сто монет, герцог. Сто полновесных золотых монеток, каждая с профилем царя‑ батюшки на реверсе. В таком случае я согласна.

Про необрезанный край я добавлять не стала, испугавшись, что дело дойдет до дуэли. Как же, фамильная честь! «Как, вы считаете, что восемнадцатый… нет, двадцать первый герцог из рода Ривендейл станет обрезать у монеты ребро?! »

– Ладно, – подумав, кивнул вампир. Он опять пошел пятнами – не иначе как от моей несказанной наглости. Это я сочла за комплимент. – Если выиграешь, я заплачу тебе сто золотых. Ну а что будет, если ты проиграешь?

Я пожала плечами.

– Все, что могу предложить, – это конспекты по бестиологии. Остальное мне слишком дорого. Можешь забрать и самого Марцелла в нагруз…

– Если ты проиграешь, – перебил меня Ривендейл, – ты напишешь заявление на перевод. К алхимикам, некромантам, телепатам – выбирай сама. Напишешь, подпишешь и положишь Рихтеру на стол. Ставки приняты?

– Приняты, – после паузы согласилась я. – Но за такое сотни золотых не хватит. Еще пятьдесят монет, герцог, – иначе я разрываю договор.

– Идет, – кивнул он. – Значит, полтораста золотых против твоего заявления?

Я молча протянула руку через стол. Вампир, чуть помедлив, протянул мне свою.

Рукопожатие было коротким и жестким.

Из трактира я ушла почти сразу: только договорилась, что доказательства взлома будут предъявлены завтра в десять. Народ, как я заметила, был весьма обрадован случившимся. Кое‑ кто даже делал ставки, правда большей частью на герцога. Я не обиделась: сама на себя не поставила бы и серебрушки.

Больше сидеть было незачем. Я выскользнула за дверь; снаружи было мокро, с темных вечерних небес накрапывал мелкий дождь. Мой плащ ни мрыса не спасал от влаги, но я все‑ таки нахлобучила на голову капюшон.

Свежий воздух (ну относительно свежий – здесь, на окраине, пахло весьма сообразно) подействовал на меня почти сразу. Все идеи в стиле «да я этот кабинет одной левой! » исчезли, точно их и не бывало. Я сосредоточенно заскрипела мозгами, не обращая внимания на стекающие по лицу холодные капли.

Мыслей, как назло, не было никаких. Точнее, была одна: украсть из школьной конюшни лошадь – и только меня здесь и видели!.. Как я стану взламывать кабинет магистра? Тем более легендарную лабораторию легендарного Рихтера, не пожалевшего фантазии и силы чар?

Так, будем думать. Как эта дверь вообще может быть закрыта?

На ключ, на магический пароль, на элементаль. На какой‑ то четвертый, незнакомый мне способ…

Брызги грязной воды окатили меня с ног до головы. Я отшатнулась к обочине; мимо меня с топотом пронесся конник, крикнувший в мой адрес нечто малоприятное. Лошадиные копыта по очереди разбрызгивали все лужи, имеющиеся на этой дороге.

Все. Финиш. Сплю на ходу, прикидывая, как стану взламывать чужой кабинет.

Но взломать‑ то мне его надо! Карьера алхимички меня вообще‑ то вполне устраивала, – но учиться на одном факультете с Полин и ее болтливыми подружками?.. Да, и еще – чтобы все пять лет на меня косились с этакими вот ухмылочками, а Генри удостаивал презрительных взглядов?.. Не дождетесь!

И к тому же мне очень нужны деньги…

Мне нужен выход, трезво подумала я. Мне срочно нужен выход… что же, кто виноват, если он географически совпадает со входом?

Со входом в лабораторию Эгмонта Рихтера, нашего декана. Человека, способного устроить мне множество разнообразнейших неприятностей.

Кажется, я знала, как сделать так, чтобы он мне их и устроил.

Я прошла по коридору, освещенному магическими шарами, оставляя за собой цепочку мокрых следов. На пути, хвала богам, мне не встретилось гнома‑ завхоза – за подобное нарушение чистоты мне досталось бы много чего хорошего. И магистров мне тоже не попалось – что бы я стала отвечать на вопрос, зачем меня занесло в преподавательское крыло?

Самое лучшее, что я не столкнулась с Эгмонтом. Вот эта встреча уж точно была бы незабываемой. Про нашего магистра говорили, что он неплохой телепат – не знаю, так ли это, но проверять на себе отчего‑ то совсем не хотелось. Тем более когда на карту поставлено мое пребывание на боевом факультете.

Да, а еще полторы сотни золотых. Между прочим, этих денег мне хватит до конца года! Не учебного, правда, обыкновенного, но и это, согласитесь, внушает некоторое уважение.

Я остановилась перед нужной дверью. Четвертая от начала коридора, светлое дерево, темная металлическая ручка. Металлическая же табличка, укрепленная чуть выше уровня глаз. «Эгмонт Рихтер, боевая магия», – гласила она. И еще пониже мелким шрифтом: «Лаборатория».

– …И последнее. Вот это очень рекомендую записать и – для самых забывчивых – обвести в рамочку, чтобы потом ко мне не было никаких претензий. Итак. Доступ адептов в личные лаборатории преподавателей строго запрещен. За безопасность своей лаборатории я ничуть не опасаюсь, но предупреждаю сразу: тому, кого поймаю на попытке взлома, достанется по заслугам. Надо сказать, что это я говорю каждый год, и все равно всякий раз отыскивается очередной герой, жаждущий неприятностей. Не думаю, что ваш курс сделается исключением из правила, но считаю своим долгом предупредить: неприятности будут настолько крупными, насколько мне хватит воображения. Меня все поняли? Все, значит. Отлично. Я запомню…

Через замочную скважину я не увидела никакого света. Значит, Эгмонта не было в лаборатории – и я могла приступать. Воровато оглядевшись, я начертила ногой на полу оповещающую руну – на случай, если кому‑ нибудь из магистров захочется прогуляться перед сном.

Итак, приступим.

…Заклинание нарушения целостности. С пальцев сыплются мелкие искры; от напряжения я сжимаю зубы. Нет, не то… снова не то!..

Силовой удар. Дверь с косяком и стеной выгибается, как бумага под ветром, но все это не более чем насмешка – пол не дрожит, потолок стоит на месте; ха, да это простая иллюзия! Может, и дверь – это иллюзия? Может, настоящий вход расположен в другом месте?

– Al' morrina! – Пальцы разведены в стороны до упора, ладони прижаты друг к другу. Дыхание ровное, глубокое и ритмичное. – Aller vigda! Откройся!

Щщаз. Только шнурки погладит… Заклинание ключа. Заклинание огня.

Узкие кинжальные удары вокруг замка. По петлям. По, мрыс его побери, косяку!

Пустые хлопоты, как сказала бы одна моя дальняя родственница. А в итоге светит казенный дом (это если меня поймает Эгмонт) или алхимический факультет (если все‑ таки не поймает). И я еще не определилась с тем, который вариант не нравится мне меньше!..

Ну, девочка, хватит ныть! Попробуем пройти через запертую дверь?

Вперед!

…Через полчаса я устало прижалась к двери. Все. Я использовала все известные мне заклинания, включая те, которые мы еще не проходили на общей магии. Бесполезно. Моя магия разбивалась об эту дверь как волна о камень: вдребезги, на мелкие соленые брызги. Не зря Эгмонт говорил, что не беспокоится за безопасность собственной лаборатории. К чему беспокоиться, когда защита ее совершенна?

Но мне‑ то что до ее защиты?! Мне нужно проникнуть внутрь, я совершенно не хочу учиться на алхимическом… мрыс дерр гаст, ну как же я явлюсь завтра в наш трактир, если не взломаю сейчас эту дверь? Зачем я вообще ввязалась в этот спор? Зачем пришла сегодня вечером «Под пентаграмму»? Ну поела бы в столовой, не отравилась!..

Я же дала слово! Мне придется переходить, хочу я этого или нет…

Глазам вдруг сделалось очень тепло и влажно. Злясь на себя, я смахнула слезы и неожиданно пнула неподатливую дверь сапогом.

– А ну открывайся немедленно! – прошипела я, примериваясь ударить еще раз.

И дверь открылась.

Слезы мигом высохли. Удар сапогом по декановой двери – я отлично понимаю, что веду себя по‑ дурацки, как глупый ребенок. Представить, что дверь откроется в ответ на пинок и бешеное требование не волынить…

Я, часом, не сошла с ума?

Кажется, нет, решила я, потрогав дверной проем. Лишние мысли мигом исчезли; я затерла сапогом лужицу грязной воды, натекшую с моего плаща, и решительно шагнула внутрь. Пока дверь так же неожиданно не закрылась обратно… пинай ее потом, не пинай – чудеса случаются лишь однажды.

Ничем иным, кроме как чудом, объяснить этого я не могла. Ну разве что извращенным Эгмонтовым чувством юмора: может быть, магистру доставляет удовольствие лупить по собственной двери сапогами.

Но в этом я почему‑ то сомневалась.

Внутри было очень темно. Темнота была явно магической: обычно я неплохо видела в полумраке, да и здешние окна должны были давать на порядок больше света. Как и открытая дверь… вспомнив про нее, я быстренько ее закрыла. Вряд ли Эгмонт сможет пройти мимо столь гостеприимно распахнутой двери – тем более если дверь эта ведет в его собственную лабораторию.

Возвращаясь к комнате: она была большая, где‑ то с наш кабинет для практикумов. У дальней стены я заметила, кажется, книжный шкаф, у другой – большой стол с алхимическими принадлежностями. Но сказать наверняка я не могла: эта странная темнота любой предмет превращала в тень, и я не была уверена, что книга или реторта не истают дымом под моими пальцами.

Я прошла вперед, стараясь ни на что не наступить и ничего не снести. Испуг сменился любопытством: как‑ никак я была единственным адептом, проникшим в святая святых нашего скрытного магистра. Надо было запомнить побольше, чтобы при случае рассказать приятелям.

Как ни обидно, но ни крючьев с насаженными на них головами былых врагов, ни колбочек со стенающими душами нерадивых учеников я почему‑ то не заметила. Приверженцев (а точнее, приверженок) второй популярной версии тоже ждало разочарование: никакого женского портрета, даже самого маленького, в лаборатории не имелось. Рихтер явно организовывал свой досуг иначе, нежели смутно надеялась Полин. По крайней мере, рыданиями под изображением былой возлюбленной он всяко не занимался.

Ну или тщательно это скрывал.

Моя рука, протянутая вперед, наткнулась на нечто большое, задрапированное тканью. Помедлив, я сдернула ткань – это был огромный кусок черной материи, взлетевший не хуже плаща у классического вампира. Под ним обнаружилось нечто прямоугольное, черное и блестящее; я подошла совсем близко, с любопытством уставилась на полированную поверхность, по которой скользили странные блики.

Блики исчезли, как будто их заслонила чья‑ то тень. Из черной пустоты на меня взглянуло бледное существо. Я отшатнулась, но существо не исчезло. Оно смотрело на меня, взявшись руками за границы зеркала изнутри.

Это была девушка. Среднего роста, с изящной фигурой, испортить которую не могла даже мешковатая одежда. Тяжелый плащ ложился складками за ее спиной; девица изгибалась, как кошка, демонстрируя невиданную гибкость.

Была она, кстати сказать, очень красива. Надо же, случается так, чтобы рыжеволосые были красивыми: ее волосы, медные с золотым отливом, завивались в крупные кудри, чуть пушились и, в общем, выдавали совершенно независимый характер. Как раз то, что требуется от этой прически… как ее там? «Утренний ветерок, шаловливо играющий с коротким локоном»? Помнится, Полин просидела в парикмахерской два часа, но нужный эффект так и не был достигнут – волосы были растрепаны, и только. Алхимичка ругалась, утверждая, что у нее неподходящий тип волос, но я подозревала, что, проплати она не шесть серебрушек ученику, а двенадцать золотых мастеру, итог был бы совершенно другим. Косметики на девушке почти не было, та же, которая была, выглядела на удивление естественно. Славная, в общем, девица… вот только глаза у нее были чересчур зеленые и какие‑ то шальные. В них хохотала какая‑ то безумная сила; девица широко улыбалась, охотно демонстрируя неправильные зубы. То ли их было слишком много, то ли другое – я не особенно присматривалась. Не тянуло, знаете ли, слишком долго на них смотреть. Равно как и поворачиваться к зеркалу спиной или хотя бы вставать вполоборота. Откровенно сказать, стоять хотелось на расстоянии доброго меча из лунной стали – чтобы было на что принять неожиданный прыжок.

Стоило мне подумать о лунной стали, как девица перестала смеяться. Ее верхняя губа дернулась было вверх, но остановилась; девушка смотрела на меня, чуть прищурившись и оттого пригасив жутковатые зеленые огоньки.

От греха подальше я нагнулась, подбирая сброшенную ткань. Девица стояла неподвижно, следя за мной глазами. Я рывком накрыла зеркало материей, расправила сложившиеся неаккуратные складки. И только теперь до меня дошло, что это было мое собственное отражение.

Да. Кажется, Рихтер не просто так никого сюда не пускает…

Вдруг над моим ухом зазвенел беспокойный колокольчик. Я вскинулась, еще не поняв, что это означает, – а когда поняла, обмерла от ужаса. Кто‑ то подходил к сигнальной руне, оставленной мною в коридоре. Все ближе и ближе, целенаправленно. Прислушавшись, я разобрала приближающиеся шаги – очень, надо сказать, знакомые. Это был Эгмонт, я готова была поставить только что выигранное золото.

Я замерла, представив, что сейчас будет. Шаги приближались; что‑ то подсказывало мне, что магистр гуляет не просто так, а по делам и конечным пунктом его путешествия является как раз лаборатория.

В которой он меня сейчас и накроет.

Мой взгляд заметался по лаборатории, выискивая укромное место. Но его не было. Я стояла посреди комнаты как конная статуя Державе I посреди Главной площади – и шансы остаться незамеченными у нас со статуей были примерно равные.

Шаги приближались.

А, ладно, гори оно все!.. Я взмахнула руками, выплетая кружево заклинания. Что с того, что я делаю это в первый раз? Что с того, что Фенгиаруленгеддир запретил нам одиночную практику? Что с того, что…

Щелкнул ключ, вставляемый в замок. Я выбросила вперед обе ладони; на полу передо мной высветился зеленым правильный шестиугольник.

Дверь открывалась, впуская внутрь магический свет, но я уже падала, проваливалась в темноту, взрывающуюся навстречу мне ослепительной белизной.

Я приземлилась не слишком‑ то удачно – на колени, с размаху, будто из телепорта меня выбросило хорошим пинком. Не сумев сдержать движение, я упала на выставленные вперед руки; в ладони моментально впились сотни мелких камушков.

Помедлив, я встала на ноги. С непривычки меня слегка шатало, в мозгах наблюдалась подозрительная муть, а желудок бурно возражал против подобных способов передвижения – словом, телепортация мне понравилась гораздо меньше прочих магических искусств.

Еще и потому, что занесло меня вообще непонятно куда.

Кругом стояла ночь. Над головой мерцали мелкие звезды, но луны я не заметила, – может быть, ее закрыло тучей, а может быть, сегодня было новолуние.

Я неплохо видела в темноте. Вокруг, так далеко, как только хватало глаз, громоздились скалы, покрытые довольно‑ таки скудной растительностью. Напрягая не менее скудные географические познания, я предположила, что это один из отрогов Драконьего Хребта, причем, судя по всему, южный, находящийся на эльфийской территории. Говорят, северные отроги, принадлежащие Конунгату, отличаются куда более богатой флорой.

И фауной, к слову, тоже, так что мне, возможно, даже повезло.

Нет, ну кто это такой остроумный нашелся, хотела бы я знать!

Я настраивала телепорт очень точно, абсолютно как говорил Фенгиаруленгеддир, и ошибиться никак не могла. По идее, сейчас я должна была оказаться в коридоре перед своей комнатой, но то, что имелось здесь в качестве пейзажа, уж точно не являлось коридором.

Вернусь – честное слово, найду и уши пообрываю! По самые лопатки!..

И крылья тоже…

Главное – как мне теперь отсюда возвращаться? За крыльями, стало быть, и ушами?..

Наверное, опытный маг мог бы вернуться по собственному следу. Я опытной не была, но, будь у меня карта, запросто телепортировалась бы обратно. Не так изящно, но для первого раза сойдет.

Но карты‑ то у меня как раз и не было. А это значит, что мне предстояла долгая и трудная – куда же без этого? – дорога до ближайшего города, беседа с городским магом и, если повезет, телепортация домой. Могло и не повезти.

Я не знала местности. Я никогда не бывала в горах. Я не умела добывать себе пищу – ни магией, ни охотой. Вообще, у меня были шикарные перспективы…

Все это промелькнуло у меня в голове буквально за пару секунд. Представив в красках, как я после месячного плутания возвращаюсь в Академию, где меня ждет в лучшем случае наказание, я едва не взвыла.

Боги мои, ну почему же мне так не везет?!

Рядом раздался тихий хлопок, я развернулась на звук и поняла, что настоящее невезение только началось. Потому что в паре метров от меня стоял магистр Рихтер – и такой ярости у него в глазах я еще не видела ни разу.

– Могу ли я узнать у вас, студентка, – медленно произнес он, и от его тона по спине у меня пробежал холодок, – что именно вам потребовалось в моей лаборатории?

Мрыс эт веллер, почти панически подумала я. Ну и что я ему отвечу? Что мы поспорили, смогу ли я взломать охранное заклинание?

Разве что только одно…

– В какой лаборатории? – наивно спросила я.

Эгмонт подошел ко мне вплотную. Лицо у него было очень спокойным, но от этого было только хуже. Ешкин кот, я догадывалась, что если он узнает, то мне влетит, но чтобы вот так…

– Не разыгрывайте комедии, студентка, – с тем же ледяным спокойствием в голосе продолжил он. – Напомните, я предупреждал, чтобы никто не смел совать туда носа?

– Я и не совала!..

– Хватит, – мягко сказал он, и рот мой захлопнулся без всякого участия разума. – Боги свидетели, я впервые вижу такую наглость. Вы не сумели спроектировать нормального телепорта – и всерьез рассчитывали незаметно проникнуть в охраняемую лабораторию?

Я обиделась. Телепорт у меня был вполне приличный, и не моя вина, что какой‑ то мерзавец – я даже смутно догадывалась какой – исказил его траекторию.

– Да сдалась мне ваша лаборатория!..

– Я сказал, хватит!

Глаза у него были очень нехорошие, такие, что я моментально вспомнила все жуткие рассказы, бродившие по Академии. Правда, рассказывали в основном про Белую Даму, но это как‑ то сразу забылось. Я с трудом подавила огромное желание зажмуриться. Еще несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза; потом я все‑ таки не выдержала и отвела взгляд в сторону. Магистр смотрел на меня так, словно прикидывал, каким заклинанием сподручнее меня прикончить.

Наконец он шагнул в сторону. Поднял руку; я опасливо покосилась на него, но расслабилась, поняв, что он всего лишь выстраивает телепорт до Академии.

Ладно, там меня, конечно, ждут далеко не самые приятные перспективы, но все лучше, чем торчать в этих предгорьях! К тому же зверское убийство явно откладывалось на потом… Плюс еще, после того как я оборву гаду Генри крылья, можно будет затребовать честно выигранные деньги…

А крылья повешу на стенку над кроватью.

– Не расслабляйтесь, студентка, – мрачно сказал Эгмонт, мгновенно спугнув соблазнительное дизайнерское решение. – Мы с вами еще в Академии поговорим.

Он дернул кистью, завершая цикл; воздух перед ним сгустился и потемнел, на долю секунды складываясь в уже знакомую мне воронку…

И тут же распался обратно.

На лице у магистра отразилось искреннее недоумение. Он повторил цикл еще раз, еще раз…

Я наблюдала за ним с некоторым злорадством.

– Вы что‑ то говорили про мой телепорт? – не сдержавшись (все равно терять уже нечего! ), съязвила я.

Рихтер пропустил мои слова мимо ушей. Он вытащил из кармана какой‑ то амулет и, зажав цепочку между пальцами, повторил обряд еще раз.

Ноль. Полный ноль.

– Великолепно, – наконец устало констатировал он. – Мрыс эт веллер, вы что, не могли телепортироваться в какое‑ нибудь другое место?

– А с этим что не так? – вызывающе спросила я.

– У вас какая оценка по общей магии?

– Пятерка, – тоном ниже ответила я.

– За такие знания я не поставил бы выше тройки… Кто‑ то блокирует эту местность, студентка Ясица, и делает это достаточно профессионально.

– Зачем? – удивилась я.

Он пожал плечами.

Я изящно приподняла бровь. Движение это я не так давно подсмотрела у Эльвиры и потом долго отрабатывала перед зеркалом. В итоге стало получаться вполне прилично, но у алхимички все едино выходило как‑ то выразительнее.

– И вы, преподаватель боевой магии, ничего не можете с этим сделать?

– Нет, – задумчиво сказал он, – здесь, пожалуй, тройки будет все‑ таки много. Два с плюсом и возможность отработки.

– Вы можете объяснить по‑ человечески? – обиделась я.

Общую магию у нас преподавал гном с труднопроизносимой фамилией, которую он скороговоркой назвал на самом первом занятии – и я единственная из всей группы догадалась ее записать. Теперь, озвучивая каждый свой вопрос, я неизменно добавляла в конце «магистр Фенгиаруленгеддир», и гном тихо млел от удовольствия. Разумеется, я была его любимой студенткой и училась не то чтобы совсем на халяву, но где‑ то рядом. Эгмонт, я думаю, это знал – вряд ли в Академии нашелся бы хоть один момент, касавшийся нашего факультета, который был бы ему неизвестен. Но тема телепортации у нас началась только на прошлом уроке, и знать ее целиком я в любом случае еще не могла.

– Какой амулет используется для преодоления магического барьера?

– Зуб василиска, – не задумываясь, отбарабанила я. – В металлической оправе, сплетенной из трех полосок: золота, меди и стали, ширину полосок смотри на странице триста девяносто четыре «Пособия боевого мага»…

– У вас имеется с собой вышеописанное? – спросил магистр, щурясь в темноту за моей спиной.

– А у вас? – язвительно поинтересовалась я.

– Ну если вон тот экземпляр согласится поделиться своими зубами…

Я рывком развернулась на месте – и едва не заорала от ужаса, увидев, как из‑ за соседнего утеса неспешно скользит толстое змеиное туловище, для какой‑ то надобности снабженное небольшими кожистыми крылышками. Массивная голова покачивалась в нескольких метрах над землей – точь‑ в‑ точь как на картинке в нашем учебнике по бестиологии.

Рефлексы в очередной раз взяли верх над мозгами – наверное, из‑ за численного превосходства. Я, все‑ таки закричав, метнулась в сторону, вскидывая вверх руки со сложенными лодочкой ладонями. С кончиков пальцев сорвался красный луч; василиск с неожиданной скоростью отдернул голову вбок, и луч ударил в скалу, выбив из нее каменную крошку.

В следующий момент я уже не стояла, а летела куда‑ то влево. Твердь вывернулась из‑ под ног так легко, что я даже не успела этому удивиться – разве что поразилась тому, с какой силой меня вмазало в плотную землю. Туда же, где я стояла секунду назад, уже обрушивался чешуйчатый хвост, украшенный ребристым наконечником весом в хорошее ядро.

В воздухе мелькнул еще один луч, куда ярче моего. Приподнявшись на локтях, я увидела, как Рихтер замахивается для второго удара; от первого на узкой морде василиска уже осталась обожженная полоса.

Василиск ударил головой, целясь в магистра, но тот успел отскочить, и змей попал по скале. Не знаю, из чего там у него был сделан череп – кажется, Эльвира как‑ то обронила заумное слово «кремнийорганика», – но от каменной глыбы только брызнули в стороны мелкие осколки.

– Arrgen larre virgenostis! – выкрикнул Эгмонт; не знаю, что это было, ругательство или заклятие, наверное все‑ таки второе. Из кончиков пальцев мага вылетело пять маленьких шаров, синхронно устремившихся к морде василиска.

Я не знала такого крутого волшебства и посему обошлась заклятием попроще. Из центра моей ладони вырвалась узкая огненная струя; василиск мотнул головой, и пламя, нацеленное по «уязвимой зоне вокруг глаз», о которой столько рассказывал наш бестиолог, скользнуло едва ли не по самим глазам.

Вот теперь, похоже, змей разозлился всерьез. Он тихо зашипел, и меня невольно продрало от этого звука – не знаю, что там пишут в наших учебниках, но так могли шипеть только те, кто жил на этой земле много раньше нас. Может быть, по официальной классификации василисков и не причисляли к фэйри, но тот, кто эту самую классификацию составлял, вряд ли видел василисков хоть где‑ то, кроме как на гравюрах.

Я сама не помню, когда успела вскочить на ноги. Ночное небо заслонила огромная голова; из распахнутой пасти на меня дохнуло чем‑ то донельзя вонючим. Я успела различить, как сверкают белые клыки… а потом земля вывернулась еще раз, меня снова дернуло, на этот раз вправо, – и я упала на обломки скалы. Дернулась было встать, но щиколотку пронзила резкая боль – такая, что перед глазами поплыли разноцветные звезды.

Мрыс эт веллер, неужели перелом? Все, теперь уж точно мне кирдык…

Раздался тихий хлопок, и василиск, вздрогнув, завалился набок. Учитывая его вес, это выглядело довольно впечатляюще; я машинально отдернула ногу, по которой едва не прилетело кончиком василискова хвоста.

Эгмонт стоял метрах в двух от меня. Он тяжело дышал и вообще выглядел так, словно только что задушил этого василиска голыми руками. С пальцев магистра до сих пор сыпались мелкие голубые искры.

– Вы в порядке, студентка? – хрипло спросил магистр.

– Почти, – не сразу ответила я. – Кажется, ногу сломала… Магистр Рихтер, но как…

– У василисков только две слабые точки… пасть и глаза. Глаза он бережет. Вы вынудили его раскрыть пасть… Так что у вас с ногой?..

– Не знаю, – честно сказала я. – То ли вывих, то ли перелом. Как это вы его, магистр?

– Это заклинание изучают на третьем курсе, студентка… – Он подошел ко мне, хромая заметно сильнее обычного. – Давайте я посмотрю, перелом ли это…

Я подтянула штанину, открывая щиколотку. Эгмонт сел на камень рядом со мной и осторожно ощупал мою конечность. Пальцы у него были холодные.

– Перелом, – констатировал он. – Сейчас…

Пальцы его неожиданно сделались очень горячими, я вздрогнула, невольно прошипев сквозь зубы нечто мало предназначенное для слуха преподавательского состава, а в следующий момент магистр уже убрал руку.

– Все? – недоверчиво спросила я.

Рихтер молча кивнул. Я осторожно ощупала пострадавшую конечность; нога ныла, явно жалуясь на судьбу, пославшую ей столь неуклюжую хозяйку. Но на этом ее недовольство заканчивалось.

– Спасибо… А вы‑ то как? – запоздало спохватилась я.

Эгмонт поднял правую руку, и я увидела, что куртка его разорвана от плеча до локтя. Края разреза уже успели пропитаться кровью.

– У нашего курса еще не было лечебной магии, – виновато сказала я. – Но я могу перевязать, если надо…

– Сперва вернемся.

Магистр встал на ноги, подошел к убитому василиску и сел на землю возле его головы, вытаскивая из рукава нож. За несколько секунд он вырезал из пасти змея один из клыков – нож двигался так легко, словно разрезал не кость, а масло.

Закончив, Эгмонт с явным сожалением покосился на три оставшихся клыка, а я вспомнила, что за зубы василисков на черном рынке дают золотом по весу. Увы, магическая материя, не подвергнутая предварительной двухмесячной подготовке, после телепортации моментально распадалась в совершенно немагическую труху. За труху, весьма полезную в строительных работах, кажется, тоже давали золотом, но в значительно меньшей пропорции.

– А золото у вас есть? – вдруг вспомнила я. – И медь со сталью?

– Я, как вы весьма прозорливо заметили, магистр боевой магии, – ехидно ответил он. – Справимся и без золота.

Рихтер, мрыс эт веллер, похоже, вообще не умел ошибаться. Он отлично справился и без золота, выстроив такой телепорт, за который, буде такой же сумела бы сделать я, гном с трудновыговариваемым именем Фенгиаруленгеддир поставил бы мне пятерку с плюсом и еще четыре занятия одобрительно фыркал бы в усы. Я с запоздалым стыдом сообразила, что все неприятные ощущения, испытанные мной во время первой телепортации, были вызваны исключительно моей неопытностью в деле построения телепортов.

Когда темнота не‑ пространства наконец рассеялась, мы стояли в той самой лаборатории, которую я столь удачно взломала тридцать минут тому назад. Там, разумеется, ничего не изменилось, но волшебный полумрак, скрадывавший контуры предметов, исчез, точно его и не бывало. Под ним оказалась скрыта достаточно просторная комната с высокими стрельчатыми окнами – по стенам висели полки, сплошь заставленные книгами. Прямо как в библиотеке… Еще там стояло несколько столов, на которых во множестве имелись весьма странные предметы, о предназначении которых мне оставалось разве что гадать. Четыре деревянных ящика, клетка, в которой устало сопели два потрепанных в прямом смысле слова фолианта – меж прутьев торчали клочки пергамента. Походило на то, что книги основательно передрались между собой. Да, еще зеркало, криво (ну темно было, не рассмотрела! ) завешенное черной тканью.

И все. Вот вам и вся легенда. Я было огорчилась, но потом вспомнила про Генри, про выигранное золото и немного приободрилась.

Вот только как я докажу, что взломала‑ таки эту дверь?

Совершенно некстати мне вспомнилось, что магистр пообещал обязательно устроить мне разбор полетов, как только мы вернемся в Академию. Насколько я знала Эгмонта, он всегда выполнял, что обещал; так что к мыслям, безостановочно вертящимся в моей несчастной голове, прибавилась еще одна.

– Вы, кажется, предлагали свою помощь? – устало спросил Рихтер, отрывая меня от невеселых размышлений.

Я посмотрела на него; он уже снял куртку и сейчас осматривал собственное плечо, вывернув его для удобства под странным углом. Все‑ таки он был какой‑ то неправильный: судя по тому, что я видела, рана была достаточно глубокой, для того чтобы любое движение причиняло изрядную боль. Магистр же действовал так, словно никакой боли он не ощущал.

– У вас есть чем перевязать? И спирт?

– На верхней полке.

Полка была и впрямь верхней: дотянуться до нее не смог бы, пожалуй, и Хельги, превышавший меня ростом на добрую голову. Подумав, что вряд ли будет красиво в присутствии магистра залезать грязными сапогами на его любимое кресло, я щелкнула пальцами и попросту слевитировала на нужные полтора метра вверх.

Эгмонт посмотрел на меня с некоторым интересом.

– Пожалуй, я поторопился, – задумчиво произнес он. – Четверку по общей магии вы вполне заслужили. Но пятерки вам все равно пока что много. Я завтра же поговорю с магистром Фенги… Фенгиру… мрыс эт веллер, с магистром общей магии, чтобы он обратил внимание на ваши действительные познания.

– Рубашку снимите, – сухо сказала я, совсем не обрадованная перспективой спешной зубрежки общей магии.

В свое время, лет восемь назад, я провела пару месяцев в одной монастырской больнице. Больница, понятно, была бесплатная, предназначенная специально для бродяг, нищих и тому подобных кадров, давным‑ давно потерянных для общества. Даром что в большей части ярмарочных лубков эти больницы всячески высмеиваются, мне там понравилось: меня вылечили, накормили (не станем заострять внимание чем, ибо тогда это было не столь уж и важно) и даже позволили остаться, пока зима не пошла на убыль. За два месяца, что я там провела, меня научили нескольким полезным вещам, в частности перевязке; никогда не думала, что подобные знания могут мне пригодиться, а вот поди ж ты…

Зашивать я тоже умела благодаря все тому же монастырю. Но, посмотрев на неровные края раны, и впрямь довольно глубокой, я поняла, что это здесь не поможет.

– Василиски ядовитые? – мимоходом спросила я у Эгмонта.

– Ученые еще не определились, – настороженно ответил он.

– Ничего, скоро определятся, – жизнеутверждающе сказала я.

Интересно, мимоходом мелькнула мысль: о чем бы подумала Полин, если бы она находилась сейчас в этой лаборатории? Может быть, о том, как назавтра она стала бы рассказывать подружкам, сколь волнующе… нет, волнительно было оказаться в одной комнате с боевым магистром, вдобавок голым по пояс. Мне, в отличие от впечатлительной алхимички, приходилось видеть и более… хм… откровенные варианты. В конце концов, я десять лет бродила по трактам. Так что единственная цель, с которой я из‑ под ресниц рассматривала Эгмонта, была возможность выяснить его… ну скажем так, состоятельность как противника в не‑ магическом поединке.

В отличие от Хельги, гордившегося бицепсами, трицепсами и прочими мышечными изысками, Рихтер не походил на мускулистый платяной шкаф. Скорее, он был жилистым и прочным, как кожаный ремень; впрочем, я отлично помнила первое занятие по боевой магии и неплохо знала силу удара своего магистра. Другое дело, что того же Хельги я, быть может, рискнула бы вымотать, утомить долгим поединком – а вот с Эгмонтом, похоже, этот фокус провернуть было бы куда как сложнее. Во всяком случае, для меня. К тому же он явно был ничуть не менее гибким и быстрым, чем я, а гибкость и скорость были моими основными достоинствами.

Вот так.

Дальше я думать и анализировать не стала. Потому как гораздо больше меня интересовал другой вопрос: как я стану доказывать Ривендейлу, что все‑ таки взломала здешнюю дверь.

– Так что вы забыли в моей лаборатории? – напомнил о себе Эгмонт.

Отвечать правду не хотелось, но ничего другого, как назло, в голову не лезло.

– Мы поспорили, – неохотно ответила я. – С Генри… то бишь с герцогом Ривендейлом. Смогу ли я взломать ваши чары. На полторы сотни золотых.

– И что бы вы стали делать, если бы проиграли?

Я презрительно фыркнула, демонстрируя всю несостоятельность такого предположения.

– В крайнем случае взломала бы замок шпилькой.

Магистр хмыкнул, явно сомневаясь в моих способностях взломщика. Помолчав, он спросил:

– Вы представляете, студентка, какую создали проблему?

– В смысле? – насторожилась я.

– В очень простом. Адептам все время хочется сунуть нос куда нельзя. И если магистр не хочет, чтобы они докопались до чего‑ нибудь серьезного, он должен создать им подходящую цель. Мрыс эт веллер, студентка, вы хоть понимаете, какую легенду разрушили?

Я попыталась потупиться, но не преуспела. Интересно, какое наказание определит мне магистр? Припомнив, что он обещал сделать с тем, кому захочется посмотреть на его лабораторию изнутри, я почувствовала, как по спине пробегают целые стада мурашек. Прощай Академия… и, мрыс эт веллер, прощай выигранное у Ривендейла золото!

– Все, – завязала я кончик бинта бантиком и, отойдя, критически воззрилась на забинтованное. Вроде получилось неплохо.

Эгмонт пошевелил раненой конечностью и пришел к такому же выводу:

– Сойдет. Спасибо, студентка.

– Пожалуйста, – буркнула я.

Магистр щелкнул пальцами: к нему, размахивая рукавами наподобие Афилогета, подлетела рубашка. Скептически осмотрев разодранный рукав, он все‑ таки надел ее и потянулся за курткой.

Он был в перчатках, не сняв их даже тогда, когда сидел вообще в одних штанах. Эти перчатки уже начинали меня раздражать, и потому я не мудрствуя лукаво брякнула:

– Почему вы никогда не открываете рук, магистр?

Эгмонт прищурился, глядя мне в глаза:

– У каждого свои причуды, студентка. Я же не спрашиваю вас, почему у вас именно такая фамилия?

Пол вздрогнул и едва не ушел у меня из‑ под ног.

– При чем здесь моя фамилия? – спросила я, делая максимально безразличное лицо.

– Да, собственно, ни при чем… Просто, знаете ли, смотрю я на вас и думаю: все замечательно, одна фамилия не подходит. Ну какая вы Ясица? А вот, скажем, Леснивецька… но я же вам этого не говорю?

– Вот и дальше не говорите, – сказала я, не задумываясь о том, что вообще‑ то разговариваю с собственным деканом.

– Отлично, – кивнул он. – Значит, так, студентка… Я не знаю, как вы будете это объяснять вашим коллегам, но, если еще хоть один адепт появится в моей лаборатории – пеняйте на себя. Вам все ясно?

– Угу, – кивнула я. И замялась: уж больно красочными у меня получались картинки предполагаемого наказания. – Магистр, мне вещи собирать или как?

– То есть?

– Ну вы меня из Академии… того?.. Или пока все‑ таки нет?

Эгмонт помедлил с ответом.

– Если бы не василиск, – наконец ответил он, – вы бы уже сидели на чемоданах. Но то, что вы хоть что‑ то ухитрились с ним сделать, достойно пятерки по боевой магии или, учитывая обстоятельства, просто продолжения обучения.

Я едва не подпрыгнула на месте от радости.

– Но учтите то, что я вам сказал.

– Учту! – пламенно пообещала я. – И вообще забуду, как сюда вошла!

– Замечательно. В таком случае возьмите амулет, который лежит на столе. Ривендейл, полагаю, неплохо его знает, так что деньги он вам отдаст.

Ривендейл, я думаю, и впрямь хорошо знал этот амулет. Это был тот самый браслет‑ накопитель, который Эгмонт демонстративно снял во время их с вампиром знаменитого поединка.

– Спасибо, – озадаченно сказала я, опуская браслет себе в карман. Чего‑ чего, а такой щедрости я от магистра не ждала.

– Каждый труд должен быть оплачен, – усмехнулся он, поймав мой недоуменный взгляд. – В данном случае – из герцогской казны.

– Спасибо, – на всякий случай повторила я, уже опуская руку на дверную ручку. – Спокойной ночи, магистр.

– Студентка Ясица.

– Да? – Я развернулась на пороге.

– Амулет вернете послезавтра после уроков.

Когда я вернулась в комнату, Полин уже давным‑ давно спала. На столе ее валялась груда пергаментов; приглядевшись, на верхнем из них я различила длиннющую цепочку формул, содержавшую в себе как минимум тридцать звеньев. Возле формулы были подрисованы домик, человечек и маленькая розочка. Что же, все в стиле Полин.

Я разделась и нырнула под одеяло. Простыня холодила кожу; я свернулась в клубок, закрыла глаза и тихонько рассмеялась, предвкушая, с каким выражением на обычно бесстрастном лице, пардон, физиономии завтра станет смотреть на меня Генри Ривендейл. Полтораста монет, господа мои, это что‑ то все‑ таки значит, даже для герцога; а уж о вечной славе, покроющей меня не далее чем (я спешно прикинула, сколько сейчас времени)… пожалуй, уже сегодня, и говорить не приходится! Проникнуть туда, куда не ступала нога еще ни одного адепта, включая вездесущих братьев аунд Лиррен…

Я взглянула на Полин и еще раз рассмеялась. Так и заснула – с улыбкой.

И спалось мне, что характерно, очень сладко.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒