Прощания. Благодарности

⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 13

Прощания

Кому: Porto%Aberto@BatePapo. org

От: Locke%erasmus@polnet. gov

Тема: Созрел

Ключ шифрования: ******************

Ключ дешифровки: ****************************

Это Боб или Петра? Или вы оба?

После всех его тонких стратегических планов и потрясающих неожиданностей он прокололся на мелкой попытке убийства. Я не знаю, дошла ли до вас весть о сбитом шаттле МФ сквозь поток военных новостей, но он думал, что на борту шаттла я. Меня там не было, но китайцы сдали его тут же, и МФ сразу получил законную причину для проведения операции на земле. Бразильское правительство помогает, блокировав комплекс Гегемонии.

Тут единственная проблема: комплекс защищает твоя маленькая армия. Мы хотим сделать все без убитых, но ты слишком хорошо обучил своих солдат, а Сури на мои робкие попытки контакта не отвечает. До моего бегства он вроде как был у Ахилла в кармане. Может, это защитная окраска, но кто знает, что могло произойти по дороге из Китая?

Ахилл знает, как заставить людей на себя работать. Индийский офицер из министерства колоний, которого Графф знал много лет, выдал Ахиллу, что я улетаю на том шаттле – потому что его родные находятся в китайском лагере и он готов на все, чтобы их спасти. Может, Ахилл и Сури так же держит? И если Сури даст солдатам команду защищать Ахилла, они выполнят ее?

Изменит ли что‑ нибудь твое присутствие? Я там буду, но, пожалуй, я никогда до конца не верил твоим заверениям, что солдаты будут мне повиноваться беспрекословно. У меня такое чувство, что я потерял лицо, когда сбежал из комплекса. Но ты их знаешь, а я нет.

Очень был бы благодарен тебе за совет, и твое присутствие было бы очень полезно. Я вполне пойму, если не получу ни того, ни другого. Ты мне ничего не должен – ты был прав там, где я ошибся, и это я подверг всех опасности. Но в данный момент я хотел бы избежать гибели кого‑ либо из твоих солдат, а особенно – не погибнуть самому: не буду притворяться, что мною движут чисто альтруистические мотивы. У меня нет другого выхода, кроме как быть там лично. Если я не буду присутствовать при взятии комплекса, посту Гегемона могу сказать «прощай».

А пока что китайцы, кажется, не так уж хорошо воюют? Мои поздравления Халифу. Надеюсь, он будет великодушнее к побежденным врагам, чем китайцы.

Петре было трудно сосредоточиться на поиске в сети. Слишком подмывало переключиться на новости о войне. Это была генетическая болезнь, которую врачи нашли у нее в детстве, болезнь, которая послала ее в космос провести годы становления в Боевой школе. Она просто не могла не интересоваться войной. Как бы ни ужасала битва, манила она неодолимо. Состязание двух армий, каждая из которых стремится к господству, без правил, кроме тех, которые вынуждены ограничениями сил и страхом репрессий.

Боб настаивал, что надо искать сигнал от Ахилла. Петре это казалось абсурдом, но Боб был уверен, что Ахилл хочет, чтобы Боб к нему пришел.

– Он загнан в угол, – говорил Боб. – Все обернулось против него. Он думал, что сумел занять мое место. Потом он слишком далеко хватил, когда сбил шаттл, причем в тот самый момент, когда Лига Полумесяца выбила у него из‑ под ног Китай. Он не может туда вернуться – даже из Риберао вылететь не может. И он доиграет те игры, которые хочет доиграть. Мы для него – неподобранные концы, и он не оставит нас болтаться. Значит, он нас позовет.

– А мы не пойдем, – отвечала Петра, но Боб только смеялся.

– Если бы я думал, что ты всерьез, – говорил он, – я бы об этом подумал. Но я знаю, что это не так. У него – наши дети, он знает, что мы придем.

Или да, или нет. Что толку будет эмбрионам, если их родители погибнут в западне?

А это будет западня. Не честный обмен, не торг – моя свобода за ваших детей. Нет, к этому Ахилл не способен даже ради спасения собственной жизни. Боб его уже однажды поймал, заставил сознаться, после чего его поместили в психушку. Он туда больше не пойдет. Как Наполеон – из одного плена он убежал, но из следующего убежать не удастся. И потому он туда не пойдет, в этом Боб и Петра были согласны. Он их зовет только чтобы убить.

И все же она продолжала искать, гадая, как же она узнает то, что ищет, когда найдет.

И все это время ее тянула к себе война. Кампания в Синьцзяне уже придвинулась к границам ханьского Китая. Персы и пакистанцы должны были вот‑ вот окружить обе половины китайской армии в Западной Индии.

Вести об операции индонезийцев и арабов внутри Китая были несколько менее определенными. Китайцы громко стенали насчет мусульманских парашютистов, совершающих террористические нападения на территории Китая, грозили, что их будут судить как шпионов и военных преступников. Халиф немедленно ответил заявлением, что это регулярные войска, в воинской форме, и китайцы недовольны только тем, что получили у себя дома беду, которую хотели принести другим.

– Мы спросим со всех чинов китайской армии и китайского правительства персонально за любое преступление, совершенное против наших пленных солдат.

Такие выражения мог использовать лишь предполагаемый победитель, но китайцы тут же приняли эти слова всерьез и ответили, что их неправильно поняли: любой солдат в мундире будет рассматриваться как военнопленный.

Но для Петры самым интересным было, что китайцы продолжали считать индонезийцев и арабов парашютистами. Они просто не могли поверить, что высадившиеся с моря войска так быстро оказались внутри страны.

И еще одна небольшая новость. Одна из американских новостных сетей привела комментарий отставного генерала, который почти наверняка получал информацию о том, что показывали американские спутники‑ шпионы. Вот какие его слова привлекли внимание Петры:

– Чего я не понимаю, так это почему войска, выведенные из Индии несколько дней назад для отражения угрозы в Синьцзяне, не используются в Синьцзяне и не отсылаются обратно в Индию. Четверть всей китайской армии сидит сложа руки.

Петра показала это Бобу, и он улыбнулся:

– Вирломи отлично сработала. Она их задержала на три дня. И сколько пройдет времени, пока у китайской армии в Индии просто кончится боезапас?

– Нам с тобой только вдвоем пари держать бессмысленно.

– Хватит смотреть войну, давай работай.

– А зачем ждать сигнала от Ахилла? Ты меня еще не убедил, что он вообще его пошлет. Почему не принять приглашение Питера и не поучаствовать с ним в штурме комплекса?

– Потому что если Ахилл решит, что заманил нас в ловушку, он впустит нас без выстрела. Никто не будет убит.

– Кроме нас.

– Во‑ первых, Петра, никаких «нас». Ты – беременная женщина, и как бы ни была ты талантлива в делах войны, я просто не смогу иметь дело с Ахиллом, если женщина, носящая моего ребенка, будет подвергаться опасности.

– Так что мне, сидеть снаружи и смотреть, не зная, что там происходит и жив ты или нет?

– Нам что, начинать спор, что мне все равно через несколько лет умирать, а тебе нет, и если я погибну, но спасу наших эмбрионов, ты все равно сможешь иметь детей. Если погибнешь ты, то у нас не будет даже того ребенка, которого ты носишь сейчас.

– Нет, не надо начинать спор! – сердито бросила Петра.

– А во‑ вторых, ты не будешь сидеть снаружи и смотреть, потому что ты останешься в Дамаске, глядя вести с войны и читая Коран.

– Или раздирая себе лицо ногтями от муки незнания. Ты действительно оставил бы меня здесь?

– Пусть Ахилл заперт в комплексе Гегемонии, но у него всюду есть люди, готовые на него работать. Вряд ли он потерял многих из них, когда пересохли китайские источники. Если они пересохли. Я хочу, чтобы ты здесь осталась, потому что очень в стиле Ахилла было бы убить тебя задолго до того, как ты окажешься около комплекса.

– А почему ты не думаешь, что он так же убьет тебя?

– Потому что он захочет убить детей у меня на глазах.

Петра, не в силах с собой справиться, разразилась слезами и согнулась над клавиатурой.

– Ты прости, – сказал Боб. – Я не хотел, чтобы ты…

– Конечно, ты не хотел, чтобы я плакала. Я тоже не хотела плакать. Не обращай внимания.

– Не могу. Я едва разбираю, что ты говоришь, а сейчас у тебя на клавиши сопля капнет.

– Это не сопля! – заорала Петра на Боба, потом тронула лицо рукой и убедилась, что он прав.

Она шмыгнула носом, рассмеялась, побежала в ванную, высморкалась и сама перестала плакать.

Когда она вернулась, Боб лежал на кровати, закрыв глаза.

– Ты прости, – сказала Петра.

– Это ты прости.

– Я знаю, что ты должен лететь один. Я знаю, что должна остаться. Все это я знаю, но мне это совсем не по душе, вот и все.

Боб кивнул.

– Так почему ты не ищешь? – спросила Петра.

– Потому что только что оно пришло.

Она подошла к его компьютеру и посмотрела на экран. Боб подключился к сайту аукционов, и объявление там было такое:

Требуется: доброкачественная утроба

Пять человеческих эмбрионов, готовых к имплантации. Родители – выпускники Боевой школы, погибшие в катастрофе. Владельцу необходимо сбыть их с рук немедленно. Вероятность рождения необычайно одаренных детей. Для каждого ребенка, успешно имплантированного и выращенного, будет установлен трастовый фонд. Кандидаты должны доказать, что не нуждаются в этих деньгах. Фонды для пяти победителей будут храниться в сертифицированной фирме до полной оценки предложений.

– Ты ответил? – спросила Петра. – Или предложил цену?

– Я послал запрос, в котором сообщил, что хотел бы получить все пять и прибыть за ними лично. Для ответа я дал ему один из своих почтовых ящиков.

– И ты не проверил почту, не посмотрел, нет ли там чего в этом ящике?

– Петра, я боюсь.

– Приятно слышать. Значит, ты все‑ таки не псих.

– Он умеет выживать, как никто. Он найдет способ вывернуться.

– Нет, – сказала Петра, – не выживать. Убивать он умеет.

– Он жив, – возразил Боб. – Значит, умеет.

– Никто его уже полжизни не пытается убить. В таких условиях выжить не трудно. А по твоему следу много лет идет патологический убийца, а ты – вот он.

– Я не очень волнуюсь насчет того, что он меня убьет, хотя мне такой исход не слишком нравится. Я все еще надеюсь умереть от необычайного роста – когда меня стукнет низко летящим самолетом.

– Ну тебя с твоим кладбищенским юмором на тему «как я буду умирать»!

– Но если он меня убьет, а сам выберется живым, что будет с тобой?

– Он не выберется живым.

– Пусть так. Но если погибну я и все дети?

– У меня останется вот этот.

– Ты пожалеешь, что меня любила. Я все равно не понял почему.

– Я никогда не пожалею, что любила тебя, и всегда буду рада, что когда я тебя как следует достала, ты тоже решил, что любишь меня.

– Не позволяй только никому называть нашего ребенка глупыми кличками за малый рост.

– Без стручковых имен?

На компьютере замигал значок входящей почты.

– Тебе письмо, – сказала Петра.

Боб вздохнул, сел, перегнулся через стул и открыл письмо.

Мой старейший друг! У меня пять подарочков, и на каждом написано твое имя. Только очень мало времени осталось, чтобы тебе их вручить. Жаль, что ты мне так мало доверяешь, потому что я никогда не пытался причинить тебе вред, но так уж сложилось, и потому я не возражаю, чтобы ты привел с собой вооруженный эскорт. Мы встретимся па открытом месте, в восточном саду. Восточные ворота будут открыты. Ты и первые пятеро, кто будет с тобой, могут войти. Если попытается войти кто‑ то шестой, вы все будете убиты на месте.

Я не знаю, где ты, так что не знаю, сколько времени тебе будет нужно, чтобы сюда добраться. Когда ты приедешь, я тебе отдам твое имущество в рефрижераторном контейнере, поддерживающем должную температуру в течение шести часов. Если среди твоего сопровождения найдется специалист с микроскопом, можешь изучить образцы на месте, и потом специалист их вынесет.

Но я надеюсь, что мы сможем немного поболтать о старых временах. Вспомнить добрые дни, когда мы принесли цивилизацию на улицы Роттердама. Долгую дорогу с тех пор прошли мы с тобой – оба мы переменили мир. И я сильнее его переменил, чем ты, детка, – завидуй.

Правда, ты женился на единственной женщине, которую я в этой жизни любил, так что, быть может, сравнял счет.

Естественно, наш разговор был бы куда более приятным, если бы кончился тем, что ты вывел меня из городка и дал мне свободно уехать в любое место по моему выбору. Но я понимаю, что это не в твоей власти. Мы, гении, все же ограничены в своих возможностях. Мы знаем, что лучше для всех, но все равно не можем найти способ убедить низшие создания поступать, как мы говорим. Они просто не понимают, насколько были бы счастливее, если бы перестали сами за себя думать. Они для этого просто не приспособлены.

Ладно, Боб, это шутка. Или голая правда – часто они совпадают.

Поцелуй от меня Петру. И дай мне знать, когда открыть ворота.

– Он действительно думает, будто ты поверишь, что он собирается просто отдать тебе детей?

– Видишь, он намекает на обмен на свою свободу.

– Единственный обмен, на который он намекает, Боб, – это твоя жизнь в обмен на жизнь детей.

– А, – сказал Боб. – Ты так это поняла?

– Именно это он и говорит, и ты это знаешь. Он хочет, чтобы ты умер вместе с ним, прямо там.

– Вопрос не в этом, а в том, действительно ли у него там эмбрионы.

– Насколько мы его знаем, – сказала Петра, – они уже в какой‑ нибудь лаборатории в Москве или Йоханнесбурге, если не в мусорной куче в Риберао.

– Кто теперь ударился в пессимизм?

– Очевидно, что он не смог их пристроить для имплантации, значит, они символизируют его провал. Ценности они не представляют. Зачем их отдавать тебе?

– Я не сказал, что принимаю его условия.

– Но ты их примешь.

– В каждом похищении самый трудный момент – обмен, выкуп за заложника. Кто‑ то всегда должен кому‑ то поверить и отдать свое раньше, чем получит от другого. Но этот случай по‑ настоящему необычен, потому что он от меня ничего не просит.

– Кроме твоей смерти.

– Но он знает, что я и так умираю. Все это кажется бессмысленным.

– Он безумен, Юлиан, ты об этом слышал?

– Да, но в его безумии есть система. Я имею в виду, что он не шизофреник, он видит ту же реальность, что видим мы. Он не обманывается иллюзиями, у него лишь патологическое отсутствие совести. Так как он видит розыгрыш этой пьесы? Он хочет просто застрелить меня при входе? Или позволит мне победить, даже убить его, а издевка будет в том, что эмбрионы, которые он мне отдаст, не будут нашими, а будут порождены ужасным спариванием двух по‑ настоящему тупых людей. Может быть, журналистов.

– Боб, ты опять шутишь, и я…

– Я должен лететь ближайшим рейсом. Если ты придумаешь что‑ нибудь, что мне следует знать, сообщи почтой. Я обязательно ее хоть раз посмотрю перед тем, как пойти свидеться с этим парнишкой.

– У него их нет, – сказала Петра. – Он их отдал своим дружкам.

– Вполне возможно.

– Не езжай.

– Никак невозможно.

– Боб, ты умнее его, но преимущество его в том, что он злее.

– Не рассчитывай на это.

– Ты не понимаешь, что я знаю вас обоих как никто другой?

– И как бы ни думали мы, что знаем людей, в конце концов они оказываются для нас совершенно незнакомыми.

– Боб, скажи, что ты так не думаешь.

– Это самоочевидная истина.

– Я тебя знаю! – настаивала она.

– Нет, Петра, не знаешь. Но это ничего, потому что я и сам себя не знаю, не то что тебя. Мы никогда не понимаем никого, в том числе себя. Тсс, Петра, послушай! Вот что мы сделали: мы создали нечто новое. Нашу семью. Она состоит из нас двоих, и мы тоже стали чуть иными вместе. Это мы знаем. Не ты, не я, а мы, которые вместе. Сестра Карлотта говорила что‑ то из Библии, как мужчина и женщина вступают в брак и становятся одной плотью. Очень загадочно и немного жутко, но в каком‑ то смысле это так. И когда я умру, у тебя не будет Боба, но ты все еще останешься Петрой‑ с‑ Бобом или Бобом‑ с‑ Петрой, как бы ни назвать то, что мы создали.

– А когда я провела те месяцы с Ахиллом, мы создали какое‑ то чудовищное создание Петра‑ с‑ Ахиллом? Это ты хочешь сказать?

– Нет, Ахилл ничего не строит. Он находит то, что построили другие, восхищается и разрушает. Ахилл‑ с‑ кем‑ нибудь не бывает. Он просто… пуст.

– А как же теория Эндера, что надо знать врага, чтобы победить?

– Остается верной.

– Но если никого знать нельзя…

– Это было воображение. Эндер не был сумасшедшим, и потому я знал, что это только воображение. Ты пытаешься увидеть мир глазами врага, чтобы понять, что все это для него значит. Чем лучше у тебя это получается, чем больше времени ты проводишь в мире, видимом его глазами, тем больше ты понимаешь, как и на что он смотрит, как сам себе объясняет то, что делает.

– И ты это проделал с Ахиллом.

– Да.

– И ты думаешь, что знаешь, что он будет делать.

– У меня есть шорт‑ лист ожидаемого.

– А если ты ошибаешься? Потому что одно во всем этом точно: что бы ты ни думал, что сделает Ахилл, ты ошибешься.

– Это его особенность.

– И твой шорт‑ лист…

– Видишь ли, когда я его составлял, я подумал обо всем, что он может сделать, а потом ничего из этого в список не включил, а включил только то, чего он, по моему мнению, сделать не может.

– Это должно помочь.

– Может.

– Обними меня, пока ты не ушел.

Он так и сделал.

– Петра, ты думаешь, что тебе не придется больше меня увидеть. Но я почти уверен, что придется.

– Ты понимаешь, как меня пугает, что ты только почти уверен?

– Я могу умереть от аппендицита в самолете до Риберао. Я во всем всегда только почти уверен.

– Кроме того, что я тебя люблю.

– Кроме того, что мы друг друга любим.

В самолете пришлось терпеть обычную тесноту замкнутого пространства, зато он хотя бы летел на запад, и смена часовых поясов не так выбивала из колеи. Боб подумал, что можно бы явиться сразу после прибытия, но решил, что не стоит. Ему нужна ясность мысли, способность импровизировать и действовать мгновенно. Для этого надо поспать.

Питер ждал его у дверей самолета. Положение Гегемона дает некоторые привилегии в аэропортах по сравнению с простыми смертными.

Они спустились по трапу вместо трубы и сели в машину, которая отвезла их прямо в отель, где разместился командный пункт МФ. Солдаты флота стояли у каждого входа, и Питер заверил Боба, что во всех окрестных домах сидят снайперы, да и в этом тоже.

– Итак, – сказал Питер, когда они с Бобом остались одни в номере, – какой у тебя план?

– Ты так говоришь, будто у меня он должен быть.

– И даже цели нет?

– А, целей две. Сразу после кражи эмбрионов я пообещал Петре, что верну их ей, а при этом убью Ахилла.

– А как это сделать, ты понятия не имеешь.

– Есть какие‑ то мысли. Но ничего, что я планирую, все равно не выйдет, поэтому я ни за один план особо не держусь.

– Ахилл сейчас уже не имеет того значения, – сказал Питер. – Нет, он имеет то значение, что каждый, кто находится в городке, его заложник, но в международных делах он все свое влияние растерял. Лопнул как пузырь, когда сбил тот шаттл, а китайцы его дезавуировали.

Боб покачал головой:

– Ты всерьез думаешь, что если он выберется живым, то не вернется к старым играм? Ты думаешь, он не найдет желающих играть в его спектакле?

– Я полагаю, что нет недостатка ни в лидерах, мечтающих о власти, которой он их будет соблазнять, ни в страхах, которые он сможет использовать.

– Питер, я приехал, чтобы он мог меня пытать и убить. Вот зачем я здесь. Это его замысел. Его цель.

– Что ж, если единственный план принадлежит ему…

– Именно, Питер. На этот раз план у него. А я – тот, кто может преподнести сюрприз, делая не то, чего он ждет.

– Ладно, – сказал Питер. – Запиши меня.

– Что?

– Ты меня убедил. Я участвую.

– В чем?

– Я войду в ворота вместе с тобой.

– Нет.

– Я – Гегемон. Я не буду стоять снаружи, пока ты пойдешь туда спасать мой народ.

– Он будет только рад убить тебя вместе со мной.

– Тебя первого.

– Нет, первого тебя.

– Короче, – прервал дискуссию Питер. – Ты не войдешь в ворота, если я не буду в твоей пятерке.

– Послушай, Питер. Причина, по которой мы попали в этот переплет, в том, что ты считаешь себя умнее любого другого, и какой бы тебе ни давали совет, ты уходишь надутый и самодовольный и делаешь удивительно дурацкие вещи.

– Но потом остаюсь за собой убирать.

– В этом надо отдать тебе должное.

– Я буду делать все, что ты скажешь, – пообещал Питер. – Это твой бенефис.

– Все пятеро моих сопровождающих должны быть весьма умелыми бойцами.

– Это не так. Если будет стрельба, пятерых все равно мало. Так что рассчитывать надо на то, что стрельбы не будет. И потому вполне в пятерку можно включить меня.

– Но я не хочу, чтобы ты погиб рядом со мной, – сказал Боб.

– Отлично, я тоже не хочу погибать рядом с тобой.

– У тебя еще семьдесят‑ восемьдесят лет впереди. И ты хочешь поставить их на карту? Я‑ то играю за счет заведения.

– Ты всех превосходишь, Боб.

– Это было в школе. Какими армиями я с тех пор командовал? Сейчас все делают и дерутся за меня другие. Я уже не лучший из всех, я отставник.

– Из ума ты не выжил.

– Ум сегодня есть, а завтра его нет. Только репутация остается.

– Ладно, я очень люблю вести с тобой философские споры, но тебе надо выспаться и мне тоже. Встретимся утром у восточных ворот.

И он тут же вышел.

Почему так сразу?

У Боба закралось подозрение, что Питер мог в конце концов поверить: у Боба нет плана и нет гарантий победы. И даже приличного шанса на победу, если победным считать исход, когда Ахилл будет мертв, Боб жив и эмбрионы у Боба. Наверняка Питеру надо было побежать застраховать жизнь. Или устроить в последнюю минуту ситуацию, которая абсолютно запрещала бы ему пойти с Бобом. «Черт, как мне жаль! Хотелось бы мне там быть с тобой, но ты справишься, я знаю».

Боб думал, что не уснет после периодов дремы в самолете и в напряженном ожидании завтрашних событий.

И уснул так быстро, что даже не помнил, как выключил свет.

Утром Боб сразу послал письмо Ахиллу, назначив встречу через час. Потом написал короткую записку Петре, чтобы она знала, что он думал о ней, если этот день окажется последним. Записку родителям и записку Николаю. Если ему удастся прихватить Ахилла с собой на тот свет, над ними не будет висеть угроза. А это уже что‑ то.

Спустившись вниз, он увидел, что Питер уже ждет рядом с машиной МФ, которая должна была отвезти их к кордону, установленному вокруг комплекса. По дороге почти не разговаривали, потому что говорить уже было нечего.

У кордона, возле восточных ворот, Боб увидел, что Питер не лгал – за его решимостью войти в группу Боба стоял МФ. Что ж, хорошо. На самом деле спутники Бобу не очень‑ то были и нужны.

Как он и просил перед отлетом из Дамаска, в группу МФ входили военный врач, двое снайперов и двое десантников в полном снаряжении, из которых одному предстояло идти с Бобом.

– У Ахилла будет контейнер, который должен оказаться холодильником для транспортировки полудюжины эмбрионов, – сказал Боб десантнику. – Если я поручу вам вынести его наружу, это будет значить, что там наверняка бомба или яд, и так с ним и надо обращаться – даже если я буду говорить что‑ то иное. Если окажется, что там все‑ таки были эмбрионы, это будет моей ошибкой, и своей жене я объясню это сам. Если я поручу нести контейнер доктору, значит, я уверен, что там эмбрионы, и обращаться с ними надо соответственно.

– А если не будешь точно знать? – спросил Питер.

– Я буду знать, – ответил Боб, – или никому его не дам.

– А почему вам не вынести его самому? – спросил десантник. – Не сказать нам, что делать, когда он уже будет снаружи?

За него ответил Питер:

– Мистер Дельфийски не рассчитывает выйти оттуда живым.

– Относительно вас моя цель состоит в том, – заявил Боб, – чтобы вы все четверо вышли невредимыми. На это не будет шанса, если вы начнете стрелять, по какой бы то ни было причине. Вот почему никто из вас не пойдет с заряженным оружием.

Они посмотрели на него как на психа.

– Безоружным я не пойду, – сказал один из группы.

– Отлично, – ответил Боб, – будет на одного меньше. Он не говорил, что со мной должно быть именно пять человек.

– Строго говоря, – обратился Питер к другому снайперу, – вы не будете безоружным. Просто оружие будет незаряженным. Но к вам будут относиться так, будто у вас есть пули – они же не будут знать, что их нет.

– Я солдат, а не пушечное мясо, – ответил первый и пошел прочь.

– Еще кто‑ нибудь?

Второй снайпер вместо ответа отщелкнул обойму от автомата, разрядил ее и извлек патрон из зарядной камеры.

– Я все равно безоружен, – сказал врач.

– Чтобы нести бомбу, мне заряженный пистолет не нужен, – отозвался десантник.

Сейчас Боб с тонким пластиковым пистолетом двадцать второго калибра за ремнем штанов был единственным в группе обладателем заряженного оружия.

– Кажется, мы готовы, – сказал он.

* * *

В сиянии тропического утра они вошли в ворота восточного сада. Птицы галдели в ветвях, будто старались что‑ то заучить наизусть и все время забывали. Не было видно ни души.

Боб не собирался блуждать в поисках Ахилла. Все равно далеко от ворот он не рассчитывал зайти. Потому через десять шагов он остановился, и его группа с ним.

И стали ждать.

Ждать пришлось недолго. На поляну вышел солдат в форме Гегемонии. Потом еще один, и еще, пока не появился пятый солдат.

Сурьявонг.

Он не подал даже признака, что узнал кого‑ нибудь – смотрел мимо Боба и Питера, будто они для него ничего не значат.

За ними вышел Ахилл, но не отошел далеко от деревьев, чтобы не стать легкой мишенью. Как и было обещано, он нес рефрижераторный контейнер.

– Боб! – улыбнулся он. – Боже мой, как ты вырос!

Боб промолчал.

– А, мы не в шутливом настроении. Что ж, я тоже, на самом деле. Просто для меня такой сентиментальный момент – снова тебя увидеть. Увидеть уже мужчиной. Подумать только, что я знал тебя еще вот таким крохой.

Он протянул контейнер:

– Они здесь, Боб.

– И ты вот так просто мне их отдашь?

– Мне в них совершенно нет толку. На аукцион не поступило предложений.

– Волеску сильно потрудился, чтобы добыть их для тебя, – сказал Боб.

– Разве? Он только подкупил охранника на мои деньги.

– А как ты вообще заставил Волеску себе помогать?

– Он был мне обязан, – объяснил Ахилл. – Я его из тюрьмы вытащил. Наш умненький Гегемон дал мне полномочия освобождать заключенных, преступления которых перестали быть преступлениями. Он не допер, что я отпускаю твоего создателя на свободу.

Ахилл ухмыльнулся Питеру. Тот промолчал.

– Ты хорошо обучил этих людей, Боб. С ними я… как будто снова со своей семьей. Помнишь, там, на улицах?

Боб промолчал.

– Ладно, ты не в настроении болтать, так что забери эмбрионы.

Боб помнил один очень важный факт: Ахиллу не обязательно убивать собственными руками. Ему достаточно, чтобы ты был убит, у него на глазах или нет – не важно.

Боб повернулся к десантнику:

– Не окажете мне любезность вынести это за ворота? Я хотел бы поговорить еще пару минут с Ахиллом.

Охранник подошел к Ахиллу и взял рефрижератор у него из рук.

– Бьющееся? – спросил он.

– Все отлично упаковано и проложено, но играть этой штукой в футбол все же не стоит, – ответил Ахилл.

Всего несколькими шагами десантник вышел за ворота.

– Так о чем ты хотел говорить? – спросил Ахилл.

– Пара вопросов, просто из любопытства.

– Готов слушать. Может быть, даже отвечу.

– Там, в Хайдарабаде. Китайский офицер, который тебя отправил в нокаут, разорвав патовую ситуацию.

– А, так это он ее разорвал?

– Что с ним сталось?

– Точно не знаю. Кажется, через несколько дней его вертолет сбили в бою.

– Ах, жаль, – произнес Боб. – Я хотел его спросить, какое это ощущение – дать тебе по морде.

– Послушай, Боб, мы уже переросли эти детские разборки.

За воротами что‑ то приглушенно бахнуло. Ахилл оглянулся, будто всполошившись:

– Что это?

– Почти наверняка взрыв, – ответил Боб.

– Чего?

– Той бомбы, что ты попытался мне вручить, – пояснил Боб. – Внутри контейнера.

– Я не понимаю, о чем ты… – начал Ахилл, но тут до него дошло, что не имеет смысла притворяться, раз эта штука только что взорвалась. Он вытащил из кармана пульт, пару раз нажал на кнопку. – Черт побери все современные технологии, ничего никогда работать не хочет. – Он посмотрел на Боба и усмехнулся: – Все же видишь, я попытался.

– Так… есть у тебя эмбрионы или нет? – спросил Боб.

– Внутри, в доме.

Боб знал, что это снова ложь. Вчера он решил, что эмбрионы скорее всего сюда и не привозили. Но полезнее было бы притвориться, что он верит Ахиллу. И оставался шанс, что это все же не ложь.

– Покажи.

– Тогда тебе придется войти, – ответил Ахилл.

– О'кей.

– Мы при этом выйдем из‑ под прицела снайперов, которых ты, несомненно, расставил вокруг комплекса, чтобы меня застрелили.

– И окажемся под прицелом тех, кто ждет меня там.

– Боб! Будь разумен. Ты умрешь, как только я захочу, чтобы ты умер.

– Ну, это не совсем так. Ты хотел моей смерти куда чаще, чем мне случалось умирать.

Ахилл усмехнулся:

– Знаешь, что Недотепа говорила перед самым несчастным случаем, когда она упала в Рейн и утонула?

Боб промолчал.

– Она говорила, что я не должен таить против тебя злобу за то, что ты советовал ей меня убить при нашей первой встрече. Он же еще совсем ребенок, говорила она. Он сам не знает, что говорит.

Боб опять промолчал.

– Жаль, что не могу передать тебе последние слова сестры Карлотты, но… сам знаешь, что на войне иногда гибнут гражданские. И без всякого предупреждения.

– Эмбрионы, – напомнил Боб. – Ты говорил, что покажешь мне, где они.

– Ладно тогда, – ответил Ахилл. – Пошли.

Не успел Ахилл повернуться спиной, как врач уставился на Боба и энергично замотал головой.

– Все в порядке, – сказал Боб врачу и второму солдату. – Можете идти. Вы больше не будете нужны.

Ахилл обернулся:

– Ты отпускаешь свой эскорт?

– Кроме Питера. Он настаивал, что останется со мной.

– Я от него такого не слышал. Понимаешь, казалось, будто ему так не терпится отсюда удрать, что я и представить себе не мог, что он захочет вернуться.

– Я пытаюсь понять, как ты сумел одурачить столько народу, – сказал Питер.

– Но тебя я не пытаюсь одурачить, – парировал Ахилл. – Хотя могу понять, что такому, как ты, долго пришлось бы искать по‑ настоящему умелого лжеца, чтобы у него поучиться.

Ахилл со смехом снова повернулся и зашагал к главному офисному зданию.

Питер подошел ближе к Бобу и тихо спросил:

– Ты точно знаешь, что делаешь?

– Я тебе уже говорил: понятия не имею.

В здании их встретила еще дюжина солдат. Каждого из них Боб знал по имени. Но он ничего не сказал, и никто из них не встретил его взгляда и никак не показал, что его знает.

«Что задумал Ахилл? – гадал Боб. – Сначала хотел выпустить меня за ворота с бомбой, так что он не собирался оставлять меня в живых. Сейчас я окружен его солдатами, и он не дает команды стрелять».

Ахилл повернулся к нему лицом.

– Боб, – сказал он. – Я не могу поверить, что ты не организовал чего‑ нибудь, чтобы я мог отсюда выбраться.

– И потому ты попытался меня взорвать?

– Это было, когда я считал, что ты захочешь меня убить, как только будешь думать, что эмбрионы у тебя в руках. Почему ты не попытался?

– Потому что я знал, что их у меня нет.

– Вы с Петрой уже считали их своими детьми? Даже имена подобрали?

– Способа тебе отсюда выбраться нет, Ахилл, потому что нет места, где ты был бы нужен. Единственные люди, которым ты еще мог бы быть полезен, получают сейчас порку от разозленных мусульман. И ты сам постарался, чтобы тебе негде было деваться в космосе, когда сбил тот шаттл.

– Справедливости ради, Боб, тебе стоит вспомнить, что никто вроде бы не знал, что это я. Но пусть мне все‑ таки кто‑ нибудь скажет: почему Питера там не было? Наверное, кто‑ то раскрыл моего информатора.

Боб не стал подтверждать или опровергать. Питер тоже промолчал. Что, если вдруг Ахилл из этой передряги выберется живым? Зачем навлекать его гнев на человека, которому и так досталось?

– Но если вы поймали моего информатора, – продолжал Ахилл, – то за каким чертом Чамраджнагар – или Графф, если это был он, – вообще запустили шаттл? Поймать меня на шалости было так важно, что рискнули шаттлом и его экипажем? Мне это как‑ то очень… лестно. Будто дали Нобелевскую премию как самому устрашающему злодею.

– Я думаю, – сказал Боб, – что эмбрионов у тебя нет. Ты от них избавился, как только получил. Наверное, они уже имплантированы суррогатным матерям.

– Ошибаешься. – Ахилл сунул руку в карман штанов и вытащил маленький контейнер – точно такой, как те, в которых заморозили эмбрионы. – Один я принес, просто чтобы тебе показать. Конечно, он малость оттаял – тепло моего тела и так далее. Как ты думаешь, есть еще время в кого‑ нибудь вставить этого пащенка? Петра уже беременна, так что ее ты не используешь. А, знаю! Мать Питера! Она всегда рада помочь, и она уже привыкла рожать гениев. Лови, Питер!

Он бросил контейнер Питеру, но слишком сильно, и контейнер, миновав протянутую руку, упал на пол. Он не разбился, но покатился и продолжал катиться.

– Ты не собираешься его подбирать? – спросил Ахилл у Боба.

Боб пожал плечами и подошел к уже остановившемуся контейнеру. В нем плескалась полностью растаявшая жидкость.

Боб наступил на него, раздавил, растер ногой.

Ахилл присвистнул:

– Ну и дисциплинка у тебя! Твоим детям самая мелкая шалость не сходит с рук.

Боб зашагал к Ахиллу.

– Ну, Боб, я понимаю, что ты мог на меня разозлиться, но я же никогда не был спортсменом. Скажи, когда мне было научиться играть в мяч? Ты вырос там же, где и я. И не моя вина, если я бросил неточно.

Он все еще говорил с той же едкой иронией, но Боб видел, что сейчас Ахилл испугался. Он ожидал от Боба мольбы или горя – чего‑ нибудь, что выбьет его из равновесия и отдаст Ахиллу контроль над ситуацией. Но сейчас Боб умел смотреть глазами Ахилла, и он понимал: делай то, о чем твой враг не поверит, что ты даже подумал сделать. Просто делай.

Боб полез рукой за спину и вытащил из кобуры пистолет. Направил его на правый глаз Ахилла, потом на левый.

Ахилл сделал два шага назад.

– Ты меня не убьешь, – сказал он. – Ты не знаешь, где эмбрионы.

– Я знаю, что у тебя их нет, – ответил Боб, – и знаю, что не получу их, если тебя не отпущу. А я не отпущу. Поэтому, я думаю, эмбрионы для меня навсегда потеряны. Так почему ты должен жить?

– Сури! – позвал Ахилл. – Ты что, заснул?

Сурьявонг вытащил из ножен длинный нож.

– Это не то, что надо! У него пистолет!

– Стой спокойно, Ахилл, – сказал Боб. – Прими это как мужчина. К тому же, если я промахнусь, ты можешь выжить и остаться до конца дней своих безмозглой оболочкой человека. Право же, чистый и аккуратный финал будет лучше.

Ахилл вытащил из кармана другой флакон.

– Это всерьез, Боб. – Он протянул флакон на ладони. – Одного ты убил, но остались еще четверо.

Боб выбил флакон у него из руки. Тот разбился, упав на пол.

– Ты убиваешь своих детей! – крикнул Ахилл.

– Я тебя знаю, – ответил Боб. – Ты никогда не обещал бы мне то, что мог бы выполнить на деле.

– Сурьявонг! – заорал Ахилл. – Убей его!

– Сэр! – отозвался Сурьявонг.

Это было первое его слово с того момента, как Боб вошел в восточные ворота.

Сурьявонг нагнулся к полу, положил нож на гладкую поверхность и пустил его к Ахиллу. Нож остановился у его ног.

– Что это еще такое? – вопросил Ахилл.

– Предложение одолжить нож, – ответил Сурьявонг.

– Но у него же пистолет! – крикнул Ахилл.

– Я надеюсь, что вы сами решите свои проблемы, – произнес Сурьявонг, – без гибели кого‑ либо из моих людей.

– Убей его! – кричал Ахилл. – Я думал, ты мне друг!

– Я вам с самого начала сказал: я служу Гегемону.

С этими словами Сурьявонг повернулся к Ахиллу спиной.

И его солдаты сделали так же.

Теперь Боб понял, зачем Сурьявонг так старался заслужить доверие Ахилла: чтобы в решающий момент иметь возможность его предать.

Ахилл нервно рассмеялся:

– Ну, брось, Боб. Мы давно друг друга знаем. – Он попятился к стене, попытался опереться на нее, но ноги у него слегка подкашивались, и он начал сползать вниз. – Я тебя знаю, Боб. Ты не можешь хладнокровно убить человека, как бы ни ненавидел его. В тебе этого просто нет.

– Есть.

Боб навел ствол на правый глаз Ахилла и спустил курок. Глаз схлопнулся от вихревого следа влетевшей между веками пули и от уничтожения самого глазного яблока, голова дернулась от удара вошедшей, но не вышедшей пули.

Ахилл рухнул и растянулся на полу. Замертво.

Это не вернуло к жизни ни Недотепу, ни сестру Карлотту, ни всех тех, кого он убил. Страны мира не стали теми, что были до того, как Ахилл сделал из них строительные блоки, разрывая и складывая то, что хотел. Это не закончило войны, которые он начал. Бобу не стало от этого лучше. Нет радости в мести, и очень мало ее – в справедливости.

Но что есть, то есть: Ахилл больше не будет убивать.

Трудно было бы хотеть большего от пистолетика двадцать второго калибра.

Дома

От: YourFresh%Vegetable@Freebie. net

Кому: MyStone%Maiden@Freebie. net

Тема: Возвращайся домой

Он мертв.

Я – нет.

У него их не было.

Мы их найдем так или иначе до моей смерти.

Возвращайся домой. Никто больше не попытается тебя убить.

Петра летела коммерческим рейсом на заказанном месте, по собственному паспорту, под собственным именем.

Дамаск ликовал, потому что был теперь столицей мусульманского мира, объединившегося впервые за две без малого тысячи лет. Лидеры суннитов и шиитов объявляли о признании Халифа, а центром всего был Дамаск.

Но Петру радовало другое. Частично ребенок, созревающий у нее внутри, изменения, которые уже произошли в ее теле. Частично облегчение от снятия смертного приговора, который наложил на нее Ахилл давным‑ давно.

Но в основном это было головокружительное чувство: быть на краю полного поражения – и победить. Волна этой радости захлестывала Петру, когда она шла по проходу самолета, и колени подкосились. Она чуть не упала.

Шедший сзади человек придержал ее за локоть и помог выпрямиться.

– Вам нехорошо? – спросил он.

– Нет, я просто чуть беременна, – ответила она.

– Вам тогда надо бросить падать, пока ребенок не стал слишком большой.

Она засмеялась и сказала спасибо, потом закинула сумку на багажную полку над головой – спасибо, не надо, сама справлюсь, – и села на свое место.

С одной стороны, грустно было лететь одной, без мужа.

С другой стороны, весело было лететь домой, к нему.

Он встретил ее в аэропорту и приветствовал могучим объятием. Какие у него длинные руки. Он за эти несколько дней еще вырос?

Об этом ей думать не хотелось.

– Я слышала, ты спас мир, – сказала она, когда Боб ее отпустил.

– Не верь ты этим слухам.

– Мой герой.

– Я предпочел бы быть твоим любовником.

– Мой гигант.

В ответ он снова ее обнял и откинулся назад, оторвав Петру от земли. Она засмеялась, а он закружил ее вокруг себя, как ребенка.

Так делал ее отец, когда она была маленькой.

Так он никогда не сделает с их детьми.

– Отчего ты плачешь?

– Я не плачу, – ответила Петра, – просто у меня слезы на глазах. И вовсе я не плачу, это от радости, что я тебя вижу.

– Ты рада оказаться там, где деревья растут сами по себе, без посадки и орошения.

Через несколько минут они вышли из аэропорта, и выяснилось, что Боб прав, она действительно была рада оказаться не в пустыне. За годы, проведенные в Риберао, Петра поняла, что ее притягивает пышная природа. Ей надо было, чтобы земля вокруг жила, чтобы все зеленело, фотосинтез шел прямо на глазах у всех без всякой стеснительности. Растения едят солнце и пьют дождь.

– Хорошо дома, – сказала Петра.

– И я теперь тоже дома, – ответил Боб.

– Ты же здесь уже был.

– Да, но тебя здесь не было.

Она вздохнула и прильнула к нему на секунду.

Потом они сели в первое же такси.

Конечно, они поехали в комплекс Гегемонии, но не в свой дом – если только они еще могли считать его своим, поскольку отдали его, когда ушли со службы Гегемона тогда, на Филиппинах, – но прямо в офис Гегемона.

Питер ждал их там, и с ним Графф и Виггины. Объятия сменялись поцелуями, рукопожатиями и снова объятиями.

Питер рассказал Петре, что случилось в космосе. Потом Петру заставили рассказать о Дамаске, хотя она возражала, что ничего там особенного – просто город счастлив победой.

– Война еще не окончена, – заметил Питер.

– Зато они полны мусульманского единства, – ответила Петра.

– А дальше, – предположил Графф, – снова объединятся христиане и иудеи. В конце концов единственное, в чем они расходятся, это вопрос об Иисусе.

– Неплохо будет, – сказала Тереза, – если в мире будет меньше расколов.

– Боюсь, чтобы добиться этого, надо будет создать куда больше расколов, – возразил Джон Пол.

– Я сказала, что в Дамаске люди очень рады, а не что я думаю, будто это так и следует, – сказала Петра. – Есть признаки и грядущих бед. Один имам проповедует, что Индия и Пакистан снова должны объединиться под властью общего правительства.

– Мусульманского, конечно, – заметил Питер.

– Если им понравилось, что Вирломи сделала с китайцами, – сказал Боб, – их должно привести в восторг, на что она подвигнет индийцев для освобождения от Пакистана.

– А Питера вот что приведет в восторг, – добавила Петра. – Один иракский политик произнес в Багдаде речь, в которой недвусмысленно заявил: «В мире, где Аллах избрал Халифа, зачем нам нужен Гегемон? »

Все рассмеялись, но потом посерьезнели.

– Может, он и прав, – произнес Питер. – Может быть, когда кончится война, Халиф и станет Гегемоном – фактически, если не по названию. И что в этом плохого? Цель была – объединить мир без войн. Я вызвался это делать, но если кто‑ то другой достигнет этой цели, я не стану воевать, чтобы отобрать у него эту работу.

Тереза взяла его за руку, а Графф тихо засмеялся.

– Продолжай так говорить, и я пойму, почему все эти годы тебя поддерживал.

– Халиф не собирается заменять Гегемона, – сказал Боб, – или устранять в нем потребность.

– Да? – спросил Питер.

– Потому что ни один лидер не может привести свой народ туда, куда народ идти не хочет.

– Его народ хочет, чтобы он правил миром.

– Для этого ему нужно, чтобы весь мир был доволен его правлением, – пояснил Боб. – А можно ли сделать так, чтобы немусульманский мир был доволен, а ортодоксальные мусульмане не были этим крайне недовольны? На это напоролись китайцы в Индии. Можно проглотить страну, но она заставит тебя выблевать ее обратно. Извини, Петра.

– Так ваш друг Алаи это понимает и не пытается править немусульманским миром?

– У нашего друга Алаи с этим пониманием все в порядке, – сказала Петра. – Вопрос в том, как с ним у Халифа.

– Надеюсь, – предположил Графф, – мы не будем вспоминать этот день как начало следующей войны.

– Я только что сказал, – заговорил Питер, – что война еще не окончена.

– Обе передовые китайские армии в Индии окружены, и кольцо сжимается, – сказал Графф. – И вряд ли они будут защищаться, как в Сталинграде. Тюркские армии дошли до Хуанхэ, а Тибет только что объявил о своей независимости и начал истреблять китайские войска. Индонезийцы и арабы неуловимы и серьезно мешают на внутренних коммуникациях Китая. Когда китайцы сообразят, что не стоит зря гробить людей в безнадежном положении, – это только вопрос времени.

– Много солдат должно погибнуть, пока до любого правительства это дойдет, – заметила Тереза.

– Мать всегда была оптимисткой, – сказал Питер, и все снова засмеялись.

Наконец настала очередь Петры услышать, что происходило в городке Гегемонии. Почти все рассказал Питер, потому что Боб старался пропустить все детали и изложить конец.

– И вы думаете, Ахилл действительно верил, что по его приказу Сурьявонг убьет Боба? – спросила Петра.

– Я думаю, – ответил Боб, – что Сурьявонг ему это обещал.

– Ты считаешь, он собирался так поступить, но передумал?

– Я считаю, что Сури планировал эту минуту с самого начала. Он сделался для Ахилла незаменимым. Он завоевал его доверие. Ценой того, что утратил доверие всех прочих.

– Кроме твоего.

– Ну, понимаешь, я знаю Сури. Даже хотя никто никого не может знать – не надо бить меня моими же словами, Петра.

– Я этого не делала!

– Я вошел на территорию комплекса без плана и имел только один козырь. Я знал две вещи, которых не знал Ахилл. Первое – что Сури никогда не пошел бы на службу к такому, как Ахилл, и потому если кажется, что он это сделал, значит, он лжет. И кое‑ что я знал о себе. Я знал, что могу на самом деле хладнокровно убить человека, если это требуется, чтобы обезопасить мою жену и детей.

– Да, – произнес Питер. – Мне кажется, он в это просто не верил до самого конца.

– Это не было хладнокровно, – сказала Тереза.

– Было, – ответил Боб.

– Было, – поддержал его Питер. – Это был правильный поступок, Боб сознательно на него пошел, и совершил его. Не приводя себя для этого в ярость.

– Так поступают герои, – сказала Петра. – Делают то, что необходимо для блага своего народа.

– Раз начались такие слова, как «герой», – недовольно сказал Боб, – значит, пора домой идти.

– Уже? – спросила Тереза. – Петра же только что приехала. И я ей должна рассказать все страшные истории о всех моих родах. Это мой долг по отношению к будущей матери. Это традиция.

– Не беспокойтесь, миссис Виггин, я буду ее привозить раз в несколько дней. Это не так уж далеко.

– Привозить? – удивилась Петра.

– Мы же уволились со службы Гегемона, помнишь? Мы работали на него, только чтобы иметь легальный предлог для войны с Ахиллом и китайцами, так что здесь нам теперь делать нечего. Пенсия Боевой школы нас отлично обеспечивает. Так что жить в Риберао‑ Прето нам незачем.

– А мне тут нравится.

– Так‑ так, семейная сцена, – заметил Джон Пол.

– Это только потому, что ты еще не бывала в Араракваре. Там лучше для детей.

– Знаю я Арараквару, – ответила Петра. – Ты там жил с сестрой Карлоттой.

– Мы с ней жили повсюду. Но там хорошо растить детей.

– Ты – грек, я – армянка. Конечно, наши дети должны с детства говорить по‑ португальски.

Дом, который снял Боб, был невелик, но в нем была вторая спальня для малыша, прекрасный небольшой сад и обезьянки, которые жили на деревьях соседнего сада. Петра представила себе, как ее мальчик или девочка будут выходить играть и слушать трескотню обезьян и радоваться их играм.

– Но здесь же нет мебели! – сказала Петра.

– Я знал, что рискую жизнью, выбирая дом без тебя, – ответил Боб. – Поэтому мебель будешь выбирать ты.

– Ну, хорошо же, – сказала Петра. – Ты у меня будешь спать в спальне с розовыми оборками.

– А ты там будешь со мной спать?

– Конечно.

– Если для этого нужны розовые оборки, они меня вполне устраивают.

Питер, будучи абсолютно несентиментальным, не видел необходимости устраивать похороны Ахилла. Но Боб настоял хотя бы на отпевании над могилой и заплатил за надгробный памятник. Под именем «Ахилл де Фландрес», годом рождения и датой смерти была надпись:

Рожденный калекой в теле и духе,

Он переменил лицо мира.

Среди растерзанных им сердец,

Среди безвременно оборванных им жизней

Было его сердце

И его жизнь.

Да обретет он мир.

На кладбище Риберао‑ Прето собралась маленькая группа. Боб и Петра, Виггины, Питер. Графф улетел обратно в космос. Сурьявонг увел свою маленькую армию в Таиланд – помогать родине освобождаться от агрессора и восстанавливать себя.

Никто не нашел, что сказать над могилой Ахилла. Никто не мог притвориться, будто не рад его смерти. Боб прочел написанную им надпись, и все согласились, что по отношению к Ахиллу это не только справедливо, но и великодушно.

И только у Питера нашлось что произнести над гробом от всего сердца.

– Неужели здесь только я один в этом лежащем в гробу человеке вижу что‑ то от себя?

Никто не ответил ему ни да, ни нет.

Еще несколько кровавых недель – и война закончилась. Если бы китайцы приняли условия, предложенные им Халифом с самого начала, они бы потеряли только новые завоевания плюс Синьцзян и Тибет. Но они ждали, пока пал Кантон, осажден оказался Шанхай и тюркские войска стали окружать Пекин.

И когда Халиф начертил новую карту, провинция Внутренняя Монголия отошла к государству Монголия, Маньчжурия и Тайвань получили независимость. И Китай вынужден был гарантировать безопасность миссионерам. Дверь для мусульманского прозелитизма была открыта.

Китайское правительство тут же пало. Новое правительство отказалось признавать условия прекращения огня, и Халиф объявил чрезвычайное положение до новых выборов.

А где‑ то в холмистой местности на самом востоке Индии богиня моста жила среди своих почитателей, выжидая, вглядываясь, будет ли Индия свободной или просто сменила одну тиранию на другую.

После войны, когда индийцы, тайцы, вьетнамцы, бирманцы, камбоджийцы и лаосцы искали своих угнанных родных на землях бывшего завоевателя, Боб и Петра тоже изо всех сил и всего своего компьютерного искусства искали в сетях какой‑ нибудь след того, что сделали Волеску и Ахилл с их потерянными детьми.

Благодарности

Создавая продолжение к «Тени Эндера» и «Тени Гегемона», я встретился с двумя новыми проблемами. Во‑ первых, расширяя роль некоторых второстепенных персонажей ранних книг, я серьезно рисковал придать им такие черты или такое прошлое, которые противоречили бы давно забытым подробностям предыдущих книг. Чтобы всеми силами этого избежать, я воспользовался помощью двух интернетовских коллективов.

На сайте http: //www. piloticweb. net есть временной график всех событий книг «Игра Эндера» и «Тень Эндера», что оказалось для меня неоценимой помощью. Его создал Натан М. Тейлор при участии Адама Спикерманна.

На моем собственном сайте http: //www. hatrack. com я поместил первые пять глав рукописи нового романа в надежде, что читатели, познакомившиеся с предыдущими книгами серии позже меня, смогут выловить несоответствия и другие ошибки. И коллектив посетителей сайта меня не разочаровал. Среди всех ответов (авторов которых я искренне благодарю) особо полезными оказались предложения от Кейко А. Хон («accio»), Джастина Пуллена, Криса Бриджеса и Джоша Гальвеца («Zevlag»), Дэвида Теймана («Taalcon»), Элисон Пернелл («Eaquae Legit»), Викки Норрис («CKDexter‑ Haven»), Майкла Слоуна («Papa Moose») и Оливера Уитстендли.

Кроме того, в работе над книгой глава за главой мне помогала моя обычная группа первых читателей – Филипп и Эрин Абшеры, Кэтрин X. Кидд и мой сын Джеффри. Моя жена Кристина А. Кард читала страницы, еще горячие от тепла принтера. Без их помощи я бы никогда не справился с работой.

Вторая проблема, которая возникла в связи с романом, – та, что писал я его во время войны США и их союзников с Аль‑ Каидой и Талибаном в Афганистане. Поскольку в «Театре теней» я должен был показать будущие отношения между исламским миром и Западом, а также между Израилем и его исламскими соседями, мне пришлось строить прогнозы о том, каким образом текущая ситуация, исполненная взаимной ненависти, может разрешиться в будущем. Поскольку я очень всерьез воспринимаю свою ответственность перед странами и народами, о которых пишу, то во многом на мое понимание причин современной ситуации оказала книга Бернарда Льюиса «Что пошло не так? Воздействие Запада и реакция Ближнего Востока».

Моя книга посвящена родителям моей жены. Помимо того, что очень много радости и мира в нашей с Кристиной жизни происходит от хороших отношений с моими и ее родителями, я еще и в долгу перед Джеймсом Б. Алленом за превосходную его работу как историка, но более всего за то, что он научил меня подходить к истории без страха, идти туда, куда ведут факты, не считать людей прошлого ни ангелами, ни дьяволами. Он научил меня изменять взгляд на мир, когда это необходимо, но никогда не отбрасывать небрежно старые понятия, если они остаются ценными.

Моим помощникам Кэтлин Беллами и Скотту Аллену я должен больше, чем им плачу. А дети, Джеффри, Эмили и Зина, моя жена Кристина – ради этих людей стоит жить каждый день.

[1] Игра в мяч, распространенная в Испании и странах Латинской Америки.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 9 10 11 1213