ЧАСТЬ III 14 страница

— Плохая работа.

— Мы находились в общественном месте.

Она приподняла бровь.

— Случайный ребенок убежал из дома, а ты считаешь, что у нас серьезный кризис?

— Я занимаюсь этим уже давно, Роза. Иногда все происходит именно так. Они начинают вспоминать, ситуация выходит из-под контроля. Ребенок, хорошая семья, нормальная жизнь, никаких проблем в прошлом — и однажды утром они пропадают. Как и взрослые. Исчезают с лица земли. Все приходят к выводу, что они погибли в результате несчастного случая или их кто-то убил, иногда их находят через два штата в полной невменяемости. Но так бывает не всегда. Они появляются в самом неожиданном месте. И они живы. И уже совсем иначе воспринимают себя.

Она задумалась.

— И?

— Я полагаю, что она в Сиэтле. Или направляется сюда.

Роза выругалась. Шеперд знал, что она меньше всего хотела, чтобы в городе возникли какие-нибудь проблемы. В особенности сейчас.

— Сколько ей лет?

— Девять.

— Девять?! — она посмотрела на него. — Шеперд, ты от меня что-то скрываешь?

— Я? — сказал он, не отводя взгляда. Это было нелегко. — Я здесь для того, чтобы служить.

— Убей ее, — сказала Роза и пошла прочь.

Шеперд смотрел ей вслед и улыбался.

Глава 26

— Он не придет.

— Значит, не придет, — сказал я.

Фишер неопределенно покачал головой и вновь стал смотреть в окно. Было немногим больше восьми. Мы устроились в заведении «Байрон», около рынка Пайк-плейс. Чтобы туда попасть, мы прошли мимо массивных мужчин, громкими воплями рекламирующих рыбу, и оказались в пыльном кафе с низким потолком и тусклым освещением. Я так и не понял, на чем здесь специализировались — на чрезмерно жирных завтраках или на валящих с ног коктейлях. В центре находилась поцарапанная стойка повара, а вокруг сидели на высоких стульях мрачные клиенты, потягивающие выпивку. Некоторые были одеты в уже не белые халаты — создавалось впечатление, что они перетаскивали рыбу и лед с самого утра. Другие выглядели более аккуратно, очевидно, еще только направлялись на работу и пытались сделать вид, что забрели сюда случайно, с удивлением поглядывая на кружки с пивом, непостижимым образом оказавшиеся у них в руках.

Одна из стен была полностью из стекла — через нее открывался вид на залив Эллиот. Столы вдоль этой стены занимали семьи туристов, отцы с тревогой разглядывали путеводители, словно находясь на территории противника.

Я заказал крепкий кофе. Фишер пытался есть завтрак. Он признался, что давно столько не пил — судя по его неловким движениям, он действительно потерял навык. Однако я и сам чувствовал себя не лучшим образом. Когда официантка предложила принести еще кофе, я согласился, предоставив Фишеру сражаться с остывающим завтраком, а сам вышел на улицу покурить.

Мой телефонный разговор с Андерсоном получился коротким. Он не сказал, где находится, отказался прийти в отель Фишера и не захотел, чтобы мы пришли к нему. Он выбрал «Байрон», заявив, что там всегда много народа. Я согласился, так как знал, где это место находится, — именно там я приходил в себя после того, как очнулся в парке Оксидентал, перед тем как отправиться в полицию сообщить об исчезновении Эми.

Я бросил окурок на мостовую, загасил его ногой и затуманенным взором посмотрел на толпящихся вокруг людей. Туристы, рыночные торговцы, взрослые, дети. Что-то продающие, покупающие или просто гуляющие. Они болтали, кричали или стояли молча. Все делали самые обычные вещи, однако выглядели немного странно. Тела двигались целеустремленно, но о руководящем их поступками разуме я мог судить только по результатам их действий. Возможно, все дело было в похмелье.

Чтобы убить пару минут, я подошел к банкомату и снял деньги. Дожидаясь, пока появятся банкноты, я принялся тереть глаза. Нужно взять себя в руки. Я чувствовал себя разъятым на части, совершенно разбитым и невероятно уставшим.

Двадцать минут спустя, после очередной чашки кофе, я кое-что заметил.

— Гляди, — сказал я Фишеру. — Похоже, сработало.

Он поднял голову. Через распахнутые двери кафе можно было видеть и слышать проходящую толпу. Иногда в ней возникали просветы, и в одном из них я заметил мужчину метрах в десяти от входа, неподалеку от того места, где я стоял и курил. Он отошел немного в сторону, а потом вернулся. Среднего роста, с изможденным лицом. Кожа на скулах посерела и свисала складками, но в целом он не слишком отличался от людей вокруг — если не считать глаз. Либо он собирался свергнуть американское правительство, либо стоял у самого края пропасти, которую видел только он.

— Это он, — сказал Фишер. — Во всяком случае, мне так кажется. Он заметно потерял в весе, если судить по той фотографии, которую я видел.

Я посмотрел мужчине в глаза и едва заметно кивнул. После чего откинулся на спинку стула, показав Фишеру, чтобы он последовал моему примеру, давая Андерсону шанс убедиться в том, что нас двое и что наши руки лежат на столе. И что за нашим столом есть еще один стул. Потом я взял чашку и сделал несколько глотков кофе.

Через пару минут Андерсон уселся рядом с нами, и я сразу увидел, что его глаза полны отчаяния и страха. Я пододвинул к нему свою чашку с кофе. Он взял ее и сделал глоток.

— Вы в порядке?

Его лицо дернулось. Не знаю, быть может, это должно было означать улыбку. Мне трудно себе представить, как бы в его положении ответил я. Дурацкий вопрос. Но иногда такие вопросы приходится задавать.

— Я Джек, — сказал я — А это Гэри. Я хочу, чтобы вы знали, Билл: мы оба думаем, что вы не убивали жену и сына. Я был в вашем доме и понял, что это работа чужака.

— Сейчас я не в силах об этом думать.

У Андерсона был хриплый голос, словно он сильно простудился.

— Конечно, — сказал я. Не думать о том, что произошло с его женой и сыном, было самым разумным в его положении. Я не сомневался, что психотерапевты дали бы другой совет, но у них есть дом и семья, куда они могут пойти в конце дня — Где вы живете?

— Где придется, — ответил Андерсон. — В разных местах.

— У вас есть деньги?

— Почти пятьдесят долларов, — сказал он. — Я купил зубную щетку и мыло. И дешевую смену одежды. Немного еды.

Я положил руку на стол рядом с его ладонью и слегка приподнял ее, чтобы Андерсон увидел под ней сложенные банкноты. Когда он заметил деньги, его лицо дрогнуло.

— Нет, — сказал он и покачал головой.

— Я даю вам в долг. И рассчитываю получить эти деньги обратно.

После коротких колебаний его рука сделала быстрое движение, и деньги перекочевали к нему в карман.

— Будете есть? — спросил я.

Он покачал головой.

— Нет, только кофе.

Я поманил официантку, и мы молчали, пока она не принесла еще кофе. Я понимал, что Андерсону необходимо дать время немного успокоиться.

Теперь заговорил Фишер.

— Что произошло, Билл?

Андерсон покачал головой.

— Откуда мне знать?

— Почему вы побежали?

— Потому что испугался.

— Вы не захотели войти в дом, чтобы посмотреть, что с ними? — спросил Фишер.

— Я бы тоже убежал, — вмешался я. — Соседи наверняка сделали все, что возможно. Да и полицейские были уже совсем рядом. К тому же вы ведь знали, что это произошло не случайно?

Андерсон заплакал. Ни поза, ни выражение его лица не изменились, казалось, он и сам не заметил, что с ним происходит. Только что щеки из сухих вдруг стали мокрыми. Он дрожащей рукой поставил чашку на стол.

— Мне в любом случае следовало войти в дом, — сказал он.

Именно так он и должен был поступить — но при этом не прикасаться к жене и сыну, чтобы не испортить улики. Но ему это знать ни к чему.

— Естественно, что вы так думаете, но все уже в прошлом и ничего нельзя изменить. Они были мертвы еще до того, как вы появились на вашей улице. Вы ничем не могли им помочь, но вас могли поймать или убить. Вы ведь это понимаете? Важно, чтобы здесь была полная ясность.

Он ничего не сказал. Повар перевернул парочку бургеров, и пламя горелки вспыхнуло ярче. Двое детей, сидевших в дальнем конце кафе, шумели так, будто знали, что у меня похмелье, и делали это нарочно.

— Билл, — начал Фишер, — я знаю, как это трудно, но…

— Вот как, вы знаете? — перебил его Андерсон и резко отвернулся, словно принял какое-то решение. — Вы понятия не имеете…

Он опустил голову и смолк. Больше он говорить не собирался.

Фишер поморщился. Я немного подождал, позволяя Андерсону додумать до конца возникшую мысль.

— Моего отца убили, — сказал я.

Меня мгновенно охватили странные ощущения — ведь этот факт так давно находился в глубинах моего подсознания и мне было трудно представить, что о нем известно далеко не всем. Как странно, что я заговорил о смерти отца сейчас. Впрочем, это был подходящий момент разыграть эту карту.

Фишер удивленно посмотрел на меня.

— Впервые об этом слышу.

— Ничего удивительного. Его убили через два года после того, как я закончил школу. Я учился в колледже.

— Кто его убил?

— Это неизвестно, — сказал я. Теперь Андерсон смотрел на меня. — Полиция не сумела ничего выяснить. Меня там не было. Моя мать уехала погостить к сестре. Кто-то вломился в дом. Отец спустился вниз и наткнулся на них. Он был не из тех, кто отступает при подобных обстоятельствах. И они его убили — сознательно или случайно, никто не знает, — а потом забрали вещи. Старый телевизор, видеомагнитофон, немного драгоценностей и около восьмидесяти долларов наличными.

Фишер явно не знал, что сказать.

— Я не пытаюсь сравнить вашу потерю с моей, — проговорил я, обращаясь к Андерсону. — Но хочу сказать другое: я не в силах вернуть его обратно. И вы не можете вернуть свою семью. Кто-то пришел в ваш дом — в чужой для него — и забрал ваших близких. Они не имели права. Вопрос лишь в том, что вы намерены предпринять?

Андерсон с минуту сидел совершенно неподвижно. Потом посмотрел на нас.

— А что я могу сделать? Полицейские думают, что это сделал я.

— Так скажите нам что-нибудь, что позволило бы взглянуть на ситуацию иначе. Например, как это связано с чеком на двести пятьдесят тысяч долларов, который вы получили.

Его глаза широко раскрылись.

— Проклятье, как вы узнали?

Я кивнул Фишеру. Мне хотелось курить. Разговор с Андерсоном вверг меня в безмерную печаль, и мне захотелось его побыстрее закончить.

— Я занимался делами Джозефа Крэнфилда, — сказал Фишер. — Я адвокат. Вы оказались одним из немногих людей, получивших деньги по его завещанию. И я не мог не обратить внимание на то, что вы не взяли деньги по чеку. Почему?

— Я никогда не встречал этого человека, — ответил Андерсон. — Более того, не подозревал о его существовании. Однажды утром я получил этот дурацкий чек. Я не знал, что с ним делать и почему его мне прислали. Однако было еще письмо.

— Я знаю, — сказал Фишер. — Письмо писал я.

— Черт вас возьми, в таком случае почему вы считаете, что не несете никакой ответственности?

— Что?

— Послать такую сумму денег с подобными условиями?

— О чем вы? Какие условия?

— Вы же писали письмо, вы должны знать.

— В моем письме было написано следующее: «Вот деньги, наслаждайтесь». И еще я сообщил вам, от кого они. И ничего больше. В завещании не говорилось ни о каких условиях.

Андерсон продолжал смотреть на Фишера — очевидно, он ему не верил. На мгновение сомнения возникли и у меня, но на лице Фишера я увидел искреннее недоумение.

— Что было в письме, которое вы получили? — спросил я у Андерсона.

На его щеках появилось два красных пятна на сером фоне.

— В нем было написано, что этот Крэнфилд оставляет мне деньги на том условии, что я приостановлю свою работу. Тогда деньги станут моими. А если я возьму их и буду продолжать работу, меня ждут неприятности. Ну и между строк был намек, что лучше мне от них не отказываться.

— О какой работе речь? Преподавание в университете?

— Нет, — ответил Андерсон уклончиво. — Частный проект.

— Частный? — спросил Фишер. — Тайный? От кого?

— От всех.

Я вспомнил, как выглядела мастерская в его доме.

— И как о нем мог узнать Крэнфилд?

— Понятия не имею. Я поддерживал связь с двумя людьми через Интернет. Мы несколько раз обсуждали мой проект. Другого способа утечки информации я не могу себе представить.

— И вы решили не брать деньги?

— Да.

— А вы кому-нибудь рассказывали о том, чем занимаетесь?

— Нет. Я просто не стал относить чек в банк.

— Он все еще при вас?

— Чек был в доме.

Фишер смотрел куда-то в сторону. Я догадывался, о чем он думает. Он размышлял о том, что является распорядителем по завещанию Крэнфилда, во всяком случае какой-то его части. Однако кто-то подменил его письмо Андерсону и кто-то следил за счетом, с которого деньги были переведены. Как еще они могли узнать, что Андерсон отказался взять деньги, из-за чего три недели назад произошли эти ужасные события?

— Но как они могли это проделать? — спросил я. — Как им удалось заменить письмо?

— Все бумаги проходили через офис Бернелла и Литтона, — тихо сказал Фишер. — Один из них мог это сделать.

— Пожар все уничтожил? — спросил я Андерсона. — Я имею в виду вашу работу.

Андерсон кивнул.

— Да. В тот вечер я забыл взять с собой копию. Теперь все выкладки остались только у меня в голове.

— Но в чем состояла ваша работа? — спросил Фишер.

— Я не могу вам рассказать.

— Нет, — твердо сказал Фишер — Можете. Я должен знать больше.

Возможно, причиной тому был резкий утренний свет, проникающий в кафе, но лицо у Фишера стало каким-то странным. Морщины в уголках глаз обозначились четче, губы стали тоньше.

— Больше? — спросил я. — Я не знал, что тебе вообще об этом что-то известно.

Фишер отвернулся, и я понял, что он мне лгал.

— Гэри хочет сказать, — продолжал я, обращаясь к Андерсону, — что нам бы помогли пояснения по поводу событий, которые произошли в вашем доме. Чтобы полицейские могли взглянуть на проблему иначе, нам нужны улики против неизвестного преступника.

— Откуда мне знать, что вы не из их компании? Или он?

— Вы этого знать не можете, — не стал спорить я. — Ни у кого из нас нет бляхи с надписью «Сертифицированный хороший парень». Если вы хотите найти такого, вам придется подождать до вознесения на небо.

— Вам я расскажу, — сказал он, глядя на меня.

Намек был очевидным. Я повернулся к Фишеру и небрежно сказал:

— Гэри, ты не мог бы добыть кофе для Билла? Да и я бы не отказался от еще одной чашки.

Лицо Фишера не дрогнуло.

— Как скажешь.

Он неловко встал и направился к стойке. Андерсон в сотый раз огляделся, изучая посетителей кафе.

— Могу дать вам совет, — сказал я — Не нужно так глазеть по сторонам. Если вы не хотите привлечь к себе внимание, нужно вести себя так, словно вы направляетесь из пункта А в пункт Б и имеете все права миновать любые промежуточные точки. Если полицейский, у которого оказалось немного свободного времени, увидит, как ваш взгляд мечется из угла в угол, он мгновенно захочет вас проверить.

— Откуда вы знаете?

— Потому что я был полицейским.

— Вы полицейский?

— Вы меня невнимательно слушаете, Билл: я был полицейским. Сейчас я в отставке. Однако мне известно, что не все они уроды. Вы бы стали подозреваемым в любом другом городе США, уж поверьте мне. Полицейские склонны расследовать преступления в соответствии со статистикой. Это позволяет экономить время. И спасает жизни. Вы оказались в трудном положении, но из этого еще не следует, что полиция является средоточием зла. Сейчас вам лучше всего придумать такой сценарий дальнейшего развития событий, который позволит вам перестать скрываться.

Андерсон потряс головой.

— Как я могу…

— Расскажите мне, о чем идет речь, — сказал я. — Насколько я понял, об этом не знает даже Питер Чен. Это не мое дело, и меня оно не слишком занимает. Но сейчас у вас нет выбора, а ваша тайна уже привела к гибели людей.

— Вы не поверите, если я вам расскажу.

— Однако кто-то в вас уже поверил, — заметил я. — Так попробуйте рассказать мне.

Он довольно долго колебался. Я посмотрел в сторону стойки, чтобы показать Фишеру, что мне удалось сдвинуться с мертвой точки, но его там не было. Наверное, отправился в туалет или вышел на улицу, решил я. С самого утра он был в паршивом настроении, несмотря на то что нашел то, что искал.

Когда Андерсон наконец заговорил, я понял, что дело не только в том, что он рассчитывает на мою помощь, — просто слишком долго он держат все это в себе. Неверно утверждать, что каждый преступник только и мечтает сознаться в совершенном преступлении, но большинство людей хотят поведать о своей жизни, чтобы раскрыться хотя бы на время.

— Я занимаюсь динамикой волн, — начат Андерсон. — В особенности звуковых. В колледже я преподаю физику процесса. Но года два назад меня заинтересовал более широкий спектр проблем. Как звук воздействует на нас.

— Например? — спросил я.

После первых же фраз мне было трудно поверить, что все это может иметь какое-то отношение к миру, в котором я живу.

Судя по всему, Андерсон почувствовал мою реакцию.

— Звук принято недооценивать, — серьезно сказал он. — Нас всех занимает то, что мы видим, но намного важнее то, что мы слышим. Многие воспринимают его как фон. Всем известно, что мы играли тяжелый рок для Норьеги, чтобы выманить его. [27] Кое-кто слышал, что ФБР использовало музыку при штурме Уэйко. [28] Но за этим стоит нечто большее, чем бомбардировка людей мелодиями, которые им не нравятся. Если вы пойдете в ресторан, где играет громкая музыка, то не получите удовольствия от еды. Вы не сможете сосредоточиться — даже не заметите вкуса блюда! Часть мозга отключается. Или вы слышите какой-то музыкальный фрагмент, какую-то песню впервые за много лет, и она переносит вас в то время, которое у вас с ней ассоциируется. И вновь возникают забытые ощущения, вы вспоминаете запахи, вкус и другие чувственные ощущения из того времени. Вы согласны со мной?

— Пожалуй, да.

Разговор о том, что его так сильно занимало, заставил Андерсона забыть обо всем остальном.

— Или вы остаетесь в одиночестве ночью, в незнакомом месте — и вдруг слышите шум. И для вас уже не имеет значения то, что вы не видите ничего необычного — зрение вдруг перестает быть самым главным чувством. Вам уже не требуется видеть, чтобы испытать приступ всепоглощающего страха. Ваш мозг и тело понимают, что звук значит очень много.

— Хорошо, — сказал я. Ему нужно было дать говорить, но я почему-то ощущал растущую тревогу. И я все еще не видел Фишера — ну не мог он так долго просидеть в туалете. — Я готов поверить вам на слово, Билл. Вы человек науки. Но что вы хотите сказать? Над чем именно вы работали?

— Инфразвук, — сказал он. — Звуки очень низкой частоты. Большинство людей исследовали частоту восемнадцать герц, но меня заинтересовали девятнадцать герц. Эта частота… оказывает на человека… влияние. Под воздействием этой частоты начинают слезиться глаза, в ушах возникают необычные ощущения, наступает перенасыщение легких кислородом, напрягаются мышцы — физик Владимир Гавро[29] утверждал, что инфразвук — это ключ к тревогам, которые одолевают человека в городе. Иными словами, он порождает страхи. И если вы достигнете резонансной частоты глаза, а она находится именно в этом диапазоне, вам начнет казаться, что вы видите странные вещи. Принято было считать, что это психология, побочный эффект физики глаза, но это не так. Все гораздо сложнее. Инфразвук производит на нас странное воздействие. Очень странное. Позволяет видеть вещи, которые при обычных обстоятельствах от нас скрыты.

Я обнаружил, что сам все время оглядываюсь по сторонам, то есть делаю то, от чего предостерегал Андерсона. У меня не находилось никакого объяснения для ощущений, которые я даже не знал, как описать. Я смотрел через открытые двери кафе на толпу. Обычные люди, спешащие в обоих направлениях.

— Какого рода вещи, Билл? О чем вы говорите? Что вам удалось сделать?

Я посмотрел на него. А он глядел на свои руки. Когда Андерсон заговорил, его голос прозвучал очень тихо.

— Я создал машину, которая видит призраков, — сказал он.

Именно в этот момент я увидел высокого мужчину, направлявшегося к кафе через толпу, он шел быстро и был одет в темное пальто. И смотрел только на Андерсона.

— Пригнитесь, — прошептал я.

Андерсон недоуменно заморгал. Я попытался встать, одновременно толкнув его в сторону, но зацепился ступней за ножку стола. Я увидел, как от стойки идет Фишер с кофейными чашками в руках. В этот момент мужчина в пальто вошел в кафе и вытащил руку из внутреннего кармана.

Наконец мне удалось выбраться из-за стола, и я толкнул Андерсона сильнее, крикнув:

— В сторону…

Но было уже слишком поздно. Мужчина выстрелил три раза, прицельно, не торопясь, из пистолета с глушителем.

И исчез в толпе, прежде чем я понял, что ни одна из пуль в меня не попала. Выстрелы были негромкими, но кровь Андерсона брызнула на стекло окна — и все посетители начали кричать и разбегаться. Когда я наклонился над телом Андерсона и попытался определить, куда угодили пули, мне не удалось услышать, что он пытается мне сказать, все заглушал шум толпы, а из его рта текла кровь. Я видел, как его рот открылся, а потом закрылся — уже в последний раз.

Глава 27

— Он мертв.

Я поднял глаза и посмотрел на стоящего надо мной Бланшара. Прошло два часа с тех пор, как стреляли в Андерсона, и я сидел на пластиковом стуле в коридоре больницы, названия которой не знал. Толпа полицейских стояла в конце коридора. Меня допрашивали двое.

— И что мы теперь имеем?

— Без понятия, — сказал он. — И нет никаких «нас». Тут мы должны все прояснить. Я здесь лишь из-за того, что был напарником детектива, ведшего дело Андерсона. Вы здесь лишь в виде одолжения, а также благодаря тому, что свидетели дали очень четкие показания о том, как вы себя вели, когда появился стрелок. Где ваш приятель? Фишер.

— Вышел подышать воздухом.

Бланшар тяжело опустился на стул рядом со мной.

— Так что же там произошло? На самом деле.

— То, что я рассказал. Мы получили сообщение от Андерсона с помощью одного из его коллег. И Андерсон пришел поговорить с нами.

— Почему? Этого я так и не понял. Почему с вами?

— Очевидно, потому, что мы не верили в его виновность и прямо сказали об этом. Встретиться в кафе предложил сам Андерсон. И я не имею ни малейшего представления о том, как нас нашел тот тип с пистолетом.

— Что вам удалось узнать от Андерсона?

— Едва он перешел к делу, прозвучали выстрелы. Андерсон получил чек, о котором я говорил, но ничего не стал с ним делать, потому что не хотел выполнять условия, сформулированные в письме.

— Что за условия?

— Прекратить работу над частным проектом.

— И в чем он состоял?

— Нас прервали, как только мы об этом заговорили.

Бланшар посмотрел на меня, но промолчал. Я пожал плечами.

— Вы можете мне не верить. Я помогал Гэри. Теперь, когда Андерсона нашли, все кончено. Дальше распутывать это придется вам.

— Распутывать?

— Смерть Андерсона делает его куда менее подходящим подозреваемым в двойном убийстве.

— Эти два события не обязательно связаны.

— Да, конечно. Могу поспорить, что все полицейские Сиэтла говорят себе эти слова. Так гораздо лучше, чем признать, что вы потратили целый месяц на поиски невиновного человека, но не сумели его найти до тех пор, пока кто-то не вышиб ему мозги.

— Андерсон сам подписал себе смертный приговор. Ему следовало сдаться. Или хотя бы войти в контакт с полицией.

— Вы бы так и поступали на его месте?

— Да.

Я задумчиво кивнул. Честно говоря, я до сих пор не понимал, почему Андерсон повел себя именно так. Мне удалось заставить его говорить только после того, как на него надавил Фишер, в то время как я понимал, что чувство вины не вынудит Андерсона быть откровенным. А если учесть очевидную осторожность, с которой он упоминал о своей работе, а также мнение Чена и других, заметивших в нем страшное напряжение в последнее время, у меня были все основания считать, что Андерсон догадывался о грозящей ему опасности и раньше. Письмо, полученное вместе с чеком, несло в себе серьезную угрозу. Но объясняло ли оно его побег? Или причина в содержании его проекта? Возможно, он был и без того сильно напуган?

— Да, — согласился я. — Я бы тоже так поступил.

Я встал. Больше ничего нельзя было сделать.

— Я ценю то, как вы себя вели в этой истории.

— О чем речь, — ответил он. — Только постарайтесь сделать так, чтобы я об этом не пожалел.

— В каком смысле?

Он опустил глаза.

— Мне стало кое-что известно об обстоятельствах вашего ухода из полиции Лос-Анджелеса, — сказал он. — Мы бы не хотели, чтобы здесь произошло нечто похожее.

— Вы не знаете, что там произошло на самом деле.

— Я знаю, что в той истории упоминается ваше имя и слово «трупы».

— Вам не кажется, что я все еще на свободе?

— Верно, но я своего мнения не изменил.

— Понял, — сказал я и двинулся к выходу.

— Джек, — позвал он, когда я сделал пару шагов. — Насколько тесно ты связан с миром Фишера?

Я остановился и повернулся к Бланшару.

— Совсем не связан. А почему ты спрашиваешь? — тоже переходя на «ты», сказал я.

— Пусть так и остается. Я говорил с человеком из фирмы Фишера. Как ты думаешь, почему он здесь оказался?

— Пытался выяснить, что происходит.

— Вовсе нет. Ему пришлось уволиться. «Личные причины». Коллега, с которым я говорил, был осторожен в формулировках. Но у меня возникло ощущение, что они старались отстраниться от Фишера. И на твоем месте я бы поступил так же. Мне кажется, что в голове у этого типа происходят вещи, о которых ты и не догадываешься.

Я наконец ушел. Ускорив шаг, быстро спустился вниз. Но не нашел Фишера у входа в больницу. Возможно, ему не понравилось, что здесь начали собираться репортеры — убийство Андерсона произошло при большом стечении народа, — однако Фишер не ответил и на мой телефонный звонок.

Когда я вернулся в его отель, портье сказал, что Фишер выписался полчаса назад.

Я забрал свою машину, решив, что пора возвращаться домой. Однако я не стал сразу выезжать на автостраду и остановился перед площадью Пионеров. Повинуясь импульсу, я вышел из машины и зашагал к площади. Руки у меня дрожали. Я не понимал из-за чего. Из-за Андерсона или из-за того, что Бланшар заговорил о событиях в Лос-Анджелесе. Я сидел на скамейке и глубоко дышал. Только через треть часа я почувствовал себя лучше.

Потом я выехал из города и направился на восток, в сторону гор. Сначала небо было чистым, а солнце ярким. Машин на шоссе оказалось неожиданно мало, и я ехал быстро, словно мир решил позволить мне поскорее покинуть место, где я стал причиной чьей-то смерти.

Когда я достиг вершин Каскадных гор, заметно похолодало, все оттенки стали приглушенными, повсюду преобладал ржавый цвет кизила, и его стебли вдруг напомнили мне спекшуюся кровь. Небо затянули тучи, казалось, еще немного — и я смогу дотянуться до них рукой, облака клубились над кронами деревьев, словно призраки давно погасших костров, влажное и беззвучное эхо жизни людей, когда-то счастливо существовавших среди деревьев на этой земле и рядом с этой водой.

Осталось ли нечто подобное в «Байроне» — образ мужчины, сидящего, сгорбившись, за столом в косых лучах утреннего солнца, — или посетители будут иногда видеть тень у двери или у окна в доме на Бродвее, призрак человека, застрявшего по другую сторону занавеси, пытающегося вернуться домой?

Тень моего отца оставалась в нашем доме в Барстоу после его смерти, это я знал. Моя мать продержалась только пять месяцев, а потом продала дом и переехала поближе к своей сестре, которую не особенно и любила. До ее переезда я успел побывать дома на выходных три или четыре раза, и всякий раз мне казалось, будто дом разбирали в мое отсутствие, а перед моим возвращением собирали снова.

В колледже у меня преподавал весьма прогрессивный профессор, который помимо того, что обладал другими замечательными качествами, приглашал по пятницам в гости своих любимых студентов. Во время долгих умных разговоров им не возбранялось знакомиться с алкогольными напитками, находившимися в его холодильнике. Однажды, на следующее утро после такого рода занятий, меня разбудил стук в дверь моей комнаты в общежитии. Ко мне пришли двое полицейских. У меня было сильное похмелье, к тому же я испугался — в моей тумбочке лежало немного марихуаны, — в общем, их визит вывел меня из равновесия.

Моего отца нашли на полу в кухне, на нем были лишь пижамные штаны и ничего больше. Он услышал какой-то шум и спустился вниз — как и положено мужчине. Отец получил множество ран от большого зазубренного охотничьего ножа, но умер он от удара молотком-гвоздодером. Молоток нашли рядом с его телом. Он принадлежал отцу. Я был с отцом, когда он покупал этот молоток субботним утром во время нашей совместной прогулки. И не раз видел, как с его помощью отец чинил стулья и ограду, вешал картины. Чужаки украли немного. Большую часть денег в семье тратили на то, чтобы на столе всегда была хорошая еда, а я был прилично одет и имел все необходимые учебники. Самое дорогое унести нельзя — если не считать, что они унесли жизнь отца. Им нужны были лишь деньги, чтобы выпить, купить новые шины или поставить на лошадь, которая все равно проиграет свой забег.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 141516 17 Следующая ⇒