Часть первая 11 страница

Встретив взгляд Джонни, он зажмурился. На миг ему показалось, что на него с выражением почти нечеловеческой боли смотрят десятки глаз.

– Касл-Рок? Опять убийство?

– Да. Утром в городском парке нашли тело маленькой девочки. Ужасная история, просто в голове не укладывается. Пошла в библиотеку за книжкой. Туда надо идти через парк. В библиотеке она побывала, но обратно уже не вернулась… Джонни, что с тобой? На тебе лица нет.

– Сколько ей было?

– Только-только исполнилось девять, – сказал Герберт. – Моя бы воля, я бы того, кто это сделал, за… подвесил.

– Девять лет, – произнес Джонни и тяжело опустился на стул. – О господи.

– Сынок, тебе что, плохо? Вон какой белый.

– Все нормально. Включай телевизор.

На экране появился Джон Чанселлор с дневным уловом новостей: борьба за власть (избирательная кампания Фреда Харриса идет вяловато), правительственные постановления (американским городам, по словам президента Форда, недостает реализма в решении бюджетных вопросов), сообщения из-за рубежа (общенациональная забастовка во Франции), биржевые новости (играют на повышение) и, наконец, информация «для души» – о мальчике, который при церебральном параличе сумел откормить корову весом в четыре центнера.

– Может, решили не давать, – сказал Герберт.

Но после рекламной перебивки Чанселлор объявил:

– Жители небольшого городка на западе штата Мэн проведут сегодня бессонную ночь. Речь идет о Касл-Роке, где за последние пять лет совершено пять чудовищных убийств – изнасилованы и удушены лица женского пола в возрасте от четырнадцати лет до семидесяти одного года. Сегодня здесь произошло шестое убийство, жертвой стала девятилетняя девочка. Подробности из Касл-Рока сообщит Кэтрин Маккин.

А вот и она, точно фея из сказки, оказавшаяся на подмостках жизни. Кэтрин стояла напротив здания городского управления. Первые хлопья снега, предвестники близкой метели, ложились ей на пальто и светлые волосы.

– В этом небольшом фабричном городке Новой Англии царит атмосфера нарастающей истерии, – начала она. – Население Касл-Рока уже давно живет в тревоге из-за неизвестного, которого местная пресса окрестила «душителем из Касл-Рока», или иначе – «ноябрьским убийцей». Тревога сменилась настоящим ужасом – это слово никому здесь не кажется чересчур сильным – после того, как сегодня днем в городском парке было обнаружено тело Мэри Кэт Хендрасен. Это произошло недалеко от эстрады, где когда-то нашли труп официантки Альмы Фречет, первой жертвы «ноябрьского убийцы».

Последовала панорама городского парка, который сквозь пелену разыгравшейся метели казался мрачным и безжизненным. Затем показали школьную фотографию улыбающейся Мэри Кэт Хендрасен с широкими металлическими скобками на зубах. Красивые белокурые локоны. Платье цвета электрик. Наверное, это ее самое лучшее платье, с горечью подумал Джонни. Мама нарядила дочку, чтобы она хорошо выглядела на школьной фотографии.

Репортаж продолжался – теперь телезрителям напоминали историю предыдущих убийств, – но Джонни уже набирал номер. Он с трудом крутил диск, в голове у него шумело.

Из гостиной вышел Герберт и с недоумением посмотрел на сына.

– Кому это ты?

Джонни остановил его жестом, прислушиваясь к гудкам. На другом конце провода сняли трубку:

– Графство Касл, управление шерифа.

– Будьте добры шерифа Баннермана.

– Кто его спрашивает?

– Джон Смит из Паунала.

– Подождите, пожалуйста.

Джонни повернулся к экрану и увидел Баннермана таким, каким он был сегодня днем – в меховой куртке с капюшоном и шерифской нашивкой на рукаве. Ему было явно не по себе, хотя он довольно стойко отбивался от наседавших на него репортеров. Баннерман оказался широкоплечим мужчиной с высоким лбом и темными вьющимися волосами. Очки без оправы придавали ему довольно странный вид.

– Мы прорабатываем разные версии, – сказал Баннерман с экрана.

– Алло. Мистер Смит? – раздался в трубке голос шерифа.

Опять это странное чувство раздвоенности. Баннерман находился в двух местах сразу. В двух временах, если на то пошло. На миг у Джонни все поплыло перед глазами. Не дай бог пережить такое. Словно ты на ярмарке и катаешься на подвесной карусели или съезжаешь с русских горок.

– Мистер Смит? Вы меня слышите?

– Да, слышу. – Джонни проглотил комок в горле. – Я передумал.

– Молодчина! Чертовски раз это слышать.

– Только не знаю, сумею ли я вам помочь.

– Понятно. Что поделаешь, волков бояться – в лес не ходить. – Баннерман откашлялся. – Меня с позором выставят из города, если узнают, до чего я докатился: обращаюсь за помощью к ясновидящему.

Джонни слабо улыбнулся.

– Добавьте: опозоренному.

– Вы знаете заведение «У Джона» в Бриджтоне?

– Найду.

– Давайте встретимся там в восемь?

– Что ж, можно.

– Спасибо, мистер Смит.

– Не за что.

Джонни положил трубку. Герберт пристально смотрел на сына. В гостиной светился экран, мелькали заголовки местных новостей.

– Он что, звонил тебе?

– Да. Сэм Вейзак сказал ему, что я, возможно, сумею помочь.

– А сам ты как думаешь?

– Не знаю, – ответил Джонни, но голова немного отпустила.

Он опоздал на пятнадцать минут. Ресторанчик «У Джона» был, похоже, единственным заведением на Главной улице в Бриджтоне, которое еще не закрылось. Снегоочистители не успевали убирать сугробы, на дороге в нескольких местах образовались заносы. Завывал ветер, на перекрестке двух автострад, 302-й и 117-й, раскачивался светофор-мигалка. У входа в ресторан стояла полицейская патрульная машина с золоченой надписью на дверце: «Шериф графства Касл». Джонни поставил свою машину рядом и вошел в ресторан.

Баннерман сидел за столиком, перед ним была чашка кофе и порция «чили»^{^[12]}. Телевизор ввел Джонни в заблуждение. Баннерман оказался не просто крупным мужчиной, а настоящим гигантом. Джонни подошел к нему и представился.

Баннерман встал и пожал протянутую руку. При виде бледного, измученного Джонни, утопавшего в просторной куртке, он подумал: Этот парень болен. Долго он не протянет. Только пронзительно голубые глаза Джонни были удивительно живыми – они смотрели на Банермана в упор с острым, нескрываемым любопытством. Когда Джонни пожимал руку шерифа, тот испытал странное ощущение; позднее он назовет его выкачиванием. Потом это ощущение прошло.

– Рад, что вы приехали, – сказал Баннерман. – Кофе?

– Спасибо.

– Хотите «чили»? У них тут потрясное «чили». Мне, конечно, не стоило бы его есть из-за язвы, но не могу удержаться. – Он заметил удивление на лице Джонни и улыбнулся. – Я понимаю, такой с виду здоровяк – и вдруг язва. Не вяжется, да?

– От болезни никто не застрахован.

– А вы, черт побери, молодец, – сказал Баннерман. – Почему вы все-таки передумали?

– Из-за сообщения в теленовостях. О девочке. Вы уверены, что это тот самый тип?

– Он. Тот же почерк. И группа спермы.

В ожидании официантки Баннерман разглядывал Джонни.

– Вам кофе? – спросила официантка.

– Чай, – сказал Джонни.

– И порцию «чили», – добавил Баннерман. Когда официантка ушла, он продолжал: – Доктор говорит, что, взяв в руки вещь, вы иногда можете определить, откуда она, кто ее владелец и все такое прочее.

– Бывает, – улыбнулся Джонни, – например, я всего лишь пожал вам руку, а уже знаю, что у вас есть ирландский сеттер по кличке Рыжий. Знаю, что он стар, начал слепнуть и вы подумываете, не усыпить ли его, только не знаете, как объяснить это дочке.

Баннерман уронил вилку в «чили» – шлеп! – и с разинутым ртом уставился на Джонни.

– Ну и ну, – сказал он. – И вы это из меня сейчас вытянули? Только что?

Джонни кивнул.

Баннерман пробормотал, покачивая головой:

– Одно дело, когда тебе рассказывают о чем-то таком, и совсем другое… и вас это не выматывает?

Джонни удивленно посмотрел на Баннермана. Никто прежде не задавал ему такого вопроса.

– Вы правы. Выматывает.

– Да как же вы узнали? Ну дела!

– Послушайте, шериф…

– Джордж. Просто Джордж.

– Ладно, тогда и меня зовите Джонни, просто Джонни. Так вот, Джордж, того, что я не знаю о вас, хватит на пять томов. Я не знаю, откуда вы родом, где окончили полицейскую школу, кто ваши друзья, где вы живете. Я знаю, что у вас есть маленькая дочка, ее зовут вроде бы Кэти, но немного иначе. Я не знаю, ни чем вы занимались на прошлой неделе, ни какое пиво предпочитаете, ни какую телепередачу любите большие всего.

– Мою дочку зовут Катрина, – тихо произнес Баннерман. – Ей, кстати, девять лет. Мэри Кэт была ее одноклассницей.

– Я хочу сказать, что мои… мои способности в общем-то ограничены. Из-за мертвой зоны.

– Какой мертвой зоны?

– Откуда как бы не доходят некоторые сигналы, – пояснил Джонни. – Я совсем не улавливаю названия улиц и адреса. С цифрами тоже сложно, хотя иногда я могу их назвать. – Официантка принесла Джонни чай и «чили». Он попробовал «чили» и одобрительно кивнул Баннерману. – Вы правы, вкусно. Особенно в такой вечер.

– Наваливайтесь, – сказал Баннерман. – Настоящее «чили» – моя слабость. Но уже после первой ложки язва закатывает мне жуткую истерику. А я ей говорю: иди ты знаешь куда… И давай наворачивать.

Они замолчали. Джонни принялся за «чили», а Баннерман с любопытством разглядывал его. Смит мог, конечно, узнать заранее, что у него есть пес по кличке Рыжий. Джонни мог также разузнать, что Рыжий стар и почти ослеп. Пойдем дальше: если ему было известно имя дочки, он запросто мог ввернуть эту фразочку: «…ее зовут вроде бы Кэти, но немного иначе», чтобы изобразить некоторую неуверенность. Но зачем? И откуда возникло это цепенящее, ни на что не похожее ощущение, когда Смит пожал ему руку? Если тут и надувательство, то очень высокого класса.

Ветер завыл сильнее, сотрясая легкое строеньице. Снег залепил окна кегельбана на противоположной стороне улицы.

– Слышите, что творится? – сказал Баннерман. – Теперь до утра не утихнет. А еще говорят, зимы стали не такие суровые.

– Вам удалось что-нибудь найти? – спросил Джонни. – Какие-нибудь вещи этого типа?

– Может быть, и удастся, – сказал Баннерман и сам же с сомнением покачал головой. – Надежда слабая.

– Но почему?

Баннерман рассказал все по порядку. Начальную школу и библиотеку разделяет городской парк. Когда ученик идет в библиотеку, учитель дает бланк, а библиотекарь делает в нем соответствующую отметку. Примерно посередине парка есть неглубокая ложбинка. На западной ее стороне расположена эстрада. В самой ложбинке – десятка два скамеек, сюда приходят послушать джазовые концерты или поговорить о футбольных баталиях.

– Мы предполагаем, что преступник сидел на скамейке и ждал, когда какая-нибудь девочка пройдет мимо одна. Со стороны входа и выхода из парка видеть его не могли. Дорожка тянется по северному склону, недалеко от скамеек. – Баннерман со вздохом покачал головой. – Как назло, первая женщина, Фречет, была убита там же, только на эстраде. Представляю, какие на меня посыплются шишки на собрании избирателей в марте, если я вообще продержусь до марта. Я, конечно, могу показать свою докладную записку с просьбой выделить людей для патрулирования парка в период школьных занятий. Когда я писал ее, скажу честно, я меньше всего думал об этом убийстве. В самом страшном сне я не мог представить, что он вторично придет на то же место.

– И что же, вашу просьбу не поддержали?

– Не нашлось средств, – сказал Баннерман. – Разумеется, начальство постарается переложить вину на городское управление, там, как водится, свалят все на меня, а трава на могиле Мэри Кэт Хендрасен будет расти и… – Тут он остановился и опустил голову – вероятно, не в силах был продолжать. Джонни сочувственно смотрел на него. – Правда, не уверен, что это помогло бы, – заговорил Баннерман уже более сдержанно. – Как правило, на патрулирование мы отряжаем женщин, а этому кобелине, за которым мы охотимся, похоже, наплевать, какого они возраста.

– Итак, вы считаете, что он ждал на скамейке?

Баннерман подтвердил. Возле скамейки нашли дюжину свежих окурков и еще четыре, вместе с пустой пачкой, за эстрадой. К сожалению, преступник курил «Мальборо» – вторую или третью по распространенности марку сигарет. Целлофановую обертку послали на экспертизу, но отпечатков пальцев не обнаружили.

– Ни одного отпечатка? – удивился Джонни. – Странно!

– Почему?

– Ну убийца, само собой, был в перчатках, даже если и не думал о том, чтобы не оставить следов, просто из-за холода… Но ведь продавец…

– А вы неплохо соображаете в нашем деле, – усмехнулся Баннерман. – Но сразу видно, что вы не курите.

– Верно, – сказал Джонни. – Когда я работал в школе, выкуривал в день несколько сигарет, но после катастрофы бросил.

– Пачку держат в нагрудном кармане. Достал, вынул сигарету, положил пачку обратно. Если я в перчатках, то новых следов на целлофане уже не будет, а старые затрутся. Понимаете? И потом, Джонни, вы упустили из виду еще одно обстоятельство. Знаете, какое?

Джонни подумал и сказал:

– Возможно, пачку просто вытряхнули из блока. А блоки заклеивает машина.

– Вот именно, – сказал Баннерман. – Вы действительно хорошо соображаете.

– А чье торговое клеймо стояло на пачке?

– Штата Мэн, – сказал Баннерман.

– Значит, если убийца и владелец сигарет – одно лицо… – в задумчивости произнес Джонни.

– Конечно, теоретически возможен другой вариант. – Баннерман пожал плечами. – Но я попробовал представить себе – кто еще стал бы холодным зимним утром так долго сидеть на скамейке городского парка? Ведь он успел выкурить двенадцать или шестнадцать сигарет.

– И никто из детей его не видел? – Джонни отпил чаю.

– Нет, – сказал Баннерман. – Я говорил со всеми, кто ходил в библиотеку сегодня утром.

– Это еще более странно, чем отсутствие отпечатков на пачке. Вы не находите?

– Не так странно, как страшно. Вообразите, он сидит и ждет, когда появится ребенок… девочка… Если ребенок не один, ему это слышно издали. И всякий раз он прячется за эстрадой.

– А следы? – сказал Джонни.

– Какие там следы! Утром еще не было снега. Земля промерзла. И вот этот псих, которого надо бы кастрировать и накормить собственным дерьмом, скрывается за эстрадой. Около восьми пятидесяти появляются Питер Харрингтон и Мелисса Логгинс. Занятия в школе начались минут двадцать назад. Когда дети скрываются из виду, он снова возвращается на свою скамейку. В девять пятнадцать он снова прячется за эстрадой. На этот раз идут две девочки: Сьюзен Флархети и Катрина Баннерман.

Рука Джонни упала, кружка стукнула об стол. Баннерман, сняв очки, усердно тер стекла.

– Ваша дочь тоже проходила мимо того места? О господи!

Баннерман снова надел очки. Лицо его стало жестким и бледным от гнева. И от страха, подумал Джонни. Но не перед избирателями, которые могут прокатить его на выборах, и не перед газетой «Юнион лидер», где могут еще раз проехаться по адресу туповатых полицейских штата Мэн, а из-за того, что случись его дочке пойти сегодня утром одной в библиотеку…

– И моя дочь тоже, – тихо подтвердил Баннерман. – Она, по-видимому, прошла в каких-нибудь двадцати метрах от этого… этого животного. Теперь вы понимаете, каково мне?

– Могу себе представить, – сказал Джонни.

– Не уверен. У меня такое чувство, словно ступил ногой в пустую шахту лифта. Или передал кому-то за столом грибы, а они оказались ядовитыми, и человек умер. Меня будто вываляли в грязи. В дерьме. Не знаю, может, поэтому я и решил позвонить вам. Сейчас я готов на все, только бы взять этого типа. На все.

За окном из снежной пелены, словно какое-то чудовище из фильма ужасов, вдруг выползла гигантская оранжевая снегоочистительная машина. Машина остановилась, на землю соскочили двое. Они пересекли дорогу, вошли в ресторан и направились к стойке. Джонни допил чай. Аппетит у него совсем пропал.

– Так вот, преступник опять садится на скамейку, – продолжал Баннерман, – но ненадолго. Приблизительно в девять двадцать пять он слышит, как возвращаются из библиотеки Харрингтон и Логгинс. Он снова укрывается за эстрадой. Приблизительно в девять двадцать пять, потому что пометку в бланке библиотекарь сделал в девять восемнадцать. В девять сорок пять в библиотеку прошли мальчики из пятого класса. Один из них вроде бы видел какого-то типа за эстрадой. Вот и весь портрет преступника, которым мы располагаем. «Какой-то тип». Может, разослать это описание, как вы считаете? «Обратите внимание на какого-то типа».

Баннерман хмыкнул.

– В девять пятьдесят пять моя дочь и ее подружка Сьюзен идут обратно. И вот примерно в десять ноль пять появляется Мэри Кэт Хендрасен… одна. Катрина и Сью столкнулись с ней на крыльце школы. Они поздоровались.

– О господи, – пробормотал Джонни и нервно провел рукой по волосам.

– И наконец десять тридцать. Трое пятиклассников возвращаются из библиотеки. Один из них замечает что-то на эстраде. Это Мэри Кэт. Ее ноги оголены и залиты кровью, а лицо… лицо…

– Успокойтесь, – Джонни положил руку ему на плечо.

– Попробуй тут успокойся, – сказал Баннерман. Он словно извинялся. – Ничего подобного я не видел за все восемнадцать лет службы. Он изнасиловал девочку, и уже одного этого хватило бы, чтобы… убить ее… врач, производивший экспертизу, сказал, что он так… понимаете, там такие разрывы… в общем, это бы ее почти наверняка… убило… но ему было мало, и он задушил ее. Задушить девятилетнюю девочку и оставить… оставить в таком виде…

И тут по лицу Баннермана потекли слезы. У стойки два парня из бриджтонской дорожной бригады говорили об играх на кубок. Баннерман опять снял очки и вытер лицо носовым платком. Плечи у него тряслись. Джонни молча ковырял вилкой «чили».

Наконец Баннерман спрятал носовой платок. Глаза его стали красными, лицо без очков казалось каким-то беззащитным.

– Вы уж меня простите, – сказал он. – Тяжелый день выдался.

– Еще бы, – сказал Джонни.

– Знал, что этим кончится, только вот думал: как-нибудь продержусь до дому.

– Слишком долго ждать.

– У вас редкий дар понимать людей. – Баннерман снова надел очки. – И не только понимать. В вас что-то есть. Черт его знает, что именно, но что-то такое есть.

– Какие у вас еще зацепки?

– Да никаких. Верчусь как на сковородке, а полиция штата все раскачивается. Вместе со специальным следователем генеральной прокуратуры и нашим любимчиком из ФБР. Пока что экспертизой установлена группа спермы, но сейчас это нам ничего не дает. Больше всего меня озадачивает отсутствие волос или кожной ткани под ногтями жертв. Он ни разу не обронил ни пуговицы, ни магазинного чека, ровным счетом ничего. К нам тут приехал спец по психам из Огасты – генеральный прокурор расстарался, – так он уверен, что все эти типы рано или поздно выдают себя. Чем не утешение. Особенно если позже… если еще дюжина трупов прибавится.

– Эта пачка из-под сигарет находится у вас?

– Да.

Джонни поднялся.

– Ну так поехали.

– В моей машине?

Джонни прислушался к вою ветра и едва заметно улыбнулся.

– В такой вечер, – сказал он, – совсем не мешает проехаться в компании полицейского.

Метель разбушевалась вовсю, и дорога в Касл-Рок на машине Баннермана отняла полтора часа. В двадцать минут одиннадцатого они вошли в вестибюль городского управления и стали оббивать снег с ботинок.

В коридоре находилось несколько газетчиков, они сидели под отвратительным портретом одного из местных отцов-основателей и рассказывали друг другу о своих вчерашних ночных бдениях. Баннерман и Джонни не успели глазом, моргнуть, как оказались в кольце.

– Шериф, это правда, что в деле наметился сдвиг?

– Мне нечего пока сказать, – устало отозвался Баннерман.

– Говорят, вы посадили под арест кого-то из Оксфорда. Это правда, шериф?

– Нет. Дайте-ка нам, ребята, пройти…

Но они уже переключились на Джонни, и у того упало сердце, когда он узнал двух журналистов, которые были на пресс-конференции в больнице.

– Разрази меня гром! – воскликнул один из них. – Вы случайно не Джон Смит?

– Да, – сказал Джонни. – Он самый.

– Экстрасенс, что ли? – спросил другой.

– Дайте же нам пройти! – повысил голос Баннерман. – Вам что, делать нечего, кроме как…

– Судя по тому, что пишет «Инсайд вью», вы шарлатан, – сказал молодой человек в меховом пальто. – Это правда?

– На это я могу вам ответить только одно: «Инсайд вью» печатает то, что находит нужным, – сказал Джонни. – Слушайте, нам…

– Значит, вы не согласны с тем, что они написали?

– Да мне правда нечего больше сказать.

Не успели они закрыть за собой двери с матовыми стеклами, как газетчики ринулись к двум телефонам-автоматам, висевшим на стене близ дежурки.

– Да-а, вляпались мы, ничего не скажешь, – огорчился Баннерман. – Клянусь богом, мне в голову не могло прийти, что они будут торчать здесь в такую ночь. Надо было провести вас через заднюю дверь.

– Чего уж там, – с горечью отозвался Джонни, – разве вы не знаете, что мы обожаем рекламу? Ради саморекламы мы и подаемся в экстрасенсы.

– Сомневаюсь, – сказал Баннерман. – Во всяком случае, не вы. Н-да, опростоволосились. Теперь ничего не поделаешь.

А Джонни мысленно уже видел газетные заголовки – пикантную добавку к недавно забурлившей похлебке: ШЕРИФ ИЗ КАСЛ-РОКА ПРИВЛЕКАЕТ МЕСТНОГО ЭКСТРАСЕНСА К ДЕЛУ ОБ УДУШЕНИИ. ЯСНОВИДЯЩИЙ ИДЕТ ПО СЛЕДУ «НОЯБРЬСКОГО УБИЙЦЫ». МОЕ ПРИЗНАНИЕ В МОШЕННИЧЕСТВЕ – ФАЛЬШИВКА, – ЗАЯВЛЯЕТ СМИТ.

Перед входом в кабинет сидели два помощника шерифа; один дремал, другой пил кофе и с мрачным видом просматривал донесения.

– Его что, жена из дому выставила? – раздраженно сказал Баннерман, кивая в сторону спящего.

– Только что вернулся из Огасты, – ответил помощник. Это был совсем еще мальчишка, с ввалившимися от усталости глазами. Он с интересом посмотрел на Джонни.

– Джонни Смит. Фрэнк Додд. А этого спящего красавца зовут Роско Фишер.

Джонни кивнул в знак приветствия.

– Роско говорит, что генеральный прокурор затребовал дело, – сказал Додд Баннерману. Вид у полицейского был возмущенно-задиристый и в то же время растерянный. – Хорошенький подарочек к рождеству, правда?

Баннерман слегка потрепал Додда по загривку.

– Не надо так переживать, Фрэнк. И вообще ты чересчур усердствуешь.

– Должно же что-нибудь выплыть из этих донесений… – Додд пожал плечами и постучал пальцем по стопке бумаг. – Ну хоть что-нибудь.

– Иди домой, Фрэнк, отдохни малость. И забери с собой эту спящую красавицу. Не хватало, чтобы кто-то из репортеров щелкнул его сейчас. А наутро в газетах заголовок: «РАССЛЕДОВАНИЕ В КАСЛ-РОКЕ ИДЕТ ПОЛНЫМ ХОДОМ», – и нас всех отправляют мести улицы.

Баннерман провел Джонни в свой кабинет. Стол завален исписанными листами бумаги. На подоконнике – три фотографии: Баннерман, его жена и дочь Катрина. На стене – диплом в аккуратной рамке, а рядом, тоже в рамке, – первая полоса местной газеты «Колл» с сообщением о победе Баннермана на выборах.

– Кофе? – спросил Баннерман, отпирая бюро.

– Нет, спасибо. Лучше еще чаю.

– Миссис Цукерман бережет чай как зеницу ока, – сказал Баннерман. – Каждый день, к сожалению, уносит его домой. Могу предложить тоник, только нам придется еще раз пройти сквозь строй, чтобы добраться до автомата. Хоть бы они разошлись по домам.

– Ничего, я обойдусь.

Баннерман принес небольшой запечатанный конверт.

– Вот, – сказал он и, помедлив, протянул его Джонни.

Джонни взял конверт, но не спешил открывать.

– Надеюсь, вы понимаете – никаких гарантий. Я не могу ничего обещать. Иногда получается, иногда нет.

Баннерман лишь устало передернул плечами и повторил:

– Волков бояться – в лес не ходить.

Джонни вскрыл конверт и вытряхнул на ладонь пустую пачку «Мальборо». Красно-белую пачку. Он держал ее в левой руке и смотрел на стену. Серая стена. Обычная серая стена. Красно-белая пачка. Обычная красно-белая пачка. Он переложил пачку в другую руку, потом пожал ее в обеих ладонях. Он ждал, ждал хоть какого-нибудь видения. Ничего. Он продолжал сжимать пачку, надеясь на чудо, словно забыв, что если образы возникают, то возникают тотчас же.

Наконец Джонни возвратил пачку.

– Увы, – сказал он.

– Не вышло?

– Нет.

Раздался громкий стук в дверь, и показалась голова Роско Фишера. Он выглядел сконфуженным.

– Джордж, мы с Фрэнком идем по домам. Не знаю даже, как это я вырубился.

– Надеюсь, в патрульной машине с тобой этого не случится, – сказал Баннерман. – Передай привет Дине.

– Обязательно.

Фишер бросил взгляд на Джонни и прикрыл дверь.

– Ну что ж, – сказал Баннерман. – Во всяком случае, попробовали. Я отвезу вас…

– Я бы хотел осмотреть парк, – перебил его Джонни.

– Бессмысленно. Там снегу по колено.

– Но вы сможете найти то место?

– Еще бы. Но что это нам даст?

– Не знаю. И все же давайте сходим.

– За нами увяжутся газетчики. Как дважды два четыре.

– Вы говорили, что есть задняя дверь.

– Есть. Аварийный выход. Проникнуть через него в здание можно, но если выбираться этим путем, сработает сигнализация.

Джонни присвистнул.

– Что ж, пусть увязываются.

Несколько секунд Баннерман испытующе смотрел на него и наконец кивнул.

– Идемте.

Как только они вышли из кабинета, репортеры вскочили с мест и окружили их. Джонни вдруг вспомнилась ветхая конура в Дареме, где чудаковатая старуха держала своих колли. Если кто шел мимо с удочкой, собаки выбегали навстречу и нагоняли страху. Они даже и не кусались, просто хватали за ноги.

– Вы знаете, Джонни, кто это?

– Есть идеи?

– Как насчет биотоков, мистер Смит?

– Это вам, шериф, пришла мысль пригласить экстрасенса?

– Шериф Баннерман, об этом знают полиция штата и генеральный прокурор?

– Джонни, вы надеетесь раскрыть это дело?

– Шериф, вы его уже оформили своим помощником?

На ходу застегивая куртку, Баннерман медленно, но решительно пробивал себе дорогу.

– Мне нечего пока сказать. Нечего.

Джонни отмалчивался.

Пока репортеры толпились в вестибюле, Джонни с Баннерманом спустились по заснеженным ступенькам. Они обошли машину шерифа и начали переходить улицу; тут кто-то из репортеров сообразил, что они направляются в городской парк. Несколько человек бросились обратно за верхней одеждой. Те, кто был уже в пальто, гурьбой, галдя, как школьники, скатились вниз по лестнице.

В снежной мгле мелькали огни. Ветер с воем швырял им в лицо хлопья снега.

– Ни черта вы здесь не разглядите, – сказал Баннерман. – Вы… тьфу, пропасть! – Репортер в толстой шубе и нелепом берете налетел на него и едва не сшиб с ног.

– Извините, шериф, – пробормотал он, – забыл галоши. А тут скользко.

Впереди из темноты выплыла желтая нейлоновая веревка, протянутая над землей. На веревке раскачивалась табличка с надписью: ПОЛИЦЕЙСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ.

– Голову вы тоже забыли, – сказал Баннерман. – А ну-ка, осадите все назад! Назад, кому говорю!

– Парк – общественная собственность, шериф, – крикнул кто-то из газетчиков.

– Пусть так, но здесь ведется расследование. Так что стойте лучше за ограждением, не то вам придется провести ночь в кутузке.

Он посветил фонариком, а затем приподнял веревку, чтобы Джонни мог пройти. Они двинулись вниз по склону к заваленным снегом скамейкам. Позади сгрудились репортеры, светя фонариками, так что Джонни и Джордж Баннерман шли как бы в полосе тусклого света.

– Снег прямо в глаза, – сказал Баннерман.

– Все равно пока не на что смотреть, – отозвался Джонни.

– Пока не на что. Я уже говорил Фрэнку, чтобы он снял веревку. Хорошо, у него до этого руки не дошли. Хотите подойти к эстраде?

– Потом. Покажите, где валялись окурки.

Они прошли еще немного, и Баннерман остановился.

– Здесь, – сказал он и осветил выпиравшую снежным горбом скамейку.

Джонни снял перчатки, сунул их в карманы пальто и, опустившись на колени, начал сметать снег с сиденья. Баннермана вновь поразило его лицо – изможденное, бледное. Сейчас он напоминал истового богомольца.

Руки у Джонни озябли, почти онемели. Снег под ладонями таял. Наконец он добрался до выщербленной, рассохшейся древесины. И все вдруг представилось ему отчетливо, будто сквозь увеличительное стекло. Когда-то скамейка была зеленого цвета, но со временем краска облупилась или стерлась. Два ржавых стальных болта скрепляли сиденье со спинкой.

Он сжал сиденье обеими руками, и тут на него нахлынуло что-то необъяснимое – никогда прежде это не ощущалось столь остро, и лишь еще раз с ним случится подобное. Изо всех сил он сжимал скамейку и, наморщив лоб, неотрывно смотрел на нее. Это была…

(Летняя скамейка)

Сколько сотен людей сидело на ней, слушая «Боже, храни Америку», «Звезды и полосы» («Не обижай своих друзей с перепончатыми лапками… у этой утки наверняка есть де-ее-точки…» ) или боевой марш в исполнении касл-рокских «Пантер»? Зеленая листва, легкая осенняя дымка – она будит воспоминания о летящей мякине, о людях, орудующих вилами в тусклых сумерках. Буханье большого барабана. Мягкое звучание золоченых труб и тромбонов. Школьники-оркестранты в униформе…

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒